Для ясности (Глава 95)

Еще реплика в адрес королевы. Удивительным образом представляла и олицетворяла она систему и антисистему. Извините это я для умных.

***

Что такое чистая любовь? Абсолютно не похожая на инстинкт размножения? Такая любовь, когда чувство зашкаливает и человек становится не способен на размножение. Не потому что у него что-то не работает. Просто человек совершенно не думает об этой стороне любви. Вот что это за любовь? Так и должен любить человек? Это любовь души или разума? Почему у влюбленного напрочь отсутствует желание плотского удовлетворения?

А есть любовь противоположная, так называемой, платонической. Когда человек ведет себя словно зверь, когда на уме только одно — получить оргазм. И как можно скорее. Плоть вопиет. И сопровождается это такой неимоверной тягой к соитию, что ее и правда можно принять за что-то инопланетное. Эту любовь.

Он испытал странную раздвоенность на себе. Иллу он любил так, а Иаппом иначе. К первой, он даже боялся прикоснуться. Второй не мог насытиться.

С ним происходило странное и пока необъяснимое раздвоение во всем и всегда…

— Так. Итак. Генерал враг. Королеву я предал. Виорика предала и покинула меня. — размышлял Карром в темноте одиночества. — Иаппом такая же узница, как и я. Только хуже… — Язык не поворачивался назвать ее уродиной. Ум знал, но сердце отказывалось верить… — Теперь она вынужденна скрывать лицо… Хм. Два сапога пара. Она скрывает лицо. Я происхождение…

***

— Ба, и правда знакомые рожи. — произнес он в уме, остановившись в метре от решетки, улыбаясь повисшим на ней телам. Тонкому и толстому. Но вслух сказал лишь. — Привет, подружайки. Вот, значит, вы где…

Чувство явно дружеское, но уместен ли восторг. Встреча несомненно приятная, однако атмосфера сплошной негатив… Тоска… Минимум грусть… Грустным сделалось лицо юноши…

Радость захлестнула, когда в глубине камеры он увидел еще одну девушку. Третью из подруг. Она стояла у дальней стены каземата, но почему-то спиной ко всем.

— Иаппом! — взорвалось в голове.

***

По-видимому женщин предупредили, что он явится. Ту радость, которую трудно скрыть он не увидел. Да он почувствовал как потянулись к нему их души, но разделенные с ним решеткой стояли не шелохнувшись тела.

После совместно пережитого Карром считал девушек горничных друзьями и внезапно пропавшими друзьями. Встреча должна была пройти более эмоционально, считал он. Это же как обретение откровения и даже круче.

А сам? Ну да что-то кипело внутри. Разогреваться начало еще на подходе. Часть его сознания догадалась обо всем тут же, когда он увидел знакомые силуэты. Вернее их разрозненные кусочки.

Сомневающаяся половина вытягивала шею, всматривалось в то что удавалось увидеть под острым углом. Но что-то там было и очень убедительное, особенно когда из стены вдруг возникали мясистый кусок знакомой щеки, светло голубой глаз, высыпались светлые растрепанные волосы.

— А ни Туся ли это щеки развесила? А ветка торчащая рядом это разумеется Анса.

Когда иллюзия пропадала, а из стены ничего не вырастало и не выпячивалось, сомневающийся доминировал. Знающему оставалось надеется что ему всё таки ни показалось:

— Да не может быть! Ну я же не дурак совсем!

Нет ему не могло показаться. А значит и не показалось, а действительно есть.

Но стена всё еще оставалась стеной и знающий не смел пикнуть. А сомневающийся не затыкался, и в пух и прах разносил его знание.

— А хрн его знает, действительно… — сокрушался знающий и пожимал плечами.

И вот они встретились, что называется, лицом к лицу. Глаза в глаза. Ну да, неожиданность сгладилась. Он всё понял и до визуального контакта.

Ну и что? Ну и ладно! Светлая грусть тоже подходит для встречи старых друзей.

***

Не возможно представить, чтобы молчала даже Туся, так невероятно они молчали вместе. Хотя почему бы и нет. Молчать им никто не мешал. Никто не торопил вечность, не отнимал время. Надзирательница сгинула. Но один раз он таки оглянулся в поисках ее.

— Картина маслом. — думалось юноше. Э… а это уже воспоминания о Виорике. — Виорика… Да ну ее. Иаппом я нашел тебя!

Иаппом не оборачивалась. Ставшая еще тоньше словно выточенная из серого камня фигурка не отпускала. Карром млел. Особенно когда его взгляд соскальзывал чуть ниже ее спины.

Опять странность. Он только представлял близость с ней, она ему ничего не дала, а его тянуло к ней. Почему не тянет к Виорике щедрой в постели?

— А что такое эта принцесса? Ну правда? А что такое Иаппом? Ну всё, я запутался. Ничего не понимаю. Блин! Блин! Блин! А нахрн мне вообще это всё надо?!

Материализовалась надзирательница. Окинула всех строгим взглядом, затем тыкая жирным пальцем в девиц спокойно и как-то даже рассудительно сказала:

— Так, а вы две в карцере посидите. Выползаем клячи.

***

Странное получилось общение. На весьма высоком уровне однако. На уровне безмолвного узнавания. На уровне молчаливого понимания.

А если честно, говорить не хотелось. Но вроде как надо. А что если не говорить? Путанные и отвлеченные мысли слизывали обезволевшее я как набегающая на берег волна щепку.

И вдруг молния на всю голову:

— Иаппом! Она здесь!

И зрение возвращалось в реальность. И вновь он видел ее затылок спину ягодицы…

— Иаппом!

***

Согнувшись пополам он пропихнул себя в камеру. Волнение сковывало движения и чем больше он старался тем хуже получалось. Пьяно пошатывало. Ну небольшая раскоординированность. Пройдет.

Немного отдышаться и пройдет. Постой постой подыши подыши. Торопиться некуда.

— Почему же она не поворачивается? Не глухая же… Ладно ладно. Всё нормально. Ближе ближе… Иаппом. — позвал он чуть не доходя. Протяни руку, что называется. Голосом плохого актера позвал:

— Иаппом… Я искал тебя!