Отрывок из повести (2). О черёмухе

Возле подъезда росла черёмуха, её ветви доходили до третьего этажа, на котором жил Евгений. Весной она цвела, заставляя Евгения мучиться от аллергии, но в то же время пораждая в нём то восхищение красотой природы, свойственное художником. Не будничное, не случайное, а сакральное и благоговейное восхищение. Почему-то ни одно другое дерево, будь то белая берёза, могучий дуб или стройная яблоня, не вызывало в нём такого чувства. И ничем эта черёмуха не была примечательна, но Евгений явственно видел в ней что-то одухотворённое, человеческое. В погожий день солнечный свет нежно ласкал её листья и ветви, и вся она светилась, как сияющий ореол. Ветер заставлял её крепкие члены трепетать так громко и заунывно, словно она была юродивым гусляром, рассказывающим бесконечные истории о всём самом грустном, что есть на свете. А порой этот шелест был весёлым и озорным, как смех маленького ребенка, и тогда Евгений тоже заряжался этой радостью. Часто в ветреную погоду ветви черёмухи склонялись к балкону Евгения, били по стеклу, как будто дерево звало к себе хозяина квартиры, привлекало его внимание. И Евгению нравилось общаться с черёмухой, нежно прикасаться к её стволу и листьям, держаться за тонкие веточки. Ему казалось, что она сама, по своей воле, тянется к нему и ищет его руки. И с одной стороны это было несерьёзной игрой, скрашивавшей его однообразные дни, а с другой — совершенно искренней дружбой. Он был единственным, кто понимал её язык, а она понимала его одиночество. И раз за разом Евгений замечал в ней что-то новое, какой-то внезапно появившийся сюжет. Он был в тех бесформенных фигурах, складывавшихся из листьев и веточек, когда они мелко дорожали или неистово колыхались.
Сейчас черёмуха молчала. Снежная пелена легла на её обнажённое тело, как тёплое одеяло на спящего. А она именно что спала.