Глава 4 (Глава 4)

Следующим утром, ещё затемно, к автобусным и трамвайным остановкам со всех улиц и переулков начали стекаться люди, торопящиеся на работу. Многие из которых, как это часто бывает в межсезонье, были одеты не по погоде. Идучи по выстуженному за ночь холодным ветром городу, они были вынуждены прятать за воротниками своих тонких курток замёрзшие мочки ушей.
Советник же сладко спал в своей кровати под тяжёлым ватным одеялом, убаюканный чередой ярких и сладостных воспоминаний о Тамаре. Точно не было этих долгих шестнадцати лет, разделяющих влюблённых. Точно они и не прощались вовсе, а, как и прежде, расставшись у двери её дома, сказали друг другу: до свидания.
А в выставочных залах художественного музея, продолжаясь с вечера, шло приготовление ко встрече проверяющего. Иван Павлович, одевшись в свободные брюки и вязаный жилет поверх рубашки, со знанием дела распоряжался двумя вызванными к семи утра уборщицами и одним хромым завхозом.
– Вы, Зинаида Фёдоровна, не правильно подоконники протираете, – говорил он старенькой уборщице, выхватив из её шелушащихся рук тряпку и начав елозить ею по поверхности крашеного белой краской дерева. – Вот как мыть надо! Вот как!
– Да их не мыть треба, а ужо красить пора, – отвечала старушка, поправляя сдвинувшийся на бок павлопосадский платок.
– Скажите тоже красить. Эта грязь отмываться должна!
– Ну какая же это грязь, когда даже мне, слепой старухе, видать, что из – под белой краски коричневая проступает.
– Ничего тут не проступает, – отрезал Иван Павлович, сдвинув брови. – Мойте так, как я вам показал, и не пререкайтесь.
А завидев за плечом уборщицы согнутую на здоровую ногу фигуру завхоза, устанавливающего стремянку не под нужной люстрой, он бросил на подоконник тряпку и поспешил заняться освещением в зале.
– Эй! – крикнул Иван Павлович, подходя к пятидесятилетнему жилистому мужику. – Никита, как вас там.
– Дмитриевич, – устало проговорил завхоз, нехотя обернувшись.
– Вы зачем под этой люстрой лестницу поставили, когда лампочки не светят в другой? – спросил заместитель, заподозрив завхоза нетрезвым.
– Так у нас же во всём музее последовательное соединение электрической цепи. Потому, я думаю, сперва надо проводку в этой люстре посмотреть, а затем уж к той переходить.
– В первую очередь надо начальство слушать, а уж потом самим думать, – перебил Иван Павлович глупого работника, вырвав из его рук стремянку и установив её под нужной люстрой.
Осторожно поднявшись по ступенькам и выкрутив из одного патрона лампочку, он стал вертеть её перед своим лицом в надежде распознать признаки перегорания искусственного источника света.
– Сгоревшая, – сказал вдруг заместитель директора утвердительно и опустил вниз руку. – Дайте-ка мне другую.
Завхоз быстро вынул из кармана спецовки лампочку, дунул на корпус цоколя и, иронично улыбаясь, передал её начальнику.
– Не светит, – огорчённо проговорил Иван Павлович, вкрутив лампочку в патрон. – А почему? Не рабочая, что ли.
– Она новая, – сказал завхоз, предупреждая череду возможных обвинений в свой адрес.
– Если новая, тогда почему не светит! – возмутился заместитель, задумавшись. – А может, заземления нет? Точно! Да ведь на люстре, по всей видимости, нет заземления. Потому и не светит!
Обрадовавшись озарившей его голову мысли, Иван Павлович осторожно спустился на пол. Передал лампочку завхозу и оправился.
– Ищите заземление, – сказал он после и, приметив за окном идущего к музею директора, поспешил ко входу.
– Какое ещё заземление, – прошептал завхоз, провожая взглядом самодура начальника. – У нас во всём музее отродясь заземления не было.
Проведя бессонную ночь, директор, тяжело передвигая ватными ногами, поднимался на крыльцо музея, проклиная в мыслях проверяющего. «Как мальчишка, – упрекал он себя, – Не мог уснуть. Ворочался. Думал. А о чём, спрашивается, я думал? О том, как бы проверяющему угодить. Как бы обмануть его. Как бы задобрить. Откуда он только свалился на мою голову. Да ещё и теперь. Неужели и впрямь доложил кто-то в министерство о пожаре. Неужели Лавочкин».
– Илья Валентинович, доброе утро! – воскликнул Иван Павлович, встретив директора у входа. – Вижу, вы не в духе сегодня. Что-то случилось?
– Не спал, – отрезал директор, продолжив идти в сторону своего кабинета. На второй этаж.
– Может, распорядиться, чтобы вам принесли кофе? – спросил заместитель, последовав за директором.
– Пожалуй, – согласился тот. – Вы видели Лавочкина?
– Нет. Он ещё не приходил.
– Нам нужно как можно скорее с ним поговорить.
– Вы что же, тоже думаете, что именно он мог доложить наверх? – спросил оживившийся заместитель.
– Ничего я не думаю! – воскликнул Илья Валентинович, остановившись перед распахнутой дверью кабинета. – Но поговорить с ним до прихода проверяющего необходимо.
«Значит перестал старик доверять Лавочкину, – сказал себе Иван Павлович, наблюдая за закрывающейся перед ним дверью. – Это хорошо. Если проверяющему удастся накопать что-то на музей, то директору долго в своём кресле не усидеть. А значит, меня вместо него назначить могут. Как есть меня. Больше некого. Вот тогда-то я разгуляюсь. Первым делом от Лавочкина избавлюсь. Уволю его к чёртовой матери, чтобы он больше никогда у меня под ногами не путался».
– На ловца, как говорится, и зверь бежит! – воскликнул заместитель, краем глаза увидев поднимавшуюся на этаж секретаршу.
– Доброе утро, – поздоровалась девушка, заставив себя улыбнуться.
– Катенька, – сказал Иван Павлович, приобняв секретаршу за талию и увлекши её на первый этаж музея. – Илья Валентинович просил вас ему кофе приготовить. И ещё. Вы Лавочкина сегодня видели?
– Так Бориса же не будет сегодня.
– С чего вы это взяли?
– Он звонил. Сказал, что приболел.
– Ах, вон оно что. Значится, звонил. Значится, приболел. Как замечательно всё складывается.
– Что, простите?
– Нет. Нет. Ничего. Не обращайте внимания, – ответил Иван Павлович, сощурив глаза. – Это я так. Сам с собой. Идите, Катенька, приготовьте директору кофе. Он ждёт.
Оставшись в одиночестве посреди вестибюля, заместитель директора растянулся в улыбке, потирая от удовольствия руки. «Может и не придётся мне самому об этого Лавочкина руки марать. Уволит его старик, да и конец истории».