Всевидящий

Небо над самолетом быстро окрашивалось в розовый – наступало утро. Пассажиры просыпались, закрывали, морщась от ярких солнечных лучей, шторки иллюминаторов и снова засыпали, посмотрев на часы и убедившись, что осталось не менее часа лету. Казалось, не спал один лишь Артем, единственный человек в самолете, летевший в солнечную Барселону без багажа, солнечных очков и купюр по пятьдесят евро в кошельке – единственный человек, радовавшийся не тому, что летит в Испанию, а самому перелету. В толстой кофте ему уже было невыносимо жарко, однако возможности снять ее не было – в спешке одеваясь, чтобы сбежать из дома по пожарной лестнице, он забыл надеть футболку, за что поплатился теперь, умирая от жары на высоте в десять километров над землей. Мысли атаковали его, но их было так много, что каждая немного оттеняла всех остальных, а потому вместе они не могли причинить ему особенной боли. Может быть, это был шок.
Чуть больше суток назад Артем брел по вечерним городским улицам. Шел обычный ноябрьский снег с дождем, оседающий на асфальте, превращаясь в грязную жидкую кашицу, изменяющую до неузнаваемости ботинки прохожих, а потому на улице никого не было кроме проносящихся, порождая тучу брызг, машин и мужей, выскочивших в магазин за хлебом и мечтающих вернуться в теплую квартиру. Мало кому нравится гулять в подобную погоду, а тем более, в это время дня. Артем шел один между домами, большинство обитателей которых как раз доедали ужин.
Стремясь, как и все вокруг, поскорее вернуться домой, он нырнул во дворы, темные и мрачные, заставленные старыми автомобилями, прошел по примыкающим к подъездам дорожкам, стараясь не соскользнуть с бордюра, поставив ногу в глубокую лужу, свернул в неосвещенную подворотню. Она привела пешехода в еще один двор, такой же грязный и неопрятный, откуда Артем вышел в новый переулок, очередному звену в бесконечной веренице дворов и улочек, опутавшей сетью весь город и лежавшей между домом Артема и незакрытым еще банком, в котором он улаживал какие-то мелкие юридические дела.
Неожиданно пешеход остановился. За ним кто-то наблюдал, он не знал, кто это мог быть, не знал, где находится наблюдатель, не знал даже, почему ему так кажется, но всеми клеточками кожи ощущал пристальный чужой взгляд. Он огляделся. Вокруг не было ни души, впрочем, даже если бы и устроился здесь таинственный шпион, Артем бы не заметил его – в переулке не было ни одного фонаря или любого другого источника света кроме ярко освещенного окна в доме напротив, в который утыкался переулок.
Пешеход пошел дальше, но странное чувство наблюдения не покидало его, заставляя ускорять шаг. Неожиданно оно исчезло, и в этот момент Артем понял его происхождение – за сотни раз прохождения по этому маршруту, связывавшему западную и восточную части города, он выучил расположение каждого дома и его особенности. Он вспомнил, что всегда удивлялся, почему у дома с адресом «Советская, 2А», у дома, в котором он ясно видел свет минуту назад, нет окон, выходящих в переулок.
Быстрым шагом, убеждая себя в обманчивости зрения, Артем дошел до конца переулка. В том месте, где он видел свет, висел большой потускневший предвыборный плакат с портретами людей, на губах которых играли гордые улыбки, а в центре его, закрывая несколько самодовольных лиц, было выжжено черное пятно в форме огромного человеческого глаза.
В отличие от того, что оставило этот след, Артем был не более чем человеком, а людям свойственно не признавать ничего, что противоречит их убеждениям, пока они не увидят этого своими глазами. Поэтому пешеход придумал уже тысячу вполне рациональных объяснений – от предположения, что плакат кто-то поджег, до беспокойства за собственный рассудок –, когда решающее доказательство рассеяло все сомнения. Таинственный глаз действительно был, и теперь он взирал на Артема со стены торгового центра.
Глаз был похож на разноцветного кита. Он бы казался совсем не страшным, обыкновенным огромным человеческим глазом, если бы не опутывающая весь белок сеть ярко-красных жирных капилляров и неестественная оранжевая радужка, в которой Артем увидел себя – до смерти испуганного человека в запорошенном снегом пальто. Человек этот кинулся бежать, и бездонный, ничего не отражающий, зрачок медленно повернулся за ним.
Пока Артем бежал, поднялся ветер и мелкие снежинки стали носиться по подворотням вместе с беглецом, преследуя его, сворачивая вместе с ним, набиваясь за шиворот и в глаза. Когда же цель остановилась, чтобы отдышаться, в десятке кварталов от глаза, снег закружился вокруг нее, захохотал, поднялся столбом и закутал жертву в вихрь, рассеялся и вновь взвился в злорадном танце, после чего накрыл Артема одеялом из снежинок, которое, обрушившись, показало все тот же глаз без век, внимательно глядящий на человека с кирпичной стены и усмехающийся так, как может усмехаться лишенное лица око.
Повинуясь поступившей в кровь порции адреналина, сердце Артема заработало быстрее, ноги сами понесли его дальше: вперед, налево, направо, снова налево, легкие заработали как единая машина: быстрый вдох, тяжелый выдох, он бежал, как не бежал никогда, но глаз не отставал. Он материализовывался неожиданно на проезжающих машинах, возникал на стенах домов впереди, и Артем сворачивал в сторону, перебегал через дороги, чуть не попадая под колеса автобусов, а глаз исчезал оттуда, где был, оставляя после себя лишь черную отметину, и появлялся совсем в другом месте, заставляя жертву продолжать безумный забег.
Наконец, Артем упал без сил, забившись в какой-то тупиковый переулок, где ужасно воняло человеческими испражнениями, а прямо на тротуаре покоилась груда никем не убираемых, наверное, уже несколько месяцев, мусорных пакетов. Он лежал на сером снегу, который таял под теплым телом и струйками сбегал вниз по мостовой, изнеможенно дышал, держась за бока, а сердце упорно старалось выпрыгнуть из грудной клетки. Око тотчас же появилось на изрисованной граффити стене жилого дома в своеобразной глазнице под заваленным деталями от велосипедов и мебелью балконом и по-отечески взглянуло на беглеца.
— Куда ты бежишь, глупый? – спросил глаз добрым голосом, доносившимся отовсюду. – Я всего лишь присматриваю за тобой.
Артем попытался ответить, но вместо этого промычал какую-то нечленораздельную фразу и уткнулся головой в снежную кашицу.
— Не беги. Если ты бежишь, значит, тебе есть, что скрывать от меня, а таких, — глаз сделал паузу, такую, какую сделал бы человек, пожимающий плечами, — таких я испепеляю.
В доказательство своих слов око показало Артему пылающие оранжевым пламенем веки, вспыхнуло на секунду ярким огнем и исчезло, оставив под балконом черное горелое пятно.
Через несколько минут Артем услышал гудение подъезжающей машины и скрип автомобильных шин о скользкий асфальт. С шумом открылась дверца водительского сиденья и чей-то прокуренный голос спросил сверху: — Помочь вам как-то? Вы такси вызывали?

Ночью Артем проснулся от того же ощущения, которые испытал несколько часов назад – на него кто-то смотрел. Он мгновенно вскочил с постели, вспомнил все произошедшее вечером – все что произошло после приезда такси, Артем помнил очень смутно –, решил, что увидел страшный сон, но сразу отказался от этого мнения, увидев за мутной стеклянной дверью в спальню светящееся пятно в форме человеческого глаза. Как бы Артему ни была противна эта мысль, за ним следило гигантское отделенное от тела говорящее око.

Он был возвращен к реальности громким шумом вокруг. Самолет приземлился, довольные окончанием перелета пассажиры суетились на своих местах, складывая вещи в рюкзаки и проверяя карманы кресел перед ними. Артем тоже встал, потянулся к полке над сиденьями, но, вспомнив, что во время панического бегства из дома взял с собой только телефон, бумажник и паспорт, остановился и сел обратно, испытав на себе удивленный взгляд соседа. Наконец, очередь к выходу из самолета двинулась, и Артем пошел вместе с ней, чувствуя нереальность происходящего.
Теперь он понимал, что оказался в самолете лишь благодаря невероятному везению. Ему необычайно повезло, что действовала еще Шенгенская виза. Повезло, что оставались места в самолете в Барселону. Повезло, что таксист согласился везти перепуганного до смерти человека в два часа ночи за сотню километров в аэропорт. Повезло, наконец, что удалось добраться до аэропорта и дальше без преследования глаза. Повезло…
— Papers, please, — попросил улыбающийся испанский таможенник, отложив штамп.
Артем вытащил из кармана загранпаспорт и положил документ в отверстие под стекло. Таможенник просмотрел первую страницу и его жизнерадостное лицо неожиданно вытянулось, по рации он позвал еще одного служащего, и несколько минут Артем смотрел, как они разговаривают, чувствуя спиной неодобрительные взгляды очереди. Наконец, второй таможенник вышел и подошел к ожидающему.
— Come with us, please. We need to check something.
Таможенник заметно нервничал. Он сказал Артему следовать за ним и повел вглубь аэропорта, то и дело оглядываясь назад. По пустым коридорам они дошли до ничем не примечательной двери, и таможенник жестом пригласил задержанного войти.
Комната была обыкновенным кабинетом без окон – стул, стол, телефон, присутствовала еще небольшая скамья у стены. Над ней висел все тот же громадный глаз, издающий красное свечение. В его зрачке горел огонь.