Хорошо, что у нас есть «Принцип» или трижды миллионеры

Версия для печати Скрыть Удалить Изменить

­ из цикла «Эмигранты первой волны»
mil
Все персонажи этого рассказа вымышлены. Любое сходство с реальными людьми и событиями случайны.
12 декабря 1909 года. Столица Российской империи
Служащие центрального телеграфа города Санкт-Петербурга без устали выполняли срочное распоряжение своего начальника. Во все окраины огромного государства летели телеграммы следующего содержания:
«На очередном заседании биржевого комитета скончался торговый казак Т.Т. Паламенов. Член многих общественных учреждений, владелец значительного пароходного предприятия, первого по оборотам на Дону хлеботоргового дела, миллионер и крупный благотворитель.
Покойный был награждён золотой медалью «За усердие». Им, на собственные средства возведён корпус для душевнобольных в Николаевской больнице, а также школы, госпитали, казармы для холостых и домики для семейных и ещё многочисленные общественные столовые»[1].
Завещание
«Сыновьям моим оставляю всё имущество, которое самолично оцениваю в сумму, превышающую четыре с половиною миллиона рублей, ассигнациями.
Первому из них, Павлу, как старшему и более потрудившемуся в моих делах, назначаю шестьдесят процентов. При этом повелеваю следующее:
− Раздать приказчикам, доверенным и вообще всем служащим по двадцати тысяч рублей.
− Выделить обществу станицы Нижнее-Чирской Донской области, для устройства там какого-либо приюта или больницы, − пять тысяч ассигнациями.
− Выдать городской управе Ростову-на-Дону пятьдесят тысяч рублей, кои она обязана потратить на училища и больницы в размере на каждое из них по усмотрению сыновей моих.
− Учредить две стипендии: одну при коммерческом училище, другую при женской гимназии, для каковой цели внести на каждую стипендию по четыре тысячи рублей».
***
Вернувшись с похорон, сыновья и дочери покойного заперлись большой зале огромного отцовского особняка.
− Мы тоже Паламеновы! − с возмущением произнесла старшая из дочерей, Матрёна.
− Батюшка, когда нас замуж выдавали, запретили фамилию мужей брать, − поддержала сестру, младшая, Анастасия, − и не только мы, но и его зятья, тоже Паламеновы, а в завещании только вы, наши братья, упомянуты! Нечестно выходит. Давайте всё поделим по-людски, а лучше по-божески!
− Отца в последний путь, вышел проводить весь город, − Павел поднялся с кресла и подошёл к столу, на котором громоздилась кипа документов, − поэтому все школы, больницы, казармы для холостых и домики для семейных, столовые, бани – всё общественное, что имеется на отцовских предприятиях, как были образцовыми и бесплатными, так и останется. И я, как старший из мужчин в роду, за этим обязуюсь пригляд нести. Известно же, что слово Паламенова, как было крепче всякого векселя, так должно и оставаться во веки веков!
− А я в город Александровск-Грушевский[2] подамся, − вступил в разговор, младший сын Никита, − если вы не запамятовали, то помните, что отец наш, для меня одного приобрёл в тамошних краях землю, для обустройства угольного разреза. Вот им и буду заниматься. Рудник «Паламенов» в самые передовые выведу. Построю там электростанцию для подъемника, на электротяге. В забои спущу иностранные врубовые машины. А ещё построю подковный завод! Буду этой продукцией все окрестные рудники, которые ещё лошадей пользуют в качестве тягловой силы, бесперебойно снабжать. Есть у меня и подряд от войска Донского на поставку сей продукции в их конюшни.
− А мужьям нашим, тогда пароходство отдайте, − попросила за себя и за сестру, бойкая Матрёна и мельницы, тож. За этим хлопотным хозяйством особый пригляд надобен. Позабыли, что батюшку даже в столице величали «хлебным королём России», а город нашенский – «амбаром империи»…
− Отцовское имущество дробить не станем! −Павел грохнул кулаком по столу, − помните Толстовский рассказ про веник? То-то же! Создадим товарищество на паях «Паламенов и сыновья»! Надеюсь, против такого решения, никто протестовать не станет?
Присутствующие дружно кивнули, соглашаясь.
− А ты Никита, сейчас же пообещай всем нам, что со своей недозволенной прессой, покончишь. И типографию продашь, немедля. Батюшки нет с нами, и заступаться за тебя, олуха царя небесного, более некому будет![3] − произнеся это, младшая сестра Анастасия посмотрела на Павла, ища у него поддержки.
− И не подумаю. Моё предприятие само себя окупает, и ещё кое-какую прибыль даёт. Одна только горьковская «Песнь о Буревестнике» очень даже приличные барыши принесла! А что отлучённого от церкви классика публикую, так на то, специальное разрешение имею, провёл некоторые его тексты через цензурный комитет. Зачем же мне резать курицу, несущую золот…
− Хватит! − оборвал его старший брат, − помяни моё слово, это твоё доходное предприятие рано или поздно доведёт тебя до цугундера[4]. Не о том нам сейчас думать надо. Предлагаю сразу после сороковин[5] всё, что семье Паламеновых принадлежит, под залог денежных кредитов отдать.
Услышав это, присутствующие дружно ахнули, а старший сын, как ни в чём не бывая, продолжал:
− Полученные деньги пустить на аренду земли у казаков. Возьмём зараз несколько тысяч гектаров в районах угольных посёлков. Заложим единовременно пять крупных шахт. Антрацит нынче много кому потребен. Далее. Уголёк, да и муку, с нашенских предприятий, вывозить надобно. И по России, и за границу. Для чего будем не арендовать пароходы, а собственные строить и покупать.
Восемь лет спустя
− Свершилось! Ура! Ура! И Ещё раз, ура! − старший брат протянул Никите газету с опубликованной телеграммой об отречении царя и приходе к власти Временного правительства,− за такое не грех и выпить! Павел достал из серванта бутылку французского шампанского и разливая его всем присутствующим, с воодушевлением продолжил:
− Наконец-то к власти приходят людей деловые и разумные. Настоящие патриоты, без всяких титулов и пышных фамилий.
− Уж они то разгонят этих большевиков, − поддержал брата Никита, залпом осушив свой бокал.
− Твои бы слова да богу в уши, − Анастасия, нежно погладила брата по щеке, − мой муж утверждает, что товарищи, во главе с их Лениным, ещё себя покажут. И сердце мне подсказывает, что он прав. Как бы ни пришлось всем нам убираться, куда подальше. Прости мя господи за это поганое слово.
− Была же французская революция, а до неё английская и ничего, обошлось. Живут же там люди. Даже лучше прежнего. Без баронов и герцогов. И мы, глядя на них, ума-разума наберёмся, − Павел обнял женщину за плечи и продолжил, − от какой кучи никчёмных дармоедов разом избавились. Заживём. Где наша не пропадала!
***
К началу Февральской революции товарищество «Паламенов и сыновья» владело собственным пароходством, состоящим из нескольких морских судов, двадцати трёх речных и ста с лишним буксирных барж. Реконструированная по последнему слову техники мельница перерабатывала ежесуточно шестьсот зерна и входила в пятёрку самых мощных в Российской Империи. Их рудники выдавали на-гора десятки тысяч тонн высококачественного угля, а общий семейный капитал превышал двадцать миллионов рублей.
Декабрь 1919 года
Учредители товарищества «Паламенов и сыновья» на собственном паровозе с двумя вагонами спешно покинули губернский город, перебравшись поближе к морю, в Новороссийск. Где и прожили в ожидании лучших времён ещё четыре месяца. Но таковые, увы, не наступили, зато успешно наступали Красные. Оставалось только одно, − та самая, ненавистная эмиграция.
В марте двадцатого года, по уже сложившейся традиции, на собственном пароходе, с подходящем названием «Принцип», бывшие владельцы шахт, газет, заводов, барж и мельниц отбыли за море, в Константинополь.
1921 год. Турция
Павел вернулся домой чернее тучи. И не снимая верхней одежды, швырнул на стол пачку исписанных документов.
− Нам отказали в гражданстве? − догадался Никита.
− А ты на иное надеялся? Сейчас в этой стране русских бог знает сколько тысяч, обитает. И всем хочется кушать. К тому же в Галлиполи[6] чужая и вооружённая армия квартирует. Регулярные учения проводит. Какому правительству такое понравится? К тому же и Красный Кремль постоянно давит. Ноты дипломатические шлёт!
− И что ты предлагаешь? Двигаться дальше? Но куда? − младший брат взял документы и вчитывался в их резолюции.
− Снимаем с маршрута Поти-Батуми наш «Принцип». Продаём его, пока он совсем не развалился, и чего-то стоит и перебираемся в Германию. Знакомые пишут, что там скоро нашему брату-эмигранту начнут выдавать «Нансеновские паспорта»[7], а это значит легализация и законная возможность заниматься предпринимательством, − Павел достал из шкафа початую бутылку «Камю»[8], налил щедро, по-русски, до краёв два бокала, один из которых протянул брату:
− Если ты помнишь, то ещё до этой проклятой войны мы перевели немецким партнёрам приличный задаток за новое шахтное оборудование…
− И ничегошеньки не получили! − подхватил идею Никита, ставя на стол свой пустой бокал, если честно, то я уже и не рассчитывал, что деньги, когда-нибудь удастся вернуть.
− Приедем в Берлин, наймём тамошних адвокатов. Будем судиться. Это же Европа, не наша лапотная Россия.
***
Высокооплачиваемые адвокаты не помогли, все слушанья они проиграли. Деньги им не вернули.
Пришлось начинать всё с нуля.

Деньги, вырученные от продажи старенького парохода, братья потратили на покупку земельных участков, расположенных на окраине Берлина и используемые под городские свалки.
Благо из-за огромной инфляции двадцатых годов прошлого века, муниципалитет с большим удовольствием расстался с ними за сущие копейки.
Недолго думая, Никита разбил покупку на участки и начал строить на них гаражи, авторемонтные мастерские и заправки. И не прогадал. Разорённая германская промышленность вставала на ноги. Стране требовались автомобили, а их надо было где-то хранить, чинить и заправлять топливом.
Доходы фирмы «Паламенов» росли день ото дня. Казалось бы, все трудности и невзгоды остались позади, где-то там, в далёкой России.
Заметка в газете «Правда» — Печатном Органе ЦК ВКП(б)
«Верховный суд РСФСР на открытом заседании, объявляет братьев Павла и Никиту Паламеновых «врагами народа». (Заочно). Им предъявлено обвинение в организации вредительства на шахтах Ростовской области и подлежат немедленному аресту, а всё принадлежащее им имущество конфискуется и обращается в пользу государства». … 192… год.»
Тот факт, что бывшие шахтовладельцы, в настоящее время, уже много лет проживали совсем далеко от этих шахт, суд во внимание не принял!
mil 2
***
А десять лет спустя, на их новой родине к власти пришёл Адольф Гитлер!
1944 год. Карлсбад (Карловы Вары)
Похоронив умершего во время Второй мировой войны брата, Никита Тимофеевич с женой смог уехать от постоянных бомбёжек. С огромным трудом перебрались в тихую Чехословакию.
И в очередной раз, потеряв все сбережения, оказался в зоне оккупации Советской Армии.
***
− Паламенов… − комендант, в новой, с иголочки военной форме рассматривал документы младшего из братьев, − вы, как бывший белогвардеец и враг Советского Союза подлежите немедленному аресту и депортации. А далее, одна дорога… в ГУЛАГ![9]
− Господин… вернее… товарищ офицер… − супруга Никиты Тимофеевича скрестила руки на груди, − нашу квартиру обнесли грабители! Вынесли всё, подчистую! Даже спать не на чем. Мужу семьдесят лет. Умоляю вас, позвольте нам на пару дней съездить в соседнюю Австрию, выпросить у наших тамошних друзей тёплых вещей, для дальней дороги в Сибирь. А мы вам за это щедро отблагодарим. Обещаем! Привезём вам настоящие швейцарские часы и не только. Организуем хороший подарок для вашего непосредственного начальника.
− «Oмега» в золотом корпусе, вас устроит? − поддержал идею жены Паламенов.
− Вы же сбежите! Там американская зона оккупации, − комендант колебался.
− Во-первых, нам уже много лет, и мы всё равно собирались возвращаться на Родину. Поймите. Каждый русский человек хочет быть погребённым на родной земле, под сенью белых берёзок. Вам ли не знать…
− А во-вторых? − оборвал его офицер.
− Американцы − ваши союзники, они обязательно нас выдадут. Зачем им два старых и больных иностранца? К тому же осуждённых в Советском Союзе.
***
Желание получить золотые часы и презент для вышестоящего командира перевесили. И чете Паламенвых оформили пропуск, для кратковременного выезда за пределы зоны оккупации.
***
Едва обосновавшись в маленьком австрийском городке, седовласый предприниматель, не имея средств к существованию, всё равно, с энтузиазмом принялся за создание нового предприятия.
Вспомнил свою юность и организовал небольшой издательский бизнес.
Начал маленьким тиражом печатать произведения русских писателей.
***
− Пушкин, Лермонтов, Крылов и… Го-го-ль – местный банкир рассматривал сигнальные экземпляры тоненьких книжек, − зачем вам это? И кто их будет покупать? Абсолютно провальная идея.
− Здесь, в американской зоне оккупации по разным причинам, обосновалось множество моих соотечественников. Каждый из них испытывает тоску по Родине и обязательно купит хотя бы одну книжку, написанную нашими классиками.
− Хорошо. Убедили. Кредит я вам дам, − банкир заглянул в лежащий перед ним листок, подготовленный его подчинёнными, − здесь написано, что хватка у вас просто бульдожья..., да и бизнес-чутьё тоже, дай бог каждому!
− Паламеновы прогореть не могут, − закончил за него старик.
***
Первым делом он, за банку тушенки, выменял, у немецких наборщиков, чудом сохранившийся русский шрифт.
«Книжки для народа» уходили нарасхват. В лагерях для перемещённых лиц каждый обитатель считал своим долгом иметь в своей котомке хотя бы одну из них.
***
Пожилая чета русских эмигрантов, в третий раз, начиная с нуля, отправилась в очередной поход за миллионным состоянием.
НУ, А ТЕПЕРЬ РЕЦЕПТ ЛЮБИМОГО БЛЮДА СЕМЕЙСТВА ПАЛАМЕНОВЫХ.
Донская уха. Казачий рецепт
don uha
по материалам интернета
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
1. речная рыба, лучше ёрш и окунь (сойдёт и толстолобик или сом) – примерно один килограмм
2. Луковица – одна большая.
3. Корень сельдерея – две столовые ложки.
4. Лавровый лист – шесть штук.
5. Помидоры – штук пять средних размеров.
6. Перец горький стручок – штук десять.
7. Укроп, лук, петрушка – пучка будет достаточно.
8. Соль — по вкусу.
9. Водка – грамм сто. Обязательно!
ГОТОВИМ:
Для начала берем казан (ну или банальную кастрюлю), льём туда воду − 2/3 от объёма и ставим на огонь. Ждём пока закипит.
Рыбу потрошим и чистим. Если она совсем мелкая, то не обязательно! При этом оставляем молоку и икру, а также внутренний жир и плавательный пузырь.
Отрезаем голову, жабры и плавники. Их убираем в марлю (или к мелкой рыбёшке), сюда же кладем порезанный на куски корень сельдерея и перец горошком, лук (чистим и обрезаем). Варим всё с открытой крышкой.
Наши помидоры моем под проточной водой (можно обдать кипятком и снять кожицу).
Большую рыбу делим на кусочки. После того, как мелкая рыба сварится (таймер примерно на 20 минут!) вынимаем из котелка марлю. Кладём в сторону. Даём остыть. А в казан отправляем лавровый лист и лук. Солим.
Затем выжимаем марлю в нашу уху и кладём туда её содержимое. Всё это ещё варим с полчаса.
Минут за пять до того, как снять казан с огня, выливаем в нашу уху водку.
За минуту до того, как казан будет снят с огня, закладываем туда помидоры. Ни в коем случае не перемешиваем. Ставим таймер на двадцать минут. Закрываем казан крышкой.
Даём ухе настояться!
Приятного аппетита!
[1] − http://historybiz.ru/paramonov-elpidifor-trofimovich.html
[2] − ныне город Шахты. Ростовской области.
[3] − Ещё учась в университете, младший из сыновей, увлёкся политикой, за что и был исключён из списка студентов. По возвращении в родной город был определён под негласный надзор полиции. Однако, на деньги отца, начал заниматься издательским бизнесом, выпускал, уже на собственные средства, оппозиционный журнал и печатая там труды Карла Маркса.
[4] − означает любой вид ограничения свободы-тюрьму, гауптвахту, каторгу, а также телесные наказания.
[5] − сорок дней после похорон.
[6] − Стояние лагерей регулярных частей Русской армии в окрестностях греческого (на то время) города Галлиполи (турецкое название города — Гелиболу).
[7] − 5 июля 1922 года русским эмигрантам в Европе начали выдавать так называемые нансеновские паспорта. Этот документ придумал комиссар Лиги Наций по делам беженцев Ф. Нансен, который в своей работе столкнулся с большим потоком людей, бежавших из России после Октябрьской революции и Гражданской войны. Специальный документ был разработан им для того, чтобы облегчить жизнь людей, лишённых возможности безопасно вернуться на родину из-за репрессий и террора.
[8] − Продукция одного из старейших коньячных домов Франции.
[9] − Главное управление лагерей.