Новая жизнь (Глава 6)

В один из январских суровых вечеров, как и обычно, я прилегла на кровать, наблюдая и радуясь за движениями внутри себя, поглаживая живот, разговаривая самыми ласковыми словами со своим малюткой, который иногда просто бушевал внутри, от чего чувствовался некий дискомфорт. Но продолжая терпеливо ждать его появления на Свет, с надеждой, верила в лучшее.
Полежав немного и почувствовав усталость, решила вздремнуть. Что-то внутри беспокоило, нарастая и переходя в невыносимую боль, к которой я была морально и психологически не подготовлена. Не понимая, что происходит, нервничала — почему все так ломит внутри, ведь роды должны быть еще только через неделю, так утверждала гинеколог. Хотя по своим подсчетам, рассчитывала на 24 число. Не понимая практически ничего, зациклилась, настроившись на другую дату. Но природа брала свое. Уже стало невыносимо ни лежать, ни сидеть, в голову лезли непонятные глупости. Дома все спали, был двенадцатый час ночи. Потихонечку поднявшись, я пробралась на кухню к спящим родителям, позвав маму и попросив вызвать скорую. Через считанные минуты зашедшая медсестра, предложив быстро собрать вещи и документы, забрала меня с собой. Мама поехала вместе снами, что меня немного радовало. С благодарностью вспоминаю, как она терпеливо ждала окончания всех процедур, возвращаясь в морозную ночь пешком, в душе молясь за меня и ребенка. Мы расстались на некоторое время. Она вернулась домой, уже к трем часам ночи, измотанная, уставшая и сильно переживающая. Вместе с отцом, они так и не заснули до утра. А на следующий день бесконечно часто, мама бегала к соседям узнавать о новостях.
Меня же тем временем, сразу положили в предродовую палату одну. Не находя себе места, я не могла лежать и сидеть, от боли ломило внизу живота. От переполнявших эмоций, потихонечку плакала, жалея себя, было очень обидно, что страдать приходится мне одной, а кое-кому об этом даже не известно. К утру боль была уже настолько невыносимой, что не хотелось жить, я стояла и думала, неужели придется, вот так терпеть еще целую неделю! Проходившая мимо женщина, видать недавно родившая, смотрела на меня с чувством сострадания. Нервы мои не выдерживали. Спросив у подошедшей акушерки — сколько же мне еще предстоит терпеть, сил больше нет, удивленно успокоилась ответом, что к обеду, уже рожу. Неуверенно, я переспросила: «это правда, сегодня?». Наконец, решив, что пора, меня положили на кресло, обступив со всех сторон, но, не подсказав, когда и как следует правильно тужиться. На лице уже не было живого места, от неправильных потуг потрескались все капилляры, оно представляло собой кроваво-ужасающее зрелище, глаза полностью залились кровью, из-за чего я плохо видела. А медики при этом, продолжали свое пассивное участие. Наконец, к концу моих мучений, в родовую палату зашла дежурившая врач, Ананьина Ольга Викторовна, которой я бесконечно благодарна. Замечательной души человек, с добрыми глазами, подойдя ко мне, ласково сказала: «сейчас миленькая», а своих подчиненных отчитала за нерадивость: «что это, вы, так довели девчонку, измучили, не помогаете?!». Подсказав, что и как делать, скрестив руки с акушеркой она стала помогать выдавливать ребенка. А я, превозмогая боль, и испугавшись за его жизнь, хваталась руками за все возможное, упиралась ногами, как могла, пока не услышала первый крик малыша, с трудом рассматривая его. Он не плакал, просто лежал рядом довольный и спокойный, лишь изредка по очереди едва приоткрывая вприщурку глаза, как бы присматриваясь и оценивая новый Мир. Я лежала счастливая и довольная, радости не было предела. Вмиг растаяли все горести и переживания, был только любимый малыш, разговаривая с которым, я гордилась, называя его самыми сладкими словами. Мне хотелось кричать на весь Мир: «я мама, у меня теперь есть сынок и я самая счастливая!»
Вот уж когда вспомнились, когда-то понравившиеся мне строки не известного автора:
Мы огни любовных объятий,
Мы началом своим горды,
Мы зачаты в траве высокой,
Под неверным огнем звезды.
Что скрывать — ревнители веры,
Так повсюду, в любом краю,
Миллионы мужчин и женщин,
Утоляют жажду свою,
Ибо лучший залог бессмертия,
Наши дочери и сыны,
Значит боль греха и позора,
Боль раскаяния и стыда,
В самом первом крике ребенка,
Растворяется без следа!..

Через часа два меня перевезли в послеродовую палату. Девчата с ужасом смотрели в мою сторону. В глазах что-то очень мешало, не понимая причины, я потянулась к тумбочке за зеркальцем, и к своему ужасу отчаялась, увидев свое обезображенное лицо. Немного взгрустнув, решила — будь, что будет, даже если придется остаться такой, все равно подниму ребенка, и он будет счастлив! А чуть позже ко мне подошла врач, сказав ласково, что бывает и хуже, но через месяц все рассосется и пройдет. Я, сомневаясь, поверила.
Тем временем мама, изрядно набегавшись по соседям, прибежала домой с радостной вестью о рождении внука. Отец, естественным образом начал обмывать событие. Вместе с мамой они стали обдумывать варианты имен. На следующий день меня пригласили к телефону. Мамуля с радостным голосом поздравила меня, справляясь о здоровье и услышав, о проблеме с лицом, стала успокаивать, не представляя себе на самом деле серьезности ситуации. После она начала перечислять имена, которые, по их мнению, я должна была выбрать для малыша:
— Муратиком назови!
— Нет!
— Болатиком назови!
— Нет!
…Утром того же дня, я уже впервые кормила своего малютку, ласково прижимая к груди. Долго любуясь им, называя самыми невероятными и необъяснимо милыми словами, считала, что лучше его нет ни чего на Свете. В этот день ожидался приход сотрудника ЗАГСа, поэтому все с усилием пытались поскорее придумать имена своим деткам. Ну а я, ожидавшая рождения девочки, заранее придумав имя, Венера, теперь сидела в растерянности. В мыслях пробегало множество разных имен, и ни одно не подходило. В палату вошла женщина, которая стала записывать данные других рожениц. Но я, словно отсутствовала, находясь где-то в пространстве, наедине со своими мыслями. Незаметно очередь дошла до меня. На вопросы отвечала почти неосознанно и машинально. И в мгновенье, очнувшись на вопрос — имя ребенка, протяжно, гордо и красиво произнесла: «Р-у-с-л-а-н», поймав себя на мысли, что удивлена до бесконечности от сказанного. Сама того не ожидая, словно что-то свыше мне подсказало решение, ощутила, что за меня кто-то мыслит. После, я не раз утверждала — имя Руслану дано Богом, наверное, ему предначертана какая-то важная миссия на Земле!
…А на вопрос мамы, как же я все-таки назову ребенка, ответила, что уже назвала, Русланом! Через трубку телефона было слышно, как заголосила радостная бабуля. На пару с отцом они очень веселились, радуясь прекрасному имени внука.
Дни летели, близилось время к выписке из роддома. За эти дни меня в основном навещала мама. В последнее время я немного обижалась на сестру, чувствуя, что та как-то отдалилась от меня, становясь скуповатой, а может по жизни была такой…
Во время беременности мне изрядно хотелось яблок, которых не было в магазинах, но их легко доставал Василий из воинской части. Мне было стыдно сознаться по поводу моих частых визитов к сестре, в надежде, что она угостит меня яблоком. А просить не позволяла гордость.
Вот и теперь находясь в больнице и получив от нее передачку — два маленьких яблочка, стало обидно. Я и сама съесть не могла, было неудобно не поделиться с другими, и угощать тоже не было смысла, нас в палате было пять человек.
Всех, забирать из роддома приходили мужья с цветами и на машинах. Стояли лютые морозы. Я смотрела из окна больницы, в которой сама когда-то и родилась, надеясь увидеть что-то неисполнимое. А издали показались силуэты моих престарелых родителей, шагающих друг за дружкой. Я глядела на них и плакала. Мне было жаль и их и себя. Мама несла небольшой тортик для врачей, а отец, мою сумку с вещами. Поднявшись наверх, где мне предложили переодеться, от неожиданности мама ахнула, увидев мой дивный лик. Но взяв себя в руки, тут же смирилась, боясь спугнуть и расстроить меня. Принесли Руслана. Медсестра очень ловко и быстро запеленала его, и, передав в руки бабушки, пожелала удачи. Спустившись вниз, я обратила внимание, как напугала своим видом не только мужчин, ожидавших своих жен, но и своего отца. Он, молниеносно взглянув в мою сторону, сделал вид, что ничего не случилось, опустив глаза. Но я видела, знала и понимала, что и он тоже страдает и переживает за меня. А Руслан начал сильно кричать и плакать, неуютно почувствовав себя закутанным, к тому же он хотел есть. Отец быстро договорился со знакомым водителем «скорой», и мы поехали, с божьей помощью домой. Дедуля, бережно взяв ребенка на руки, первым переступил порог дома, с молитвой и благословением.
Так началась новая жизнь.

В этот неспокойный високосный год, мне очень сильно и во всем помогала мама. В первый же вечер после нашей выписки, она, как могла, устроила небольшой домашний праздник. Специально для меня купила небольшой торт. Отец на радостях выпил. Немного посидели за столом сестра с Василием и десятимесячным Женькой, который уже, вовсю ходил по дивану, не признавая меня. А средний брат весь вечер заглядывал в нашу с Русланом комнату, каждый раз, дико восклицая, и возмущаясь, на последствия тяжелых родов. Он как бы с сочувствием заглядывал в мое обезображенное лицо, и маты летели с его уст непонятно в чей адрес:
— Галя, ну — ка покажи глаза, н-у-у ни *** себе…!
Ну а Василий все поглядывал на Руслана, безмятежно дремлющего в коляске, и иногда приоткрывающего глазки. Зятьку было в интерес, что Русланчик родился беленьким, с зеленоватым оттенком глаз, который со временем переменился в светло-карий цвет.
Мама ежедневно помогала нянчить и купать малыша. Я сильно уставала, не всегда успевая поесть, и она стала откладывать часть приготовленной пищи, унося в нашу комнату, утвердительно настаивая, чтоб я обязательно покушала, с большим пониманием относясь ко всем моим выходкам. А я, укачивая Руслана, иногда придавалась воспоминаниям, очень тянула в море.
Вспоминалось, как между переходами, с удовольствием наблюдала, в свободное от работы время, за летающими рыбками, на фонтаны китов, а вечерами стоя на корме теплохода, за звездным блеском планктон, сверкающих разнообразием цветов в морском отражении у работающих винтов.
Спустя месяц после родов, у меня стало пропадать молоко, приходилось переходить на искусственное питание. Иногда Руслана кормила грудью сестра, если я отлучалась ненадолго по делам, а порой и Катерина проявляла заботу, на что, ревностно реагируя, ворчала моя не спокойная натура, высказывая маме свои недовольства, позволявшей прикасаться к моему ребенку. Но увидев, что Руслан спит, довольный и сытый, я успокаивалась. Мама, тайком, тоже подкармливала ребенка, и у нее это отлично получалось.
А у меня к тому времени начались по настоящему, первые проблемы. Не прислушиваясь к советам, не убереглась, в результате обратилась к хирургу с маститом. После операции, прошедшей прямо на приеме, сразу отправилась домой, хотя была возможность лежать в стационаре. Нервы не выдерживали, от боли я рыдала в истерике. Мама с сочувствием пыталась хоть как-то помочь. Послеродовая депрессия дала о себе знать. Я по любому поводу срывала свою злость, усталость и обиду на ком-либо, могла запросто от души выругаться, откинуть пинком таз. Мама в такие минуты очень тонко и деликатно находила ко мне подход, успокаивала, и сама очень уставшая, еще находила силы, поддерживая нас с сыном и морально, и физически. Отец очень злился на мои выходки, считая меня эгоисткой.
Как-то по зиме, взяв в руки лист бумаги, я черканула небольшое письмецо Сергею, сообщая о рождении сына, тяжелых родах, о том, что испытываю некоторые трудности. Неожиданно для себя, получила ответ, с обвинением в мой адрес, во всем случившемся. Элементарно, даже не поздравив с рождением ребенка, он тем самым, огорчил меня. А напоследок, как бы между прочим, спросил, нужна ли его помощь. Я ответила, что если считает нужным, то пусть помогает. И он посчитал нужным… За все время на мое имя от него почтой поступило трижды по 50 рублей, то есть когда Руслану было шесть месяцев, восемь и десять. На этом миссия, забота и активность Сергея угасли.
Мой отец очень переживал по поводу моего одиночества и ребенка, растущего без отца. Он пытался воссоединить вновь наши отношения с Сергеем, не понимая, что нить уже оборвана. Но, не теряя надежды, как-то привел в дом знакомого фотографа-любителя, попросив сделать несколько снимков внука. Оплатив все расходы, он уговорил меня отправить фотографии Руслана в Якутию, Сергею. Не понимаю, почему я тогда запросто поддалась на его просьбу, ведь знала, что это бессмысленный шаг. Но просьбу отца исполнила.

Получая и в последующие годы фотографии Руслана, Сергей никогда не отвечал и не проявлял ни каких действий и интереса.
А мой отец, которого я стала называть просто, дедом, как-то свыкся с мыслью и понял, что былого уже не вернуть. Где-то внутри, он так же, как мама страдал за нас двоих.
Так шло время. К весне мама добилась от исполкома для семьи среднего брата отдельную квартиру, в которую те не сразу и не с особым желанием хотели переходить. Родители просто устали содержать всех, к тому же им приходилось самим сажать огород и ухаживать за ним, чего не хотели делать сыновья.
После переезда семьи Амантая, в доме стало просторно, чисто, уютно и тихо.
По весне нам позвонили родственники из поселка, сообщая, что скончался мамин брат, Айтбай. Родители уехали на похороны. Мы с Русланом впервые на несколько дней остались одни, спокойные от наступившей тишины. В тоже время я получила ответ на свое письмо, которое отправляла в Комитет Советских женщин, на председателя В.В.Терешкову, с просьбой о содействии в выделении квартиры для отца, как участника и инвалида войны.
Шло время, Руслан подрастал, но мы все чаще с ним стали попадать в больницу, он был слабеньким и постоянно болел. У него был низким гемоглобин и слабый иммунитет, но как всегда, помогала и выручала мама, тайком от меня подкармливая его на свое усмотрение, предвидя заранее мои недовольства и ворчание. От усталости и изнеможения я иногда ревела, при этом напевая песни засыпающему сынишке.
Руслан рос забавным ребенком, мои родители его очень любили, и как казалось мне, обожали больше всех внуков. А мама, не скрывая своих чувств, открыто заявляла, что у остальных есть отцы, а этот наш! Вечерами, сидя за столом с родителями, мы по очереди подкармливали Руслана, очень важно сидящего на своем стуле, и успевающего поедать почищенную нами от косточек рыбу обеими ручонками. Старики наблюдали за ним довольными и добрыми глазами.
Однажды к нам на «смотрины» зашла соседка, подруга моей бабушки. Баба Наталья взглянув на Руслана, гордо сидевшего на своем стульчике, и совсем не обратившего внимания на вошедшую гостью, отметила: «н-у-у, это татаренок», желая ему счастья и удачи. Так же приходила с поздравлениями и другая подруга бабули — Хажяр Гизятова, с которой мы были в дружеских отношениях долгие годы. Она подарила Руслану нитки, по обычаю, на долгую длинную жизнь.
Забавно было наблюдать за играми и действиями маленького Руслана, его первыми шагами. Я обожала его и радовалась всем его шалостям. С наступлением лета мы все чаще гуляли с ним по городу. Он важно и спокойно сидел в коляске, с интересом озирая по сторонам.
К зиме следующего года нам выделили наконец-то долгожданную квартиру в новом доме. Выбрав одну из наиболее подходящих комнат, я поскорее переехала туда вместе с сынишкой. В новой квартире обставила нашу комнату на свой вкус, при этом мечтая о самостоятельной, независимой жизни. Но отец был упрям по этой части, никоим образом не воспринимая вопрос о разделе квартиры.
А до того момента я уже вновь приступила к работе в детсаде. Мама согласилась на некоторое время водиться с любимым внуком. Вечерами они вдвоем за ручку встречали меня стоя на дороге. В ожидании, только завидев, Русланчик очень радовался моему приходу. Я брала его на руки, такого милого и бесконечно прелестного.
Долго сидеть с ребенком мама не смогла, она просто не выдерживала физически. Я, не совсем понимая ее и не осознавая, немного обижалась. Выход был один, Руслан пошел в ясли.
Столь привыкший к домашнему быту, малыш ни как не мог смириться с новой обстановкой и переменой, он подолгу стоя у двери, плакал и звал меня. Находясь по соседству с его группой и разрываясь между работой и им, я пыталась в свободное время сбегать к сынишке, чувствуя себя в безысходности. Каждый раз душа обрывалась от боли, слыша, как он зовет и кричит.
Тем временем наша новая квартира превращалась, в проходной двор. Приходили все, кто помыться, кто постирать, но убирать за собой никто и не собирался. А мама, как обычно, пыталась, как могла, еще всех и накормить, всем угодить. Меня же все это раздражало, начинала надоедать роль «Золушки».
Наступило теплое время, родители вновь уехали к родственникам в поселок, и вновь кошмар и моя безысходность…
В тот вечер я случайно открыла дверь пьяному Амантаю, но выгнать его уже не смогла. Он нагло занес в квартиру мешок дурно пахнущей травы, от которой, еще долгие несколько дней стояла невыносимая вонь и кружилась голова. Прошел на кухню, и до неприличия гадко стал с жадностью уплетать испеченные мной пироги, при этом громко чавкая, и гадко ругаясь непонятно в чей адрес. На мое замечание вообще среагировал, как бешеный зверь. Кинувшись на меня, и вполне осознанно угрожая, в самой грубой и гнусной форме заявил: «вот возьму и трахну тебя сейчас в …». В моей душе стало гадко и противно. Не связываясь с ним, мы закрылись с сыном в своей комнате. Я очень ждала возвращения родителей.
Ответ мамы по жалобе безобразий братца — подонка, меня сильно расстроил. Она мне просто не поверила, попросив не выдумывать. Обозлившись, я перестала с ней делиться своими личными делами и мыслями.
Условия работы в детсаде были мне не по душе, я пыталась подыскать для себя что-то новое и подходящее.
Вскоре самостоятельно освоила азы техника БТИ и стала работать одна на весь район, и техником, и бригадиром в одном лице. Все рабочие моменты казались интересными и занимательными, появились новые друзья и подруги. Но в связи с большой нагрузкой, я не в состоянии была успеть выполнить всю работу по району. Приходилось обслуживать еще и поселковые заявки.
Однажды поутру, заехал мужчина, лет пятидесяти. Оставив машину у крыльца, он уверенным шагом прошел в отдел, поздоровавшись, присел, сообщая, что машина готова и пора ехать. Недоумевая, я еле поняла, что надо срочно сделать заявку в поселке Октябрьск для родственницы заведующей горОНО А.Н.Туембаевой, которую я совершенно не знала и вообще о ней даже не слышала, мне не было до нее ни какого дела. Этим я очень удивила собеседника: «Как, Вы не знаете Александру Накасымовну?!», словно речь шла о ком-то особенном человеке, будь то Бог, царь или герой. Но, тем не менее, было немного забавно общаться с солидным мужчиной, который с виду напоминал актера Микеле Плачидо, комиссара полиции Коррадо Каттани, из нашумевшего тогда фильма «Спрут». Вскоре девчата по горОНО, где мне еще предстоит работать, будут подшучивать надо мной: «вон «Колорадо» пришел…».
По дороге в поселок мы говорили с ним ненавязчиво обо всем. Он рассказал о своей бывшей жене, которую зарубил партнер-любовник, также поведал о сыне Сергее, которому не везло по жизни. Но лично про себя старался пропустить, недосказать. И как-то мимолетом спросил, сколько мне лет — «хоть 30-то есть?». Я ответила: «нет, пока еще только 25». Но, тем не менее, он не навязчиво предложил встречаться, на что я никак не отреагировала. Его звали Геннадием. Пройдет немного времени, и наши пути случайно пересекутся. Но эта случайная встреча сыграет немаловажную роль в моей дальнейшей судьбе…
Как-то из Администрации меня попросили подготовить Акт о состоянии жилого дома престарелой женщины, жившей на окраине города. По этой причине, я в составе комиссии, поехала на объект, где и познакомилась с водителем горФО, с виду лет сорока. Олег был мне симпатичен и приятен, мы стали встречаться. Родом он был из этих мест, но какое-то время жил тоже, как и я, в Приморье. Детей у него не было, жизнь не удалась, и они с женой вернулись в Серебрянск. Он часто возил меня на служебной машине по заявкам, но наше общение не выходило за рамки дружбы.
Вскоре нашему отделу выделили здание в центре города, с множеством кабинетов. Мне и новой напарнице Людмиле Мельниковой было разрешено жить и работать там. Недолго думая, я заняла одну из комнат, чувствуя себя довольной и счастливой. Людмила расположилась по соседству, с ней мы были поначалу в очень хороших отношениях. От бригадирства я отказалась, предоставив эти полномочия ей.
Вечерами мы продолжали встречаться с Олегом, который много рассказывал о себе и своих неудачах. Теперь он работал рядом, так как перешел в пожарную охрану. Наши здания находились в пяти минутах ходьбы. В один из вечеров мы засиделись с ним допоздна за бутылкой шампанского. Людмиле Олег явно не нравился. Я же, чувствуя себя одинокой, хотела простого общения и внимания, новоиспеченный приятель казался мне интересным и азартным. Да и фамилия у него была под стать — Азаркин. Но чем ближе я узнавала его, тем больше появлялось чувство дискомфорта и разочарования, пропадал всякий интерес к собеседнику. А его визиты в пьяном угаре, стали вообще отвратительны. Резко оборвав наши натянутые отношения, я дала понять, что ничего нет и быть не может между нами. Он же в свою очередь, какой-то надломленный, так ничего и не добившийся в своих личных планах, неожиданно уехал обратно в Приморье.
С появлением новых сотрудников, в отделе — Людмилы и Светланы Внуковой, стало веселее и задорней в работе. Я всегда легко и запросто перевыполняла план, так как была финансово заинтересована.
Мои родители очень скучали без Руслана. Иногда он оставался там с ночевкой на выходные. Ну а на новом месте с не меньшим удовольствием играл в игрушки, катался на пластмассовом тракторе во дворе, и забавно задрав ножки, съезжал по дорожке вниз. Я смотрела на него, смеясь и радуясь его проделкам и шалостям. Отделившись, мы жили в уюте и спокойствии.
Однажды отец возвращался со свиданки с осужденным старшим сыном из Павлодара. Дорога лежала через Барнаул. Вернувшись, домой и, переступив порог, он был словно сам не свой. Мы с мамой, чувствуя что-то не ладное, проследовали за ним в комнату, в ожидании чего-то необычного. Отец, присев на старенький диван, разрыдался у нас на глазах. Мама спросила: «Что случилось?». И тут он поведал нам горечь своей души.
Прогуливаясь по перрону в ожидании поезда, он вдруг ощутил необъяснимое чувство к мимо проходящему молодому человеку. Но странным было то, что они оба, одновременно поравнявшись, остановились, словно какая-то сила их внезапно притормозила, и казалось, долго смотрели друг другу в лицо. У отца отнимались ноги. Через какое-то время они, молча, пошли, каждый своим путем, слов не было, как не было и сомнения. В том человеке, как две капли воды, похожем на Нуртая, его старшего сына, от которого отец, по иронии судьбы только что возвращался со свидания из зоны, он, бесспорно, признал своего первого сына Гену, от первого гражданского брака, так и выросшего в приюте без любви и ласки. Что тогда, на перроне, мог испытывать он, его сын, и какая сила остановила тогда отца, известно лишь одному богу. Но он искренне плакал, изливая нам душу, и виня себя за ошибку молодости, повторяя раз за разом:
— Гад, я, гад, ведь это сын мой, ой как больно!
И слезы текли ручьем по его бледным щекам, а мама, сочувственно стоя рядом переживала, ей тоже было жаль ни в чем не повинного паренька.
…Гена был рожден от финки, женщины легкого поведения, и именно это стало причиной семейного раздора. Ее мать-старушка говорила тогда на ломанном русском языке с акцентом: «Моя дочь пластитутка». Ребенку было годика три, когда отец создал новую семью, его мать, не желавшая самостоятельно воспитывать малыша, отдала Гену в приют. О дальнейшей судьбе мальчика ни кто уже не знал. Лишь годы спустя, судьба свела пути — дороги сына и отца.
Вернувшийся из заключения к тому времени старший брат, стал жить с родителями. По началу, даже устроился на работу, слесарем-сантехником. Я случайно познакомила его с Людмилой, которой тоже было слишком одиноко. Она была очень высокого роста, но довольно симпатичная. Личная жизнь не сложилась, она приехала с матерью и ребенком в Казахстан, из Ленинграда, где работала на стройке. До этого они жили в Грозном.
Познакомившись с Людмилой, Нуртай остался у нее с первого же вечера. После, я не раз высказывалась: «родственников надо любить на расстоянии…».
Близился Новый год. В праздничный вечер мы все вместе сходили в гости к родителям, а после ушли к себе продолжить событие. К нашей компании присоединился дружщк братца, Валера, которому на вид было лет сорок пять. Мне он не понравился, но Нуртай охарактеризовал его с самой лучшей стороны, как человека одинокого и глубоко порядочного.
Наши с ним недолгие отношения нельзя было назвать серьезными, это была просто случайная связь. Меня совершенно не тянуло к нему, а встречаясь, я наверно пыталась как-то заглушить свое одиночество. Но встречи с ним становились все более не приятными. Он был в совершенстве бестактен, одевался не самым лучшим образом, всегда грязный и помятый, чаще в подвыпившем или не адекватном состоянии. И естественно со стороны его ни какого знака внимания. Я, недолго думая, очень понятливо объяснила о нецелесообразности наших встреч, на что он легко ушел с моего пути, больше не появляясь. Вычеркнув его из своей жизни, мне вновь хотелось легко воспринимать жизнь такой, какая она есть, верить и надеяться.
Со Светланой общались мало, я хорошо помнила ее еще по школе, из параллельного класса. В начале мая она пригласила меня, Людмилу и Нуртая на день рождения ее мужа Александра, который в свою очередь был в дружеских отношениях с моим братцем, заочно мы знали друг друга.
Их дом находился далековато, пришлось, не в привычку идти в горку. Мы подошли как раз к столу, где находились родственники Светланы — ее мама с сожителем, сестра Лена с мужем, и брат Виктор. Играла ненавязчивая музыка. В доме было очень чисто и уютно. Я обратила внимание, что все, за исключением Светы, с удовольствием припадают к рюмке-другой, но особого значения этому не придала, ссылаясь на праздничный повод. Через какое-то время мама Светланы, Валентина, уже лежала без сознания в кладовой. На мои возгласы о том, что ей плохо, никто и внимания не обратил, в порядке допустимого. Братец мой за разговором с Шуриком, не забывал о присутствии Людмилы, ну а я, оставаясь на тот момент свободной и счастливой, больше проявляла интерес к музыке и танцам, на пару со Светой, и естественно несколько заинтересованно и целеустремленно поглядывая на ее брата. На него-то я обратила внимание сразу, только переступив порог дома. Мне ничего о нем не было известно, да и это было не так уж важно, он был просто в моем вкусе. Наше веселье длилось допоздна. Наконец, распрощавшись с хозяевами, мы начали расходиться по домам. Виктор пошел провожать меня. Мне это льстило, я шла, напевая что-то себе под нос, мечтала и строила планы. Мы не говорили с ним ни о чем серьезном. И даже позже, на протяжении долгих лет, во время наших случайных и редких встреч, наше общение проходило просто и непринужденно. Говорить о чем-либо не получалось. Мне казалось, что именно в этого человека я влюблена до беспамятства, и готова ждать его всегда, бежать за ним, куда и когда угодно, словно сходя с ума. И было совершенно не важно, как он одет, как выглядит, не бралось во внимание его, зачастую подвыпившее состояние. Он никогда не дарил мне цветов и не то, чтобы оказывал какое-то внимание, а очень запросто мог в моем присутствии обнимать другую. Собственно он никогда и ни чего не обещал. Было больно, но я терпела и чего-то ждала.
Мне казалось, что и со Светланой то мы сблизились и сдружились одним разом и надолго, только лишь из-за него. Она, понимая мои чувства, пыталась не раз отговорить от ненужных встреч, давая понять, что человек он пустой. Но тогда я не хотела слушать ничего, что могло рушить мои надежды. Мне было очень одиноко.
Близился мой день рождения. Свои двадцать шесть лет хотелось отметить веселым застольем.
Еще до знакомства с Виктором, ко мне случайно зашел средний брат со своим товарищем. Юрий, с которым мы познакомились, был невысокого роста с приятной внешностью. В его семье была какая-то неурядица, что меня абсолютно не задевало. Но я приняла его дружбу и общение легко. Он умело говорил красивые слова, но по всему было видно, что даже если и имел серьезные намерения на мой счет, то сам был человеком далеко не серьезным и даже несчастным. Особого внимания от него ждать не приходилось, он сам был, еще тот «подарок». Мне как-то чертовски по жизни везло на пьяниц, я их прямо притягивала к себе. Наша мимолетная связь очень резко оборвалась, масла в огонь подлила и Людмила, унизив нерадивого поклонника в моем присутствии, уж очень ей было плохо, когда кому-то хоть чуточку было хорошо. Ну а мне оставалось лишь смотреть вслед уходящему Юрию, ни сколько не сожалея об этом.
В свой день рождения я от души накрыла праздничный стол. Кроме Люды с Нуртаем, пришли мои родители, сестра с мужем, Светлана с Сашей, хотелось надеяться на появление Виктора. Он работал водителем ПАТП и в тот день был на смене. Тем не менее, покинув ненадолго гостей, мы со Светланой отлучились до ближайшей остановки, в надежде пригласить его на вечер. Но, увы, он был абсолютно безразличен к данному событию. А мы продолжили плясать и веселиться от души.
Случайно на пороге появился Юрок. Приличия ради, я его пригласила к столу, по всему было видно, что гость голоден. Немного поев и выпив, он все же посчитал нужным уйти. Впоследствии ему вновь предстоит помириться с семьей, и мы, словно не зная друг друга, будем молча проходить мимо при случайных встречах, каждый думая о своем.
Шло время. Виктор то появлялся в моей жизни, то исчезал. Но я все ждала его, мечтала, строила планы.
Неподалеку от нашего барака, на территории милиции, в то время проживала бригада строителей на поселении. Я не знала причину их судимости, хотя не раз была наслышана о них. Все они работали в бригаде Саши, мужа Светланы, и заочно знали меня.
Мое общение завязалось с самым бойким из ребят, которого звали Байзулла. Я очень жалела их всех, порой подкармливая за своим столом, или просто угощая чем-либо, за что они мне были безмерно благодарны. Байзулла имел привычку завираться, я делала вид, что соглашаюсь и слушаю его, хотя его болтовня не всегда была интересна, впрочем, как и он сам. Но с Русланом они запросто нашли общий язык, и мой малыш, частенько не слушая меня, убегал к нему в гости, проползая под большими металлическими воротами на территории милиции, зная, что там его не достать. Вдоволь наигравшись, возвращался домой довольный и восхищенный. Встречаясь с Баем, я понимала, что это далеко не тот человек, который мне нужен и интересен, и знала, мы скоро расстанемся, достаточно малейшего повода. И все же, еще какое-то время продолжала с ним общаться. А он, прибедняясь, находил средства и возможность приходить подвыпившим.
Поздним осенним вечером горемычный поклонник, находясь в здании общежития бывшего ясли-сада, вместе со своим знакомым, изрядно выпив, спорили о разных глупостях. Молодой паренек, не полных восемнадцати лет, вдруг вполне осознанно, конкретно и уверенно заявил: «Вот выйду сейчас на улицу и завалю первого встречного!».
Трагедия той ночи не обошла стороной супруга, моей знакомой Любаши, которой став вдовой, пришлось одной поднимать двух дочерей. Ее мужа, мужчину крепкого сложения, тридцати с лишним лет, постигло несчастье совершенно неожиданно. Не предвидя коварства и беды от малолетнего подонка, истекая кровью, от удара ножа в спину, он умер почти рядом со своим домом.
Первыми под подозрение, конечно, попали мои знакомые ребята. А Байзуллу сразу определили в изолятор, за отсутствием того на месте, на момент трагедии. Опасаясь последствий, что на него вот так просто навесят преступление, он сообщил следователю, что тем злополучным вечером был моим гостем, после чего неприятности не обошли стороной и меня. После этого случая мы резко расстались. А ребята и Бай, разъехались по своим домам, когда наступил такой момент.