Часть вторая (Глава 2)

В автобус я поднялся последним. После свежего морозного воздуха мне сразу стало трудно дышать. Конечно, в автобусе было намного теплее, чем на улице, но духота для моей головы противопоказана, в отличии от сквозняка. Однако, выбора у меня не было. Пройдя через весь салон автобуса, я уселся в конце салона, надеясь, что смогу открыть хотя бы форточку. Но не успел я как следует осмотреться, как в автобус вихрем влетела Маленькая Вера и позвала меня по фамилии.
— Макаров, — это ведь Вы, да? Я ничего не путаю? Выходите.
Все сидящие в автобусе повернулись ко мне лицом. Проходя к выходу, я прямо чувствовал каждый взгляд. Было такое ощущение, словно я кинозвезда. Правда, оно быстро прошло, как только я вышел из автобуса.
— Вы же у нас играете немецкого звукооператора? – спросила меня Вера, после чего у меня глаза полезли на лоб от удивления.
— Я? – только и смог произнести я в ответ. Самое забавное в том, что я по-немецки означает да. Я это точно знаю, поскольку изучал немецкий язык в школе. К тому же моя тётушка работала в школе учителем немецкого языка, а ещё раньше переводчиком. Интересно, меня по этому признаку выбрали на роль немецкого звукооператора? Но никто не мог знать об этом, я никому ничего не говорил, у меня никто ничего не спрашивал. На мне была надета футболка, купленная несколько лет назад в Германии, а на ногах немецкие ботинки, купленные здесь, в Питере. Эти атрибуты сыграли свою роль? Не знаю. Пока я думал, почему именно я должен сыграть немецкого звукооператора, Вера быстрым шагом вела меня на съёмочную площадку. Мы поднялись по металлической лестнице в фойе, где Вера передала меня с рук на руки одному из парней, что толпились у входа, ожидая всю группу.
— Вот тебе твой немецкий коллега, покажи ему, как и что, — после чего быстро исчезла в толпе.
— Значит, смотри сюда, — без всяких предисловий стал объяснять мне мой русский коллега. Он был моего роста, лет на двадцать моложе, и всё время смотрел куда-то мимо.
– Вот тебе реквизит, держи. С этими словами парень дал мне в руки длинную полую трубку с большим микрофоном на конце. Я узнал этот агрегат. Их использую для записи живого звука, держа, как правило, над головой говорящего.
— Вот тут, видишь, название фирмы изготовителя, — не обращая на меня никакого внимания, продолжал инструктаж мой собеседник, — поэтому в кадре закрой эту надпись рукой, чтобы её не было видно.
— Без разницы, какой рукой закрывать?
— Абсолютно. Держи, как тебе удобно. И выполняй команды оператора, если такие будут.
— А почему именно я оператора играю, да ещё и немецкого?
— Ну, вообще-то я должен был играть его, — признался парень, и впервые посмотрел мне в глаза, словно извиняясь, — но вчера на съёмку не пришёл тот, кто должен был играть русского звуковика. Поэтому я заменил того, а тебя выбрали, потому что ты по росту подходишь.
Вот оно как оказывается! Оказывается, моя судьба была решена ещё вчера, а я об этом узнаю только сейчас.
— То есть мне по-немецки ничего говорить не надо будет, — на всякий случай уточнил я.
— Нет, не надо. Говорить будет корреспондент. То есть исполнитель роли. Ну, ты сам всё увидишь.
Что я должен был увидеть, несостоявшийся немецкий звуковик не успел сказать. Громкий мужской голос по мегафону позвал всех на улицу, занимать исходный позиции для съёмки.
Куда мне идти, я не знал. Я вообще не знал, что тут будут снимать, но приставать с вопросами мне не хотелось. Когда я очутился на улице, точнее, на крыльце, то глазам моим открылась следующая картина.
Прямо напротив центрального входа, метрах в тридцати, стояла палатка. Чуть впереди её, и левее на металлических козлах стояла камера. Возможно, козлы называются иначе. Но я привык называть такую конструкцию именно так. До тридцати лет я на таких же козлах каждое лето пилил дрова. Только что они у нас были деревянные.
Слева от крыльца, возле скамейки, стояли артисты. Когда я их увидел отдельно ото всех, я сразу узнал некоторых в лицо. Называть их фамилии не буду, это ни к чему. Не стану называть и как зовут по именам их персонажей. Но, поскольку речь идёт о бойцах спецназа, то у каждого их них есть свои позывные. Вот их назвать будет в самый раз.
Итак, возле скамейки стояли, улыбались и переговаривались Бизон, Кот, Опер, Сармат и Ума. У всех было прекрасное настроение, заметно, что работа была им в удовольствие. Если, конечно, съёмку назвать работой. С другой стороны, работой можно назвать всё, что приносит доход. Короче говоря, артисты были готовы и ждали команды мотор. Для этого оставалось расставить по местам статистов.
Возле крыльца расположилась группа журналистов из России. Сам журналист, оператор с камерой и звукооператор, тот самый парень, что меня инструктировал. Значит, где-то должна была находиться немецкая группа, журналист и оператор. Я обнаружил их неподалёку от камеры, чуть правее, если смотреть с крыльца. Вокруг меня в разные стороны быстрым шагом перемещались люди, занятые своими, очевидно очень важными делами. Я не спеша подошёл к мужчине, стоящему с бутафорской камерой в руках.
— Это не Вы, случайно, из немецкой съёмочной группы будете? — задал я идиотский вопрос.
— А Вы звукооператор, как я понял, — ответил мне мужчина, устанавливая камеру на штатив.
— Да, сказали, что только я подхожу на эту должность, — улыбнулся я в ответ.
— Ну, вот стойте тут, дождитесь начала съёмки, дальше всё само пойдёт, — успокоил меня немецкий оператор. Да я особо и не волновался, просто не знал, где именно мне стоять, и куда смотреть.
Всё произошло само собой. Подошла девушка в красной куртке, и показала, в каком месте должна стоять камера немецкой группы. Так же указала место для оператора, и для звукооператора, то есть меня. Я оказался самым крайним, камера стояла где-то рядом за моей спиной. Я её не видел, но буквально чувствовал.
Когда всех расставили по местам и на площадке стало тихо, получилась следующая картина. Близко к камере стояли немцы. Оператор и звукооператор спиной к камере, журналист и его помощница лицом. За немецким журналистом оказалась пустая площадь перед крыльцом здания. На здании сняли вывеску НИИ и повесили другую, содержание которой я не успел прочитать. Сбоку, на крыльце, по правую руку от камеры стояла русская группа журналистов. Она стояла боком к камере, так что не попасть в кадр они не могли. А на скамейке расположились бойцы спецназа, кроме Опера. При этом в руках у каждого было по хот-догу. Я держал в руках микрофон на палке, и, следуя инструкции, ладонью закрывал название фирмы изготовителя.
Громко прозвучала команда «Начали». Русский журналист начал говорить свою речь, но слов издалека было не разобрать. Помощница немецкого журналиста взяла из его рук шапку, которую тот снял, и вышла из кадра. Сам журналист начал говорить на немецком языке, глядя в бутафорскую камеру. Бойцы спецназа начали без всякого удовольствия поедать гамбургеры.
К скамейке подъехала машина чёрного цвета и остановилась. Это был микроавтобус, рассчитанный на двенадцать человек. Прозвучала громкая команда «Стоп». Все говорящие затихли. Гамбургеры перестали жеваться. Одновременно окрылись двери автомобиля. Водительская, и для пассажиров. Из салона вышел Опер и сел на место водителя, а сам водитель сел в салон. Двери захлопнулись.
— Начали! – прогремело над площадкой.
Вот так! Оказывается, даже такую простую вещь, как проехать двадцать метров на машине, в кино выполняет не артист, а его дублёр. Я сразу вспомнил Бельмондо, который все трюки с машинами выполнял сам. Но это было сорок лет назад, во-первых, и это было большое кино, во-вторых. Ну, да ладно! Между Опером и остальными бойцами завязался разговор, после чего Опер сел за руль, а Бизон поднялся на ступеньки крыльца и остановился возле входной двери. Раздалась громкая команда «Стоп».
Площадь коллективно выдохнула. В её центр вышел бородатый мужчина и стал задумчиво прохаживаться вдоль скамейки с сидящими на ней артистами. У меня сложилось впечатление, что артистам всё равно, что происходит. У них есть заранее выученный текст, а всё остальное их не касается. Есть оператор, режиссёр, вот они пусть и придумывают, как сделать так, чтобы на экране постановочные сцены выглядели сценами из реальной жизни. На этом месте мои мысли оборвались, поскольку у бородатого появились свои.
— Позови Веру, скажи, что нужна одна женщина, прохожая, — обратился бородатый к девушке в красной куртке, — пусть та пройдёт за спиной у немца, а то в кадре пустота.
— Вера, срочно женщину прохожую сюда, на площадку, быстро, — мгновенно по рации обратилась девушка к Вере. Только сейчас я заметил, что рации были у многих работников искусства кино, просто до этой минуты ими никто не пользовался.
Вера появилась через минуту, ведя за собой девушку лет двадцати трёх. В руках девушки была сумочка.
— Твоя задача такая. – без предисловий обратилась девушка в красной курточке к девушке с сумочкой, — по моей команде ты с этого места начинаешь движение и заканчиваешь его здесь.
Произносила она эти слова на ходу, наглядно показывая, с какого места надо начать движение, и на каком его закончить.
— В камеру не смотри, только перед собой. Как будто идёшь по своим делам. Всё понятно?
Девушка с сумкой кивнула. Никаких серьёзных задач перед ней не поставили. Зато был шанс попасть крупным планом в кадр.
Все заняли исходные позиции. Для бойцов спецназа принесли новые гамбургеры. От гамбургеров шёл пар. Видимо, их разогревали. Но перед тем, как снимать второй дубль, бородатый обратился персонально ко мне.
— Немецкий звукооператор, шаг назад!
Я машинально отодвинулся, продолжая держать микрофон на вытянутых руках. Секундой спустя прозвучала команда «Начали!».
Заговорили оба журналиста, немецкий и русский. Двинулась машина в сторону крыльца. В этот момент дали отмашку: — Девушка пошла!
Девушка не спеша описала полукруг, точно повторив маршрут, который ей отмерили. Выйдя из кадра, она остановилась, наблюдая за остальными участниками съёмки.
Так же меняли шофёра машины и Опера. Только теперь я хорошо расслышал слова, которые произносили герои сериала. Опер говорил о том, что у него есть план, которым он может со всеми поделиться, и спрашивал, насколько вкусные гамбургеры. Все дружно хвалили качество фастфуда, а Бизон поднимал большой палец правой руки.
Эпизод сняли, после чего в центр снова вышел бородатый. Было ясно, что третьего дубля не избежать. Я посмотрел по сторонам. Слева от меня, на скамейке, сидела уставшая Вера и курила. Я смотрел на неё и думал, что вполне могла бы стать и актрисой. У неё запоминающееся лицо, она могла бы играть и драму, и комедию. Совершенно не важно при этом, есть у неё актёрское образование, или нет. Как я уже говорил, всё дело в режиссёре и постановщике, вместе с оператором они могут сделать кинозвезду из любого исполнителя.
— Давайте так, — разрубил тишину своим голосом бородатый, — немецкая группа в конце сворачивается, и уходит. Вот сюда, направо.
Сюда оказалось той точкой, куда приходила девушка с сумкой. Приготовились к съёмке. Шустрый реквизитор, молодой человек с усиками Людовика в исполнении Олега Табакова, раздал бойцам спецназа свежие гамбургеры. Бизон громко пожаловался, что ему каждый раз дают самый холодный. Было видно, что у него сегодня хорошее настроение. Позже, когда я стал смотреть сериал, то выяснил, что у Бизона всегда хорошее настроение. Впрочем, как и у всех персонажей сериала.
Третий дубль практически не отличался от второго. Только в конце эпизода последовала громкая команда «Немцы пошли!». Я дотронулся левой рукой до плеча оператора и тихо сказал: — Komm Nach Hause Zuruck! После чего первым вышел из кадра, не поворачиваясь к камере лицом.
Сцена была снята. Затем камеру сняли с насиженного места, и стали снимать с руки мелкие, но, но важные детали. Спецназовцы по очереди садились в машину. Их снимали, как всех вместе, так и по одному. Отдельно снимали, как последний, садящийся в машину, закрывает за собой дверь. Последним оказался Сармат. Его снимали отдельно от всех. Последнее действие, которые снимали при мне, это был отъезд машины от крыльца. За рулём сидел, разумеется, профессиональный водитель, а не артист.
Затем у съёмочной группы возник вопрос, а что снимаем дальше? Я слышал, что было предложение снять сцену с квадроциклом. После недолгого обсуждения решили пока не снимать. Хозяин квадроцикла всё это время развлекался поодаль, выписывая круги на снегу. Наконец, прозвучала команда сдать реквизит. Немецкая и русская съёмочные группы потянулись в фойе института. Там уже стояли переодетые в формы полиции парни, с которыми я ждал утром начало съёмок. Реквизит сдавали усатому молодому человеку. Он аккуратно укладывал бутафорию в длинные холщовые мешки. Рядом с ними стояла Маленькая Вера и выдавала честно заработанные деньги тем, кто уже закончил сниматься в эпизоде. Первыми зарплату получила русская группа, потом девушка с сумкой, затем мы, немцы. Заработок составил восемьсот рублей. Никто не спрашивал проездных билетов до Пушкина, как это было обговорено заранее. Вера выдавала всем по тысячной купюре, и получала двести рублей сдачи. У меня двухсот рублей не было, поэтому Вера выдала мне восемь сторублёвых купюр. Я вежливо попрощался с ней и пошёл к выходу.
Конечно, я мог ещё остаться и посмотреть, как будут снимать другие эпизоды, но мне делать этого не захотелось. Можно было сфотографироваться с артистами на память. Но и этого я делать не стал. Всё равно я никого не знаю, а фотографироваться с незнакомыми мне людьми не вижу смысла. Так же, как и брать автографы. Хотя давать их самому уже приходилось.