Что это?! (Глава 50)

***

За морем разрушительные ураганы и проливные дожди месяцами, здесь же благодать: ласковые ветра, осадки как по заказу. Правда, круглогодичная жара на любителя, но местные привыкли.

Как всегда небо безоблачное от горизонта до горизонта. Только над белыми зубцами дальних гор копились тучи, с каждым часом темнея всё больше. Ночью будет дождь.

До ночи еще далеко. Конный отряд из десяти всадников направлялся к лесу за единственным на этой равнине холмом.

Не такой уж и большой этот массив — до вечера управятся. Люди растянувшись цепью, так, чтобы один человек видел другого неспешно продвигались между древесных исполинов. Не велик лес, но деревья в нем выдающиеся. Ветвистые вверху. Толстокожие внизу. Борозды толщиной в руку утончались к вершинам.

Чем ни прогулка. Единственная досада возникающие на пути стены из перепутавшегося кустарника. Словно наброшенные на центральный гвоздь обручи разного диаметра делили они лес на приличные зоны. Проходов между зонами не предусматривалось. Нужно было слезать с лошади и рубить саблей. Конечно, можно проскочить и на скаку, но скорее всего это еще хуже.

Слабый ветерок пошумливал в кронах. Люди перекликались. Шутили. Расслаблялись. Даже офицер расстегнул китель до половины и снял форменный картуз.

Гладколицый мальчишка. Недавний выпускник академии. Тонкий. Большеголовый. Темные волосы подстрижены аккуратным горшком. Ленивые серые глазки полузакрыты. Если бы ни кусты, то он и вовсе бы уснул.

— Тпру-у-у. — негромко произносил ехавший оконь денщик, останавливая сразу двух гнедых, спрыгивал на землю и вперевалочку шел рубить. Денщик — дядька в возрасте с полуседыми усами. Невысокий, коренастый. Пустые кожаные ножны мотались между его ног, как лошадиный хер.

Офицеришка выныривал из полудремы, наблюдал как сверкает в умелых руках кавлерийский палаш. Вщьють. Вшьють. Хрясь. Хрусь. С одной стороны ему тоже хотелось помахать, а с другой было лень и он оставался в седле, покачиваясь, будто травинка на ветру, изредка отгоняя мух и еще кого-то, летевших на аромат его потной головы. Вжжж проносились мимо шмели и падали на запримеченные издали цветы.

— Готова бродь. — браво сообщал денщик с влажным пятнами на синем кителе в ореоле круживших над ним насекомых. И они ехали дальше, наслаждаясь покоем и пением птиц. Пару раз резкими порывами ветра приносило едва слышное петушиное кукареку.

Хорошо в тени леса, хоть и душновато, и цвелью пованивает, зато нет прямых обжигающих лучей Эртэ.

***

— Лейтенант, тут что-то не так с воздухом! Твердый! — прокричал солдат, пытаясь усмирить, вставшего на дыбы коня. Он ехал чуть поодаль слева, пересекал среднюю почти идеально круглую поляну.

Спустя несколько секунд оттуда раздался звук, походивший на крик терзаемого пытками человека.

Звук усиливался, становясь тоньше и пронзительнее.

Лошадь офицера вздыбилась, опрокинулась на спину. Лейтенанту повезло он свалился еще до ее падения. Кубарем откатился.

Обдирая собственные бока и ноги наездника лошадь денщика понесла сквозь колючие заросли в глубину леса.

Крики и ржание заглушал звук. Казалось, он заполнил весь лес.

Внезапно наступила тишина…

К месту происшествия спешили остальные кавалеристы.

Недоверчиво озираясь, офицер поднялся. Кривясь от боли, он, однако, осанисто выпрямился, гордо расправил плечи. Как ни в чем ни бывало встала и его лошаденка. Подбежавший солдат подал лейтенанту, отлетевшую на несколько метров фуражку. Офицер водрузил ее на голову, отряхнул форму, отмахнувшись от своей же, предложенной солдатом кобылы, зашагал к спешившемуся на поляне войску.

Сквернословя на всю округу вернулся денщик. Он был верхом, но его штаны превратились в кружева из-за многочисленных дырочек. Через прорванные места сигналили белые ляжки. Лицо денщика сияло парой красных полос — наискось и поперек, видимо, от хлестанувших по нему веток. Раны, хотя и без крови, но весьма болезненные.

— Смотрите! — вскричал кто-то. — Что это?!

Отряд застыл, глядя в небо.

Буквально на метр выше деревьев над поляной висела серебряная капля величиной с дом. Капля расположилась не как ей положено, то есть утолщением вниз, а горизонтально. Из толстого торца бесшумно вырывалось синее пламя. Столпившиеся под каплей люди чувствовали едкий жар. С одной стороны поляны скукоживались и коричневели верхушки деревьев. Листья сдувало, ветви потоньше скручивало в спирали.

И вдруг капля испарилась.

В наивном молчании окаменевшие стояли синие мундиры вперемешку с рыжими боками прядавшими ушами кивавшими головами, приглушенно ржакавших умных животных. Боевые лошади на заданиях не шумят…

***

Теперь «художественная» находилась в ее комнате. Наконец-то отселили братика и она впервые почувствовала себя принцессой.

Вынесли мебель и противоположная стена будто разделась. Пространство раздвинулось. Средняя комната стала большой.

За кроватью и шкафом брата пряталось темное не выцветшее пятно мануфактуры. Всё тот же вишневый фон с золотыми трилистниками. Сочные краски возможно порадовали, но пятно смотрелось нелепо, а относительно стены был иной расчет.

Отоспавшись, Поблаженствовав в одиночестве, принцесса взялась за планы. Первым делом снять со стены кожу обоев, обнажив ее до камней. Разрезать пополам их любимый с братом «ковер в детской». Половину содрать с пола. Принести вещи из подвала.

Бежевый с белым, толстый как стопа ковер жалко. Мать не знает, а то будет ей.

Пока мать не знала, и где-то отсутствовала, Виорика обустраивалась на свое усмотрение.

Большая комната, побывшая таковой всего лишь ночь, снова разделилась на две. Королевское происхождение выветрилось и вместе с запахами акварели зажили в них художница и ее изостудия.

Студия получилась желтая из-за обнаженных стены и пола. Расставленные и разложенные как обычно принадлежности, словно часть прежнего перенесенного в настоящее вызывали приятное чувство знакомого.

Раньше студия существовала в цокольном этаже дворца. По сути слуги перенесли ее оттуда сюда. Но здесь было гораздо больше естественного освещения.

На второй половине, словно декорации к спектаклю о жизни богачей, вычурно блистала спальня. Кровать под балдахином выглядела как разнаряженная девица из светского круга, брезгливо ступавшая по грязному тротуару.

Скоро вид роскоши исчез везде. Не стало постельных тонов в убранстве девичьей. Их вытеснили цвета попрактичней и творческий беспорядок. Выходные платья торчали из шкафа, радуя праздником, а рядом на стуле дымилась от пота «спецовка художницы».

За кисти девушка не бралась, а хваталась буквально спросонья, забывая умываться, когда накатывало вдохновение. В общем, гламурная опочивальня королевских отпрысков превратилась в обитель целеустремленной девушки из Среднего Города. Города художников и мастеровых.

Королева мать, спустя две недели, заглянувшая к дочери, увидевшая преобразованное без ее ведома, не нашлась что сказать сразу. К тому же, она не нашла здесь своей дочери ребенка, перед ней стояла незнакомая молодая женщина.

Однако, после затишья буря не грянула, если не считать оброненной матерью грубости.

***

Общение с дочерью носило официальный характер.

— Как ты?

— Хорошо.

— Это хорошо.

— Ну да.

— И проветри комнату. — немногословно добавила, зашедшая на минутку, королева. Ее посещение смахивало на приемку объекта. За время разговора она прошлась от входа до окна и обратно. На выходе задержалась, повернулась к дочери желая что-то сказать, но увидела холст с лица.

Когда она только вошла картина бросилась ей в глаза, но сам факт присутствия в спальне всей этой грязи переключил на осмотр помещения.

— Дай тебе волю ты и из дворца конюшню сделаешь. — наморщив нос, огласила королева мать. — Да-а. Ничего уже не изменишь без морального кровопролития…

Картина ударила по восприятию абсурдным цветоналожением. Но дело не в красках, а в том, каким изображался мир. Например, деревья. Желтые листья раздражали не правдоподобностью.

— Что это?!

***

— Что это?! — королева крадучись подступала к полотну. Ее интуиция беспокоилась. — Где ты видела желтые деревья?

Как каменные изваяния стояли деревья. Желтые как местный камень и не шелохнутся…

Дочь почувствовала искренний интерес матери. Ей и самой было интересно.

— Это осень мама. — назидательно произнесла Виорика. — Кар не рассказывал разве?

— Нет, не рассказывал. Какая еще осень?

— Осень это когда умирают листья. Они сначала желтеют. Потом опадают…

— Что за бред!

— Это правда мама. Карром рассказывал что он целый год жил в стране, где у природы было аж четыре состояния. Осень, зима, весна, лето…

— Стой, погоди! А в какой стране не говорил?

— Нет, кажется.

— А про планеты?

— Не знаю…

Королева задумалась:

— Ни в одной стране нашего мира такого нет. Спросить у Гарольда? Осень… Зима… Что там еще?