13. Взрыв (Глава 13)

Павел ждал лифт и думал. Его не было дома целый день. Скорее всего она просто ушла – исчезла, как и собиралась. Утром она ничем не дала понять, что её планы изменились. Она приготовила завтрак. Такого вкусного омлета с сыром он ещё никогда не ел. У неё оказалась куча достоинств. Ей удалось не только создать уют, но и как-то одухотворить самые простые вещи – готовку, мытьё посуды. Она затеяла перестановку в серванте – и барахолка чудесным образом превратилась в витрину. Наконец, чего он совсем не ожидал, – она понравилась его маме, настороженно относящейся к современным девушкам, слишком «простым» на её взгляд.

Но если она не ушла, то, скорее всего, решила остаться. Почему бы и нет? Ей даже не обязательно выходить на улицу, по крайней мере – первое время. А дома ей ничего не угрожает. Если, конечно, к нему не придут с обыском. А если придут? Нет, она не останется… К тому же, удержать Инну в четырех стенах – то же самое, что попробовать запереть шаровую молнию, – взрыв неизбежен.

Он открыл дверь.

– Пашенька, это ты? – Инна была дома. Павел заглянул в ванную. Инна стояла перед зеркалом и подкрашивала ресницы.

– Они у тебя и так длинные.

– Надо же чем-то занять время. – Она чмокнула его в щеку. Опять сестринский поцелуй! – Я так рада, что ты пришел, правда-правда. Через десять минут я должна убегать. Договорилась с подружкой, что поживу у нее какое-то время, и она меня встречает в метро. Мне так хотелось, чтобы ты меня проводил.

– А мне совсем не хочется тебя провожать. – Он попытался ее обнять. – Почему бы тебе ни пожить здесь это «какое-то время»?

– Сам знаешь. – Она проскользнула у него под рукой. – Но я тебе буду звонить. Напои меня чаем. Или лучше не надо. Давай просто посидим на дорожку.
Инна присела на край кровати, он в кресло.

– К тебе сложно привыкнуть, – сказал Павел, – но я по тебе буду скучать.

– Нет, – она покачала головой, – не просто скучать! И я по тебе тоже. Пора!
Она вскочила, словно распрямилась пружинка. Внутренне она уже перелистнула страницу, жизнь менялась, и ей было интересно, что её ждет впереди. Павел почувствовал, что он остался на той, закрытой странице, и ему стало досадно.

– Ты снова играешь, – сказал он. – Роль подпольщицы тебя вдохновляет. Странно, еще недавно ты ей тяготилась.

– Разве? – Перед тем, как выйти, Инна бросила на себя оценивающий взгляд в зеркало и, видимо, осталась довольна. Лифт, натужно урча, спустил их на первый этаж.

– Знаешь, – она сочла-таки нужным кое-что объяснить, – человек боится того, что ещё не случилось. После можно, конечно, плакать и рвать на себе волосы, но я предпочитаю принять новую реальность такой, какова она есть.

Павел ждал продолжения, но продолжения не было. День был по-летнему тёплый. Инна сняла берет и убрала его в сумочку. Она по-кошачьи щурилась на солнышко и, казалось, вот-вот должна замурлыкать. Но на ходу мурлыкать среди кошек как-то не принято, и она снова заговорила.

– Странно, конечно, – вокруг случилось столько плохого, а у меня в душе – покой и даже умиротворённость. Нет, боль также есть, только она глубоко внутри, словно в защитный кокон спрятана. Слишком много боли. Если её выпускать по чуть-чуть, она будет энергетически подпитывать жизнь, давать силы, когда надо будет на что-то решаться, а впусти её в себя всю сразу – сметёт и раздавит, оставит лишь ни на что не годную оболочку, уныло плывущую по течению. Я знаю, что мне следует делать. Редкий случай. Я знаю, что ты меня любишь. Ты – это мой тыл. Тылы защищены, цель ясна – такова арифметика вдохновения. Кажется, всё объяснила…

– И какая же цель? – спросил Павел.

– Уцелеть. Сохранить вирус здравомыслия и неприятия новой действительности. Передать его другим. Организовать миниэпидемию. Сохранить заповедную зону свободы внутри наступающего мирового порядка.

Они вышли к метро. Она остановилась и повернулась к нему.

– Дальше я одна, хорошо? Подружка ждет меня внизу. Я не хочу, чтобы она видела тебя, а ты – её. Пусть все ниточки сейчас оборвутся. Я всё равно к тебе вернусь, больше мне возвращаться не к кому. До свиданья.

Она поцеловала его и, не оглядываясь, побежала к метро. Вот она уже на середине улицы. Вот на той стороне. Вот сверкнула дверь, и он больше её не видит. И никогда не увидит?

Павел перешел на другую сторону – охотник, идущий по следу зверя, – и прислонился к дереву в тени какого-то киоска, так, чтобы видеть выход и не бросаться в глаза. Он ждал и не знал, хочет ли дождаться. Прошло пять минут, потом еще пять – всего десять. Ни о чем не хотелось думать. Время замедлилось. Стрелки в часах обленились. Сколько раз надо посмотреть на часы, чтобы секундная стрелка сделала круг, а это значит, что прошла ещё минута – всего одна минута. Он пообещал себе, что ждёт еще пять минут и уходит. Когда прошли эти пять, он добавил еще пять минут – всего двадцать. Вполне достаточно, чтобы что-то случилось или не случилось уже ничего.

В очередной раз подпихнув взглядом стрелку, он поднял глаза и увидел её уже идущей по тротуару – быстро, но не спеша, уверенно и целеустремленно. Десяток шагов, – удачная перспектива, всё видно, как на ладони. Инна открывает дверь вишнёвого «Мерседеса» – и когда он здесь появился? – и садится рядом с водителем. Дверь захлопывается. Вспышка. Грохот. Корпус машины выворачивает наизнанку. На тротуар летят стёкла, куски железа, вспыхивает бензин. Люди разбегаются в стороны. Павел вдруг обнаруживает, что он уже почти рядом с горящей грудой железа. Кто-то по мобильнику вызывает спасателей. На ближайшем перекрестке завывает сирена. Чтобы не попасть в очевидцы, надо уйти. И Павел уходит. Что-то рвётся внутри, и ему приходится прятать лицо в коленях, сев на корточки за ближайшим углом. Слишком много прорвалось в сердце боли. Слишком много нахлынуло слёз.