Шпион

Я стоял на перекрёстке и ждал, когда загорится зелёный свет. За стеклом машины уныло моросил мелкий дождик и клубились низкие облака. Серость дня скрашивали жёлтые листья клёнов, яркими кляксами лежавшие на чёрном асфальте. По переходу медленно шёл пожилой мужчина с букетиком гербер. И мне вспомнилась другая осень. Осень из моего детства.
***
Была середина сентября. За окном всю неделю температура стояла выше двадцати градусов, словно природа отдавала людям долг по теплу, накопившийся за летние месяцы. Воздух был пропитан какой-то усталой умиротворённостью и покоем. Учиться совсем не хотелось, и вчера я схватил первую двойку. Отец в сердцах запретил кататься на велосипеде целую неделю, поэтому мы с Колькой в тот субботний день слонялись по улице, не зная, чем заняться. Колька – это мой лучший друг и мозг нашей маленькой компании. Его буйная фантазия не знает пределов, и частенько за реализацию его невероятных идей нам здорово влетало.
– Слушай, а ты смотрел на прошлой неделе кино про Шерлока Холмса? – спросил он и, ловко поддев ногой камушек, запнул его в щель под плитой дорожки.
– Конечно, – оживился я. – Классно он преступников вычислял. Не то, что наша милиция.
– Давай тоже попробуем угадывать, как он, – предложил Колька. – Дедуктивным методом.
– Давай, – тут же согласился я, обрадовавшись новому развлечению. – А как?
– Ну, выберем первого встречного, что выйдет из-за угла дома, и будем делать предположения: кто он и куда идёт.
– Здорово! – у меня загорелись глаза от интереса. – А как мы потом проверим, кто из нас прав?
Колька задумался, помолчал несколько секунд, глядя в небо, а потом воскликнул:
– А мы за ним проследим!
Сказано – сделано. Мы уселись на металлическое ограждение палисадника у торца дома и начали ждать. Вскоре из-за дома вывернул хмурый сутулый мужчина непонятного возраста. На голове у него была допотопная затёртая шляпа, а мешковатые брюки и поношенный пиджак казались какими-то пыльными. В руке болтался полупустой пластиковый пакет. Мужчина, погружённый в свои думы, опустив голову, медленно шёл по тротуару. Я высказал предположение, что он выпивоха и идёт в гастроном за бутылкой.
– Что это ещё за выпивоха? – прыснул Колька.
– Ну… это не совсем пьяница, – начал я объяснять. – Так называл себя дед, когда его бабушка ругала. « Я не пьяница, я выпивоха», – говорил он. И ещё я думаю, у этого мужика нет жены. Он какой-то весь неухоженный. Пиджак вон с пятнами.
Коля, почесав густо обсыпанный конопушками нос, задумчиво протянул:
– Я думаю, что он рыбак, – а потом более уверенно добавил, – и идёт в магазин за наживкой. А одет в старое, чтобы не жалко было пачкать.
Мы ударили по рукам и пошли за мужиком. Он шёл с отрешённым и безучастным видом и казался инородным предметом в этот ясный солнечный день, раскрашенный осенью в радостные жёлтые и красные цвета. Всё так же уткнув нос в землю, он прошёл мимо гастронома. Колька начал радостно кривляться, празднуя почти победу. Я вначале расстроился, но потом решил подождать, когда наш объект дойдёт до перехода. На другой стороне улицы находился магазин «Охота и рыбалка». Но мужчина прошёл и мимо перехода. Дружок мой сник и неуверенно произнёс:
– Может, он просто в гости идёт? Мне кажется, что в пакете бутылка лежит.
Когда этот смурый пыльный мужик поравнялся с магазином «Цветы» и направился к его дверям, мы обалдели. Забыв о конспирации, прильнули к стеклу витрины и стали, затаив дыхание, внимательно наблюдать. Мужчина стоял у прилавка и разговаривал с продавщицей. Потом она завернула в целлофан несколько белых цветов с длинными толстыми стеблями.
Взяв в руки букет, мужчина продолжал стоять у прилавка. Продавщица тем временем достала из вазы какие-то яркие оранжевые и розовые цветы, похожие на большие ромашки, и тоже стала их заворачивать. Мы переглянулись, ничего не понимая.
– Мужик какой-то странный, – зашептал Колька. – Букеты дарят обычно на день рождения, на 8 марта, ещё на свадьбу. Но сейчас не март, а на день рождения или свадьбу берут один букет.
– А ещё на свидании цветы дарят, – вспомнил я.
Колька рассмеялся:
– Ты что, какое ему свидание. Туда ходят наглаженные и надушенные, а он как чучело огородное одет. Да и зачем ему два букета. На выбор, что ли?
Странный мужчина завернул цветы в газету и, засунув их в пакет, направился к выходу. Мы испуганно отскочили от витрины и побежали. Спрятавшись за угол дома, стали наблюдать дальше. Объект вышел и так же не спеша, угрюмо побрёл назад. Возбуждённые и заинтригованные, мы осторожно пошли следом. У перехода мужик свернул и перебрался на другую сторону улицы. Там он присоединился к толпе, ожидающей трамвай, который уже показался вдали. Как на зло, зажёгся красный свет, пережидая который, мы чуть не упустили мужчину. Едва успев запрыгнуть в вагон, задыхаясь от бега и обмахиваясь руками, плюхнулись на сиденья последнего ряда.
Понадеявшись, что контролёры в выходные тоже отдыхают, мы успокоились и стали глазеть по сторонам. Трамвай был полупустой, а предмет наблюдения сидел впереди, так что можно было расслабиться и поразмышлять. Но мои дедуктивные способности молчали, и хмурый человек с двумя букетами оставался загадкой. У Коли же мыслительный процесс шёл полным ходом. Он сидел и сосредоточенно кусал ноготь большого пальца. Мы ехали уже, наверно, минут двадцать. Любопытство и непонимание росло. Наконец Колька поднял голову и, просияв, многозначительно сказал:
– Я знаю, кто это. Он шпион! Точнее предатель, которого завербовал иностранный разведчик. Сейчас он едет на встречу с ним. А два букета для условного сигнала. Помнишь, как в «Семнадцати мгновениях» на окно выставляли цветок в горшке? Так вот, у мужика один букет обозначает «всё в порядке», а другой – «за мной следят». Перед встречей он возьмёт в руки нужный. А резидентом наверняка будет женщина. Типа у них свидание.
Я ахнул, и от возбуждения и азарта по коже побежали мурашки. Мы впились глазами в затылок мужика. У меня в голове тут же замелькали кадры, как мы выслеживаем иностранного разведчика и сдаём его милиции, как потом на общей школьной линейке нам в благодарность вручают настоящие кроссовки Адидас, а отец растроганно обещает больше не ругать за двойки. Колька резко ткнул меня локтём в бок, и я опомнился. В трамвай вошла женщина и села рядом с нашим объектом наблюдения. Что-то у него спросила. Он ответил.
– Это они обменялись паролем, – заговорщически проговорил Колька и зашипел на меня: – Да не смотри ты на них, как в телевизор. Почувствуют слежку.
Но женщина на следующей остановке вышла. Друг мой разочарованно вздохнул и пожал плечами:
– Не она.
За окнами трамвая поползла высокая кирпичная стена какого-то забора, и пассажиры начали подтягиваться к выходу. Встал и наш «объект».
Выйдя из трамвая, мы, сосредоточенно глядя на мужчину, вместе со всеми влились внутрь широких ворот.
– Коль, по-моему мы на кладбище приехали, – сказал я упавшим голосом, когда толпа поредела и стали видны оградки с могилами.
– Точно! В кино шпионы часто передают тут информацию, – с лихорадочным блеском в глазах выдал Колька новую догадку.
На кладбище ни я, ни он никогда не были, поэтому стало как-то жутко. Вспомнились все страшные истории про покойников и духов. В фильмах на кладбище всегда обитали приведения и творилась разная чертовщина. Даже в такой солнечный день здесь было не по себе. Это добавило напряжения и таинственности в наше расследование. «Пыльный», как его прозвал Колька, не торопился сворачивать с центральной аллеи и всё шёл и шёл прямо.
– Ещё слишком много людей, поэтому опасно контактировать с резидентом. Можно не заметить слежку – со знанием дела заключил Коля, развивая свою шпионскую версию.
Мне в голову пришла неожиданная идея, и я, поёжившись, испуганно сказал:
– Коль, а вдруг это колдун и он идёт делать магический обряд на кладбище. Поэтому и два букета.
– Ты что, какие сейчас колдуны, – насмешливо ответил Колька. – Сказок начитался?
Наконец мужчина свернул вглубь и подошёл к одной из могил. Мы, прячась за оградками, почти ползком, осторожно пробрались поближе и присели за широким надгробием. «Пыльный» стоял и с прежней задумчивостью смотрел на небольшой серый памятник. Потом осторожно вынул из пакета свёрток с букетами. Но разворачивать не стал, а положил рядом на облезлую лавочку. После этого достал из пакета бутылку, заткнутую большой пробкой. От напряжения у меня вспотели ладони и била мелкая дрожь.
– Бутылка – это закладка, – шепнул мне в ухо Колька, и я от неожиданности чуть не вскрикнул.
– У неё в пробке, должно быть, спрятана капсула с микрофильмом, который он сделал на секретном военном заводе. И хмурый он такой, потому что наверняка совесть грызёт.
– А букеты-то для чего ему? – опять не понимая их предназначение, прошептал я.
– Он, наверно, сейчас возьмёт с собой букет со значением «всё в порядке» и пойдёт назад. Резидент увидит это и спокойно заберёт закладку, – ответил уверенный в своём предположении Коля.
Тем временем мужик развернул газету и взял оба букета. Потом повернулся к памятнику и, воткнув сбоку букет из калл, начал что-то негромко говорить. Было почти не слышно, но когда ветер дул посильней, слова звучали громче:
–… Любушка… виделись… тебе каллы… Я знаю, ты их очень любила и всегда радовалась… нежные, как и ты…
Второй букет из похожих на ромашки цветов он воткнул с другой стороны надгробия.
– Здравствуй моя доченька… большая… осенью нет… на них… А то, что розовые даже интересней… году ты закончила бы школу…
Мужчина ещё что-то говорил, но я уже не хотел это знать. Все наши дедуктивные домыслы оказались никуда не годными. Никаких шпионов и резидентов нет. Колька сидел, опустив голову, и маленькой веточкой водил по земле.
Слов больше не было слышно, и я выглянул посмотреть, не ушёл ли наш «шпион». Он стоял у цветов и лил на них из бутылки воду, видимо, внизу были вазы. Потом посидел ещё немного на лавочке, вытер платком глаза и, перекрестившись, также понуро и неторопливо, ещё больше ссутулясь, пошёл назад.
Мы молча встали и подошли к могиле. На памятнике были выбиты две одинаковых фамилии. Даты жизни, стоявшие под ними, отличались только началом. Конец был одинаковый – 16 сентября 1982 года. От ужасной догадки обдало холодом. Потрясённый, невидяще глядя на букеты, я стоял и думал: «Семь лет назад… А он всё ходит и плачет. Разговаривает с ними, как с живыми...» Вдруг представил, что остался совсем один: нет ни мамы, ни папы, ни Катьки. Вот так: раз – и нет никого. Горло сдавила боль, и стало трудно дышать. В глазах всё поплыло от еле сдерживаемых слёз. В голове неожиданным открытием вспыхнула мысль, что смерть – это не только страх, но ещё и боль. Душевная боль. Утёршись рукавом, я сипло буркнул:
– Поехали домой. Шерлок Холмс.