Легенды мафии. Жилие мое.

Вместо ненужного никому завода, производившего неконкурентный, советский ещё ширпотреб, было решено построить жилой квартал.
Может вы и забыли, что такое – собственная жилплощадь? Так неленивые мы — вам охотно напомним.
БОльшая часть, процентов так под семьдесят, гигантской страны, жили в коммуналках.
Это был праздник единения, пир духа. Хотя и тесный, до отвращения.
Длинный коридор и куча дверей из него. За каждой дверцей – семья. Кое-где совместно с детьми, с родителями, да ещё и гости иногда наезжали.
На кухню к плите – в очередь. В ванную, умыться, побриться – очередь. В туалет с утра – и то очередь.
Десять квадратных метров, а у кого шестнадцать – так те баре! С антресолью над дверью, а там стратегический запас продуктов на все случаи жизни.
Ранним утром все наперегонки бегут на заводы-фабрики-институты. Вечером тянутся по ульям обратно. На общий горшок со своей бумажкой. Надолго не занимать. Следующий!
Зато народная дружба и братство! Все знали всё про всех. Размер зарплаты и трусов. Любимые передачи и позы. Дозу до добрых слёз и до пьяных соплей.
Для КГБ была не жизнь, а малина.
Об отдельной, СВОЕЙ квартире мечтали так, как сейчас мечтают об айфоне! Ну ладно, про айфон погорячились, признаем сразу.
Мечтали, как сейчас мечтают про непыльную должность где-то в мэрии, или на худой конец, в налоговой инспекции. Но мечтают все, везёт лишь избранным.
И когда первые частные компании стали предлагать – жильё! своё! в центре! народ взопрел от странных, неизведанных прежде чувств.
Без десятилетних очередей…Без всякого блата…Без интриг и унижений… ты мог прийти и купить. Да ещё и выбрав предварительно!
Прекрасное место, транспортный узел, современный проект. Из красивого красного кирпича, вот такие были вкусы.
Реклама шла повсюду, расчёт был на элитность. Только для состоятельных господ. Для новой элиты.
Ах, да! Нужны были деньги. И стоило, прямо скажем, недёшево.
Слово «ипотека» тогда начисто отсутствовало в лексиконе, а если, особо продвинутые его и произносили, то дамы стыдливо закрывали уши руками, слово будило ассоциации, наполненные неприличным смыслом. Впрочем, как выяснилось позднее, ассоциации оказались вполне уместны, так это и было на самом деле. В наши дни, всех сомневающихся давно обипотечили. Или наипотекали, как это правильней по-русски?
В те годы, квартиры продавались только за наличные. Тем, у кого они были. В наличии.
И кто же ещё элита, если не спортсмены – рекордсмены, чемпионы и медалисты, гордость и спортивная слава страны. Вот так и случилось, что верхушка спортклуба «Аврора» очутилась в числе пайщиков. Пай был равен квартире. Деньги были, жить хотелось шикарно, и заманчивое предложение нашло своего адресата.
Акт взаимоневезения.
Дети понедельников.
*****
Хозяин стройкомпании Прянишников был миллионером. Никто не считал количество его миллионов, был он у него один, или десять, или сто – для масс сторублёвых советских людей одинаково. До белого бешенства. Однобуйственно. Всем ясно, такие деньги заработать нельзя. Не иначе как утащил, украл, унёс, укоммуниздил. Или сприватиздил.
Прянишникову было в высшей степени наплевать на мнение окружающих.
— Мы то люди порядочные! — так начинал он любой разговор. Повторив эту мантру раз пятьсот, начинаешь верить сам в свою непогрешимость. Нет точных данных за то, проверял ли он ежедневно себе спину на предмет набухания между лопатками и бил ли тупыми предметами в зеркала, упорно не желавшие показывать светящийся кружок над его порядочной, гордо посаженной головой. Зато сохранилось множество газетных подшивок, со страниц которых, он, взыскуя славы, давал рекламу о своих объектах со своей ненаглядной физиономией, во весь допустимый формат, и скромным слоганом «Мы – люди порядочные!», прозрачно намекая на пропащих в этом плане конкурентов.
Ему представлялось, что его лицо – лучший довод для обеспеченного состоявшегося человека, чтобы без ненужных колебаний и промедлений принести деньги сразу к нему в кассу.
Сам он почти никогда не видел покупателей, а от жалоб девочек, принимавших деньги, просто отмахивался. У него в доле были менты и чиновники, банкиры и директора, многие влиятельные люди желали быть оквартиренными в престижном месте. Пусть не для себя, так хоть для детей. Богатых в постсоветское время было значительно больше, чем признавала официальная статистика.
Какие там жулики-бандиты?
Разве интересно буйволу, как размножаются муравьи?
Вот как-то так получилось, что квартир продали в два раза больше.
А времена, хочется напомнить, были куда как непросты. Тяжёлые были времена. Люди с деньгами зачастую не доживали до юбилея.
Но Пряник был не чета другим, недожившим. Он имел какое-никакое образование, имел уже немалый опыт. А уж амбициям, которые его толкали, мог бы позавидовать сам Наполеон Ильич Македонский.
Его расчёт был прост как каменный топор и зиждился на теории вероятностей.
Его любимым предметом ещё в институте были основы страхового дела. Основы гласили, что в любом страховом бизнесе взносы платят все, но за возмещением после приходят единицы. Тут главное – собрать по максимуму. А потом — или шах умрёт или ишак.
Себя он не относил ни к тому, ни к другому.
*****
— Участок купил, за подключения к сетям занёс, за проект отдал, разрешения проплатил, людей нанял, краны арендовал, с заводами о бетоне и кирпиче договорился, уже истратил мильярд, и должен столько же остался, а до прибыли ещё – как до Китая на хромой собаке, — так имел обыкновение разглагольствовать Пряник, объясняя свою нелюбовь к пайщикам.
Так, дружище, ты брось неблагодарную работу, и займись тем, что тебе по душе, и приносит прибыль! – скажете вы. И будете стопроцентно правы.
Так ведь нет, впрягся бедняга, словно вол, и тащит на себе неподъёмный груз. Значит – есть тому причины.
Причины у каждого свои. У Пряника, среди прочих, малозначительных, была обширная дружная семья.
Что нужно строительной компании, чтобы строить дешёвое жильё? Правильно, снижать побочные затраты.
Совершенно случайно, двоюродный брат Пряника, Прянишников-младший, был председатель земельной комиссии в городской администрации.
Совершенно случайно, строительные компании Пряника получали лакомые участки под застройку мимо конкурсов и аукционов, предусмотренных законом. Совершенно случайно. Вера в чудо и божественное предназначение помогали, не иначе.
Обойдённые таким волшебным чародействием конкуренты, недостойные злые люди, одержимые завистью, не погнушались поднять волну, которая, захлестнув через инертных простых исполнителей, отрезвляющей свежестью плесканула в лица всем проверяющим, вплоть до аж замгенпрокурора. Тот, прочтя ознакомительную историю с оценочной стоимостью розданных земельных участков, крякнул в густые усы и вызвал подчинённых. Виданное ли дело, так попрать закон! И жрать при этом в одно горло!
Злые люди множились в жизни Прянишниковых, как раковые клетки. Чёрная зависть неудачников к более способным, успешным, богатым, обуяла тех злыдней, застила мозг, открывала глаза.
Делу дали ход. В администрации начались обыски.
Тут и случилось очередное чудо.
Прянишниковы и чудо – это ведь как близнецы, в некотором роде синонимы.
Кабинет Прянишникова-чиновника, распорядителя земель расейских, находился на третьем этаже администрации, что в самом центре города, если кто забыл.
И надо же было такому случиться, что пока в земельной комиссии шли обыски, а администрация буквально кишела сотрудниками в форме и без, отважные грабители проникли через окно в кабинет земельного начальника, и умыкнули оттуда двухметровый, полутонный сейф с документами. А чему удивляться? Кое-где, до сих пор, визжащих брыкающихся невест крадут, а это вам не безмолвный сейф спереть!
Хотя …. третий этаж, между прочим.
Безутешный младший Прянишников остался без алиби, способного доказать его полнейшую невиновность и законопослушность. Теперь вся надежда горько рыдавшего обнесённого функционера была на наши доблестные розыскные органы. О чём он им и сообщил, когда они зашли и к нему в кабинет, предъявив постановление на обыск:
— Надеюсь на вас и уповаю… Вот, как удачно, что вы так вовремя зашли. Впрочем, как всегда. Кстати, примите заявление о краже.
В заявлении было обстоятельнейшим образом перечислено, какие документы хранились в сейфе.
— Вот, – опись в столе осталась, а документов и сейфа нет. Прошу вас – можете сами убедиться. Видите пустой угол? Вот здесь, он, родимый, и стоял. И надо ж так – как раз за последние пять лет! Все решения, постановления и внутренние распоряжения с набором должностных подписей! Всё пропало! Всё, что нажито непосильным трудом…, — обрушившееся на Прянишникова горе было неподъёмным, как египетская пирамида.
Дело было за малым – найти злоумышленников. Искать предстояло завистливым злыдням в погонах.
Осталось неясным, сколько в шайке было этих смелых и могучих воров, но очевидно, что среди них неизбежно должен был бы быть Человек-Паук, чтобы забраться невидимым на третий этаж по стене у всех на глазах, Карлсон, чтобы сверхаккуратно по воздуху доставить добычу вниз, и Кинг-Конг, в качестве носильщика. В любом случае, на книгу рекордов Гинесса ребята явно наработали.
Если сказать, что следователям нагло плевали в лицо, то это значит просто подчиниться цензурным соображениям в изложении их криворотой реакции. Слова, которыми обменивались униженные офицеры, нельзя найти в словарях, но можно услышать их жалкое подобие в низкопробных борделях. Там в ходу именно такие термины.
Поняв, что сегодня была их очередь отстоять за плакатом с дыркой, следователи закусили удила. Теперь дело приобретало уже сугубо личный оборот.
Конечно же, неординарному поступку непостижимым образом так некстати ограбленного Прянишникова, пол-администрации рукоплескало стоя. Подписей на пропавших бумагах стояло изрядно.
Отрукоплескав, и охладив натруженные ладошки, они кинулись, каждый по своим каналам, хлопотать за неприкаянного страдальца. У человека и так беда, язва открылась и ноги не ходят, из больницы не вылезает, полшажка до инфаркта, какое тут ещё может быть уголовное дело?
Начались качели, кто кого перетянет.
Близоруким следователям беспричинно казалось, что тут полшажка до высшей меры. И привести её в исполнение случился бы конкурс среди всего личного состава. В школах милиции тогда было исключительно атеистическое воспитание, вот они и относились с недоверием к понятию божьей росы. Видно, профессиональная деформация, наобщались за долгую практику с криминальными элементами, вот и видят в каждом порядочном человеке преступника.
Их разубеждали, как могли. Смогли немало.
Победила слепая Фемида.
— Документов нет? – Нет.
— Вы их найти не можете? – Не можете.
— Вот видите, в связи с постигшим нас несчастьем, и мы, заметьте, тут ни при чём, доказательств нет.
А на нет и суда нет.
На том всё благополучно и завершилось.
Некоторое время в городе ходили ничем не подтверждённые слухи, что в одном из новых домов, построенных в одном престижном переулке Управлением капитального строительства городской администрации, странным образом, несколько этажей отданы сотрудникам различно-компетентных органов. В рамках шефской помощи. Не жить же, в самом деле, светочам дедуктивных методов, по окраинам, да по общагам! Люди ж делом государевым заняты!
Но эта информация не являлась общедоступной, поэтому помуссировали, помуссировали, да толком ничего и не вымуссировали.
Так что, всё кончилось благополучно, как это и принято в странах с победившей демократией, никакой заслуги Прянишниковых в этом деле не было обнаружено, не говоря уж про доказано. А везение – не попадает под статьи УК РФ. Тут вам не Зимбабве.
Правда, глава администрации, порядком поседевший в процессе тушения излишне разгоревшейся дедукции в пожарно-авральном порядке, ненавязчиво рекомендовал Прянишникову сменить место работы. Тот без возражений внял старшим товарищам, заняв подходящий стул в области.
Ну ничего, у нас и в областной администрации, хоть и пожиже, но тоже супчик сварганить можно. Там, наверное, до сей поры и прозябает теперь впроголодь, горемыка.
*****
Тем временем, Прянишниковы демонстрировали завидную тягу к заморской жизни. К чему они готовились, никому не ведомо, однако ж, не спешили они обустраивать родину, не манила их завораживающая чудодейственная красота алтайских красот, мурманских широт да сибирских лесов.
Строить будущее своё счастье им хотелось и моглось подальше от обираемых ими лапотников.
Вместо того, чтобы достроить дома на уже собранные с лопушков деньги, потихоньку принялись они скупать апартаменты в Европах.
В Испании парочку, в Греции парочку. Ну, в Черногории сам Бог велел, практически наша шестнадцатая республика.
В Эмиратах само собой, иначе стыдно перед близкими, в кругу друзей поговорить не о чем.
Основы страхования уделяли значительное место диверсификации.
Целились и на Майами, но пока не тянули тех ценников. Нужно было ещё несколько проектов запустить в продажу, для крутотечественников, жаждущих красивой жизни, с манящим видом из окон на дымящие трубы, зато близ метро! И паркинг со скидкой!
Откуда берётся у доморощенных бизнесменов тяга к обману?
Откуда чувство полнейшей безнаказанности? Всех рожали одинаковые мамы из одинакового гнезда. Так отчего же одни упорно трудятся, терпеливо складывая и копя заработанную копейку, а другие норовят разжиться, залезая в карман доверившимся им партнёрам?
Этот риторический вопрос не имеет ответа уже, по меньшей мере, миллиард лет.
И нужно было ходить по струнке, выиграть наикровавейшую в истории войну, почти построить коммунизм, развалить с треском огромную империю, а всего-то и надо было – так это создать спортклуб «Аврора», чтобы человечество начало вплотную приближаться к поиску ответов на неисследованные вопросы пробуждения совести в поросшем гнилью и плесенью индивидууме.
Прянишников не был сыр Рокфор, и благородством плесени не страдал.
Гниль – была, плесень – была. Благородства не было. Безусловно, он мнил себя человеком сугубо порядочным. Ну а как, он же соглашался принять у людишек паршивые дензнаки, в сущности -бумажки, в обмен на недвижимость, которая без всяческого обмана, некоторым из них и вправду доставалась. Некоторым не везло, приходилось ждать. Но он же не посылал с порога на хрен! Если не грубили. Значит – порядочный!
*****
Илюша приобрел себе паи на две квартиры по соседству, но не от жадности и излишних доходов. Хотел порадовать родителей под старость лет. Они так и жили в прежней небольшой квартирке, полученной ещё по линии профсоюзов, так хоть он, надежда в старости, подарит им квартирку. Старую же можно сдавать, всё для них прибавка к пенсии…
Мера расстройства недалёких спортсменов коварством наипорядочнейшего лица, взиравшего из всех печатных изданий, не подлежит описанию. Можно истощить все запасы чернил в стране, пытаясь тщетно описать глубину разочарования спортивного сообщества в моральных качествах строителя почти что коммунизма. Что, в целом, не привело к позывам забыть про вложенные средства, и не умалило желания иметь по собственной квартире.
Неужели он возомнил себя Кощеем? — спрашивали недоумённо друг у друга проигравшие первый раунд бойцы. Посидев в углу, обмахавшись полотенцем, чтобы унять излишний жар, перешли ко второму раунду построения нужных им квартир за ненужные им паи.
Первым делом порядочного человека порядочно отметелила пара громил. У собственного офиса. Не до смерти, в чисто обучательных целях.
Пряник, оклемавшись, прямо из приемного покоя, не заезжая в комфортабельную ВИП-палату, улетел в Дубай, за месяц поправил пошатнувшееся здоровье и расшалившиеся нервишки. На поправку разума и совести либо не хватило денег, либо, что вероятнее, дремали природные инстинкты, гранитно заглушаемые иллюзией собственного всемогущества.
Приехал, обзавёлся охраной. В офисе, дома, везде.
Лязгнув забралом, ощетинились охранники во все стороны, подняли мосты, заперли ворота и готовились лить кипяток с крепостной стены.
Спортивный мир зашёлся в приступах счастливого смеха.
— Он всерьёз это, что ли?
— Правда? Не, ну, — скажи ещё раз…
— Он рассчитывает на то, что охрана его спасёт?
— А они точно не японцы, не из когорты камикадзе, случаем, набраны? Белых повязок на голове не носят невзначай?
Так малыши в садике закрывали глаза ладошками, радостно крича: «Я – в домике!».
Однако, прорываться сквозь охрану с боями, чтобы просто начистить наглую харю не имело практического смысла.
Пришли за советом к дону. Тот, выслушав стенания, велел доставить к нему кого-то из сотрудников Пряника. Разыскали и привезли бывшего главбуха стройхолдинга, разобиженного на весь белый свет и на прежнего работодателя в частности, за несправедливую оценку его исчислительных навыков. Словоохотливый главбух владел крайне интимной информацией. За пару часов дон узнал все детали многотрудной, полной забот и тревог жизни Прянишникова.
Решение было найдено простое, аккуратное, но эффективное.
В центральной газете, выходившей тогда ещё миллионными тиражами, в четверть полосы тиснули проникновенный текст, способный выжать слезу даже из бетона.
НЕКРОЛОГ
Прянишникову Степану
от благодарных пайщиков
«Ещё один сгорел на работе…» — Так начинался скорбный текст.
«Осиротив так много безутешных друзей, не успевших воздать ему по заслугам», — окончание тоже удалось неплохо.
С чувством такта и юмора у этих людей всё обстояло неплохо.
Не скупясь на средства, заплатили за размещение на первой странице, стремясь продемонстрировать всю меру безграничного уважения к покойному.
Оплатив труд двух пожилых почтальонш, организовали доставку свежей прессы прямо в офис, раздав без остатка три пачки газет несчастным, уже практически безработным сотрудникам.
Ничего не понимающий Прянишников шёл по офису. Полтысячи сотрудников в изумлении глядели на босса. Это, наверное, сильное чувство, когда на тебя смотрят как на привидение.
Некоторые крестились.
Глядя на крестящихся, он почувствовал долгожданное облегчение; наконец-то прозрели, дефективные…
Наверное, он один не сумел разглядеть нимб, и дело было всё же в низкокачественных зеркалах, избирательно отражавших предметы.
Секретарша, при его входе в кабинет, упала в обморок. На столе у неё лежала развёрнутая газета.
Ознакомившись с новой рекламой в не характерном ранее для него жанре, будущий покойник так и не озаботился размышлениями об уже наступившей загробной жизни. Не прозревший ещё Пряник, в ответ написал сочинение на свободную тему.
Он, похоже, был упрям, как помесь осла и барана.
Люди, в общем и целом, поступают по шаблону. Грубят, лгут, крадут, буянят и хамят.
Но как только кто-то пытается призвать их к ответу – бегут за помощью, бегут, громко вопя «Караул!», но при этом продолжают лгать, хамить и буянить. Вместо того, чтобы одуматься, извиниться и исправить ошибки. Феноменально!
Полковник Головач, когда выпьет, всегда терзался этим вопросом в узком кругу собутыльников.
— Вот откуда, откуда все они берут неистощимую фантазию при описании угроз, а? Вот сколько прослушивали записанных разговоров, почти всегда серьёзные бандиты вели себя с достоинством… Говорят, — Отдай деньги, по-хорошему прошу, а? А эти…писаки! Вот, почитай, почитай, что пишут: Угрожал отрезать голову! вырезать печень! убить детей! и внуков! и кошку! Вот откуда столько в стране фантастов берётся?
Так это было ещё до того, как Головач письменные экзерсисы Пряника прочитал.
Там, на тринадцати страницах, были описаны такие пытки, что средневековые испанские инквизиторы на их фоне казались робкими, застенчивыми детишками, мило шалящими в песочнице. Испанский сапог и дыба казались в сравнении с описанными угрозами — аттракционами парка доброго Диснея.
И все эти упомянутые не к ночи ужасы угрожали заслуженному строителю, трижды чуть-чуть не награждённому, лично из рук губернатора, отцу многодетного семейства, добропорядочному бизнесмену, платящему в казну налогов целых десять-двадцать тысяч рублей.
Ежегодно.
Где защита от разбойников с большой дороги? Где, спрашиваю я вас, благоприятствующий инвестиционный климат? Где, в конце концов, почёт с уважением бескорыстному созидателю светлого будущего?
Некролог прилагался в качестве доказательства.
Головач, дочитав до конца, задвинул на место отпавшую челюсть рукой. Иначе не задвигалось.
Где, этот трижды чуть-чуть не похороненный в собственноручно выстроенном саркофаге многосемейный бескорыстмен и климаторадетель, предлагает искать сочинителя загробных виршей? Арестовать всех спортсменов? Расстрелять почтальонш? Сослать на рудники половину газетной редакции?
И по какой, собственно, статье привлекать сего памфлетиста?
*****
Спортсмены любят биться с достойным, сопротивляющимся соперником. Кровь бурлит, жизнь наполняется духом состязания. Что за радость, скажите, колотить в безответную грушу?
Чтобы прояснить серьёзность намерений, в тот же день сожгли новый пряниковский «Крузак». Машина, если камнем разбить стекло, плеснуть бензинчику и поджечь изнутри, сгорает быстро, за пару минут. Когда из офиса набежали охранники с вёдрами и огнетушителями, подходить к жутко дымящему чёрным едким дымом костерищу было уже небезопасно.
Пожарный наряд из брандспойтов справился лишь с нераспространением огня на соседние, не виновные объекты. Обгоревший остов стотысячного когда-то джипа, прямо под окнами, заставлял, скрепя сердце, проглотить собственную гордость.
Гомеопатическая доза лекарства существенно улучшила состояние больного.
Первым, традиционно, начинает вылечиваться мозг.
Платон говорил, что философия – это приготовление к смерти. Пряник не был философом. Осознав цугцванг, он задёргался.
Приговорённый к смерти – мнителен. Повсюду видятся убедительные признаки приближающегося насильственного окончания тщетных земных потуг.
Основная проблема заключается в том, что крайне сложно предугадать, каким способом тебе помогут покинуть мир.
Лучшее предположение – стремительным…
А если нет? Если найдут способ, и будешь умирать долго, мучительно и страшно?
Жизнь становится однобоко страхливой.
Траурные мысли одолевают часто и беспричинно. Начинаешь смотреть на мир через призму одержимого паническим страхом смерти приговорённого. Так смотрят на окружающий белый свет онкобольные.
Выходишь из двора – обязательно натыкаешься на «там-тадам-тадам» в миноре — духовую панихиду.
Едешь в потоке и глазом выхватываешь из потока множества стремительно мчащихся по делам торопливых деловых озабоченных людей — машину с чёрной полосой — катафалк.
Подходишь на обед к любимому кафе, а оттуда тебе навстречу похоронная процессия после поминального обеда, и все с печальными лицами.
Разговоры вокруг слышатся только о смерти – один умер, другого застрелили, третьего нашли повешенным. Как сговорились все! Кругом смерть, смерть…
Открываешь утренние новости, и там тоже — один утонул, другой пропал без вести.
Приходишь на день рождения брата и узнаешь новость о том, что его соседа зарезала во дворе никчёмная алкашня.
Жизнь становится лишена простых радостей. А продолжать жить при этом — начинает хотеться всё сильнее.
В сущности, живёшь в ожидании…
Проезжать к своему офису Прянику приходилось по мосту через реку, и ежедневно он ловил себя на мысли о пересечении Стикса.
Прожив в таком ритме два месяца, Пряник ощутил себя столетним аксакалом.
Осмысление бытия ускорилось. Основы страхования гласили, что иногда, в некоторых случаях, платить приходится. По полной ставке.
Душа потребовала покоя.
Он вернул деньги тем, кому не смог отдать квартиры. Рассчитался с каждым, не считаясь со статусом, не жалея больше ставших бесполезными миллионов.
*****
Прошло несколько месяцев. Минуло сумасшедшее лето, стало лужно. Потом лыжно.
Сильно постаревший, похудевший (что, впрочем, ему очень шло) вежливый импозантный Прянишников реализовывал очередной проект. На этот раз, в основном, стройка шла на его личные деньги. Про пайщиков он и слышать не хотел.
Осматривая новую свою многоэтажку, выпал с двенадцатого этажа. Подскользнулся. Самоубийство.
Зачем-то, с ним заодно, покончил с собой и его первый заместитель, свалившись в противоположную сторону, в лифтовую шахту. Приступ коллективного помешательства.
Главный инженер, главный бухгалтер, кадровик и прочие, узнав о том, что на этот раз некролог подлинный, и изучив на фотографиях две кляксы, — всё что осталось от самонадеянных руководителей, больше не пошли на работу.
Фирма сдулась в одночасье.
Безутешная вдова полгода лечилась в дурке.
Можете не верить после этого в карму.
Можете продолжать верить в деньги, в порядочность, в удачливость и в связи.
Можете верить в бессмертие.
Не забывайте лишь, сделайте одолжение, о том, что важнейшие успехи Вашей бурной жизни будут сухо изложены в строках некролога. И достойны ли будут они того, чтобы дать их почитать детям, а если сильно повезёт, то и внукам? Не придут ли они потом, чтобы плюнуть на Вашу могилу?