Свободная Губерния

Тим Хоуп

“Свободная Губерния!”

Чуть холодный ветер кренил волосы на бок, как навязчивый фен, а серое небо блестело этим утром. С размеренной и свободной походкой вышел из библиотеки радостный Дмитрий Ясников. Буквально на этой неделе вышла долгожданная им и многими другими жителями города книга.

Дмитрий сам ждал эту книгу ещё с недавнего тома газеты, где прочитал, что в издании Свободной Губернии под названием «Истина» готовится первое произведение о истории Великой Свободной Губернии. Он затрясся и взволнованно оглянулся по сторонам, будто бы после него каждый узнал о готовящемся шедевре и воодушевлённо провёл остаток дня с непрекращающейся улыбкой на лице. Как раз в этот день он увиделся на рынке с Мироном Ильичом, усердно спорящим с каким-то нищим; лишь подходя Дмитрий услышал, что спорили они о хлебе.

— Здравствуй, Мирон! — радостно позвал Ясников знакомого.

— А, Дима, чего тебе? Я ещё занят, гляди: объясняю тупице, что хлеб не надо больше покупать, столько вариантов вокруг, а он всё со своим хлебом. Уже все покупают лаваш, а этот, —он с укором указал на низкого нищего рядом—, всё прям скалится на меня, ну ты представляешь, Дима? — красочно заговаривал Мирон ворочаясь то на собеседника, то махая на нищего ладонью.

— Ого! А чего же ему так хлеб нужен вдруг стал? Неужели такой он хороший? А зачем тогда его запретили? — насмешливо проговорил Дмитрий и посмотрел на нищего.

Одет нищий был в легкую одежду: маленькая куртка, капюшон скрывающий его глаза и видно только рот за полукругом ткани; руки сжаты в кулаки и трясутся, а расхристанные штаны веялись на ветру как платье.

— Запретили, потому, что соседняя страна им не нравится, падлам! — захрипел нищий —Вы просто, тупые, даже не понимаете, как хлеб нам важен и теперь ищите замены в этом лаваше, да на него даже не намажешь масло! Что уж там есть с ним или хоть готовить из него! — яростно продолжал хрипеть нищий, вызывая групповой смех у Мирона и Дмитрия.

— Подстраиваться нужно уметь, — начал Ясников —, хлеб запретили и точка. Нежели тут возникать, лучше бы купил лаваша и попробовал хоть! Чего же тут стоять и возмущаться, если хлеб запрещен и что же ты сделаешь, раз Великий Комитет Прав Человека его запретил, уверен были причины, ведь так? — он повернулся к Мирону за поддержкой в нравоучении.

— Вот-вот! И что тебе лаваш не нравится, всё на нем можно делать, что и на хлебе твоем: на хлеб масло намазать — можно, с супом поесть, так ты его сложи. Разберись. — Мирон раскинул руками все еще посмеиваясь. —А раз сам такой глупый, что не нашел ему применения, так может и с хлебом не разобрался бы.

—Поддерживаю, — утвердил Дмитрий —, и вообще, хлеб-то ядовитый, слыхали?

— Не слыхал, — быстро ответил Мирон Ильич.

— Так вот, недавно КПЧ —Комитет Прав Человека— утвердил, что этот хлеб отравил в городе старуху и от того-то всё и пошло. Разбирательства. Выяснения и так мы поняли, что хлеб-то ядовитый, да так, что умереть можно!

— Да ты что! Вот ведь Союзники нам присылали, — удивленно крикнул Мирон.

Оба вместе с ошеломлёнными лицами смотрели друг на друга и затем серьезно закивали.

— Вообще-то, — захрипел нищий —, миф это был. Буквально в день инцидента узнал и тут же побежал говорить, рассказывать, да всем плевать было мол: «Да ну, хлеб всем нужен. Не станут они же его у нас отбирать. На нем жизнь зиждется», но да ладно. Вот, говорю я, что это миф был и раздул его старик — городской сумасшедший, Андрей его звали. Так он был опечален, что старуха умерла, видно, просто инфаркт хватил, вот и начал всем трубить и орать, — нищий захрипел еще сильнее, пародируя старика. — «Твари Союзнички хлебом мою Василису отравили, вот падлы! Твари подлецы ненавижу! Покупал ведь Я хлеб на том рынке, да надо было предположить, что там только убийцы и плуты работают, хатьфу! Да по что эти черти-то проклятые этот хлеб привезли! На что нам этот кусок теста, сами печь не умеем что ли? Да ещё и ядовитый такой, как цианид мою любимую отравил, вот падлецы!». Поэтому, — продолжал хрипеть нищий с важным тоном —, вы все муть разводите. Все уже из пекарей знают, что хлеб не травят да и отравить его нечем, а старуха померла-то, скорее всего, правда инфаркт хватил, а может что ещё. Ну ведь сами подумайте, господа! Травить хлеб, чтобы старуху в могилу завести, это какими надо быть идиотами, да еще и продавать его таким везде и всюду по Губернии. Они же наши союзники, мы сами празднуем с ними мир каждый понедельник, ну вы что! — своим ораторским голосом продолжал нищий.

Вокруг и Мирон, и Ясников залились хохотом. Кто-то ронял из рук газету, а другие так высоко задрали голову и повалились на бетон придерживая животы. Вдруг, в нищего прилетел помидор, с липким звуком расползаясь по его курточке.

— Очень ты смешной! — заливаясь смехом начал Ясников —, пекари все верят, ага! Это как можно верить во все, что какие-то глупцы тебе настрочат. Ещё и выступать перед адекватными людьми здесь, за хлеб митинги устраивать, ох-хо-хо. Ты подумай только, хлеб оказывается не травит никто, а как же старуха тогда умерла? Ты что ль свечку там держал!

— Да, ты что ли эту старуху лечил, смотрел? Или ты её и отравил? — насмехался Мирон. Окружаемый громким смехом по всему рынку, нищий побежал прочь, рыча как сурок. Все на рынке продолжали смеяться еще пару минут, пока хохот не стих и снова люди стали перешептываться о своём.

— Ох, Мирон, — успокаивая себя, начал Дмитрий —, это все забавно, но я для другого пришел к тебе. С новостью.

— Какой же? — заинтересовался Мирон Ильич.

— Сегодня вышла книга от издательства «Истина», помнишь еще парой недель тому назад говорили, что скоро распечатают книгу о нашей Великой Свободной Губернии.

— Да ну! — подорвался Мирон —, дай взглянуть, неужели сегодня?! Ах, так точно, — хлопнул себя Мирон Ильич по лбу лысины —, Я же тоже в библиотеку за ней шел, ух этот нищий все планы мне по сбивал, еще и амнезию нагнал. Точно знаю, он похлеще будет тех, кто хлеб отравил, ух попадись он мне! — угрожал Мирон Ильич.

— Да, ты прав, Мирон. Но да ладно, убежал он, может как-нибудь ещё поймаешь. А я пойду прогуляюсь, найду место покрасивши и почитаю книгу-то. Удачи!

— И тебе не хворать, Дима! — крикнул Мирон Ильич Ясникову.

А ведь далеко Дмитрий зашел в городе, здесь его будто и не было никогда, а по городу он гулял часто и был удивлен видеть столь красочные места, что он еще никогда даже мимо не проходил. Повсюду люди улыбаются Ясникову, а он клонится всем, почти пританцовывая с книгой подмышкой. По пути ему встретился паренёк, держащий что-то в руках; такое странное, Дмитрий почти засмотрелся, и потом провожая незнакомца взглядом, откликнулся.

— Эй, любезнейший, а что это у вас в руках? Никогда такого не видел, такой красивый и пахнет так пряно, словно торт.

— Это? — повернулся незнакомец. Хлеб это, только Я его перевернул, вот как незамысловато, да?

— Подождите, хлеб? — недоумевающе переспросил Ясников.

— Хлеб-хлеб, а Вы что-ль не узнали? Сами взгляните, обычная буханка, только перевернутая, чтоб вопросов не было. Я же давний любитель, не мог так просто с хлебом расстаться-то, вот и придумал — перевернуть его просто, и представляете работает!

—Да какой же это хлеб, — неловко продолжал Дмитрий —, хлеб запрещен, а у вас в руках новая пряность какая-то, буханка вы назвали? Удивительно пахнет и на вкус, кажется, не пробуя, могу понять просто прелесть.

— Да хлеб простой, буханка — это просто разновидность хлеба, не как ваш лаваш. Любезнейший, да просто взгляните на него так, — незнакомец перевернул буханку хлеба в руках.

— Да как же это так! Хлеб запрещен, а вы его купили, еще и носите, а ещё и не понять, что это хлеб! Где вы его взяли-то?! — обеспокоенно спросил Ясников.

— А там, где Я живу его никто и не запрещал, бывает пара дурачков найдется, которые начнут выступать с криками: «Хлеб ужасен. Его отравляют.», да их тут же и приземляют, говоря: «Где ты тут видишь, чтобы люди без хлеба жили? А где ты видишь, чтобы кто-то отравился от хлеба-то?» и всё; он тут же замолкает, а, бывает, лишь сильнее злиться начнет, но да это смешно уже становится.

— Ничего не понимаю, как же, в газетах хлеб везде запрещен. Ведь доказано, что он ядовитый.

— Ну и глупость, откуда же Вы это взяли? — усмехнулся. незнакомец. Верить во всё сейчас и такой бред тем более. Боже, откуда вы это взяли? Про старуху что ль ту услышали? Так она подавилась просто, кляча, — с ухмылкой покачивая головой, сказал незнакомец.

— А где Вы купили хлеб ещё раз? — тихо переспросил Дмитрий.

— Далее по улице и заверните налево, ну-с, а Я пошел, вижу вы книжку хотели почитать, не смею мешать, — незнакомец ушел. Дмитрий с минуту смотрел ему вслед и увидел, как он снова перевернул буханку верх-дном и пошел далее.

После встречи с незнакомцем у Ясникова помутнело сознание. Его даже испугало насколько просто и беспристрастно над ним поиздевался тот незнакомец. Вот как: хлеб перевернул и никто не понимает, что это хлеб. Да сам Дима до последнего думал, что он его дурит его, а оказалось надурил даже хуже чем Ясников себе мог представить! И где он хлеб-то взял? И как это так и не запрещали у него хлеб, это как далеко он зашел, неужели в другую страну дошел? Да быть не может: от города до границы-то идти три недели и то замучаешься бежать и ходить, домой захочется. А дома хлеб запрещен, ядовит он, союзники травят. Сказал этот иждивенец вперед пройти и там будет тебе хлеб и целый рынок. Даже не слыхал о запрете, как же так! Надо туда пойти — им всё рассказать, думал Ясников, а то бедные граждане ещё в тюрьму попадут, ох! Они ведь даже не понимают опасности этого хлеба. Бедняги всё думают, что хлеб не ядовит!

Ясников побежал, придерживая книжку подмышкой и взволнованно осматривая прохожих, которых чуть не сбивал, пока торопился по улице. Все ему вслед кричали «Осторожно!», а он не слушал и бежал, рвался вперед. Оказавшись на рынке, почти том же, на котором был Мирон Ильич, Ясников огляделся на людей. Боже ты мой, взгляните на этих бедолаг, уже вижу, думал Дмитрий: лица-то у них белые, девушки худые, мальчики ещё хуже, аж кости видны, боже! Ясников взявшись за голову крикнул: — Горожане! Окститесь! Хлеб ваш отравлен! Как же до вас не добрались новости газет! «Истинна» говорит, что хлеб травят давно, взгляните на себя! Боже, бросьте хлеб! — пугающе кричал Дима, ловя на себе ошарашенные взгляды, но почти как с обошлись с нищим люди на том рынке, обошлись с Ясниковым сейчас. Он заволновался от смеха, что окружил его повсюду. Ясников закрылся ладонью и пошел в глубь рынка, там он нашел девушку с полным прилавком хлеба, так их много: буханки, батоны, нарезные хлеба, ржаной и только спеченный, а за девушкой печь большая и полыхающая как вулкан. Ясников быстро заговорил с ней.

— Девушка, вы хлеб продаёте?

— Да-да, вам какой — могу подсказать, какой желаете, — добро начала девушка.

— Хлеб запретили-то! Девушка, вы не боитесь полиции? Как же вы так, такая красивая, молодая, — взявшись за голову протараторил Дима.

— Ох, боже, за что бы его запрещать? И кто его запретил? —устало сказала девушка.

—Так Комитет Прав Человека, прямо недавно новость всюду разошлась!

— Про старуху что-ль? Глупость это. Я читала, что это байка местных в той деревеньке, а «Истину» уже только глупцы читают, дети даже плюются, видя газетёнку. Я как один раз взглянула — удивилась как это мы живем, Я бы лучше убежала куда подальше, если бы все так было, как то описывает «Истинна», ха! —Девушка просмеялась.

— Глупцы, ась? Да как же, газету везде издают и все читают ее! Я каждый день ее читаю, все там правда была!

— А ты из Прекрасного Округа? —Спросила девушка утвердительно.

— Д-да, —ответил Ясников потупившись.

— Давно здесь уже знают, что в «Прекрасе» здание их стоит, то-то они и издания свои только там публикуют. Кроме Прекраса-то нигде этих газет не читают, их бывает привозит купец или перекуп, а мы ими печки топим, — спокойно продолжала девушка.

— Как топите печки! Правдой что ли! Вас бы посадить! Вы нашу Свободную Губернию извращаете и если вы здесь все такие, да как вы можете зваться гражданином нашей Губернии. Да как мы сможем сделать мир лучшим, если вы нас саботируете все, да даже хлеб вернули, — упрекал Ясников с покрасневшим лицом.

— Очень ты смешной, —ухмыльнулась она. Ты прям как Туп.

— Что за Туп? — быстро спросил Дмитрий, краснея.

— Василий Туп, он тут также как ты выступает и кричит надрываясь, весь краснеет да бывает голос срывает и может неделю не говорить, а потом возвращается и снова горланит. Здесь он как шут городской, и ты такой же будешь, если продолжишь за ним. Не мучай простых людей своими криками, хлеб здесь везде и явно весь его ты отсюда не выведешь. Вот и думай.

— А этот Туп, — продолжал яростно Ясников —, может и единственный здесь житель, что осознает на что вы себя обрекаете! Найти бы его и донести на вас, вы же губите свои жизни. — Девушка посмеялась и непринужденно ответила —, хочешь его найти — он по ресторанам любит гулять, денег у него что ль бесконечность, но каждый день говорят ходит и не беднеет.

— По ресторанам значит. Помяните мое слово, я открою вам глаза на этот хлеб! — статно продолжил Дмитрий. Девушка отвернулась и продолжила с преспокойным лицо что-то писать под стойкой.

Ясников проходил по городу до заката, уже и золотой свет пробивался через темные облака, может и ливень готовился. Обойдя с десяток столовых ресторанов и закусочных нигде не находил этого Тупа, удалось лишь узнать скромные детали о нем у пары обывателей, точно таких как девушка на рынке. Оказалось он был большой мужчина преклонного возраста, мелкие усы и седина по голове. А уже заходя в очередную столовую со звуком колокольчика Дмитрий безнадежно стал оглядывать людей за столами, всюду у них и хлебницы стояли и хохотали они перекрикивая друг друга и щелкая приборами. Уставший Ясников заказал себе стакан лимонада и присел у окна. Возле него закашлял старик, он побил себя по груди будто подавился но тут же с невозмутимым лицом продолжил наседать над тарелкой уже доеденного салата. Приглянувшись Ясников от удивления открыл рот и заулыбался: вот он Василий Туп! Он подвинулся к нему заговаривая скороговоркой.

— Вы Василий Туп?

— Ну Я, — хрипло и недовольно ответил Василий.

— Я вас уже часами, — продолжал весело Ясников —, ищу и вот вы! Здравствуйте, Василий, Я Дмитрий! Дмитрий Ясников.

— И что тебе нужно, — раздраженно произнес Туп.

— Я знаю вы выступаете здесь против хлеба и Я, — Василий прервал его.

— Что опять пришли издеваться надо мной? Не пройдет, Я неделями вам твержу, тупоголовым, что хлеб ядовитый, а вы пальцем в меня тыкаете, уже и поесть нормально не могу. Отстань.

— Что вы, что вы, — защищался Дмитрий. Я не за тем к вам пришел, чтобы насмехаться. Сам знаю какого это. Ходил тут недалеко многое, как и Вы, рассказывал про хлеб и что он отравлен, и что байку про старуху не выдумали, а газета «Истинна» не врёт, но все лишь меня прогоняли да ухохатывались. Поверьте, самому не нравится, да кому понравится. А хлеб повсюду и это пугает, как же они живут так. Вот и выступаю и вас найти хотел, единомышленника.

— Да ну, — Туп смутился и успокоился —, ты скажи еще хочешь всем эту правду доказать, глупцам, что смакуют этот хлеб.

—Именно так-с, — улыбнулся Ясников.

— Вообще этот хлеб, — постепенно начал Василий —, сначала уже противный был: какой-то рассыпчатый постный, сам по себе ничего из себя не представляет, а уж если с чем-то, так почти не чувствуется во рту.

— Да! Сам не понимаю, что в нем такого, чего нет в заменах, а все всё равно его приберегают и представляете что Я заметил. Особо умные хлеб и туда где он запрещен проносят а как? А они буханку переворачивают и никто им уже ничего не говорит! Встретил Я такого, а он и бровью не повел. А меня в глупцы записал!

— Переворачивают?! — поднялся Василий Туп, будто прозревая —, вот ведь падлецы! Перевернули и спокойно шагают по улицам! Да как так можно! Нет, мальчик, —утвердительно продолжил Туп —, этого нельзя просто так оставить. Сегодня же, нет, сейчас же выходим на митинг! Где ты встретил того гада? Там же мы и отмитингуем, пусть будут знать как нашу Свободную Губернию портить своей смекалкой ядовитой, хуже чем хлеб тот! — Да! Именно так и сделаем! Я позову своего друга, он уж точно им жару задаст с их буханками! А что про место — это парк недалеко, на границе Прекрасного Района, пойдемте Я вас отведу, — Ясников тоже поднялся и воодушевленно смотрел на Тупа.

— Ох-хо, Дима! Мы им покажем! Мы их убедим, что этот хлеб, который они едят хуже помоев на мусорке, —Туп обернулся на посетителей ресторана.

—Граждане! Услышьте же! Хлеб в ваших корзинках отравлен и опасен! Мы докажем вам это и докажем как он нашу Свободную Губернию извратил и с ног на голову перевернул! Сегодня же вы все узнаете, — Василий закашлялся, видно ещё не восстановился с прошлого выступления. Они пошли к выходу уже на пороге договорившись встретится в парке следующим утром.

Золотое небо закрывалось синей пеленой и Ясников ушёл обратно домой, недоверчиво глядя на всех мимо проходящих граждан и дивясь с виду злополучного хлеба в руках некоторых индивидов. Уже ближе к дому Ясников увидел ждущего Мирона Ильича. Чего он ждал сразу понять было сложно, но увидев Диму он повеселел, будто его и дожидался. Мирон принялся радостно заговаривать с ним.

— О, Дима! Ну как тебе книга, успел почитать, что же там написано? Ты, как никак, первый читатель из моих знакомых. Что думаешь о книжке-то?

— Не успел почитать, Мирон, так уж вышло. Я лучше тебе скажу, что Я собираюсь завтра устроить, — загадочно начал Ясников.

— И что же? Ты чего-то угрюмый стал, небось наткнулся на схожих с тем нищим по пути да и не смог успокоится? Ну, колись, Дима, побил его хоть? — насмешливо расспрашивал Мирон Ильич.

— Почти, если так можно сказать. Я на митинг завтра иду. И зачем? А затем, что в недалеком районе оказывается хлеб никто не запрещал и там бедняги травятся хлебом. Я пытался их убедить и даже на рынке лекцию устроил, но на меня как на того нищего смотрели и насмехались. Все же, Я не один там был такой. И Василий Туп вместе со мной решили выйти на митинг, дабы они поняли серьёзность наших предупреждений!

— Да ну! На митинг, — удивленно кричал Мирон Ильич —, вот это ты выдумал, Дима! А кто, кто туда пойдет на митинг-то?

— Я да Туп с его друзьями, ай-да с нами, ты задашь им там всем пору со своими прекрасными взглядами и мы их всех там, как того нищего, переубедим и бежать поджав хвост заставим, — ораторским тоном завлекал Ясников.

— Конечно, Дима! Конечно Я с вами, ты только время скажи и я буду. Ну вы и придумали, ох-хо-хо, вот мы и посмотрим, как они там хлебом этим подавятся, умники, — увлеченно продолжал Мирон Ильич. После группового крика «Да!», друзья разошлись и Дмитрий Ясников вернулся к себе в квартиру. Он лёг спать вместе с уставшим ночным городом.

Это утро Дмитрий встречал как праздник подорвавшись с кровати и быстро приготавливаясь он уже к мчался к тому парку, куда были созваны все участники митинга. Ясников не оглядываясь летел через улицы и добрался до парка по ощущениям за доли секунды и распознав лица соратников он воодушевленно крикнул.

— Друзья, мы можем начинать! Пора, город должен услышать наш голос!

— О, Дима, точно сказано; сейчас, — останавливал Мирон Ильич друга —, Вася рупор пытается настроить, а то с прошлого раза говорит голос еще не восстановил, но да не суть.

— Голос дело десятое, Я жизнь положу лишь бы эти глупцы узнали, что они со своей жизнью делают, — хрипел Туп тыкая на рупор, будто совсем и не знал, что с ним делать.

— А по что рупор-то? Наших голосов хватит сполна на весь парк, — ободрял Ясников.

— Пусть будет, видел Я молодежь-умники его использовали и тем завлекали чуть ли не весь город. С деревень говорят слышно было!

— Тогда понятно, ну что ж, друзья мы-то сами готовы, кроме рупора этого, — спрашивал Ясников. Хором все участники крикнули «Да!».

Средь соратников вышедших сегодня на митинг были отнюдь не Ясников да Мирон с Тупом: в толпе пара обывателей чуть старше самого Василия с ухмылками на лицах и огнем в глазах, так получилось, что вся группа состояла только из мужчин и ни один из них не был младше сорока. С треском и режущим писком все поняли, что рупор заработал и притаптывая вся группа пошла маршировать по парку вперед. Звуки ботинок у всей группы слились с стальной грохот, а мужские вздохи кричали зовом богатырей пока Василий не взмахнул своим рупором и не захрипел.

— Граждане! О граждане! Вы питаетесь ядом, хлебом. что отравлен и травят его наши союзники! Да, вам кажется это глупость, но наша газета «Истинна» раскрыла всю правду об ужасном хлебе! Услышите же! Хлеб ядовит, бросьте эти постные буханки, сожгите глупые батоны и поймите, что вы травите себя! А отравляете вы себя хлебом ,— мантрой кричал Туп в рупор, затем он перешел к Ясникову.

—Ваши дети, ваши жены, ваша страна нуждается, чтобы вы бросили травящий хлеб! Взгляните на наших девушек! Вы калечите себя и своих любимых именно хлебом из-за него вы болезнями страдаете, из-за него хворь повсюду! Отравленный хлеб — есть все наши проблемы и вы лишь по незнанию отказываетесь это принимать! Газета «Истинна» — вот гарант правды, услышите же, граждане! Хлеб — Ядовит, — с особой страстью причал Дмитрий и затем передал рупор Мирону. В суматохе Мирон и не включил его и говорил в него как в пустую банку, но не сбавлял в тоне по сравнению с соратниками.

— Всегда есть замена и она уже нам дана — лаваш! Вы не можете отбросить старое и травитесь хлебом, что раньше для вас был многим, но временна изменили его и теперь пора задуматься о благополучии самих себя! Хлеб травят наши союзники и лучше подумать и принять замену, что вам предложили, ведь она такая же как ваш обожаемый хлеб! Газета «Истинна» давно рассказала, как лаваш прекрасно заменяет ваш хлеб и что с ним ваша жизнь даже станет лучше! Услышите же, граждане! Ваш хлеб отравлен, — прокричал Мирон Ильич. Колонна с митингующими наткнулась на конец парка и развернулась продолжая стучать сапогами и продолжать рассказы. Порядок вещающих переходил теперь от Мирона Ильича до Тупа и обратно, так продолжалось уже с пол часа. Не устающая колонна гремела по парку. Все же граждане отдыхающие возле митингующих были ошеломлены, они провожали колонну взглядами и некоторые останавливались смотреть за их движением, как они замечали, что митингующие двигаются кругами они продолжали идти далее. Те кому колонна преградила путь закрываясь либо подолами пальто либо шляпами обходя ее. Девушки повставали с лавочек и поспешили занять более глубокие аллеи в парке, куда толпа не двигалась. Ясников замечал как мужчины дети и женщины закатывали глаза, другие разворачивали своих друзей и фыркая уходили прочь. Десятки граждан ушли собираясь кластерами у светофоров лишь бы покинуть парк. Другие насмешливо и с саркастичными лицами смотрели на Ясникова потом на Тупа, другие шептались и некоторые посмеивались, гул и железный грохот сапог колонны теперь прерывался смешливыми голосками и женскими хихиканьями. Спустя лишь пару минут все, кто ушел от колонны глубже в парк продолжали заниматься своими делами: читали газеты и несли злополучный хлеб даже не дергаясь при криках митингующих. В суматохе Ясников также посмотрел на одного парня, он зазевал смотря на движение топы и это особенно возмутило Дмитрия. Уже чуть подавленный но все еще подпитываемый энергией братьев на митинге Мирон стукнул его пол плечу.

—Смотри, нищий тот, вот как гадина смотрит на нас-то, — будто сплетничал в громкой толпе Ильич. Нищий надменно глядел вслед друзьям скрестив руки на груди и затем ушел смирной походкой туда, где Ясников не смог посмотреть за ним. Колонна ходила до полудня. уже и солнце рвалось сквозь тучи и лучи падали на головы митингующих. Щурящаяся они потеряли в своей уверенности и стали больше шагать и меньше говорить. Уже за следующие два часа колонна устала, люди разбились и попадали по лавочкам, где жалобно глядели по сторонам видя безучастных прохожих. Выдохшаяся группа не смогла собраться до конца обратно и Туп вместе с другим парнем чье имя Ясников не успел узнать придерживая себя за бедра пошагали из парка. Другая часть осталась лежать на лавочках и видимо уснула прямо там. Ясников и мирон упали на одну лавочку и отдышавшись оглядели весь парк. Обстановка не изменилась не на грош с того момента как Ясников прибежал в парк, а люди вокруг все так же ходили по парку и отдыхали. Дмитрий осмотрел кто остался: только Мирон Ильич, что скорбяще держался за свою куртку пытаясь выровнять дыхание; остальные и не двигались.

— Эй, Мирон, — задыхаясь начал Ясников.

— Погоди, друг, — с отдышкой, как у курящего, прервал друга Мирон.

— Думаешь люди-то услышали нас?

— Да какая разница уже, их тот нищий, наверное, подговорил и всем на ухо лепетал мол: «И не приближайтесь!», — угрюмо продолжал Мирон Ильич.

— Вот гад же, — с досадой ответил Ясников.

— Зря Я пришел сюда, Дима, — задыхался Мирон.

— Да брось ты. Мало ли, что никто и не бровью не повел, главное мы им донесли, что хотели. Они точно нас услышали, видел как рупор громко кричал, — приободрял Дмитрий.

— Да плевать им всем, чтоб им хлебом подавиться. Видно, зря мы вообще решились выйти на митинг. Здесь же одни идиоты живут одни, глянь, — Мирон раскинул руками.

— Ты переутомился Мирон, давай еще как-нибудь на неделе попробуем. Важно, чтобы мы не сдавались!

—Пустое дело, они даже не глянут, не мучайся, Дима.

—Да ты что, Мирон, — упрекал Ясников.

—Да что Я? Дима, плевать им, тогда уж лучше пусть сами от хлеба отравятся, нет до нас им дела, —злобно ворчал Мирон еле дыша.

—Да как же... — Ясников огорченно опустил голову.

—Пойду Я, Дима. Удачи тебе, да больше не ходи сюда, здесь люди — не люди-то совсем, —Мирон Ильич встал и пошатываясь ушел от друга.

—Ничего не понимаю, — озадаченно начал Дмитрий. Их может наш слоган не убедил, а может доказательства нужны были...Ну точно! Доказательства! За ними так только в здание издателя «Истинна»! Эврика, — припевал Дмитрий, снова срываясь с места и убегая на ведущею к зданию улицу.

Изнуренному Ясникову пришлось пару раз остановится посреди улицы. Всю дорогу он только и мечтал увидеть здание и взять их первый том, дабы все узнали его правду и в следующий раз поверили; да они точно поверят! Так грандиозно Дмитрию представлялось прямое доказательство о вреде хлеба издательством, что он и забыл усталость. Пробежав еще всего пару дорог и здание предстало перед Ясниковым во всей красе. Куб с шестью этажами, обделанное тонированным блестящим стеклом. Один вход и множество окошек отпертых на проветривание. Но уже на подходе Дмитрий учуял странный запах, точно как у того парня с буханкой, неужто он рядом тут прохаживается? Ясников решил не отвлекаться и мчался к входу в здание быстрее стрелы. Он чуть не сбивая выходящих через грандиозный вход вошел в здание, где его обдал снова тот аромат буханки хлеба и так ярко, что даже тогда в буханке на руках парня Дмитрий не учуял такого пряного вкуса. Оглянувшись, Дмитрий увидел: у правого павильона стояла пекарня, точно та же, что на рынке, а девушка за прилавком, будто точно оттуда же. Через пекарню с яркой вывеской выходили люди с буханками и торопились, некоторые носили с собой совсем не знакомые Ясникову лепешки и булки их пряный, свежий вкус так смутил Ясникова, что он подумал не бредит ли он? Входя в пекарню, над ним зазвенел колокольчик и его поприветствовали, всюду люди хрустели и кусали буханки хлеба, батоны и булки так жадно и с таким ужасающим наслаждением. Девушка за прилавком нежно проходилась взглядом по помещению и смахивала крошки со стойки в ладонь. Другая девушка почти такая же резала большой батон надвое. Ясников ущипнул себя — чёрт! Он не в бреду. В недоумении и ужасе он подошел к прилавку.

— Добрый день, любезнейший, что хотите купить? Могу вам подсказать, — радушно начала девушка за прилавком.

— Вы хлеб продаёте? — сухо спросил Ясников.

— Да-да, мы продаём хлеб здесь, любой на ваш вкус, — не находя ничего странного в своих словах, продолжала девушка.

— Да как же хлеб-то. В-вы же в з-здании издателя газеты «Истинна» и хлеб продаёте, — бредя и в ужасе, проговаривал Ясников.

— Ах, вы читали эту их газету. Ну-с, здесь всегда эта пекарня стояла и местные уже давно здесь привыкли обедать хлебом и булками, кто ж будет отнимать у наших работников еду. Да без хлеба здесь все загнулось бы, простите уж за такой говор, — посмеялась девушка.

— Кто же будет отнимать у наших работников еду? — переспросил Ясников, наливаясь гневом. Да как вы смеете, что вы себе позволяете! В самом здании издательства «Истинна» продавать ядовитый хлеб, чтобы потравить всех наших граждан и рабочих, да что же это такое! — возмущался Дмитрий. Глаза девушки спокойно смотрели на него.

— А вы может попробуете кусочек? Вы нервничаете, вижу. Попробуйте, — подначивала она. — Да вы что сума сошли! Я не хочу умереть! Я отравленный хлеб никогда даже языком не трону! Не за что! А Вы...Вы, — заикался Дмитрий —, саботажники! Вы даже газету травите, что хочет от таких как вы спасти нас, а вы ещё и так нагло, прямо у их дверей этим ядом торгуете! Как вам не стыдно! —Кричал Дмитрий на девушку.

Не выдерживая он яростным взглядом осмотрел весь зал и выбежал из пекарни, думая, что сошел с ума. Ясников убежал так быстро, что его шаги еле было слышно после пары секунд и куда он убежал никому и даже девушкам не было известно.

— Марина, а кто был крикун этот, — спросила девушка, резавшая хлеб за прилавком.

— Да даже не знаю, чудик. Давно Я не видела таких странных мужчин. —Сегодня говорят митинг был, может он с него?

— Пришел громить нас, да испугался? — насмешливо переспросила Марина.

— Ой «митинг»; напился поди, да накричал на граждан и прибежал сюда кричать, —Отмахнулась девушка нарезая очередной батон.

—Хлеб ему отравлен, хе-хе, мы же им торгуем здесь так долго уже, а газета-то всего лишь газета, — вздохнула Марина.

—Их-то печатают лишь для денег, а так все понимают, что хлеб важнее всего и никуда он не денется, — продолжила девушка с батоном.

В пекарню зашел молодой мужчина с дипломатом и строгой форме. с короткими волосами и легкой бородкой.

—Здравствуйте! — приветствовала его Марина —, Вы на обед решили заглянуть? — добро спросила она.

—Да-да, привет Марина. Могу Я взять буханку, а-то обед у меня без хлеба не обед получается ха-ха, —Также легко сказал мужчина посмеиваясь.

—Конечно! Держите, — сказала Марина выдавая буханку хлеба в пакете мужчине и улыбаясь ему. А в печке позади неё пеклись ещё с пол десяток свежих булок и батонов отдающих пряным и ярким запахом по всему зданию, которые тоже скоро возьмут на обед.