Прима и Компаньон (Глава 1)

Он сидел на траве, на самом краю воздушного замка и вглядывался в темноту, находившуюся под его бежевыми ботинками, болтающимися в теплом воздухе. Развязанный шнурок не преодолевал силу притяжения и тянулся своим кончиком туда же, куда – то далеко вниз, где земли было не видать. Да и зачем ее видеть? Ночь же.
А ночь была тихой, вязкой, таинственной, но в то же время очень нежной, как котенок, касающийся влажным носом бархатных теплых пальцев. Но в чем философия котят и ночи? Казалось бы, ничего общего нет между ними, но в то же время закрадывается подозрения, что коты, определенно, что – то знают, когда уверенно с сумерками выходят на охоту. А совы и филины? Властные, храбрые ночные животные, отдающиеся каждый раз в объятия темноты.
Ксавье рассуждал. Рассуждал о совах и филинах, о котятах и густой непроглядной ночи, продолжая дальше всматриваться в бездну под его ступнями. Однако, хоть он и смотрел в нее, бездна еще ни разу не посмотрела в ответ, и, хоть Ксавье этого не признавал, он очень от этого печалился.

А еще он рассуждал о данности. Вот, например, почему он каждый божий день должен начинать с одной точки города, а заканчивать в другой? Или почему обязан работать гидом в этой старой, богом забытой деревне? Но тут же подобрал аргументы: во – первых он из клана компаньонов, а его родители чичероне в пятом поколении, он просто не может подводить свой род, во – вторых, где он увидит такие обширные зеленые поля, наполненные самыми разными цветами и травами, где послушает переливание птичьих голосов, которые текут в уши, как нежнейший ликер, приготовленный кланом кобальтов? И, наконец, в – третьих, его путь заканчивался поздно вечером на самом крупном воздушном городе, где работал его лучший друг Феликс, и они могли вместе отправиться домой.
Только вот сегодня Феликс по каким – то причинам задерживался и ждать приходилось дольше, сидев на траве, болтав ботинком и смотрев на свои белые шнурки.

— Берегись, высота! – в плечо поступил сильный толчок, от которого Ксавье резко покачнуло в сторону пропасти, заставив мелкие камушки посыпаться с характерным звуком. Он с явным недовольством резко повернулся, чтобы рассмотреть своего обидчика, но, увидев, злость мгновенно притупилась – за спиной стоял Феликс.

— Никогда так больше не делай! А если бы я упал?!

— Ты чего, Сав, ну ты же бессмертный, да и толкнул я не сильно, — друг смутился, — к тому же, если что, я бы тебя подхватил. Ну в самом то деле…
Феликс очень любил использовать фразу «Ну в самом – то деле» и часто вставлял ее в конце своих высказываний, да и редко следил за речью, считая, что мгновенная мысль – золото, и очень важно донести ее до собеседника мгновенно.
Он был архитектором, мечтателем и философом. Рационал и авантюрист в одном флаконе, прожигатель жизни, с широкой улыбкой и активной позицией, хотя, неудивительно, этим и отличался клан прим. А еще он категорически не любил плащи, которые закрывали его широкие, волочащиеся по земле крылья.

И что – то же Ксавьера в нем цепляло: то ли тяга к его личности, то ли храбрость, но иногда он просто отпускал рассуждения и думал, что дружить и любить можно абсолютно безусловно, без определенных на то причин, и тогда ему становилось намного легче.

— Подхватил бы он меня… Ты же знаешь, как трудно потом восстанавливаться после смертельных ран? Это долго и неприятно, к тому же флейту сегодня новую сделал, сломать не хочется.
Феля просиял. Музыка компаньонов была такой манящей и такой искренней, что даже самые сладкоголосые птицы мира не могли бы с ней сравниться. Он скинул находившийся в руках рюкзак, присел у пропасти, свесив ноги в бездну, и нервно перебирая шершавыми пальцами перо своего крыла, многозначительным взглядом уставился на своего товарища:

— Поиграй!

Сава улыбнулся, достал флейту и заиграл. Звук разливался тонко и медленно, стекал чутким водопадом с воздушного города и продолжал свое путешествие по всей деревне. На этот звук слетались птицы, и, крутив своей птичьей головой усаживались на плечи и головы двух товарищей, которые прищурившись вслушивались в звуки.
И именно в такие моменты Ксавье не думал ни о чем: ни о данности, ни о бессмертии, ни о филинах, котах, и ночи, ни о чем из этого. Он лишь вспоминал о музыке, о Феликсе, размахивающим своими пушистыми крыльями в такт мелодии, и о том, как иногда ценно отдаваться такому важному, всепоглощающему моменту.
Но все-таки он отложил инструмент и серьезно взглянул на улыбающегося друга, лежавшего рядом на траве:

— Я часть той силы, кто вечно хочет зла, но вечно совершает благо… кажется, так там было?

— Чего? – Феликс приподнялся на локти и снова прищурился. Когда он так делал в уголках его глаз собирались маленькие ямочки, что, по мнению Савы делало его очень забавным, — ты это к чему?

— Фель, ты задумывался когда- ни будь о смысле жизни и о твоем предназначении? Что в этом большом и устрашающем мире ты маленькая точка, но очень значимая точка, и…и…, — он тараторил и сбился с мысли, — и ты здесь далеко не случайно, не просто так, а для того, чтобы сделать что – то действительно значимое?

— Да, — отрезал Феликс, — думал

— И что же это для тебя?
Феля неожиданно поджал губы:

— Любовь.

— Любовь? – Ксавьер подскочил с земли и засмеялся, уперевшись ладонями в колени, которые за весь день уже успели знатно испачкаться, — это типа Cherchez la femme, да?

-Cherche…чего?

— Ну Cherchez la femme – ищите женщину. Неужели действительно народ прав, что помимо рабочей практичности крыльев, у вас, у прим, благодаря им еще инфантильная влюбленная вата в голове? Я за тобой такого не замечал.

— Сава, ну ты дурак, ну в самом – то деле. Причем тут женщины? Представь, что около твоего дома растет персиковое дерево, весной оно невероятно красивое и цветущее, а летом еще и плоды вкусные дает, да такие, хоть объедайся весь сезон. Но рано или поздно придет осень и ветки дерева станут голыми и сухими, категорически не привлекающими. Ты срубишь это дерево? Или, может, ты станешь гнобить дерево за то, что оно стало уродливым, и не важно, какое время года, температура, и какие удобрения у дерева? Нет, ты знаешь, что это просто период такой, и в определенный момент оно снова станет прекрасным. Или вот еще пример: ты пришел пьяным в гости к другу, ну, допустим, ко мне. А у меня во дворе лимон растет, который ты ненавидишь всей душой. И я тебе говорю: «Ксавьер, ну съешь лимон, ну он такой же сладкий, как персик, и цветет почти так же». А ты понимаешь, что я вру, правда же? Но кинешься ли ты ради эксперимента проверять? Вот то-то и оно.

— А в Бога веришь, Фель? — Сава резко сменил тему

— А кто же в него не верит?

— Вот смешной, я не верю, мой клан не верит. Можно ли верить в того, кого мы никогда и ни за что не увидим? Другой вопрос: если Он существует, то для чего наделил лишь один клан абсолютным бессмертием? Тем самым показал, как сильно не любит нас, что абсолютно не ждет встречи? Это эгоистично, неправильно.
Феликс улыбнулся, почесав кучерявый затылок.

— Так может ты наоборот избранный. Когда народ вымирать начнет, то только клан компаньонов сумеет поддержать существование и жизнь на острове. Вот тебе и смысл жизни – ты здесь, чтобы помочь другим, — он дружелюбно стукнул Ксавьера по плечу, — а я знаю, что Бог существует. Прямо вот знаю, иначе ничего бы этого не было, ни тебя, ни меня, ни летающих городов, ни филинов, ни котов с мокрыми носами и пушистыми хвостами, ни персиковых и лимонных деревьев, и уж тем более бы не было вот такой чудесной ночи. Ну в самом –то деле.

Феля встал, расправив белые крылья, которые порывистый ветер теребил без остановки. Он словил себя на мысли, что ему тепло и уютно, особенно здесь, на летающем городе, особенно, когда рядом Ксавьер, несущий всякую белиберду, особенно тогда, когда вся жизнь впереди, куча планов и невероятное желание творить то, что должен.
Сава встал рядом с другом и вытянул над краем правую ногу. Шнурки ботинка все так же стремились вниз, поддаваясь гравитации, и извивались, если ими потрясти. А ночь все такая же темная. Ничего не видать

— БЕРЕГИСЬ, высота!
Феликс со смехом снова пихнул друга в руку, но тот не удержался и вместе с мелкими камушками рухнул вниз.

— Черт, нет! – он расправил крылья и прыгнул ловить своего товарища.