Миры Атти (Глава 17)

Если разобраться, Карром впервые в большом городе. Космопорты и трансферы не в счет. Не считались городами и старрианские поселения, ни по виду, ни по жителям.

Изначально и слово «город» отсутствовало в родном языке. Народ говорил «остров такой-то». И все знали, что стоит за названием, например, «Остров мудрецов». Значит, на острове располагалась большая хижина какой-нибудь философской школы, а вблизи нее хижины поменьше, в которых жили постигавшие мудрость и дававшие ею.

Старрианцы не использовали камень, вовсе не потому что были отсталыми в строительстве, а потому что в климатических условиях собственной планеты не нуждались в грандиозных сооружениях. Да и свободных островов имелось в избытке. Возможно, поэтому душевная организация соплеменников отвергала и скученное проживание.

***

В тайне от себя Карром лелеял юношескую самовлюбленность, что город просто ахнет при его появлении. Размашисто отшагав ровно столько, чтобы исчезнуть, он остановился, глубоко вдохнул. Новый для него воздух, скорее звучал, чем пах.

Он не акцентировался на запахи, потому что здесь пахло, как и везде, где кто-либо жил. Чувство, которое он при этом испытывал не было простым облегчением, это было невероятное счастье. Вокруг него был целый неизведанный мир, хотя и чем-то знакомый.

Карром привык к проявлению и отсутствию способностей, и не удивился пропаже одной из них. Когда-то он научился понимать животных. Понял предметы. Потом забыл. Теперь он услышал город, который разговаривал сам с собой и немного вонял.

Посреди улицы стоял юноша, совершенно особенной внешности. С аристократическим носом и поразительным взглядом. Синим, как небо перед грозой. Бывает, что тучи еще за горизонтом, а небо уже предвещает. И темнеет до тех пор, пока не становится черным.

На переходе из цвета в цвет и остановились глаза Каррома. Из синего в черный. Впрочем, зависело от освещения, иногда, испод белого лба с дугами бровей, словно прочерченными углем, они вспыхивали особенно драгоценными голубыми сапфирами.

Антрацитовые, как здешняя ночь волосы, волнистыми прядями, падали на выпуклые скулы, обрамляли сужавшийся к низу овал, спускались до плеч. Закругленный подбородок с бордовыми твердыми губами, оттеняла щетина, подросшая после двухдневного бритья.

***

В городе преобладал желтый. Он присутствовал во всем, в зданиях, в улицах и даже тени выглядели сконцентрированными желтками.

Город напоминал омлет с добавлением всякой всячины: зеленоватых стекол, металлического декора и коричневатой древесины.

Однако сразу за городской стеной начинались одноэтажные трущобы, жирные лужи и кучи разноцветного гниющего мусора. Они-то и воняли…

Под впечатлением антисанитарии и бедности эйфория улетучилась, и странник поспешил убраться с окраины.

Здесь ему делать нечего. Ему нужен город, респектабельно маячивший впереди…

Он вошел бы и раньше, но всегда у судьбы есть назначенный час, а сомнения это всего лишь участок дороги, извилистой или прямой…

***

Угомонились соседи, отвлекавшие болтовней. Под треск угасавшего пламени, как трава по весне нарастала тревога, пока явственно ни обозначился вопрос:

«Зачем я здесь?»

И следующий:

«А зачем я вообще?»

Каша с мясом, которую он только нюхал, пробудила тоску по нормальной еде. Сухари и солонина не глотались. Он почти опустошил фляжку, запивая водой кое-как пережеванную снедь.

Догоняя тепло, Карром всё ближе подвигался к огню. Незаметно оказался между отцом и сыном. Наеденные мужики, вольготно храпели под теплыми покрывалами.

«Они дома». — завидовал Карром, поеживаясь от дыхания тьмы.

«Погасло. И поворошить нечем». — Карром выпрямил спину, осмотрелся. Некоторые костры горели. Он решил перебраться к наиболее яркому…

Все спали… Наконец, и ему нашлось место у очага. Он лег, положив под голову худой вещмешок, подставляя теплу озябший крестец.

Многоголосый человеческий стон и возня неспокойной скотины странным образом убаюкивали…

***

За ним гналась голая великанша. Огромные складки ее желтого тела ходили, как океанские волны. Словно башни во время землетрясения покачивались свисавшие до пупка груди.

Что-то придерживая на затылке, великанша вырывала деревья и бросала в беглеца. Он чудом уворачивался. Петляя, как заяц, снова бежал. Как затравленная зверюшка прятался под первым попавшим кустом.

Где его корабль?! Он оставил его в этом лесу! Корабль невидимка на одной из этих полян! Но где?! Где?! Почему не отзывается?!

— Я твоя королева! Ты мой жеребец! — кричала настигавшая великанша и почему-то ее громоподобный голос звучал, как ржание кобылицы…

— Вставай парень, а то до ночи проспишь! — кажется, это в его адрес…

***

Ни рано, ни поздно. В самый раз. Солнце уже встало, но еще не показалось из-за стены. Распахнутая дыра затягивала людей, лошадей, повозки. Движение замедлялось из-за стражников, выборочно досматривавших грузы.

Карром хмурился, поглядывая на ленивых стражей и на толкотню приезжего люда, занимавшего очередь.

— Утром всегда так. — сказал человек проходивший мимо, по виду такой же крестьянин, как он.

— Дядь, а где тут можно справить нужду? — окликнул крестьянина Карром.

— Если по маленькому, то отвернись и поссы. — бросил человек не оборачиваясь.

«Не, отойду, всё-таки». — устыдился юноша…

***

Он бы не вернулся, потому что очень беспокоило давешнее сновидение. Как он мог потерять корабль? Не мешало бы убедиться, что это не так. Что это всего лишь ночной кошмар…

Он бы не вернулся, но кончилась вода. Целый день без воды — немыслимо. Пить хотелось уже сейчас. После солонины-то. Раздобыть водички и в обратный путь…

И тут, он приметил знакомцев, проезжавших между створ. Отец и сын сидели на телеге, нагруженной свиными тушами. Папаня правил поводья, зычно покрикивал на упитанную лошаденку. Сам как боров, наворачивал из почерневшего котелка, сынок.

«Наверное, не доел ночью». — Карром сглотнул слюну, сунул руку в мешок, пошурудил на дне. Удовлетворенно хмыкнул. Направился к воротам.

Каша взяла…