Помнить, верить, побеждать! (Глава 5)

Близился первомайский праздник.
Бабушка с Валентиной накрыли стол, пригласив своих друзей. Там же была старшая сестра Сергея, Валентина, со своим мужем и дочкой. После парада, вернувшись измученной и насквозь промерзшей, я чувствовала себя среди всех чужой, гулянка была не в радость. Сергей тоже находился не в особом настроении, было видно, что он колеблется.
Оставшись с ним наедине в комнате, я завела разговор первой, спрашивая причину его грусти. Он почти со слезами на глазах, ответил, что имел разговор с теткой, и она против нашего брака, говорит, что мы не пара, я не их рода-племени. Очень задела ее фраза: «Сергей, подумай, какие у вас будут дети! Да и сама Гульжан какой станет, она и сейчас не дюймовочка!».
В действительности, во время студенчества и практических занятий, мои размеры весьма впечатляли, но после моря и переживаний, к тому времени составляли не более 55 кг.
Сергей, как-то оживившись немного, вдруг поднял меня над головой, но я, попросив не кружить, остановила всплеск эмоций, почему-то эта затея мне не нравилась.
Вдруг в комнату зашла бабуля, выждав момент, пока в квартире кроме нас троих ни кого не будет. Она была далеко не согласна с мнением своей младшей дочери, но спорить с ней не могла, находясь там, собственно на птичьих правах. А подойдя ко мне и бережно обняв, добавила: «Ни кого не слушайте, не обращайте внимания, раз любите, то женитесь, и вы будете счастливы!».
Я очень благодарна этому прекрасному, отзывчивому человеку, единственному, кто был добр ко мне. Но задето мое самолюбие, стало обидно за неуверенное поведение Сергея, чувствовалась его отдаленность, предательство и нерешительность, терялась вера в него. Он далеко не по-мужски метался меж двух огней. Если ранее расхваливал передо мной Якутию и родных, то теперь почти отговаривая меня от поездки туда, утверждал, что отец его — пьяница, и не потерпит там моего присутствия. Слушать это было весьма неприятно. Рушились планы, в то время как от моей мамы пришел ответ, очень легкий, приятный и понятливый. В этот раз она писала, обратившись к нам обоим: «Дорогие мои, Сергей и Галочка, мы от души поздравляем вас, желаем вам огромного счастья!…».
Как попало, наспех все обдумав, я предложила Сергею на время отпусков разъехаться по своим домам, отдохнуть и подумать, при этом поддерживая связь. Он, не задумываясь ни на мгновение, сразу согласился. Чувствуя, что это конец, купив билет на самолет, я стала собираться в дорогу. По иронии судьбы, ковер был уже отправлен почтой ко мне домой.
С Сергеем, решившим меня проводить, мы просидели всю ночь на Морвокзале, в ожидании раннего утреннего рейса на автобус до аэропорта. Говорили с ним так, ни о чем, разные глупости. Возле автобуса он как-то с холодком, словно прощаясь навсегда, обнял и поцеловал меня в губы. Я заняла свое место, помахав рукой в окно. Соседка по сиденью поинтересовалась, не муж ли это мой, я ответила: «нет», и замкнулась в себе. Слезы текли по щекам, не хватало воздуха, сжимало в горле и груди. Было обидно, что вот так некрасиво, просто усадил в автобус, избавляясь от меня. Даже не хватило терпения проводить до аэропорта.
В моем чемодане находился настоящий индийский чай для мамы, а отцу японские виски, роскошь по тем временам. Расставшись с Сергеем 7 мая, на 9 число я уже была дома.
Родители радовались моему приезду, не понимая причины отсутствия моего спутника. Но лишних вопросов по этому поводу ни кто не задавал. Ну а я первым долгом побежала к сестре, посмотреть на маленького малыша.
Шолпан вышла из комнаты на встречу ко мне с малюткой на руках, радости у обеих не было предела.
Я часто нянчилась с Женькой, а во время его сна, сидя рядом, училась вязать носочки, которые, ему же и подарила. В тот год мы с сестрой были очень дружны.
Во время плавания мне не однократно удавалось пересылать домой на ее имя всякие сладости, то шоколадные конфеты, то сгущенку, то блоки с жевательной резинкой, с надеждой, что она со всеми поделится. Как оказалось, зря я так думала…
Совсем отвлекаясь от своих личных проблем, я стала в удовольствие проводить большую часть времени своего отпуска рядом с племянником. Но что-то внутри меня менялось, чувствовалось что-то новое, грядущее. После некоторого замешательства, я все же решилась сходить в женскую консультацию. Каково же было мое удивление и состояние, после подтверждения о беременности. Больше не раздумывая о морских романтических похождениях, авантюристка и интриганка по натуре, в тот момент превращалась в будущую любящую мать. Мне казалось, что именно в этом и состоит моя миссия на Земле.
Из поликлиники я почти бежала, но не домой, а к сестре, со слезами радости на глазах, очень желая этого ребенка, не задумываясь о предстоящих и ждущих впереди тяжелых испытаниях. Никого кроме сестры не хотела извещать о новости, считая это своим личным, касающимся только меня.
Шолпан, услышав первой и единственной известие, реально обрадовалась, сказав: «конечно, рожай, это здорово, все будет хорошо».
После, узнав, что ее муж Василий собирается продавать свои свадебные туфли, не зная почему, я вдруг приобрела их у него за тридцать рублей, якобы для своего Сергея, будучи теперь уверенной в нашей предстоящей свадьбе. Наспех собрав бандероль, отправила их в далекую Якутию, где уже гостил Сергей, вместе с Ромкой и Аркашкой, там же вкладывая письмо, с радостной вестью о ребенке, добавив — «люблю, целую, жду».
Потихонечку стала покупать кое-какие детские вещички, для будущего малыша, но на душе немного тревожась. Почему-то припомнился случай, когда мы с Сергеем, гуляя по Владивостоку, зашли в ЦУМ. Тогда, из более приличного парфюма, считались духи «Елена», производства Москва-Париж. Я просто балдела от их аромата. Подойдя к прилавку, неожиданно для самой себя, намекнула другу о подарке, как невесте и будущей жене. Но от последующего ответа обомлела: «они же дорогие, зачем?». Мне ничего не оставалось, как купив духи, сделать самой себе подарок. А чуть позже, проходя мимо бабуль, торгующих цветами, Сергей вдруг приобрел самый дешевый и слегка увядающий букетик из трех тюльпанов, который, по сути, был мне не приятен. На следующее утро лепестки тюльпанов уже осыпались рядом с вазой…
… Заканчивался мой отпуск. Я долго ждала ответ из Якутии, и все же достала из почтового ящика долгожданный конверт, но распечатав который, просто ахнула. Кроме нескольких фотографий, на которых мы были вместе в последний раз, не было ни единой строчки. Замкнувшись в себе, теперь я знала точно, Серега просто «слинял», он предал меня, как последнее ничтожество. Но поступок его был более омерзителен тем, что он струсил черкнуть пару прямых строк. Подумав, я решила не сходить с начатого пути, продолжая просто жить.
Наступала пора ехать в пароходство и увольняться.
Как-то, перед самым отъездом, сходила в детский магазин, где мне приглянулся конверт для новорожденного, в коробке с нарисованной куклой. Купив комплект, на обратном пути встретила Шамсию, направлявшуюся по делам к нам домой. Смекнув, глядя на покупку, она улыбнулась, расспросов и лишних слов быть не могло.
Из калитки дома, к нам навстречу вышла мама. Она, как человек престарелый, и далекий от всяких новшеств, увидев коробку, спросила: «Галочка, ты что, себе куклу купила?». А сноха засмеялась и прокомментировала за нас двоих с акцентом: «Ага, купила себе «куклу»». Мама, все поняв, улыбнулась, но зная мой взвинченный характер, не стала комментировать сей факт, оставаясь, как и всегда, молодцом! Любой психолог мог позавидовать ее проницательности и действиям, то была стратег, на 100% знающая свое дело. Она просто знала и верила, настанет время, и все будет так, как должно быть, а указывать и советовать было просто излишним.
Я готовилась в дорогу, к концу августа изрядно похудев. О моем положении, кроме сестры, снохи и мамы не знал ни кто, так мне хотелось.
Из-за отсутствия билетов на самолет, впереди предстоял долгий путь поездом. До причала меня пошли провожать Нуртай и мама, а напоследок она сказала: «Возвращайся домой». Я сама так и собиралась сделать, еще не зная, какой кошмар ждет меня впереди, под крышей родного дома.
К концу пути, джинсы, сидевшие на мне перед отъездом вплотную, теперь болтались, обещая просто свалиться с ног. Сойдя с поезда, я наспех протерла с себя дорожную грязь и пыль в туалете Морвокзала, переоделась и без выбора подалась к Валентине, тетке Сергея, на недельку — другую, с целью увольнения из пароходства. Мне просто не куда было идти, я как-то верила еще, что она меня не выгонит.
А на душе был какой-то осадок, результат моего эмоционального восприятия на попутчиков в поезде, ехавших по соседству в плацкарте.
…Рядом ехала молодая женщина с грудным ребенком, по всему было видно, как ей крайне тяжело. У нее от первого брака был сын, Руслан, белокурый худощавый парнишка, лет девяти. Он хорошо помогал матери и маленькому братику, сильно уставал, казалось у него не было детства. Для меня стало несколько удивительным его имя, которое в моем понятии сопоставлялось лишь со сказкой «Руслан и Людмила». Со временем я забуду о той маловажной встрече на поезде, 1984 год мне напомнит о ней…, но об этом чуть позже.
Подойдя ранним утром к дверям Валентины, и увидев ее изумленной к своему ужасу на пороге, я быстро, не дав ей опомниться, обратилась с вопросом — можно ли мне провести у нее какое-то время, на время моего увольнения. Не успев обдумать, Валентина ответила: «Ну, проходи, поживи». Мы мало общались с ней, все больше по пустякам, моя судьба ее не волновала, о Сергее вообще не заговаривал ни кто из нас, как будто ни чего и не было.
Тем временем, после моего отъезда дома, собравшись вечером за ужином, мой средний брат Амантай по наущению Катерины, каким-то образом вызнавшие о моем интересном положении, решили вновь навредить, теперь уже мне, сделав что-либо мерзопакостное.
Братец, как-то издалека начал: «Как теперь Галка будет рожать без мужа?».
Ход их мыслей был ясен, мое возвращение стало нежелательным, означая некий дискомфорт в, без того тесном доме. А хлопотать и добиваться положенного жилья, как многодетной семье, им далеко было не под силу. Он умел только «закладывать за воротник», она в свою очередь любила сплетничать и скандалить, остальное было не по плечу, им, бессовестным обывателям, все еще сидящим на шее у родителей. Они осознавали, что теперь мама будет помогать мне и ребенку, а им, возможно, придется тоже нести какие-то расходы, так как родители неоднократно предупреждали их – «терпению придет конец, питаться будете за свой счет».
Отец воспринял известие, как гром среди ясного неба, чуть не подавившись за столом. Позабыв про свою молодость, и своего первого, брошенного им сынишку, был чужд понять, как это, дочь, не замужняя, беременна!
Катерина с мужем, в предвкушении нужного исхода событий, не скрывая своего восторга, ожидали решительных действий отца, в надежде, что путь домой мне будет закрыт. Но надо было видеть на тот момент мою маму! Эта, казалось, беззащитная, маленькая, хрупкая женщина, над которой я не раз подшучивала по поводу ее роста, вдруг встала из-за стола, в миг, закрывая всем рты. Она сказала, как отрезала, жестко и понятливо: «Если хоть кто-то, хоть что-то по приезду Гали скажет ей, или, ты, (она обратилась к отцу) который сам сделал много ошибок, только попробуйте, ей, хоть слово сказать! Всех выгоню из дома! Помогать буду только Гале!..».
Речь маленькой, стареющей мамы, как игла вонзилась в слабые умишки, богом проклятой молодой семейки и грозного отца. Он сидел мрачный. Больше никто и слова не проронил в мой адрес. А отец еще долгое время, почти до самого рождения моего малыша, будет молчать, делая вид, что ничего не случилось.
… Ну, а пока я еще у Валентины. Уходя в отдел кадров, оставляю поверх своей сумки, как бы случайно, но все-таки специально, свое заявление об увольнении, с указанной причиной о беременности, зная, что она, из любопытства его обязательно прочтет. По моему возвращению из пароходства, у нас состоялся не большой, полу-навязчивый диалог. Она интересовалась — что я собираюсь делать. Услышав, что буду рожать, и просто продолжать жить, очень огорчилась. Пыталась убедить избавиться от далеко не нужного им, но так желанного для меня ребенка.
В пароходстве по своему отнеслись к моему заявлению, категорически отказывая в увольнении, а узнав о моих проблемах и причине, предложили жилье. Но еще попросили сообщить информацию об отце ребенка, утверждая, что таким ребятам не место в пароходстве, чего я не стала делать, отказываясь от их услуг, со слезами и мольбой.
Наконец, добившись своей цели, вновь поехала в специализированный магазин, тратить оставшиеся чеки. Купила второй ковер, блок американских жвачек, и еще массу разных вещей.
Вернувшись как-то днем в квартиру Валентины, застала там паренька, лет двадцати трех — двадцати шести на вид, как оказалось, ее нового воздыхателя, которого она, как мне показалось, осознанно не предупредила обо мне и моем временном присутствии на данной территории. Он спросил у меня — кто я, в ответ я спросила — а кто он? Молодой человек ответил: «Ну, допустим, я родственник». Я ответила: «Ну, допустим, я тоже».
Немного поболтав в напряг, мы не уступали друг другу в сарказме. Я поняла женскую тактику Валентины, желавшую специально, хоть как-то скомпрометировать мое поведение.
Отпустив своих детей в Якутию, и тем самым озадачив Сергея, а также отправив свою престарелую мать на подработку в одно из городских общежитий, Валентина свободно развлекалась, понимая, что в квартиру в любой момент мог вернуться ее бывший муж, имеющий право на жилплощадь, и до сих пор неровно дышащий к ней. Зная его характер, она играла с огнем.
Тем временем мне предстояла обратная дорога.
Через две недели пребывания у Валентины, я улетела самолетом до Новосибирска, окончательно простившись с Владивостоком.
Вернувшись, домой, к своему ужасу начала осознавать, забытые мной за время учебы домашние проблемы, ощущать неуют и дискомфорт. Амантай со своей семьей заняли большую комнату, мне пришлось делить маленькую комнатку напополам со старшим братом, который к тому времени стал вести себя не адекватно. Жизнь ему казалась не интересной, он все время искал каких-то приключений и развлечений. Мало того, что к своему несчастью не ценил себя, но еще, практически не давал покоя своей бывшей жене, всячески досаждая ей. Мы с Шурой были вполне в дружеских отношениях. Приезжая домой из Приморья, я не забывала про нее. Частенько наведываясь, дарила кое-какие заморские подарочки. Она встречала меня всегда очень радушно.
По осени я вернулась на работу вновь в детсад няней-санитаркой ясельной группы. Было тяжеловато работать по 12 часов, но выбора не было. Заведующая не раз предлагала, как бывший медик со связями, оказать мне услугу, избавившись от нежелательной на ее взгляд беременности, на что я наотрез отказалась. К тому времени мама стала чаще болеть. А однажды ее доставили по скорой в больницу, где она пробыла до утра. От давления хлынула носом кровь, но медики вовремя оказали помощь. В тот вечер я бежала к ней, сильно переживая в душе, чувствуя и осознавая, что роднее ее и ближе у меня нет ни кого. Мне не на кого было надеяться, и я искренне молила Бога, о ее спасении и здравии.
Тем временем жить под одной крышей с двумя нерадивыми братцами, постоянно пьющими, с вызывающим поведением, стало жутко не выносимо. В один из вечеров, старший, изрядно подвыпив, пошел в поисках приключений.
По дороге встретив идущую в ночную смену Шуру, остановил ее с расспросами. На его пьяный бред — «куда ты идешь?», она необдуманно, полушутя ответила: «на б-ки». Что было потом! Об этом я в точности узнала лишь на суде, который состоялся, уже в суровые зимние дни… Он бил ее жестоко на протяжении долгого времени, потом догонял убегающую и подползающую к ступеням крыльца барака, где жили Шолпан с Василием, в поисках защиты. Догнав бывшую супругу, варвар истязался и там, разбивая голову о каждую ступеньку. Его злобе не было предела. То был тиран и дьявол воплоти. После, его надолго поместили в изолятор под следствие. Но мама все равно очень жалела сына, страдая от безумных поступков несчастного.
На суде, как свидетель, я должна была дать показания против брата, о его в действительности, гнусных поступках. Но пожалев мать, и взяв грех на душу, поступила не лучшим образом, скверно и не достойно. Оправдывая его, я понимала, что поступаю подло, но отступить, значит сделать больно матери. Было очень стыдно. И, тем не менее, братец получил заслуженный срок, на какое-то время, дав нам возможность жить в более нормальной обстановке. Шура на долгое время перестала с нами общаться. Я готовилась к грядущим переменам, шила белье и детскую одежду, приобрела новый шифоньер и стол. Мама купила мне хорошую кровать с полированными спинками, а отец, напополам со мной, помог купить детскую кроватку. Ближе к январю на отца опять что-то снизошло, он вдруг, как сломался, начал пить и буянить, не давая спать по ночам. Меня это очень злило. Я стала ругаться с ним, в самой грубой форме, а он ни как не мог угомониться, в пьяном бреду все больше причитая: «вот, родится внук скоро, я так сильно буду его любить…». Меня это сильно раздражало. Его пьянки, вдруг резко прекратились, как и начались. Может, был очередной душевный разговор с мамой.