Книга «Песня, которая исчезает в пятницу»
ПАУЗА В ФА МИНОР (Глава 4)
sphen Оглавление
Возрастные ограничения 16+
Я очнулся в комнате без дверей, и окон, где вместо пола – гигантская клавиатура рояля. Каждая клавиша была размером с могильную плиту, а под ними словно личинки ползали нотные знаки. На пюпитре лежала фотография матери, но вместо её лица – пустая пауза, мерцающая голубым сиянием.
Кот сидел на педали, его пятно пульсировало в ритме «Giant Steps».
— Здесь стирают не людей, а их аккорды. Прошептал голос отца, а твоя мать стала диссонансом. Тебе надо исправить партитуру.
Я нажал клавишу ля-бемоль. Из неё хлынула лента, обвисшая шею. Голос матери эхом гремел: «Не играй это ноту… не играй»
Стены комнаты оказались лентами магнитофона, вылетевшие из катушки. Когда я дёрнул за плёнку, динамики выбросили обрывки голосов:
— 1990 год… отец… запрещённая мелодия…
— Ты стираешь себя, словно ошибку в партитуре…
На потолке висел метроном, стрелка которого шла в обратном направлении. С каждым тиком исчезал фрагмент моих воспоминаний: сначала дата рождения матери, потом её голос в телефонной трубке.
Кот прыгнул на метроном, заставив его заиграть «Clair de Lune». Плёночные стены разорвались, которая слоилась в силуэт девушки рядом со станцией.
Девушка держала саксофон, сделанный изо льда.
— Они заморозили твою мать между тактами, сказала она, прикладывая мундштук к губам. Разморозь её голосом.
Она сыграла первые три ноты, но мелодия рассыпалась к ногам, как битое стекло. Из трещин в полу полезли тени-диезы, царапая клавиши.
Я схватил сахарную трубочку из кармана и воткнул в трещину. Пол заиграл «Take the A Train», тени замерли.
На крышке рояля проступила новая записка:
«Правило четвёртое:
Чтобы вернуть исчезнувшее,
Стань паузой в своей мелодии».
Кот разодрал когтями мою ладонь, показались алые цветы смешанные с голубой пылью, вырисовывая на клавишах карту комнаты отца.
Я ударил по клавише до-диез. Комната взорвалась звуковой волной, выбросив меня в коридор из виниловых пластинок.
Стены коридора были усеяны бороздками с голосами:
— Мать пела колыбельную…
— Отец смеялся над анекдотом…
— Я плакал в день своего рождения…
Кот бежал впереди, оставляя на пластинках царапины-указатели. Где-то впереди играл оркестр теней, исполняя реквием по исчезнувшим воспоминаниям.
Я споткнулся о разбитую гитару отца. Её струны впились в ладони, заиграв мелодию наоборот. Из раны на запястье полезли нотные знаки, складывая дату: 1990.10.23. – день исчезновения отца.
Дверь без ручки, в которой вверх ногами висели часы, исполняя мелодию наоборот. На столе лежал магнитофон с записью:
— Голос матери: «Не играй его последнюю мелодию…»
— Голос отца: «Играй, если хочешь все исправить».
Кот прыгнул на стол, его пятно на лбу пульсировало.
— Выбери, кого спасать, — прошипел он. Мать или реальность.
Я нажала на «запись». Магнитофон начал поедать плёнку, стирая воспоминания о матери. Лицо на фотографии стало прозрачным, как пауза между нотами.
Из динамиков вырвался крик отца:
— Останови плёнку, пока не исчез последний такт.
Я выдернул шнур. В тишине только тиканье часов – тех самых, что отец подарил мне в день рождения. Их стрелки показали 23:59, но вместо привычного ти-так раздался звук рвущейся плёнки.
Кот вскочил на плечо, когти впились в кожу. «Глава пятая: Последний аккорд реальности», прошептала стена. Где-то вдарил литавр, и я понял: теперь музыка играет меня.
Кот сидел на педали, его пятно пульсировало в ритме «Giant Steps».
— Здесь стирают не людей, а их аккорды. Прошептал голос отца, а твоя мать стала диссонансом. Тебе надо исправить партитуру.
Я нажал клавишу ля-бемоль. Из неё хлынула лента, обвисшая шею. Голос матери эхом гремел: «Не играй это ноту… не играй»
Стены комнаты оказались лентами магнитофона, вылетевшие из катушки. Когда я дёрнул за плёнку, динамики выбросили обрывки голосов:
— 1990 год… отец… запрещённая мелодия…
— Ты стираешь себя, словно ошибку в партитуре…
На потолке висел метроном, стрелка которого шла в обратном направлении. С каждым тиком исчезал фрагмент моих воспоминаний: сначала дата рождения матери, потом её голос в телефонной трубке.
Кот прыгнул на метроном, заставив его заиграть «Clair de Lune». Плёночные стены разорвались, которая слоилась в силуэт девушки рядом со станцией.
Девушка держала саксофон, сделанный изо льда.
— Они заморозили твою мать между тактами, сказала она, прикладывая мундштук к губам. Разморозь её голосом.
Она сыграла первые три ноты, но мелодия рассыпалась к ногам, как битое стекло. Из трещин в полу полезли тени-диезы, царапая клавиши.
Я схватил сахарную трубочку из кармана и воткнул в трещину. Пол заиграл «Take the A Train», тени замерли.
На крышке рояля проступила новая записка:
«Правило четвёртое:
Чтобы вернуть исчезнувшее,
Стань паузой в своей мелодии».
Кот разодрал когтями мою ладонь, показались алые цветы смешанные с голубой пылью, вырисовывая на клавишах карту комнаты отца.
Я ударил по клавише до-диез. Комната взорвалась звуковой волной, выбросив меня в коридор из виниловых пластинок.
Стены коридора были усеяны бороздками с голосами:
— Мать пела колыбельную…
— Отец смеялся над анекдотом…
— Я плакал в день своего рождения…
Кот бежал впереди, оставляя на пластинках царапины-указатели. Где-то впереди играл оркестр теней, исполняя реквием по исчезнувшим воспоминаниям.
Я споткнулся о разбитую гитару отца. Её струны впились в ладони, заиграв мелодию наоборот. Из раны на запястье полезли нотные знаки, складывая дату: 1990.10.23. – день исчезновения отца.
Дверь без ручки, в которой вверх ногами висели часы, исполняя мелодию наоборот. На столе лежал магнитофон с записью:
— Голос матери: «Не играй его последнюю мелодию…»
— Голос отца: «Играй, если хочешь все исправить».
Кот прыгнул на стол, его пятно на лбу пульсировало.
— Выбери, кого спасать, — прошипел он. Мать или реальность.
Я нажала на «запись». Магнитофон начал поедать плёнку, стирая воспоминания о матери. Лицо на фотографии стало прозрачным, как пауза между нотами.
Из динамиков вырвался крик отца:
— Останови плёнку, пока не исчез последний такт.
Я выдернул шнур. В тишине только тиканье часов – тех самых, что отец подарил мне в день рождения. Их стрелки показали 23:59, но вместо привычного ти-так раздался звук рвущейся плёнки.
Кот вскочил на плечо, когти впились в кожу. «Глава пятая: Последний аккорд реальности», прошептала стена. Где-то вдарил литавр, и я понял: теперь музыка играет меня.
Рецензии и комментарии 0