Особь

Это был вполне приличный, с виду, дом. Большой, на два этажа, настоящий особняк, прятавшийся в тени зеленых ветвистых деревьев. Все пространство вокруг дома было ухожено практически до идеала. Коротко стриженый газон, обстриженные кустарники, цветочные клумбы, дорожки, выложенные белым камнем. Каменный забор вокруг дома прерывался глухими автоматическими воротами и выложенным за ними плиткой въездом в гараж, в котором был припаркован дорогущий черный «Бугатти».
Владельцем автомобиля и всего этого места являлся владелец одной очень весомой в городе организации, я назову его Джако. И я был знаком с ним лишь поверхностно, общаясь кое с кем из тех, кто знал Джако лично и не раз тусовался с ним в одной компании по ночным клубам и дискотекам. Ему едва исполнилось тридцать лет, жена родила Джако сына, и вроде он должен был относиться к своей жизни куда более ответственно. Не только в плане работы, но и в семейных отношениях. Но я ни разу ни от кого не слышал о каких-то нервных срывах его, ни о каких жалобах его друзьям по поводу семейных проблем, и уж тем более не видел, чтобы он повышал на кого-либо голос. Джако просто позволял себе расслабиться в компании вне домашних стен.
И вот я оказался в его доме в компании друзей и деловых партнеров, в расслабленной, однако, обстановке. Тогда-то я и узнал, что Джако, оказывается, занимался написанием электронной танцевальной музыки, и в доме у него была своя студия, наглухо изолированная, чтобы ни единого звука нельзя было услышать снаружи. И когда ему было не до гулянок, но требовалось личное пространство, он запирался в своей студии на два-три часа, чтобы что-нибудь сочинить. Ни жене, ни сыну не было в студию доступа.
Но в то же время я впервые увидел и жену Джако, и был, мягко говоря, потрясен. Все дело в том, что на шее этой элегантной женщины блестел отлитый из золота ошейник с вытравленным на нем именем мужа. Лицо женщины скрывала белая маска со стразами, прятавшая внешность жены от чужих глаз. И, кажется, данное обстоятельство никого не волновало, как будто, так и должно было быть. А скорее всего, на женщину просто никто не обращал внимания, слишком уж важно было общение собравшихся в особняке мужчин, на котором, кстати говоря, присутствовал и семилетний сын хозяина дома. Тем не менее, Джако заметил мое недоумение. Все то время, пока происходила встреча, жена его безмолвно и практически без движений сидела на стуле рядом с мужем, сложив руки на коленях. Она не смела пошевелиться даже когда Джако взял паузу и отпустил своих гостей на перекур.
-Все нормально, — улыбнулся он, когда другие мужчины вышли из дома на улицу, — Я должен оберегать то, что мне принадлежит.
-Она не может тебе принадлежать. Это живой человек…
-Без меня у нее нет шансов, — махнул рукой Джако все с той же какой-то гипнотической улыбкой, — Поверь, она хочет, чтобы все оставалось именно так. За пределами моего дома слишком много опасностей, которых ей не преодолеть самой, уж такова ее природа. Она знает о них, поэтому никогда не покинет этих стен. Кроме того, разве не женщина обязана сохранять уют в доме?
-А это, наверное, для того, чтобы она от работы не отлынивала? – указал я на ошейник.
-Хочешь, я и тебе такую штуку подгоню? – предложил Джако, — Там будет твое имя. Не сомневайся, ее возможности огромны.
-Возможности подчинения? Цацки в обмен на безоговорочное послушание. А под этой маской у нее наверняка синяки.
-Каждая женщина создана для мужчины.
-Я уже слышал о том, что мужчине позволено то, за что женщину следует наказывать физически: кулаками, кнутом, камнями, пулей. А то вообще дело дошло до обрезания. Ведь женщина порочна по своей сути, это я тоже слышал. А потом можно просто извиниться и откупиться каким-нибудь брюликом. Женщины любят всякие сверкающие дорогие висюльки.
-Я вижу, как ты слаб, парень, — усмехнулся Джако, — Тебе мамка нужна, а не жена. Которая будет ноги раздвигать перед каждым встречным, а ты ничего не сможешь с этим поделать. Нет за тобой силы.
-Не удивлюсь, если ты поднимаешь на нее руку в присутствии сына. А почему нет? Не мамка, но то, что принадлежит тебе. Собственность.
-Я бы на твоем месте сейчас умолк, — уже без улыбки сказал Джако.
А спустя чуть больше месяца в моей жизни появилась Она. Милая и симпатичная, и я даже не понял, насколько легко я позволил Ей войти в мою рутинную жизнь. Я хотел, чтобы Она была рядом. В тот момент ничто кроме Нее не имело значения, казавшись смыслом моей жизни прежде. Я хотел видеть Ее каждый миг, хотел дышать Ей, и я даже не предполагал о своей привязанности, вспыхнувшей яркой вспышкой после долгого сна. Ведь Она была не первой в моей жизни, но первой, которую я не хотел отпускать и боялся потерять. Будто искал всю жизнь, и вот, наконец, нашел, и как безумный ученый, охваченный воистину фантастическим замыслом, готов был в любой момент принести в жертву ради него целый мир.
Тогда я утратил все свое прежнее холодное здравомыслие, с которым обращал внимание на девушек, отмечая их привлекательность, как бы желая встретить ту самую, с которой хотел бы устроить, наконец, свою личную жизнь. Но одно я знал наверняка: все чувства мои в тот момент были обострены до предела только благодаря ошейнику из золота, подобному тому, что носила жена Джако. Когда Джако показал мне его, каким-то удивительным образом представив на ошейнике мое имя, я был поражен.
-Я знаю о том, что у тебя никого нет, — прокомментировал Джако, — Оттого твое недовольство. Бери, не сомневайся.
Он знал, что я возьму ошейник. Он будто видел меня насквозь, видел мою мягкотелость, видел мою скромность, видел мою нерешительность. Такие как я всегда ведомы, такие как я предсказуемы. И мое негодование было ему на руку. Я определенно ему понравился. Он знал, что делал, предложив мне ошейник, как знал и о том, что я возьму его.
Как знал и о том, что я не замедлю воспользоваться его подарком при первой же возможности. И про себя я вдруг почувствовал насколько Джако прав. И продемонстрировав Ей ошейник в качестве драгоценности, позволив Ей ощутить подлинное золото в своих пальцах, я увидел нечто, овладевшее Ей. И у Нее не было сил ему воспротивиться. Я отчетливо видел холодное острое сияние в Ее карих глазах, отчетливо увидел и почувствовал холодную дрожь Ее тела, пронзенного золотым блеском насквозь. В этот миг внутри Нее был кто-то другой, изгнавший Ее из тела, изгнавший Ее из собственного сознания.
-Вау, — полушепотом произнесла Она, захваченная золотым сиянием ошейника, наполненного мертвой и завораживающей силой.
Это было ужасное зрелище. Она закрыла глаза и затаила дыхание в благостном ожидании золотой хватки на своей шее не имея ничего против. Как будто это бессилие было заложено в Ее естестве с рождения. Ее зависимость от холодного золотого дыхания в генах, сохраненная из поколения в поколение. Что-то не человечье, откуда-то из дикой природы, где только инстинкты.
-Ты хочешь, чтобы я надел на тебя ОШЕЙНИК? – спросил я.
-Да, одень, — повторила Она, лишенная самой себя под гипнотическим воздействием золотого блеска.
Одним рывком я выхватил ошейник из Ее рук, отбросил в сторону.
-Ты ****туая? – не сдержался я, впервые за все время нашего знакомства, — Посмотри на меня. Посмотри на меня, — повысил я голос.
Она подняла на меня глаза, стиснутая мною в объятья. Жизнь вернулась в них, задрожала от страха. Глаза Ее наполнились слезами, Она всхлипнула.
-Ты что, дикий зверь? Особь? – строго спросил я, — Что с вами происходит такое, а?.. Даже не вздумай что-либо подобное на себя вешать. Борись насмерть, но избегай этого.
Я пытался успокоить Ее как мог. Я долго не отпускал Ее из своих рук, прижимал к себе, и Она не пыталась освободиться. Слезы катились по Ее щекам, но, кажется, кроме меня больше ничто не могло унять их.
А мой же взгляд вновь и вновь обращался к валявшемуся на полу ошейнику, в котором был заключен ужасный, обезличивающий смысл. И перед ним было сложно устоять как Ей, так и мне, и я понимал это со всем отвращением. И еще со всем своим животным страхом, которого прежде не замечал, но который оставался совсем рядом. И даже имел форму…

без окончания