Предсуществующее (Глава 94)

Подруги Иаппом, первая толстая вторая длинная, вцепившись в решетку тошнотворно орали:

— Мы не пойдем в карцер.

За их ревищем никто не услышал окрик иаппом. Для всех вдруг беснование прекратилось и покорные девицы одна неряшливее и не красивее другой последовали за проводником тьмы.

***

В изуродованном женском лице угадывалась прошлая красота. Оно казалось знакомым. То есть наоборот. Он знал кто это, но не узнавал, боялся узнать.

— Иаппом. Я тебя искал. — сглупил Карром. Нужно было промолчать в подходящий момент.

Падавшее из-за нее освещение выгодно служило ей. А если бы она всё время находилась перед ним. Да еще в глаза ему свет, как сейчас. Шрамы на приятном овале размылись бы тенью. Некрасивое стушевалось.

— Постойте. Мы пойдем в карцер. — окрикнул он кого-то, акцентируя мы.

На его призыв трое недалеко отошедших женщин, (двое узниц и одна пьяная жандармка) вернулись без оговорок. Как будто иного и не предполагали, а просто прогулялись. Девицы в пол голоса переговаривались надзирательница с пьяной усталостью поменяла желающих на не желавших.

***

Во мраке он почувствовал себя лучше. Кроме видимости сохранились все ощущения. И даже обострились. Чувственное стало сильнее. Проросло нечто животное. Природное. Дикое.

Минуты бездейственного молчания. Звуки дыхания. Запахи дурманившие глубокие вдохи. Как бы даже не хотелось выдыхать. Только зная что будет еще выдохнуть.

По разному пахли его избранницы. Или те кто выбирал его. Всегда он наслаждался запахами своих женщин.

Черты лица и фигура законно опережали и превосходили прочие ощущения, но сказал же что в темноте чувства обострились. Зачем спрашивается любовники закрывают глаза во время близости.

Вдыхая запах Иаппом, проникая в ее ауру Карром всё ощутимее чувствовал близость ее тела. Ждущего и зовущего. Оказывается он любил ее, а не Виорику. Принцессой он утешался.

Хм. Высокого полета орел. Принцессами он закусывает.

Оказывается он и сейчас хочет Иаппом.

В объятиях нежных стонала она искренне и громко. Это кромешная тьма позволила им забыться.

Тьма нашептывала советовала, хотя и знала, что они давно уже не слышат ее наставлений. Что они за той самой чертой, где происходят дела поважнее космических.

Как реки сливаются бурля друг в друге, так жизни человеческие соединяются. Слияются души и тела.

Им лучше во тьме. Здесь они как дома. Здесь они могут совокупиться. А перед этим обнажение происходившее как сокральное. С трепетом духа и плоти.

Когда двое одно. Дух и плоть. Мужчина и женщина.

И они уже не они и не принадлежат себе. Они принадлежат вечности, ибо приступили к занятию по продолжению той самой вечности. И друг другу.

Кто кто кто еще во вселенной умирая продолжит себя? Даже звезды не обладают подобным. Да что звезды типа расплавленные камни. Ангелы чистая энергия и тем не дано. Они вечны, но бесплодны.

Размножающееся стоит на вершине прошлого то есть в настоящем и карабкается на новую высоту чтобы попасть в будущее.

Кажется он впервые что-то произносил и по особенному с шумом похожим на стоны вдыхал выдыхал.

Но во тьме вдруг становилось еще темнее. Это появлялся стыд. Но прежде чем распробовать стыд, юноша отбрасывал его. Снова врываясь в чуть ни отнятое счастье.

Секунду он странно представил и даже почувствовал себя каплей росы освежавшей цветок. Поивший до пьяна собой сердцевину. До полной избыточности наслаждения и утоления предсуществующего во вселенной голода. Предсуществующего всему живому.

Что же это это самое в нас типа стремления к сексу?

Тьму разорвал ударивший светом чудовищный по силе оргазм.

***

Хотя может мы несправедливы к звездам. Пожранные черными дырами, они рассеиваются в атомы из которых возникают новые светила. Пожалуй даже чересчур символичное изображение человеческой жизни. Вообще жизни. Живое самовозрождающееся полотно Вселенной. Сшитые нитью жизни ткани пространства и времени.

Про ангелов не расскажу… Скажу про королеву. Тварь в ней людоедская поселилась. Пухлыми ручками острейшим с удлиненной изящной рукоятью ножичком ваяла она кровавые картины на ликах своих жертв. Исключительно конкурентки возбуждали ее. И все высшая знать и дворцовые знали об этом. Но все игнорировали, как будто и не было ничего и нет. Будто околдованные. Однако в народ слухи не допускались. И еще кое что похуже. Не в этом томе.

Ну всё всё конец главы…