Любовь в маленьком городке
Возрастные ограничения 18+
— Отдамся за рубль! — восклицал смешливый женский голос.
Молодой человек двадцати двух лет развернулся. Метрах в десяти мимо него шли три на первый взгляд симпатичные девушки. Стройные это уже хорошо. Взявшись под руки, явно под хмельком, девчонки пырскали смехом.
Юные женские тембра звенели на весь «Центр». Девушкам лет по восемнадцать. Раззадоренная алкоголем в них бурлила нерастраченная молодость.
***
Дискотека закончилась. Молодой народец — кто шумно, кто не очень — расходился по ночным пристанищам. Вдоль центральной улицы горели фонари. Кучками, парами и поодиночке нарядные люди брели по дороге и по тротуару.
Самый ответственный и многообещающий момент вечера. Велся активный, даже лихорадочный «съем». Неважно кто попадется в сети любви, главное, чтобы ночь провести с кем-то. Хотя бы полночи. Или несколько часов, пока ни выветрится хмель и ни остынет любовный пыл.
Поддатые парни приставали к свободным девушкам. Авось какая и клюнет на возбужденного красавчика, причесанного и приодетого в лучший свой прикид, благоухающего туалетной водой и перегаром.
Гырчали мотоциклы, пугающе наезжая на толпу. Слышались: девчачий визг, смех парней.
Снимальщику нужно торопиться, потому что через полчаса местность обезлюдеет и до утра, кроме собак и кошек вряд ли кто появится. Может, спотыкающийся пьянчуга, пробредет своей извилистой никому неведомой тропой. Или спешащий домой кавалерчик пробежит, словно отбившийся от стада жеребчик.
***
С одной стороны улицы — тротуар и многоквартирные дома в два этажа. С другой метров двести тянулась прямоугольная центральная площадь, зацементированная квадратами метр на метр. В бороздах между ними сорная травка. Площадь не освещалась.
Молодой человек в синих джинсах и черной футболке с наброшенным на плечи зеленым свитером стоял в тени, на дальнем от асфальта краю площади. Курил под нависающими из парка деревьями. Сегодня он трезв. Редкое событие по выходным.
Ветви деревьев покачивал ветер. Тревожно шуршал крепкой листвой. Над провинциальным городишкой плыли громадные серые тучи. В частном секторе окружающем центр многоуровневым кольцом надрывались собаки. В отдалении мужские и женские голоса орали застольную песню «о милом, спустившемся с горочки». От речки настойчиво доносилось хоровое кваканье жаб. Будто солист насвистывал соловей.
В большинстве квартир окна занавешены и темны. Двенадцатый час ночи. Завтра на работу. Спят работнички. Но не спится тому, кто молод и полон жажды чего-то неизмеримо большего, чем то, что уже есть. Иногда что-то внутри, словно приподнимется на носочки, куда-то потянется, мечтая взлететь.
Несмотря на усиливающийся ветер и мутнеющие постепенно небеса, вопреки природе обещавшей грозу, в душе молодого человека установилось теплое чувство. Дышалось глубоко. Воздух пьянящий. Дома! Наконец-то, он дома!
В тоже время хотелось чего-то более существенного. Вторая подряд сигарета почти догорела со второй затяжки.
***
— Что за мужики пошли?! — возмущалась мелкая грудастая телка с черным каре в темных в клетку штанах и в светлой майке, шедшая между похожих как близняшки девиц. Она то и дело останавливалась, оглядывалась, пыталась освободиться от опекунш. Но трепыхалась не сильно, похоже только для вида, ведь она, кажется, шутила. Или нет?
Наконец, девушка вырвала правую руку, вскинула вверх, потрясая чем-то зажатым в кулаке, призывно прокричала:
— Плачу рубль тому, кто меня трахнет!
Подруги отпустили ее и хватаясь за животы согнулись в прямые углы. Разогнувшись, запрокинули головы, выгнулись в скобки. Девушки истерически ржали.
— А что, нельзя свободной женщине потрахаться с первым встречным?!
— Можно, можно! — смеялись подруги. — Тока не ори на весь «центр», пожалуйста!
— Как это не ори! — прямо-таки искренне возмутилась грудастая. — Привлекать же как-то надо! А то еще не дай Бог целкой помру!
Потрясая рублем, девушка огласила:
— Даю рубль тому, кто возьмет меня прямо сейчас!
***
— Машк, хорош прикалываться! Дай передохнуть хоть! Давай покурим. У кого сигареты? Машк у тебя? Глянь.
Двое искали сигареты по карманам и сумочкам. Третья всё еще держала руку поднятой, но уже смотрела на подруг заинтересовано, видимо, заражаясь коллективным желанием.
Еще раз взглянув на небо с редкими звездами, желтевшими в черных провалах между серой ватой, парень швырнул окурок под ноги, растоптал, выглядя, словно бьющий копытом жеребец.
***
Из тени выскочил молодой человек, быстро приблизился, ловко выхватил купюру из руки обомлевшей девушки.
— Опа! — попятившись, спрятал руки за спину. Затолкал бумажку в задний карман.
— Закурим девчонки?! — тут же спросил он, доставая сигареты из переднего кармана.
— А ты еще кто такой и откуда взялся?! — возмутилась близняшка слева, поднимая на него борзые очи.
— Инга, ты?! — обратился парень к посуровевшей симпатяшке с пшеничного цвета волосами, стриженными под мальчика, в темных «дудочках», в бордовом пиджачке. И вдруг, девушка отклонилась назад, резко опустила руки с растопыренными пальцами подушечками вперед. Лицо ее засияло.
— Ба-а-а! Ванька! — вскричала она и кинулась на шею улыбающемуся парню. — Привет, братишка!
— Привет, сестренка! — обнял ее Иван.
— Ты када с армии?! — Инга отступила на шаг, рассматривая невесть откуда взявшегося братана.
«Братан» и «сеструха» — так они называли друг друга в школе.
— Да уж два года как! — смеялся он.
— А где ж ты был?! Почему я тебя не видела здесь?!
— Потому что меня здесь не было. — ответил он, протягивая Инге сигарету.
***
Он дал Инге прикурить. Прикурил сам. Резко выпустил дым в сторону. Сразу же затянулся еще.
— Слышь, ну ты и выросла за четыре года! Я тя прям не узнал. Невеста!
— Ага. — кивнула Инга. — Невеста из прокисшего теста!
Кажется, и правда похолодало. Или ее настигло похмелье. Она затягивалась так, будто только что вылезла из воды на холод.
Они стояли друг против друга. Дымили по сторонам. Инга, подперев правую руку левой положенной поперек груди. Иван, засунув левую руку в карман, покачиваясь с пятки на носок, и, то ли разглядывал кого-то, склонив голову на бок, то ли втягивал ее в плечи, потому что тоже озяб.
— Чё за девчонка черненькая? А эт Люся что ли? — кивнул он на девицу в красных лосинах в черной курточке.
— Ну да. — девушка выпустила дым в сторону подруг, стоявших в трех четырех метрах позади нее.
— Ух, какая! — восхитился Иван обтянутыми ягодицами Люси. — Ну, вы девчат махнули! Невесты прям! Замуж-то када?
— А че нам там делать?! — гоготнула Инга, подняв брови, сделав глазищи. — Мы че на дур похожи?!
Две других девушки потрошили Машкину сумку. Маша держала сумочку настежь, Люся копошилась в ней. И почти шепотом, так, что Иван не разбирал ни слова, что-то выговаривала Маше.
Наконец, она обнаружила сигареты. Обслужила вначале себя, дала прикурить Маше. Та, пошатываясь, опираясь на руки подруги, прикурила.
— Выпить хотите? — спросил Иван у Инги.
— Ага! — кивнула Инга, развернулась к подругам. — Да идите уже сюда! Пить будете?!
— Конечно! — отозвалась Маша и бодро шагнула навстречу.
— Привет Вань. — поздоровалась, подошедшая вслед за подругой Люся.
— Привет! Я Маша! — хитро поглядывая, малышка протянула узенькую ладошку.
— Красотка. — подумал Иван, пожимая холодную кисть.
— Иван… — представился он. — Замерзла? На свитер.
— Не. — отказалась девушка в белой майке. — Мне и так жарко.
— Хм. — парень передернул плечами, водрузил одежду на место, снова посмотрел на небо в серых тучах. — Горячая значит?!
— Ага! — улыбнулась девушка, сверкнув белыми зубками.
— Ага, не замерзла, а соски вон как торчат! Не от возбуждения же… — подумал Иван, рассматривая грудь девушки. Он видел ее даже сквозь майку и тесный лифчик с прозрачными лямками. Сто процентов, что так и задумано, вроде бы и прикрыта, и в тоже время как напоказ.
Широкое декольте едва скрывало женское тело. Место соприкосновения похожих на продолговатые пузатые дыньки объектов выглядело глубоким и темным, и завораживало, словно бездна, в которую хочется прыгнуть. Дыньки покрылись пупырышками гусиной кожи.
— Гордая, раз отказывается. — отметил Иван. — Красивая и гордая! Люблю таких!
А Ванька тоже не из последних. В десятку симпотных уж точно входил. Широкие плечи. Красиво выступающие грудные мышцы. Великолепные бицепсы. Над коротко подстриженными висками и затылком нависала копна извилистых темно-каштановых волос. Ветер раздувая эту копну, словно утверждал собственный эталон красоты, как говорят, лохматичность добавляет симпатичность. Роста чуть выше среднего, но большеглазый. Лоб, брови, разрез синих глаз, как выразился сослуживец Ивана, прямо как у артиста. Немного портила вид нижняя челюсть, но трехдневная щетина легко исправляла нечеткую линию подбородка. Зато нос прямой и тонкий — аристократический.
Ванька Кравцов — школьная легенда. Заводила и озорник. Не особенный хулиган и драчун, скорее экстремальный шутник. Его уважали и прислушивались к нему. И конечно же ожидали очередного прикола. Друзей у него было много, в том числе и среди ребят старшего возраста. Иван умел дружить со всеми.
***
Инга и Люся бывшие соседки Ивана по «микрорайону». Перед его уходом на службу родители Ивана переехали в другой район городка называемый «Звездный городок», бог знает почему он так назывался, наверное, потому что находился на самой окраине. В частный дом переехали. Дом крайний в улице, дальше степь, холмы, и правда, что только звезды над лысыми взгорками.
Ванька, будучи на четыре года старше Инги заступался за нее в школе. Не сказать, что они друзья — соседи. В общем, он считал своим долгом покровительствовать ей. Всячески поддерживал и даже подкармливал, покупая в школьном буфете то булочку то котлетку.
Люся всегда была где-то поблизости от Инги. Тоже спортсменка и тоже весьма симпатичная, даже белобрысее и глазастее подруги. Но Инга доминировала над подругами, поэтому привлекательность остальных как-то терялась за ее бойкостью.
***
На площадь въехал красный мотоцикл, блестящий как елочная игрушка, неся на себе высокого седока в черной кожаной куртке в разукрашенном гермаке. Подкатил к дымившей компании. Мотоциклист повернув ключ, заглушил двигатель, снял шлем.
— Привет Ваньк. Давно приехал? — протянул руку большелицый парнище, с черными сросшимися бровями, с черной же, местами вздыбленной шевелюрой.
— Привет, Лех. Вчерась.
Приподнявшись на длинных ногах обтянутых синими джинсами Алексей сдвинулся к баку. К нему торопливо подсаживались Инга и Люся.
— А я этой осенью в армию… — проговорил Леха с грустью. Приободрившись добавил. — Есть еще время погулять как следует.
— Ваньк, ты же проводишь Машу?! — в разговор встряла Инга. Она вовсю подмигивала Ивану. Люська гнездилась на край сиденья с такой же загадочной улыбкой.
— Конечно, если Маша не против.
— Она не против! — воскликнула Инга, и зачем-то обернулась к Люсе.
— Ну как там на заработках? — спросил Алексей у Ивана.
— Поехали! — толкнулась Инга. — А то дождь скоро.
— Щас. Дай с человеком поговорить. Два года не виделись. — и снова Ивану. — Помню как мы нажрались на твоей встрече! Батя мне потом таких люлей давал!
— Ну, поехали. — ныла девушка, ерзая из-за Люси, пытавшейся обнять ее.
— Сойдет. — ответил Иван, глядя на Алексея как на незнакомца, отмечая, что и Леха вымахал в целую шпалу. — Давай, приезжай ко мне завтра. Я дома весь день. Но лучше с обеда.
— Лады. — Леха впихнул голову в шлем, щелкнул пластиковым забралом. Превратившись в космонавта, протянул руку Ивану. Повернул ключ зажигания, дрыкнул заводилкой.
***
— Фу, надымил. — Маша помахивала ручкой перед скривившимся личиком, будто провожала подруг не только недовольным взглядом, но и небрежным жестом.
— Может выпьем за знакомство или тебе домой пора? — обратился Иван к Маше, снова закуривая, спохватившись протянул пачку девушке.
— Вообще-то не пора. Давай выпьем. — уверенно заявила девушка.
— У меня есть. — отстранилась она от сигарет, выставив ладошку, коротко помотав головой из стороны в сторону. Ее грудь колыхнулась.
— Классная! — снова подумал Иван, не зная точно о ком или о чем, о девушке или о ее груди…
— А если дождь, ножки не боишься замочить? — выдохнул он длинную струю дыма в сторону и вверх. Он дул так усердно, словно хотел додуть до неба.
— А я и босиком могу! — озорничала девушка, обжигая его душу карими немного восточными глазами.
— Прям ни девчонка, а Сорви-голова какой-то! — удивился Иван, искоса изучая симпатичную визави.
— А если совсем холодно станет?
— Свитер дашь! Кстати, давай щас! А то не дай бог переохладюсь. Переохлаждусь. Не охота заболеть посреди лета! — быстро проговорила она и поперхнулась смешинкой.
— А говоришь жарко тебе. — улыбнулся Иван.
— А я на всякий случай! — куражилась девушка.
— Тоже правильно. — согласился Ванька, подавая, угловато двигавшейся девушке теплую вещь. — Хотя… думаю, дождя не будет. Видишь как ветер тучи гонит? Таки разгонит, думаю.
— Мне пофиг. Сумочку подержи, пожалуйста, я свитер надену.
Центр опустел. Лишь ветер гонял разбуженную им пыль и полусонный мусор. Вдалеке на западе беззвучно сверкали молнии. И хотя гром еще не долетал, но запах дождя уже чувствовался.
Центральная улица проходившая через весь городок просматривалась в сторону запада до самого конца, не так уж и далеко — километр или полтора. Там, где обрывалась линия фонарей царила тьма изредка разрываемая молниями.
Пока Маша одевалась, Иван заглянул во тьму. Ему вдруг показалось, что больше нет никакого остального мира, что их город это единственный островок жизни парящий в черной космической пустыне.
***
— Пойдем за ДК сходим. Там ребята на лавочках. Друзья мои. Короче, приглашаю тебя типа на вечеринку в честь моего приезда. Ты как, не боишься с незнакомыми пацанами бухать?
— Я?! Да я никого не боюсь! Ты знаешь кто я?! Я Галин Игоревны сестра рОдная!
— А кто это Галин Игоревна?
— Учительница в начальных классах. Она щас Григорьева, а была Карпова.
— А… Это Галька что ли Карпова? А у вас старшая сестра Оля есть?
— Есть, но она уехала. — ответила Маша осматривая себя, поправляя свитер. — Какой большой.
— Жаль. Мы дружили одно время. И Гальку… Галин Игоревну я хорошо знаю. Ну, че, пошли что ли? — уточнил Иван, после того как Маша повесила через плечо черную сумочку и подняла на него глаза.
— Ага. Она замуж вышла и уехала с мужем.
— Ну, что ж… счастья ей. — усмехнулся он, надо сказать, не очень-то и равнодушно.
Поглядывая на Машу, он как бы между прочим сказал. — Странно, что вы рОдные, но совсем не похожие. Оля высокая. Галя, сколько ее знал, всегда была толстухой, а ты вот миниатюрная прям.
— Потому что от разных отцов мы…
— А… не знал… извини. А отцы где?
— А Бог их знает.
— Понимаю. Меня тоже отчим вырастил… Ну-у, не будем о грустном…
— Не будем… А я тебя помню!
— А я тебя нет… к сожалению…
— Не удивительно. Я мелкая была… Ты приходил к нам. — взгляд девушки стал хитрый-хитрый…
***
— Слышь друган, одолжи девчулю! Всё равно же не твоя девушка! Молодой, снимешь еще…
Бяфон. Этот Бяфон за год до армии Ивана увел у него девчонку. Бяфон старше на пару лет. Тоже звезда местная. Когда-то был. Каким его помнил Иван. Видать пил много. Одет прилично, однако заметно, что алкаш. Обрюзг.
«Казел!»
Дружки Бяфона расположившись метрах в двадцати прямо посреди дороги шедшей позади ДК, разливали водку под фонарем.
— Бяфон, ты скоро?! — крикнул один.
— Тебе помочь?! — крикнул другой.
Пьяные ухари гоготали.
— Хватать Машку и валить! — пронеслась мысль. — Да разве убежишь с ней! — и тут отчаяние завопило в нем. — Ну на, Бяфон, забирай и эту девушку, ты же наш идол, кумир, все старшеклассники заглядывали тебе в рот! Последнюю драгоценность готовы были отдать, стоило тебе попросить! Да ты и не просил. Просто брал и никто не возражал…
После случившегося с ним несчастья в его первой любви, друг сочувственно сказал:
— Я попросил Бяфона, чтобы он не бил тебя, если ты будешь кидаться на него из-за Ольги.
Зачем он это сказал? Иван и не собирался. Ему и в голову не приходило кидаться. Причем здесь Бяфон, если это ее выбор. Это она предала его… Вот и всё… И он просто плакал… Хотя и не просто, а от боли. Больно было невыносимо…
С другой стороны, а почему собственно он должен делиться добычей с кем-то, пусть и со старым приятелем? Ему трудно было называть этого человека другом, но его друзья считали Бяфона таковым для себя, пытался и он.
Наверняка, колебания Ивана отображались на его лице. Он понимал, что выглядит испуганным. Проклятое лицо! До сих пор как детское. Все переживания, словно капли дождя на асфальте — сразу видны. Необходимо что-то с ним сделать — срочно.
Какое оно у него было в армии, когда он «гонял» подчиненных? Не только салаг, но и дедов, покушался даже на анархию дембелей. Через полгода службы Ванька попал в сержанты за смышленость.
Страх? Нет, это не страх. Как ни странно это совесть, требующая поступить согласно каким-то своим правилам. Действительно, девушка ведь не его. Короче, старшим врать не хорошо.
Да и что тут такого — уступить мало знакомую девицу своему старшему товарищу? Не злодей же тот. Приехал на мотоцикле. Еще и домой ее отвезет. Можно и уступить. Когда-нибудь и сам окажешься в подобной ситуации. С возрастом в захолустье всё тяжелее снять телку.
Но был тут и страх. Но страх чего? Смерти? Никто не собирается его убивать. Боли? Но в драке боль не чувствуется. Тогда чего он боится? Позора быть побежденным? Отличная логика, чтобы не проиграть всего-то и надо — избежать игры…
— Это моя девушка. — не слишком уверенно возразил Иван, задвигая пьяную Машу себе за спину.
А Маша как бы отсутствовала. Опустив голову, что-то бубнила. Ее руки висели вдоль тела, вернее, болтались длинные ей рукава его зеленого свитера. Она походила на птенчика, выпавшего из гнезда.
— Ни п***и. — бывший десантник приблизился еще на шажок. Его поведение напоминало крадущегося хищника. Конечно, не настолько грациозное по сравнению со зверем, всё-таки Бяфон человек, к тому же пьян. Тем хуже.
Его выпученные глаза блестели, отражая свет фонарей и напоминали совиные. С кругами отеков, редко и медленно моргающие и пустые до жути. Сквозь них, как будто смотрело само зло.
В осенней куртке с капюшоном он представлялся здоровяком по сравнению с Иваном. Он и был здоровяк. Полы расстегнутой куртки как огромные серые крылья пошевеливались, готовясь взмахнуть, чтобы сова взлетела и атаковала добычу. Ваня почувствовал себя бедной мышкой загнанной в безвыходное положения, грозившее смертью. Тьма пришла и сюда. Пропал и этот тщедушный мирок вокруг, остались только сова и мышь.
— Надо было выпить. — лихорадило молодого человека запоздалым раскаянием в несовершенном зле. Что за приход он сегодня поймал, даже не пригубил?
Бяфон напирал всем своим видом, громко сопел и приподнимал плечи, швырял крупный подбородок вправо и перекашивал рот. Его лапищи находясь у раскачанной груди нервно накладывались одна на другую — левая ладонь постукивала по правому кулаку.
— Этот тип отмороженный на всю голову. — думал Иван, глядя на Бяфона.
Но тот, лишь пугал, по-видимому, вполне уверенный, что ему уступят и без мордобоя. Еще немного нажать, как вероятно считал он, и этот чувак струсит, и как ссыкливое животное подожмет хвост и бросится прочь…
Бяфон как раз пришел с армии, когда Иван «дружил» с Ольгой Карповой.
***
Дружил, надо сказать, по детски. Разумеется, целовались. И даже много. Но дальше, то ли Иван не знал что делать, то ли настолько боготворил красавицу Олю, за которой пол школы бегало, что не считал нужным продвигаться. Он не трогал ее нигде, кроме груди. Мысль залезть ей в трусики никогда не возникала.
А Ольга хотела большего. Одна из ее подруг, уже после, поделилась с ним, мол, пьяная Ольга призналась ей, что хочет попробовать по-настоящему с настоящим мужчиной.
И вот он объявился с шикарным волнистым чубом песочного цвета, широкоплечий, голубоглазый красавец-мужчина. Деса-а-нтник. И трахнул Ольгу на какой-то зачуханской блат-хате. При своих дружках. И при Ольгиных подругах. Прямо на вечеринке, отгородившись ото всех занавеской…
Возможно, Ваня чувствовал неладное. Трубку взяла Ольгина бабушка. Узнав Ивана по голосу, радостно сообщила, что Ольга с девчатами давно ушли. Но ни Ольги, ни ее подруг нигде не было. Этот вечер он провел без нее. Надо сказать, впервые…
Эта же подруга говорила ему, что ей было стыдно за Ольгу и очень жалко его, Ивана, что хороший он парень, а Ольга шалава.
— Выкинь ее из головы. — советовала она по дружески. — Забудь!
И он забыл. Уехал учиться и забыл Ольгу. Там были другие. Затем призыв. И неожиданно его вернули на недельку. И тут объявилась Ольга. Выпили они в компании, на этот раз ровесников, и она потащила его к себе домой.
А у нее дома всё происходило по взрослому…
***
Какая она всё-таки красивая. Соски с пол мизинца. А груди как чаши. Соски и большие пупырчатые пятаки вокруг них настолько темные, что кажутся черными в полутьме. А кожа светится, словно сияющее полнолуние. Длинные светлые волосы. Глаза оленихи с длиннющими ресницами. Плоский живот. И ни капли лишнего жира.
Девичья кровать заходилась от скрипа. Он настораживался, а вместе с ним замирал и бабушкин домишко. Ольга шептала, чтобы не останавливался, что у бабули не по стариковски крепкий сон. И он продолжал со всей своей юношеской пылкостью. Ольге нравилось. Долго качал, потому что алкоголь притупил чувствительность. Ольге и это нравилось.
Оказывается, она хотела от него ребенка. Намеревалась стать матерью одиночкой. Когда-то, во время поцелуев, она сказала ему, как бы шутя, что хотела бы сына похожего на него. Какой же он был болван тогда!
Болван и на этот раз ничего не понял и зачем-то, он сам не сказал бы, кто его этому научил, однако во время извержения взял и вытащил член, и кончил Ольге на живот. Зачем? Почему? Кто-то рассказывал, что так надо?
***
Потом ему рассказали, что Ольга плакала, когда его забрали в армию, а она, мол, не попрощалась с ним. А когда его неожиданно вернули, она сама нашла его и, можно сказать, изнасиловала. Правда, он и не сопротивлялся, хотя и был ошарашен.
В армии он частенько вспоминал, как они счастливые бежали по хрустевшему от мороза снегу, сверкавшему в свете фонарей, словно алмазная крошка. Помнил и то, что она сказала напоследок:
— Ваня, я не обещаю ждать тебя. Два года это слишком долго, а я хочу жить сейчас. Понимаешь? — она не смотрела на него, когда говорила эти слова, ее взгляд блуждал по комнате.
А Иван смотрел на нее пристально, не отрываясь, словно запоминая на всю оставшуюся жизнь. Восхищаясь ее красотой и прямолинейностью, он недоумевал — за что эта самая красивая девушка в городе полюбила именно его. Ведь он далеко не писанный красавец и не крутой, такой например как этот гад Бяфон.
Ну да, как-то она сказала ему со своей белозубой большеглазой улыбкой, что ей очень нравится то, что он всегда веселый и всех смешит. Хм… Но разве за это любят?
Потом они курили в маленькую форточку, а в небольшое окошко заглядывала полная Луна, освещая беленые стены с фотографиями родственников Ольги, проходные комнаты без дверей и бабушку храпевшую за стенкой. Домик пах прошедшим временем, деодорантом Ольги и сигаретным амбре.
Пока он служил, она родила от другого. От какого-то заезжего «крутяка». Бывшего зэка.
Тогда он ее понял, но не понимал теперь, она ведь не собиралась замуж — почему вышла? Может, просто, из желания уехать, хоть куда-нибудь, и неважно с кем? С первым встречным…
***
Бяфон двинул ногой в направлении парня, прочертив по земле полушаг. Ивана обдало внутренним жаром и качнуло назад, но он устоял.
Удивление или что это, когда морщины разглаживаются и до отказа раскрываются веки? Секунду такое творилось с Бяфоном. Через мгновение он отвернулся к приятелям.
Вдохновившись их присутствием опять начал:
— Ну, так че, подгонишь? — однако, в его тоне уже присутствовала доля торгашества. — Давай, как старые друзья. Ты мне — я тебе. У нас полно бухла. Пей, сколько влезет.
— Пацан я тогда был, пацан! Жизни не видел! — прокричал Иван в сердце. — Другой я теперь! Без боя не уступлю! Хоть вас и четверо, тебе Бяфон я точно рожу расквашу… И за то еще…
— Это моя девушка! — Ванька выдохнул колебания. Глаза увлажнились. Кулаки сжались.
«Казел!»
И вдруг, Бяфон потух, как будто из розетки выдернули вилку какого-то злого прибора:
— Ну, ладно. Тогда я бухать. Что остается мужчине без женщины. Мадемуазель до свиданья. — заглянул он за Иваново плечо. Но мадемуазель бормоча под нос, разглядывая асфальт или просто не имея сил держать голову, проигнорировала слова незнакомого дяденьки.
— Давай Ванёк. Извини, если чё не так. Увидимся. — несмотря на примирение, лицо Бяфона выражало враждебность. Кажется, он и не скрывал презрения. Елейный тон и криво приделанная улыбочка подтверждали это.
— Давай Сань. Всё нормально.
Стороны пожали руки. На глазах у Ивана Бяфон выключился как мачо. Включил пьяницу или кого-то вроде, кому всё безразлично, кроме очередного стопаря.
Громила вырвал ладонь из руки Ивана, поспешил к гомонившим на всю улицу приятелям, которые судя по всему, уже находились в той стадии, когда мужчинам плевать на женщин.
— Надо было уйти со всеми, пока эти уроды ни приперлись. — пробормотал Иван, разворачиваясь к девушке. Беря ее под руку, прошептал. — Валим отсюда…
***
Часа два или три ночи. Лишь покрапав, Небеса отменили дождь. Ветер сдулся. ПотЕплело. Они сидели на высоком крыльце ее дома. Вернее сидел он, а она лежала у него на коленях, как ребенок.
Крыльцо большое, почти веранда с крышей и перилами. Поспать места достаточно, хоть вдвоем ложись. В дальнем углу пустые банки и коробки с каким-то скарбом.
***
Кое-как они добрели. По пути ее несколько раз вырвало. Он уже хотел попрощаться, но она пьяно заявила, что ей нужно поспать, прежде чем заходить, а то мать, которая всегда спрашивает «Скока щас время?», «засечет», что она пьяная. Поймет по голосу.
Ну, что делать воспитанному кавалеру? Спать на досках в его присутствии не должна ни одна девушка, пускай и не его, а бросить ее одну в такой нелепой ситуации он не имеет права.
Маша поворочалась и как будто заснула, но через пару минут, не открывая глаз, вдруг расстегнула ширинку своих брючишек в мелкую клетку, взяла его руку и положила себе на лобок, причем подсунула его ладонь под свои белые в цветочек трусишки. После чего ее лицо со «спящими» глазками сделалось особенно милым. Может потому, что она улыбалась.
***
Он поглаживал твердые как проволочка волоски, перебирал тянущиеся, словно тесто губки, а она застонав просыпалась и снова погружалась в дремОту.
***
Между ног Маши тепло и влажно, и пахнет женщиной.
***
Завтра он так просто не пройдет мимо ее дома. Надо, как проснется, не забыть договориться о встрече.
И кто сказал, что она не его девушка!
Молодой человек двадцати двух лет развернулся. Метрах в десяти мимо него шли три на первый взгляд симпатичные девушки. Стройные это уже хорошо. Взявшись под руки, явно под хмельком, девчонки пырскали смехом.
Юные женские тембра звенели на весь «Центр». Девушкам лет по восемнадцать. Раззадоренная алкоголем в них бурлила нерастраченная молодость.
***
Дискотека закончилась. Молодой народец — кто шумно, кто не очень — расходился по ночным пристанищам. Вдоль центральной улицы горели фонари. Кучками, парами и поодиночке нарядные люди брели по дороге и по тротуару.
Самый ответственный и многообещающий момент вечера. Велся активный, даже лихорадочный «съем». Неважно кто попадется в сети любви, главное, чтобы ночь провести с кем-то. Хотя бы полночи. Или несколько часов, пока ни выветрится хмель и ни остынет любовный пыл.
Поддатые парни приставали к свободным девушкам. Авось какая и клюнет на возбужденного красавчика, причесанного и приодетого в лучший свой прикид, благоухающего туалетной водой и перегаром.
Гырчали мотоциклы, пугающе наезжая на толпу. Слышались: девчачий визг, смех парней.
Снимальщику нужно торопиться, потому что через полчаса местность обезлюдеет и до утра, кроме собак и кошек вряд ли кто появится. Может, спотыкающийся пьянчуга, пробредет своей извилистой никому неведомой тропой. Или спешащий домой кавалерчик пробежит, словно отбившийся от стада жеребчик.
***
С одной стороны улицы — тротуар и многоквартирные дома в два этажа. С другой метров двести тянулась прямоугольная центральная площадь, зацементированная квадратами метр на метр. В бороздах между ними сорная травка. Площадь не освещалась.
Молодой человек в синих джинсах и черной футболке с наброшенным на плечи зеленым свитером стоял в тени, на дальнем от асфальта краю площади. Курил под нависающими из парка деревьями. Сегодня он трезв. Редкое событие по выходным.
Ветви деревьев покачивал ветер. Тревожно шуршал крепкой листвой. Над провинциальным городишкой плыли громадные серые тучи. В частном секторе окружающем центр многоуровневым кольцом надрывались собаки. В отдалении мужские и женские голоса орали застольную песню «о милом, спустившемся с горочки». От речки настойчиво доносилось хоровое кваканье жаб. Будто солист насвистывал соловей.
В большинстве квартир окна занавешены и темны. Двенадцатый час ночи. Завтра на работу. Спят работнички. Но не спится тому, кто молод и полон жажды чего-то неизмеримо большего, чем то, что уже есть. Иногда что-то внутри, словно приподнимется на носочки, куда-то потянется, мечтая взлететь.
Несмотря на усиливающийся ветер и мутнеющие постепенно небеса, вопреки природе обещавшей грозу, в душе молодого человека установилось теплое чувство. Дышалось глубоко. Воздух пьянящий. Дома! Наконец-то, он дома!
В тоже время хотелось чего-то более существенного. Вторая подряд сигарета почти догорела со второй затяжки.
***
— Что за мужики пошли?! — возмущалась мелкая грудастая телка с черным каре в темных в клетку штанах и в светлой майке, шедшая между похожих как близняшки девиц. Она то и дело останавливалась, оглядывалась, пыталась освободиться от опекунш. Но трепыхалась не сильно, похоже только для вида, ведь она, кажется, шутила. Или нет?
Наконец, девушка вырвала правую руку, вскинула вверх, потрясая чем-то зажатым в кулаке, призывно прокричала:
— Плачу рубль тому, кто меня трахнет!
Подруги отпустили ее и хватаясь за животы согнулись в прямые углы. Разогнувшись, запрокинули головы, выгнулись в скобки. Девушки истерически ржали.
— А что, нельзя свободной женщине потрахаться с первым встречным?!
— Можно, можно! — смеялись подруги. — Тока не ори на весь «центр», пожалуйста!
— Как это не ори! — прямо-таки искренне возмутилась грудастая. — Привлекать же как-то надо! А то еще не дай Бог целкой помру!
Потрясая рублем, девушка огласила:
— Даю рубль тому, кто возьмет меня прямо сейчас!
***
— Машк, хорош прикалываться! Дай передохнуть хоть! Давай покурим. У кого сигареты? Машк у тебя? Глянь.
Двое искали сигареты по карманам и сумочкам. Третья всё еще держала руку поднятой, но уже смотрела на подруг заинтересовано, видимо, заражаясь коллективным желанием.
Еще раз взглянув на небо с редкими звездами, желтевшими в черных провалах между серой ватой, парень швырнул окурок под ноги, растоптал, выглядя, словно бьющий копытом жеребец.
***
Из тени выскочил молодой человек, быстро приблизился, ловко выхватил купюру из руки обомлевшей девушки.
— Опа! — попятившись, спрятал руки за спину. Затолкал бумажку в задний карман.
— Закурим девчонки?! — тут же спросил он, доставая сигареты из переднего кармана.
— А ты еще кто такой и откуда взялся?! — возмутилась близняшка слева, поднимая на него борзые очи.
— Инга, ты?! — обратился парень к посуровевшей симпатяшке с пшеничного цвета волосами, стриженными под мальчика, в темных «дудочках», в бордовом пиджачке. И вдруг, девушка отклонилась назад, резко опустила руки с растопыренными пальцами подушечками вперед. Лицо ее засияло.
— Ба-а-а! Ванька! — вскричала она и кинулась на шею улыбающемуся парню. — Привет, братишка!
— Привет, сестренка! — обнял ее Иван.
— Ты када с армии?! — Инга отступила на шаг, рассматривая невесть откуда взявшегося братана.
«Братан» и «сеструха» — так они называли друг друга в школе.
— Да уж два года как! — смеялся он.
— А где ж ты был?! Почему я тебя не видела здесь?!
— Потому что меня здесь не было. — ответил он, протягивая Инге сигарету.
***
Он дал Инге прикурить. Прикурил сам. Резко выпустил дым в сторону. Сразу же затянулся еще.
— Слышь, ну ты и выросла за четыре года! Я тя прям не узнал. Невеста!
— Ага. — кивнула Инга. — Невеста из прокисшего теста!
Кажется, и правда похолодало. Или ее настигло похмелье. Она затягивалась так, будто только что вылезла из воды на холод.
Они стояли друг против друга. Дымили по сторонам. Инга, подперев правую руку левой положенной поперек груди. Иван, засунув левую руку в карман, покачиваясь с пятки на носок, и, то ли разглядывал кого-то, склонив голову на бок, то ли втягивал ее в плечи, потому что тоже озяб.
— Чё за девчонка черненькая? А эт Люся что ли? — кивнул он на девицу в красных лосинах в черной курточке.
— Ну да. — девушка выпустила дым в сторону подруг, стоявших в трех четырех метрах позади нее.
— Ух, какая! — восхитился Иван обтянутыми ягодицами Люси. — Ну, вы девчат махнули! Невесты прям! Замуж-то када?
— А че нам там делать?! — гоготнула Инга, подняв брови, сделав глазищи. — Мы че на дур похожи?!
Две других девушки потрошили Машкину сумку. Маша держала сумочку настежь, Люся копошилась в ней. И почти шепотом, так, что Иван не разбирал ни слова, что-то выговаривала Маше.
Наконец, она обнаружила сигареты. Обслужила вначале себя, дала прикурить Маше. Та, пошатываясь, опираясь на руки подруги, прикурила.
— Выпить хотите? — спросил Иван у Инги.
— Ага! — кивнула Инга, развернулась к подругам. — Да идите уже сюда! Пить будете?!
— Конечно! — отозвалась Маша и бодро шагнула навстречу.
— Привет Вань. — поздоровалась, подошедшая вслед за подругой Люся.
— Привет! Я Маша! — хитро поглядывая, малышка протянула узенькую ладошку.
— Красотка. — подумал Иван, пожимая холодную кисть.
— Иван… — представился он. — Замерзла? На свитер.
— Не. — отказалась девушка в белой майке. — Мне и так жарко.
— Хм. — парень передернул плечами, водрузил одежду на место, снова посмотрел на небо в серых тучах. — Горячая значит?!
— Ага! — улыбнулась девушка, сверкнув белыми зубками.
— Ага, не замерзла, а соски вон как торчат! Не от возбуждения же… — подумал Иван, рассматривая грудь девушки. Он видел ее даже сквозь майку и тесный лифчик с прозрачными лямками. Сто процентов, что так и задумано, вроде бы и прикрыта, и в тоже время как напоказ.
Широкое декольте едва скрывало женское тело. Место соприкосновения похожих на продолговатые пузатые дыньки объектов выглядело глубоким и темным, и завораживало, словно бездна, в которую хочется прыгнуть. Дыньки покрылись пупырышками гусиной кожи.
— Гордая, раз отказывается. — отметил Иван. — Красивая и гордая! Люблю таких!
А Ванька тоже не из последних. В десятку симпотных уж точно входил. Широкие плечи. Красиво выступающие грудные мышцы. Великолепные бицепсы. Над коротко подстриженными висками и затылком нависала копна извилистых темно-каштановых волос. Ветер раздувая эту копну, словно утверждал собственный эталон красоты, как говорят, лохматичность добавляет симпатичность. Роста чуть выше среднего, но большеглазый. Лоб, брови, разрез синих глаз, как выразился сослуживец Ивана, прямо как у артиста. Немного портила вид нижняя челюсть, но трехдневная щетина легко исправляла нечеткую линию подбородка. Зато нос прямой и тонкий — аристократический.
Ванька Кравцов — школьная легенда. Заводила и озорник. Не особенный хулиган и драчун, скорее экстремальный шутник. Его уважали и прислушивались к нему. И конечно же ожидали очередного прикола. Друзей у него было много, в том числе и среди ребят старшего возраста. Иван умел дружить со всеми.
***
Инга и Люся бывшие соседки Ивана по «микрорайону». Перед его уходом на службу родители Ивана переехали в другой район городка называемый «Звездный городок», бог знает почему он так назывался, наверное, потому что находился на самой окраине. В частный дом переехали. Дом крайний в улице, дальше степь, холмы, и правда, что только звезды над лысыми взгорками.
Ванька, будучи на четыре года старше Инги заступался за нее в школе. Не сказать, что они друзья — соседи. В общем, он считал своим долгом покровительствовать ей. Всячески поддерживал и даже подкармливал, покупая в школьном буфете то булочку то котлетку.
Люся всегда была где-то поблизости от Инги. Тоже спортсменка и тоже весьма симпатичная, даже белобрысее и глазастее подруги. Но Инга доминировала над подругами, поэтому привлекательность остальных как-то терялась за ее бойкостью.
***
На площадь въехал красный мотоцикл, блестящий как елочная игрушка, неся на себе высокого седока в черной кожаной куртке в разукрашенном гермаке. Подкатил к дымившей компании. Мотоциклист повернув ключ, заглушил двигатель, снял шлем.
— Привет Ваньк. Давно приехал? — протянул руку большелицый парнище, с черными сросшимися бровями, с черной же, местами вздыбленной шевелюрой.
— Привет, Лех. Вчерась.
Приподнявшись на длинных ногах обтянутых синими джинсами Алексей сдвинулся к баку. К нему торопливо подсаживались Инга и Люся.
— А я этой осенью в армию… — проговорил Леха с грустью. Приободрившись добавил. — Есть еще время погулять как следует.
— Ваньк, ты же проводишь Машу?! — в разговор встряла Инга. Она вовсю подмигивала Ивану. Люська гнездилась на край сиденья с такой же загадочной улыбкой.
— Конечно, если Маша не против.
— Она не против! — воскликнула Инга, и зачем-то обернулась к Люсе.
— Ну как там на заработках? — спросил Алексей у Ивана.
— Поехали! — толкнулась Инга. — А то дождь скоро.
— Щас. Дай с человеком поговорить. Два года не виделись. — и снова Ивану. — Помню как мы нажрались на твоей встрече! Батя мне потом таких люлей давал!
— Ну, поехали. — ныла девушка, ерзая из-за Люси, пытавшейся обнять ее.
— Сойдет. — ответил Иван, глядя на Алексея как на незнакомца, отмечая, что и Леха вымахал в целую шпалу. — Давай, приезжай ко мне завтра. Я дома весь день. Но лучше с обеда.
— Лады. — Леха впихнул голову в шлем, щелкнул пластиковым забралом. Превратившись в космонавта, протянул руку Ивану. Повернул ключ зажигания, дрыкнул заводилкой.
***
— Фу, надымил. — Маша помахивала ручкой перед скривившимся личиком, будто провожала подруг не только недовольным взглядом, но и небрежным жестом.
— Может выпьем за знакомство или тебе домой пора? — обратился Иван к Маше, снова закуривая, спохватившись протянул пачку девушке.
— Вообще-то не пора. Давай выпьем. — уверенно заявила девушка.
— У меня есть. — отстранилась она от сигарет, выставив ладошку, коротко помотав головой из стороны в сторону. Ее грудь колыхнулась.
— Классная! — снова подумал Иван, не зная точно о ком или о чем, о девушке или о ее груди…
— А если дождь, ножки не боишься замочить? — выдохнул он длинную струю дыма в сторону и вверх. Он дул так усердно, словно хотел додуть до неба.
— А я и босиком могу! — озорничала девушка, обжигая его душу карими немного восточными глазами.
— Прям ни девчонка, а Сорви-голова какой-то! — удивился Иван, искоса изучая симпатичную визави.
— А если совсем холодно станет?
— Свитер дашь! Кстати, давай щас! А то не дай бог переохладюсь. Переохлаждусь. Не охота заболеть посреди лета! — быстро проговорила она и поперхнулась смешинкой.
— А говоришь жарко тебе. — улыбнулся Иван.
— А я на всякий случай! — куражилась девушка.
— Тоже правильно. — согласился Ванька, подавая, угловато двигавшейся девушке теплую вещь. — Хотя… думаю, дождя не будет. Видишь как ветер тучи гонит? Таки разгонит, думаю.
— Мне пофиг. Сумочку подержи, пожалуйста, я свитер надену.
Центр опустел. Лишь ветер гонял разбуженную им пыль и полусонный мусор. Вдалеке на западе беззвучно сверкали молнии. И хотя гром еще не долетал, но запах дождя уже чувствовался.
Центральная улица проходившая через весь городок просматривалась в сторону запада до самого конца, не так уж и далеко — километр или полтора. Там, где обрывалась линия фонарей царила тьма изредка разрываемая молниями.
Пока Маша одевалась, Иван заглянул во тьму. Ему вдруг показалось, что больше нет никакого остального мира, что их город это единственный островок жизни парящий в черной космической пустыне.
***
— Пойдем за ДК сходим. Там ребята на лавочках. Друзья мои. Короче, приглашаю тебя типа на вечеринку в честь моего приезда. Ты как, не боишься с незнакомыми пацанами бухать?
— Я?! Да я никого не боюсь! Ты знаешь кто я?! Я Галин Игоревны сестра рОдная!
— А кто это Галин Игоревна?
— Учительница в начальных классах. Она щас Григорьева, а была Карпова.
— А… Это Галька что ли Карпова? А у вас старшая сестра Оля есть?
— Есть, но она уехала. — ответила Маша осматривая себя, поправляя свитер. — Какой большой.
— Жаль. Мы дружили одно время. И Гальку… Галин Игоревну я хорошо знаю. Ну, че, пошли что ли? — уточнил Иван, после того как Маша повесила через плечо черную сумочку и подняла на него глаза.
— Ага. Она замуж вышла и уехала с мужем.
— Ну, что ж… счастья ей. — усмехнулся он, надо сказать, не очень-то и равнодушно.
Поглядывая на Машу, он как бы между прочим сказал. — Странно, что вы рОдные, но совсем не похожие. Оля высокая. Галя, сколько ее знал, всегда была толстухой, а ты вот миниатюрная прям.
— Потому что от разных отцов мы…
— А… не знал… извини. А отцы где?
— А Бог их знает.
— Понимаю. Меня тоже отчим вырастил… Ну-у, не будем о грустном…
— Не будем… А я тебя помню!
— А я тебя нет… к сожалению…
— Не удивительно. Я мелкая была… Ты приходил к нам. — взгляд девушки стал хитрый-хитрый…
***
— Слышь друган, одолжи девчулю! Всё равно же не твоя девушка! Молодой, снимешь еще…
Бяфон. Этот Бяфон за год до армии Ивана увел у него девчонку. Бяфон старше на пару лет. Тоже звезда местная. Когда-то был. Каким его помнил Иван. Видать пил много. Одет прилично, однако заметно, что алкаш. Обрюзг.
«Казел!»
Дружки Бяфона расположившись метрах в двадцати прямо посреди дороги шедшей позади ДК, разливали водку под фонарем.
— Бяфон, ты скоро?! — крикнул один.
— Тебе помочь?! — крикнул другой.
Пьяные ухари гоготали.
— Хватать Машку и валить! — пронеслась мысль. — Да разве убежишь с ней! — и тут отчаяние завопило в нем. — Ну на, Бяфон, забирай и эту девушку, ты же наш идол, кумир, все старшеклассники заглядывали тебе в рот! Последнюю драгоценность готовы были отдать, стоило тебе попросить! Да ты и не просил. Просто брал и никто не возражал…
После случившегося с ним несчастья в его первой любви, друг сочувственно сказал:
— Я попросил Бяфона, чтобы он не бил тебя, если ты будешь кидаться на него из-за Ольги.
Зачем он это сказал? Иван и не собирался. Ему и в голову не приходило кидаться. Причем здесь Бяфон, если это ее выбор. Это она предала его… Вот и всё… И он просто плакал… Хотя и не просто, а от боли. Больно было невыносимо…
С другой стороны, а почему собственно он должен делиться добычей с кем-то, пусть и со старым приятелем? Ему трудно было называть этого человека другом, но его друзья считали Бяфона таковым для себя, пытался и он.
Наверняка, колебания Ивана отображались на его лице. Он понимал, что выглядит испуганным. Проклятое лицо! До сих пор как детское. Все переживания, словно капли дождя на асфальте — сразу видны. Необходимо что-то с ним сделать — срочно.
Какое оно у него было в армии, когда он «гонял» подчиненных? Не только салаг, но и дедов, покушался даже на анархию дембелей. Через полгода службы Ванька попал в сержанты за смышленость.
Страх? Нет, это не страх. Как ни странно это совесть, требующая поступить согласно каким-то своим правилам. Действительно, девушка ведь не его. Короче, старшим врать не хорошо.
Да и что тут такого — уступить мало знакомую девицу своему старшему товарищу? Не злодей же тот. Приехал на мотоцикле. Еще и домой ее отвезет. Можно и уступить. Когда-нибудь и сам окажешься в подобной ситуации. С возрастом в захолустье всё тяжелее снять телку.
Но был тут и страх. Но страх чего? Смерти? Никто не собирается его убивать. Боли? Но в драке боль не чувствуется. Тогда чего он боится? Позора быть побежденным? Отличная логика, чтобы не проиграть всего-то и надо — избежать игры…
— Это моя девушка. — не слишком уверенно возразил Иван, задвигая пьяную Машу себе за спину.
А Маша как бы отсутствовала. Опустив голову, что-то бубнила. Ее руки висели вдоль тела, вернее, болтались длинные ей рукава его зеленого свитера. Она походила на птенчика, выпавшего из гнезда.
— Ни п***и. — бывший десантник приблизился еще на шажок. Его поведение напоминало крадущегося хищника. Конечно, не настолько грациозное по сравнению со зверем, всё-таки Бяфон человек, к тому же пьян. Тем хуже.
Его выпученные глаза блестели, отражая свет фонарей и напоминали совиные. С кругами отеков, редко и медленно моргающие и пустые до жути. Сквозь них, как будто смотрело само зло.
В осенней куртке с капюшоном он представлялся здоровяком по сравнению с Иваном. Он и был здоровяк. Полы расстегнутой куртки как огромные серые крылья пошевеливались, готовясь взмахнуть, чтобы сова взлетела и атаковала добычу. Ваня почувствовал себя бедной мышкой загнанной в безвыходное положения, грозившее смертью. Тьма пришла и сюда. Пропал и этот тщедушный мирок вокруг, остались только сова и мышь.
— Надо было выпить. — лихорадило молодого человека запоздалым раскаянием в несовершенном зле. Что за приход он сегодня поймал, даже не пригубил?
Бяфон напирал всем своим видом, громко сопел и приподнимал плечи, швырял крупный подбородок вправо и перекашивал рот. Его лапищи находясь у раскачанной груди нервно накладывались одна на другую — левая ладонь постукивала по правому кулаку.
— Этот тип отмороженный на всю голову. — думал Иван, глядя на Бяфона.
Но тот, лишь пугал, по-видимому, вполне уверенный, что ему уступят и без мордобоя. Еще немного нажать, как вероятно считал он, и этот чувак струсит, и как ссыкливое животное подожмет хвост и бросится прочь…
Бяфон как раз пришел с армии, когда Иван «дружил» с Ольгой Карповой.
***
Дружил, надо сказать, по детски. Разумеется, целовались. И даже много. Но дальше, то ли Иван не знал что делать, то ли настолько боготворил красавицу Олю, за которой пол школы бегало, что не считал нужным продвигаться. Он не трогал ее нигде, кроме груди. Мысль залезть ей в трусики никогда не возникала.
А Ольга хотела большего. Одна из ее подруг, уже после, поделилась с ним, мол, пьяная Ольга призналась ей, что хочет попробовать по-настоящему с настоящим мужчиной.
И вот он объявился с шикарным волнистым чубом песочного цвета, широкоплечий, голубоглазый красавец-мужчина. Деса-а-нтник. И трахнул Ольгу на какой-то зачуханской блат-хате. При своих дружках. И при Ольгиных подругах. Прямо на вечеринке, отгородившись ото всех занавеской…
Возможно, Ваня чувствовал неладное. Трубку взяла Ольгина бабушка. Узнав Ивана по голосу, радостно сообщила, что Ольга с девчатами давно ушли. Но ни Ольги, ни ее подруг нигде не было. Этот вечер он провел без нее. Надо сказать, впервые…
Эта же подруга говорила ему, что ей было стыдно за Ольгу и очень жалко его, Ивана, что хороший он парень, а Ольга шалава.
— Выкинь ее из головы. — советовала она по дружески. — Забудь!
И он забыл. Уехал учиться и забыл Ольгу. Там были другие. Затем призыв. И неожиданно его вернули на недельку. И тут объявилась Ольга. Выпили они в компании, на этот раз ровесников, и она потащила его к себе домой.
А у нее дома всё происходило по взрослому…
***
Какая она всё-таки красивая. Соски с пол мизинца. А груди как чаши. Соски и большие пупырчатые пятаки вокруг них настолько темные, что кажутся черными в полутьме. А кожа светится, словно сияющее полнолуние. Длинные светлые волосы. Глаза оленихи с длиннющими ресницами. Плоский живот. И ни капли лишнего жира.
Девичья кровать заходилась от скрипа. Он настораживался, а вместе с ним замирал и бабушкин домишко. Ольга шептала, чтобы не останавливался, что у бабули не по стариковски крепкий сон. И он продолжал со всей своей юношеской пылкостью. Ольге нравилось. Долго качал, потому что алкоголь притупил чувствительность. Ольге и это нравилось.
Оказывается, она хотела от него ребенка. Намеревалась стать матерью одиночкой. Когда-то, во время поцелуев, она сказала ему, как бы шутя, что хотела бы сына похожего на него. Какой же он был болван тогда!
Болван и на этот раз ничего не понял и зачем-то, он сам не сказал бы, кто его этому научил, однако во время извержения взял и вытащил член, и кончил Ольге на живот. Зачем? Почему? Кто-то рассказывал, что так надо?
***
Потом ему рассказали, что Ольга плакала, когда его забрали в армию, а она, мол, не попрощалась с ним. А когда его неожиданно вернули, она сама нашла его и, можно сказать, изнасиловала. Правда, он и не сопротивлялся, хотя и был ошарашен.
В армии он частенько вспоминал, как они счастливые бежали по хрустевшему от мороза снегу, сверкавшему в свете фонарей, словно алмазная крошка. Помнил и то, что она сказала напоследок:
— Ваня, я не обещаю ждать тебя. Два года это слишком долго, а я хочу жить сейчас. Понимаешь? — она не смотрела на него, когда говорила эти слова, ее взгляд блуждал по комнате.
А Иван смотрел на нее пристально, не отрываясь, словно запоминая на всю оставшуюся жизнь. Восхищаясь ее красотой и прямолинейностью, он недоумевал — за что эта самая красивая девушка в городе полюбила именно его. Ведь он далеко не писанный красавец и не крутой, такой например как этот гад Бяфон.
Ну да, как-то она сказала ему со своей белозубой большеглазой улыбкой, что ей очень нравится то, что он всегда веселый и всех смешит. Хм… Но разве за это любят?
Потом они курили в маленькую форточку, а в небольшое окошко заглядывала полная Луна, освещая беленые стены с фотографиями родственников Ольги, проходные комнаты без дверей и бабушку храпевшую за стенкой. Домик пах прошедшим временем, деодорантом Ольги и сигаретным амбре.
Пока он служил, она родила от другого. От какого-то заезжего «крутяка». Бывшего зэка.
Тогда он ее понял, но не понимал теперь, она ведь не собиралась замуж — почему вышла? Может, просто, из желания уехать, хоть куда-нибудь, и неважно с кем? С первым встречным…
***
Бяфон двинул ногой в направлении парня, прочертив по земле полушаг. Ивана обдало внутренним жаром и качнуло назад, но он устоял.
Удивление или что это, когда морщины разглаживаются и до отказа раскрываются веки? Секунду такое творилось с Бяфоном. Через мгновение он отвернулся к приятелям.
Вдохновившись их присутствием опять начал:
— Ну, так че, подгонишь? — однако, в его тоне уже присутствовала доля торгашества. — Давай, как старые друзья. Ты мне — я тебе. У нас полно бухла. Пей, сколько влезет.
— Пацан я тогда был, пацан! Жизни не видел! — прокричал Иван в сердце. — Другой я теперь! Без боя не уступлю! Хоть вас и четверо, тебе Бяфон я точно рожу расквашу… И за то еще…
— Это моя девушка! — Ванька выдохнул колебания. Глаза увлажнились. Кулаки сжались.
«Казел!»
И вдруг, Бяфон потух, как будто из розетки выдернули вилку какого-то злого прибора:
— Ну, ладно. Тогда я бухать. Что остается мужчине без женщины. Мадемуазель до свиданья. — заглянул он за Иваново плечо. Но мадемуазель бормоча под нос, разглядывая асфальт или просто не имея сил держать голову, проигнорировала слова незнакомого дяденьки.
— Давай Ванёк. Извини, если чё не так. Увидимся. — несмотря на примирение, лицо Бяфона выражало враждебность. Кажется, он и не скрывал презрения. Елейный тон и криво приделанная улыбочка подтверждали это.
— Давай Сань. Всё нормально.
Стороны пожали руки. На глазах у Ивана Бяфон выключился как мачо. Включил пьяницу или кого-то вроде, кому всё безразлично, кроме очередного стопаря.
Громила вырвал ладонь из руки Ивана, поспешил к гомонившим на всю улицу приятелям, которые судя по всему, уже находились в той стадии, когда мужчинам плевать на женщин.
— Надо было уйти со всеми, пока эти уроды ни приперлись. — пробормотал Иван, разворачиваясь к девушке. Беря ее под руку, прошептал. — Валим отсюда…
***
Часа два или три ночи. Лишь покрапав, Небеса отменили дождь. Ветер сдулся. ПотЕплело. Они сидели на высоком крыльце ее дома. Вернее сидел он, а она лежала у него на коленях, как ребенок.
Крыльцо большое, почти веранда с крышей и перилами. Поспать места достаточно, хоть вдвоем ложись. В дальнем углу пустые банки и коробки с каким-то скарбом.
***
Кое-как они добрели. По пути ее несколько раз вырвало. Он уже хотел попрощаться, но она пьяно заявила, что ей нужно поспать, прежде чем заходить, а то мать, которая всегда спрашивает «Скока щас время?», «засечет», что она пьяная. Поймет по голосу.
Ну, что делать воспитанному кавалеру? Спать на досках в его присутствии не должна ни одна девушка, пускай и не его, а бросить ее одну в такой нелепой ситуации он не имеет права.
Маша поворочалась и как будто заснула, но через пару минут, не открывая глаз, вдруг расстегнула ширинку своих брючишек в мелкую клетку, взяла его руку и положила себе на лобок, причем подсунула его ладонь под свои белые в цветочек трусишки. После чего ее лицо со «спящими» глазками сделалось особенно милым. Может потому, что она улыбалась.
***
Он поглаживал твердые как проволочка волоски, перебирал тянущиеся, словно тесто губки, а она застонав просыпалась и снова погружалась в дремОту.
***
Между ног Маши тепло и влажно, и пахнет женщиной.
***
Завтра он так просто не пройдет мимо ее дома. Надо, как проснется, не забыть договориться о встрече.
И кто сказал, что она не его девушка!
Рецензии и комментарии 0