Миры (Глава 45)

МИРЫ

я был Творцом в одном из снов
был одинок — мечтал любить
и захотелось этот мир
мне из молекул сотворить
вначале вспомнил я себя
когда-то человеком был
и по подобию, любя,
я человека сотворил.
я дал ему простор земли,
сиянье звезд, тепло огня.
я дал ему искру любви,
жену я дал и дал коня.
дерзай мой первенец, живи,
твори добро, рожай детей
и продолжением твоим
пусть станут тысячи людей…
но как-то грустно стало вдруг,
подумал я — а в чем прикол,
когда он обречен на труд,
из года в год пахать, как вол?

***

Новый мир продолжал удивлять. Ожидая увидеть чуть ли ни говно «посреди хаты», в последствии, когда глаза адаптировались, Авангард Всеволодович приятно разочаровался.

***

Можно бы и не опускать занавеску, а лучше убрать совсем. Держа шкуру откинутой Авангард соображал: отпустить край или как-то пристроить.

— Закрой. — рыкнул хозяин, а далее, как бы, между прочим, сообщил. — Рассеется туман, тогда уберу.

Между прочим, постояв пару секунд возле входа, окинув гостя звериным взглядом, он уверенно прошел вглубь, откуда прорычал в менторской тональности:

— Видишь, я же вижу. Чтобы видеть во тьме, нужно почаще в ней бывать.

Наглая обезьяна, мало того, что не пропустил гостя вперед и не придержал перед ним вонючую занавеску, еще и командует, как своими домашними, поучает, как ребенка. Интересно, а семья у него есть? Судя по возрасту, должна быть. Лет сорок ему или немного за. Интересно, а где они сейчас?

— Разувайся и иди сюда. — снова раздался надменный рык.

***

Гориллу звали Каза. Стукнувшись алюминиевыми банками, человек и животное обменялись именами.

Вообще, это не правильно и даже оскорбительно говорить, что Каза животное. Нет, они не животные, они люди. Ну, может быть, зверолюди. Не оригинально и тем не менее.

***

— А разуваться зачем? — удивился Авангард.

— Ковры

— Ковры?! — почти закричал потрясенный Авангард, стряхивая тапок, щупая перед собой пол.

— А что тут такого? Или ты думаешь, что мы в натуре обезьяны?

— Неэт! Просто откуда?

— Оттуда. — в темноте Авангард не увидел, что Каза кивнул подбородком на реку.

«Понятно — наворовали». — заключил про себя Авангард.

***

Разумеется, темнота ослепила. В голове, словно обнаглевшая мышь возилась мыслишка, как бы на что нибудь ни налететь и во что-нибудь ни наступить, например, ни угодить в погасший полный пепла очаг. Не хватало еще причинить ущерб гостеприимному хозяину, вдобавок перепачкать золой босые ноги.

Правую руку отягощала праздничная ноша. Вот, еще и ответственность за доверенный ему груз. Хотя, что с ним случится, он ведь металлический. Опа, человек вспомнил про то, как они встретились с обезьяноподобным и про то, чем был тот вначале…

Человек тут же забыл обо всем, потому что стопы передали в мозг знакомое до боли ощущение. У него тоже дома ковры…

***

Очага не было вовсе. Как же без очага?! А где готовить еду?! Отсутствие печки «Волосатый» объяснил тем, что его племя избегало огня, предпочитая питаться сырцом. А вечно теплый климат позволял.

— Приглядишься. — поставил точку Волосатый в пристрелочном разговоре. После того, как человек ощупью подобрался к нему, Каза подтолкнул его к наваленным прямо на полу подушкам.

В пещере было освежающе прохладно и легко дышалось. Упаковку он уже поставил и поэтому приземлиться всем телом в благодатный пух стало откровением об избранности.

***

Человек ожидал срач, который оставляют все животные, но везде были ковры, на полу, на стенах, словно в покоях восточного купца. Изделия из мира людей поражали яростью красок на фоне унылых камней.

***

— Слушай, ну, прикрылся бы уже а. — после второй банки Авангард осмелел и тут же спросил о наболевшем. — У вас и женщины ходят голые?

— О, да! — воспламенился хозяин. Только не женщины, а обезьяны. Это у вас женщины, а у нас обезьяны.

Закончив рычать, Каза расхохотался, издавая звуки, словно ржавые петли громко ходили туда сюда.

«Ну, что тут смешного? — вопрошал Авангард себя.- Я, что называется, впервые здесь. Обезьяны, так обезьяны. Не, ну, что он хотел сказать, что обезьяна это круче, чем женщина? Видимо, у них да. Интересно, а как они называют самок, которых по хорошему следовало бы называть ни женщинами, а обезьянами?»

Он повторил вопрос вслух.

— А никак. У нас, если хочешь кого-то оскорбить, говоришь ему: ты ведешь себя слишком по человечески.

— Ну, понятно. — на этот раз человек не удивился. Ни капельки. Больше беспокоило, что его просьба прикрыть причиндалы откровенно проигнорена.

***

Каза охотно разговаривал, то есть многословил, только о женщинах.

«Хватит про баб. — решил Авангард, — Не дай бог у этого самца встанет.

Интим оборудование из черной кожи, сливалось с цветом шерсти, с цветом воздуха в пещере.

Розовыми были ладони существа. Розовело испод мышек. Если не приглядываться, член Каза, когда тот сидел в позе лотоса, был похож на детскую биту положенную между его ног, раздражали только розовые яйца развалившиеся по сторонам „деревяшки“.

Как на зло, после каждой следующей баночки живость зверолюда возрастала. Поражало и то, что такой большой зверь, и такой слабый на алкоголь. Вот, в чем сила-то человеческая. Ни одно животное не перепьет человека!

»Да, что за ё?! Опять?! Зверолюба, то есть. Тьфу ты, уже сам готовченко, кажись, заговариваюсь. Че-то быстро, одначе".

С пива он заметно хмелел, лишь после третьего литра, а тут допивали второй и уже пьян.

«Возможно, из-за стресса».

***

Когда первоначальное ошеломление алкоголем приотпустило разум и душу, и вошло в стадию плавного набора высоты, завязался серьезный разговор.

— Мы не трудимся в поте лица. Хэ-хэ. Жить, чтобы, только выживать — бессмысленно. Ну, какой в этом смысл?

— Дети.

— Что?! — Каза скорчил презрение.

— Мы люди, живем ради детей.

— Как хотите, но жить детьми это человеческая чушь. Дурацкое оправдание дурацкому общественному устройству и общей бессмысленности существования.

— Ну, а ты, откуда бы ты взялся, если бы ни мамка твоя?

— Оттуда бы и взялся. И, кстати, моей мамке было начхать на меня — родила и забыла. Мы обезьяны живем исключительно для себя, то есть, ради своего удовольствия.

— Удовольствие зависит от того, что ты им считаешь. Иногда людям нравится помучиться.

— Мне не нравится. И я не человек.

— Ну, так сама природа вложила в живых существ желание заботиться о потомстве. Любовь к детям это инстинкт. Как и вообще любовь.

— Вот, именно! Жить вопреки инстинктам это и есть разумная жизнь! — обезьянья морда сияла, как сияла бы она у человека что-нибудь изобретшего.

— Это самоуничтожение, а не жизнь.

— Можно подумать, что насилуя себя воспитанием отпрысков ты не самоуничтожаешься.

— Ну, так-то да… — Авангард Всеволодович на секунду задумался. Взгляд мужчины, словно заглянул за забор. — Однажды, я встретил одноклассницу. Год не видались. «Ты сильно постарел». — первое что сказала она. «Ну да, это из-за детей, три года уже соки сосут. — подумалось тогда. — Вот, из-за чего детей зовут спиногрызами: дети поедают родителей, образно говоря…

— У нас такое не образно! — рассмеялся волосатый, обнажая клыки. — Поэтому, ну их, детей, как люди говорят, нах! Если природе угодно, пускай сама и рожает, и выкармливает за счет своего здоровья. Я есть, сколько есть, а что будет, после меня — мне пох. И самое главное — я не хочу, чтобы меня съел, тот кого я люблю.

»Ну и зубищи! — внутренне ужаснулся человек. — Пожалуй, надо прекращать никчемушный спор, а то еще разозлится и сожрет. Какое мне вообще дело как живут эти обезьяны? Никакого. Вот, именно".

Но язык не подчинился:

— Не, ну, а ты не боишься, что ваш вид вымрет из-за такой философии жизни?

— Пох!

— А у тебя дети есть, Каза?

— Нет.

— А жена?

— Я ее съел.

В полумраке устрашающе светились глаза, угрожающе блестели зубы чудовища.