Миры Атти (Глава 9)

— Вот жеж а…

Карром «плямкнул» губами — за секунду они приклеились друг к дружке.

— Всё потому, что какая-никакая, а цивилизация…

Говорить было ни то что бы неприятно, но произнесенные слова усиливали сухость. И, соответственно, жажду. С другой стороны, сушняк это кайф. Нужно лишь притерпеться к нему.

— Горан рассказывал, что когда был дружинником, их специально кормили сушеной рыбой и не давали пить — бодрит.

Молодой мужчина разговаривал сам с собой. Естественное поведение для космического дальнобойщика. Каким бы ни был разумным автопилот, но разговоры с ним не утешали. Напротив — бесили.

Лучшая профилактика сумасшествия — человеческий голос. Хотя бы и собственный, зато по человечески рассуждающий.

Впрочем, за год на Земле он отвык от межзвездных путешествий. Помнится и не бывал в них один. Рядом с ним всегда была Гео. Ну, или почти всегда…

Его одиночество это не внешние обстоятельства, а внутреннее состояние. Где бы и с кем бы он ни находился, чувствовал себя, как в космосе. — далеко и одиноко. За редким исключением…

Может и не за редким, но отчужденность от людей, как насморк — чуть остынешь и оно возвращается. В смысле — одиночество.

Простудные заболевания не беспокоили Каррома, а вот насморком души он страдал сколько себя помнил, и всё чаще и сильнее с возрастом. Но больше всего пугало то, что разочаровавшись в любви, он не хотел любить.

Может и не пугало, а даже наоборот, ведь космос это не то место, где нужна любовь. Это абсолютно иное, совершенно чуждое человеку пространство. Чтобы нормально обретаться в космосе ты должен быть таким же как он — отстраненным, даже от самого себя.

Ну, да, будь он таким, то не вляпался бы в очередное дерьмо…

— А воду заключенному, да еще с похмелья, почему не предусмотрели, боги?! Если не умеете заботиться о людях, то и не фиг сажать!

Плохая реальность. Криминальная. Зря он связался с этой девицей. Был бы трезвый, этого бы не случилось. Настоящая тюрьма.

А может, опять заглючило?! Как тогда, в той сюрреалистичной комнате, куда его, якобы, запер маленький Ромка, а?

Осмотрев помещение, не найдя ничего похожего на емкость для воды, Карром сделал глотательное движение и зажмурился. В уме вертелось что-то вроде — чур меня, чур…

Открыл глаза, будто и впрямь надеялся на смену обстановки. Те же грозные стены давили на помятую психику…

Через окошко под потолком в замкнутый прямоугольник проникал свет. Влажные пятна в его мутном потоке напоминали мрачные фрески.

Гнилью и нечистотами чадило зловоние. Тлела тишина, словно всё живое давно умерло. И не только живое. Хоть бы ветерок прошуршал…

— О любви распереживался. Тут кое что похуже. Несвобода…

От лежания на твердом ныла спина. Постанывал почти заживший бок.

Поморщившись, Карром сел, скрестил под собой ноги. Обхватив предплечья, потирая их, посмотрел на матрас:

— Блин, гадость. Не хватало еще вшей подцепить или что похлеще…

Время действовать, однако, громыхать в железную дверь поленился. Ветер пыхнул внутри и погас:

— Впрочем, отличное местечко для полноценного уединения. — заверил узник и вернулся к размышлению…

Но почему у него возникает желание уединяться? Ни оно ли вырастило в нем потребность бежать на край вселенной, а побочкой оформило раздвоение?

Но что же он там искал, если не любовь? Покой? А разве нельзя было найти покой на Старре? Или на Земле?

Нет. Его стремление к звездам гораздо больше, чем просто поиск человеческого счастья. Это мечта о чем-то особенном, о какой-то необыкновенной любви…

— Любви? — громко усомнился Карром.

— Нууу, к жизни, разумеется… — ответил он с недоверием к собственному голосу.

— Застенки действительности… — оглядываясь, прошепелявил Карром.

Иссушенные словами губы и язык едва подчинялись. Узник рефлекторно сглотнул и будто проглотил жмень песка. Откашливаясь, потрогал штаны и рубаху, словно проверяя, не мерещатся ли ему.

«Ну хоть не голый на этот раз». — подумал он.

На полу валялись покрытые желтой пылью сапоги и грязные портянки. Карром привычно почесал затылок:

«Деваться некуда, придется расслабиться».

В каменном коробе посветлело. Серые стены прибавили желтизны. Похоже, что изначально камни были песочного цвета, как ближе к потолку и сам потолок. Потемнели от взбиравшейся по ним влаги и от жира тершихся о них арестантов.

Избегая боли в боку Карром лег на спину головой от двери. Вытянулся во весь рост. Голые ступни свесились.

«Блин».

Положил руки вдоль тела. Закрыл глаза. Чтобы уснуть нужно представить звездное небо. Чем ярче представление, тем вероятнее сон…

Его подвесили над ручьем и медленно опускали до тех пор, пока голова ни уперлась в дно. Не долго. Ручей был не глубокий. Всего лишь по горло.

Тело давило на макушку. Резали веревки стянувшие щиколотки. Течение било по затылку, норовя протащить по каменистому отложению.

Каррома разрывало противоречие. С одной стороны ему хотелось пить. С другой, он боялся открыть рот и потерять драгоценный воздух.

Неужели они хотят его смерти? Он надеялся, что его скоро поднимут, хотя бы для того, чтобы снова опустить. И тогда он глотнет сначала воду, потом воздух.

Это надо сделать быстро. Очень быстро. Чтобы успеть и то, и другое. Быстро глотнуть. Быстро вдохнуть. Или наоборот? Сначала вдохнуть, а затем, глотнуть? Нет, ну а как же…

Вода оказалась хитрее и быстрее. Хлынула в ноздри. Наполнила череп. Смыла все мысли, кроме одной — захлебываясь, он не мог напиться.

Эта вода не утоляла жажду. Он жадно глотал ее, но всё больше распалялся. И всё отчаяннее требовался воздух. Два пламени объединились в одно. Сейчас он вдохнет воду в пылающие легкие.

На помощь ему пришли его же руки. Как он забыл про них?! Подумал, что связаны?! Нащупывая твердое, с силой выпрямил обе руки.