Глава 17. Сикорская работает дома (Глава 17)

Уютная квартира одинокой образованной женщины, была оформлена с прекрасным вкусом. На стенах висели картины великих живописцев, среди которых просматривается портрет лорда Байрона. Книжные полки уставлены книгами. Букет роз в изящной вазе стоял на туалетном столике. В приоткрытые окна врывался летний ветерок, шевеля легкие занавески. Элеонора Валентиновна Сикорская в шелковом кимоно разговаривала по телефону, держа в руках позолоченный мундштук:
— Да, мама. Пауза.
— Нет, мама. Пауза.
— Ты лучше знаешь, мама. Пауза.
— Нет. Пауза. Нет. Пауза.
— Я занята. Пауза.
— Попроси Юлю, она ближе живет.
Голос в трубке перешёл в крик. Сикорская тоже мгновенно перешла на стальной «учительский» тон, и отчеканила:
— Я тАк разговариваю с тобой, мама, потому что ты ведешь себя, как капризный избалованный ребенок.
Пауза.
— Я знаю, что Юлечка слишком занята для тебя, но и у меня много работы. Горят сроки. Завтра я должна сдать свой первый материал.
Короткая пауза.
— До свидания. Папе привет.
Она села за компьютер, пытаясь сосредоточится на работе. Пробормотала про себя:
— Чертов Шекспир. The fairest creatures… Пауза. Desire increase…
— Перефраз… Ага.
Напечатала на компьютере:
От порождений света мы цветенья ждем.
И роза не должна увянуть.
Снова перешла на английский:
— But as the riper should… Думает.
— His tender hire heir…
— Чертов древнеанглийский! Пауза.
— Ага.
Снова напечатала на компьютере:
-Но в яркости приходит угасанье.
-Наследник чувств, придет ее помянуть.
Отвлеклась на музыку, доносящуюся из верхней квартиры.
Пробормотала про себя:
— Слишком громко для вечера. Сенечка сегодня в ударе.
Снова вернулась к работе:
-Ты втянут в глубь сияющих очей.
— Их блеску отдаешь все счастье.
Снова отвлеклась. Посмотрела на потолок.
Сказала себе вслух:
— Мда!
Напечатала на компьютере:
-Средь изобилья голод твой ничей.
— Ты враг себе, в своем безумном сладострастье.
Её всё-таки пришлось встать из-за компьютера, и отправиться в квартиру сверху.
Дверь её открыла пожилая опрятная женщина.
— Здравствуйте, Марья Петровна. Опять Ваш Сенечка шалит…
Марья Петровна ответила жалобно:
— Здравствуйте, Элечка! Снова к нему дружки пришли. Заперлись в комнате…
Элеонора Валентиновна спросила строго:
Он что, уже сделал моё домашнее задание по английскому? Что позволяет себе такой отдых?
— Да кто его знает… Говорит, что все…
Сикорская почувствовала, что начала заводиться:
-Передайте Семену, что если он не сделает музыку потише, то я больше не буду натаскивать его на поступление в институт иностранных языков.
— И веселиться дальше он будет не один, а вместе с военруком из нашего районного комиссариата, когда к нему придет повестка о призыве.
Добавила с напором:
— Хорошо?
Соседка ответила со вздохом:
— Хорошо.
Сикорская вернулась в свою квартиру. Музыки больше не было слышно.
Настроение улучшилось. Она отправилась на кухню, сделала себе бутерброд и кофе со сливками.
Снова села за компьютер.
— Тааак…. Что тут у нас?
— Fresh ornament… Herald to the gaudi spring… Понятно…
Напечатала на компьютере:
-Сейчас творишь ты свежих слов орнамент.
-Ты только вестник у безрадостной весны.
С удовлетворением откинулась на стуле.
— Так-то!
Откусила бутерброд. Прожевала. Отхлебнула кофе.
Зазвонил телефон. Она взяла трубку.
— Здравствуйте Олеся Игоревна!
— Да. Работаю.
Пауза.
— Понимаю, что это амбициозный проект. Но и Вы имеете дело не с девчонкой сопливой, а с лучшим литературным переводчиком города!
Пауза.
-С таким текстом работать крайне трудно, это Шекспир.
-Но ничего…
Пауза.
— Завтра сдам материал. Не волнуйтесь.
Пауза.
— До свидания, Олеся Игоревна.
Вернулась к компьютеру.
— Так…. Мда… else this glutton be…
— Угу… tender churl…
— Нужно посмотреть в словаре. Где это?
-Ага. Вижу. Понятно.
Напечатала еще:
-В зародыше погребено твоё призванье.
-И в нежной грубости растрачено Желанье.
Задумалась.
Квартира почти погрузилась в сумерки.
С улицы донёсся хриплый крик.
-Элька!
Тишина.
-Элька!!!
-Тишина.
Выходи!!!
Она вышла на балкон.
Внизу стоял неопрятный, крепко выпивший мужчина.
Иннокентий Сикорский. Её бывший муж.
Элеонора спросила вниз:
— Кеша, ты зачем пришёл?
Он промолчал.
— Опять деньги нужны?
Иннокентий собрался с мыслями и ответил:
Нет!
Сикорская удивилась:
— А что тогда? Выпить нужно?
Он ответил уверенно:
— Нет!
— Скандалить будешь?
Ответ был отрицательным:
— Нет!
Элеонора Валентиновна даже растерялась от такой категоричности:
— А что тогда???
Иннокентий ответил, артикулируя настолько четко, насколько позволяло его алкогольное опьянение:
— Я пришел сказать, что совсем тебя забыл, Элька.
Она ответила грустно:
— Не удивительно. Сколько лет в разводе…
Он почему-то начал сердиться:
— Ты поняла меня? Совсем забыл!
Она постаралась ответить миролюбиво:
— Поняла.
Он повторил, чтобы наверняка:
— Совсем!
Она подтвердила:
— Хорошо.
Иннокентий удалился в темноту, бормоча про себя:
Совсем забыл. Чертова баба…
Сикорская иронично улыбнулась про себя. Некоторое время провожала его печальным взглядом. Потом резко вернулась в комнату и напечатала одним махом:
-Жалеть весь мир, иль ненасытным в слове быть.
-Забыть себя, или весь мир любить!
С радостью встала, начала ходить по квартире, нюхать цветы.
Долго стояла у портрета Байрона.
Потом легла в кровать. И, засыпая, декламировала про себя:
— Жалеть весь мир, иль ненасытным в слове быть
— Забыть себя, или весь мир любить!
Уснула со счастливой улыбкой на лице.

В главе использован литературный перевод Екатерины Бут,
сонета У. Шекспира № 1
От порождений света мы цветенья ждем.
И роза не должна увянуть.
Но в яркости приходит угасанье.
Наследник чувств придет ее помянуть.
Ты втянут вглубь сияющих очей.
Их блеску отдаешь ты счастье.
Средь изобилья голод твой ничей.
Ты враг себе в безумном сладострастье.
Сейчас творишь ты свежих слов орнамент.
Ты только вестник у безрадостной весны.
В зародыше погребено твое призванье,
И в нежной грубости растрачено желанье.
Жалеть весь мир,
Иль ненасытным в слове быть.
Забыть себя,
Или весь мир любить!