Стервятник на привязи. (Глава 3)

Дорога к тюремным зданиям не просто вела к неволе, она была самой неволей, раскинувшейся под открытым небом. Шипастые кусты царапали путь, разбитая колея выматывала силы, а угрюмое окружение лишь усиливало ощущение безысходности. Леон предстояли сложности еще до того, как она окажется под тюремными воротами. Внезапно она остановилась. Неужели она просто вежливо попросит отдать им заключенную, за которую, к слову, уже были посчитаны звонкие монеты? Бред.

Стоп. С чего это она взяла, что в её обязанности входит выпускать кого-то из заключения? Да, была ничтожная вероятность, что “информатор” не откроет рта без платы за труды, но разве судьба не преподносит иногда приятных сюрпризов?

Леон двигалась к переоборудованным казематам с невозмутимой уверенностью. Мелькнула странная мысль: Катарина, особа могущественная и неимоверно богатая, разве стала бы она держать кого-то в таком захолустье? Но эта мысль разбилась о её собственную природу. Леон была не просто проворной; она была настоящей скользящей тенью, бесшумным эхом, проникающим туда, куда даже свет едва осмеливался заглянуть. Для её мастерства этот каземат был не более чем игрушечной тюрьмой, откуда выбраться – проще простого.

Искусная наемница, игнорируя опасную близость обрыва, прошмыгнула по его краю. Босые ноги, выдрессированные годами тренировок, с невероятной точностью переступали по узким каменным парапетам, неумолимо сокращая расстояние до крошечного окна каземата. Пока Леон протискивалась внутрь, её инстинкты уже сканировали каждый дюйм пространства в поисках скрытых глаз. Леон задалась вопросом: как же в этом пусть и небольшом каземате найти ту самую Сухарто?

Оказавшись посреди темного коридора, от сырости и холода которого по спине пробегала едва ощутимая дрожь, в мыслях пронеслось только одно слово: “дыра”. Леон, крадясь на цыпочках словно неуловимая кошка, проскальзывала по коридорам словно ветер. В этом крыле не было ни души, но для радости причин было мало: это была заброшенная часть каземата, который не использовался как тюремное сооружение. Однако до камер было уже подать рукой, когда сбоку от девушки раздался грубый голос.

– Эй ты!

Леон резко вздрогнула, инстинктивно припадая к земле, словно испуганный оленёнок. Однако, когда её глаза привыкли к сгущающейся тьме, она различила высокую, внушительную фигуру, закованную в кандалы от и до. Это была не метафора; заключённый был прикован буквально за всё, что только возможно. Наручники стискивали запястья, цепь от которых, толстая и тяжёлая, уходила в пол. Кандалы плотно сжимали лодыжки, а на шее, величественный в своём ужасе, громоздился массивный ошейник, цепь от которого также вела куда-то в глубину, под землю.

– Где все? – Леон сухо задала вопрос, отказываясь демонстрировать то, что её застали врасплох.

– Мне то почем знать, в таверну на обед ушли, наверное, – незнакомец с издевкой в голосе сообщил об этом, как о чем-то всем известном. – А ты вообще кто?

Леон, игнорируя вопрос, подошла к одинокому столу, который давно был загроможден разными бумажками и прилипшими к ним кружками с под кофе. Раздвинув пару бумаг, она остановила свой взгляд на старой книжонке, проводя по бесконечным именным спискам пальцами.

– Камера под номером 259… – Леон тут же оглянулась по сторонам, пытаясь распознать исчисление камер вокруг неё. – Где здесь камера 259?

– Ну смотря какой вопрос к её обитателю. – Фигура в кандалах все еще издеваясь хихикнула.

– Ко всем твоим цепям тебе бы не помешал кляп. – Леон швырнула книжку с номерами камер назад. – Однако для меня это было бы не особо удобно, Сухарто.

– Боюсь, кому-то может быть выгодно, что я торчу здесь, не замолкая. – заключенная вежливо улыбнулась, обнажая массивные клыки в недружелюбном жесте. – Чем обязана?

Предчувствие скорого окончания обеденного часа заставило Леон действовать стремительно. Из-за пазухи тут же появился медальон с портретом; одним щелчком он открылся, и Леон протянула его собеседнице, предлагая нечто большее, чем просто изображение.

– Я ищу ее. И я знаю, что именно она наградила тебя этими неприветливыми стенами. – Голос Леон звучал твердо, не давая и шанса сомневаться в ней.

– Хм… – Сухарто приблизила лицо прямо к портрету, демонстративно щурясь. – Что-то мне за решеткой совсем не видно.

Леон нахмурилась, и из её уст вырвался нервный, едва слышный ропот: “Ну кто бы сомневался...” Сухарто, чьё лицо казалось воплощением ангельской невинности, хлопала глазами, всем своим видом выражая готовность ждать, пока Леон не вызволит её. В этом мире, где “услуга за услугу” была единственной валютой, по-другому и быть не могло. В это мгновение тишину нарушили тяжёлые шаги и громкие голоса – тюремщики возвращались.

– Если ты просто уйдешь, я расскажу им о твоем скромном визите. – Сухарто одарила Леон милой улыбкой.

– Черт, я вытащу тебя, – обычно голос Леон звучал спокойно в любой момент, однако тут он прерывался в нервных колебаниях. – только заткнись.

Леон юркнула за небольшое нагромождение хлама, сваленного здесь за ненадобностью. Любой прохожий заметил бы её без труда, но наемница рассчитывала не на невидимость, а на предсказуемость. Её единственная надежда заключалась в том, что каземат дальше по коридору пустовал, абсолютно бесполезный для тюремщиков. Но на всякий пожарный, рука Леон уже легла на паре дымовых шашек, припрятанных за поясом.

Из своего укрытия Леон напряжённо наблюдала. Фортуна улыбнулась ей вновь: тюремщики разошлись, и у залитого кофе столика, заваленного бумагами, остался один-единственный стражник, подозрительно осматривающийся. Тут его глаз зацепился за книжку, которую Леон небрежно выкинула пару мгновений назад. Он поднял её, недоумённо морщась: как книга, которую он помнил на столе, очутилась на полу, словно выброшенная? Затем его взгляд, полный подозрения, скользнул к Сухарто, которая, несмотря на оковы, всё так же невозмутимо улыбалась. Кажется, он хотел что-то спросить у заключённой, но холодный, оглушающий удар Леон опередил его слова, заставив их застрять в горле.

Подхватив тяжелое, обмякшее тело, Леон осторожно опустила стражника на грязный пол. Ее пальцы шустро прошлись по карманам, и вот… упругий звон металла! Связка ключей. Короткий выдох облегчения вырвался из ее груди. Долгожданный трофей. Не теряя ни мгновения, она бросилась к клетке, отпирая сначала замок, а затем и все оковы, сковавшие Сухарто.

– Ну наконец-то! – воскликнула Сухарто, потирая натертые от цепей руки.

– Теперь тихо, уходим через черный ход в заброшенном кры… – едва слышный шепот Леон прервал оглушающий ее свист, с гулом проносящийся по коридорам и приковывающий к ним все внимание.

Леон крутанулась на месте так резко, что чуть не потеряла равновесие. Перед ней предстала картина, как Сухарто, приняв позу «Гляньте, кто тут главный идиот!», вызывает на бой всех находящихся здесь стражников. Всех. Леон чуть не подавилась воздухом. И тут же, словно по заказу, из мрачных коридоров хлынул топот. Немой ужас застрял где-то между ее диафрагмой и гортанью, когда она увидела несущихся на них тюремщиков – вооруженных до зубов, и, кажется, очень недовольных. Скрываться было бесполезно. И, возможно, даже невежливо, учитывая Сухарто.

– Сухарто, мать твою, что ты делаешь?! – Леон в отчаянии вопрошала, не надеясь на ответ.

Однако вмешиваться Леон не понадобилось. Сухарто, то ли от длительного воздержания от “развлечений”, то ли от переизбытка стратегического мышления, принялась за стражников с таким энтузиазмом, будто они были подарками на ее день рождения. Леон моргнула. Еще раз. «Это что, было так легко?» – пронеслось в ее голове, когда Сухарто, сияя от предвкушения, встречала очередного тюремщика ударом. В какой-то момент Леон, осознав себя лишней на этом празднике насилия, просто прислонилась к стене, наблюдая за этим олимпийским побоищем. И ей стало даже немного стыдно, что она так волновалась.

Утирая пот со лба, “Геракл” обернулась. Ее немного удивил вид внимательно наблюдающей за зрелищем Леон.

– Ты что, еще здесь? – внезапно спросила Сухарто.

– Ну да, я же все-таки пришла за твоей помощью. – еще больше удивлялась Леон.

– Ах, да, Катарина. – Женщина потерла натруженные ударами руки. – В порту есть люди, которые будут рады видеть меня на свободе. Думаю, они могут тебе помочь.

– А ты получается, ничего не знаешь? – озадаченно спросила наемница.

– Я последние четыре года провела в цепях, как думаешь, насколько достоверной будет информация, которой я обладаю? – Сухарто фыркнула, оглядывая результат своей работы с удовлетворением. – От этой бойни во мне разыгрался аппетит. Не люблю я быть в долгу, особенно перед такими мелочевками. Пойдем, заодно познакомлю тебя с кое-кем.

Лицо Леон вытянулось. “Мелочевка?! МЕЛ-О-ЧЕВ-КА?!” – Внутренний голос Леон перешел на ультразвук, чуть не срываясь в истерический писк. Она, которая рисковала всем, чтобы вытащить это ходячее бедствие, теперь оказалась «мелочевкой». Что она вообще видит в зеркале? Или у нее просто очень, ОЧЕНЬ большие проблемы с оценкой пропорций?! В голове Леон промелькнул образ Сухарто, величественно возвышающейся над горой поверженных стражников, и крошечной Леон у её ног, увлеченно ковыряющей в носу.

Тарахтя себе под нос, как напыщенный суслик, Леон переступала через стражников, с особой любовью сложенных по кучкам. Наемница сжала кулаки так, что побелели костяшки. Она посмотрела на Сухарто, затем на свой небольшой, но гордый рост, потом снова на Сухарто, чьи ноги были толщиной с её талию. «Ладно, может, она и права… относительно. Но это все равно НЕВЕЖЕСТВО!» – продолжала негодовать девушка.

– Ты откуда? – Внезапно из уст громилы вышел довольно человеческий вопрос.

– Из трущоб, очевидно же, нет? – бормоча от обиды, ответила Леон.

– Откуда ты умеешь читать? – с некоторым сомнением спросила Сухарто.

– Я росла с другими детьми в небольшой коммуне, там была старая торговка, которая научила тех, кто хотел. – спокойно ответила та.

Сухарто понимающе кивнула, а Леон, почувствовав, как ледяной узел стягивает горло, немо сглотнула. Эта история была правдой… если не считать мелочи, что до попадания в трущобы Леон уже давно умела читать и писать. Но эта мелочь могла стоить ей жизни. Скрывать свое происхождение было не просто необходимо – это было равносильно выживанию. В трущобах неважно, насколько ты аристократ – наполовину или на полторы. Любой след благородной крови был здесь приговором.

– А ты? – С осторожностью метнула Леон. – Ты отлично дерешься для простого выходца трущоб.

– Я не из трущоб. – Сухарто фыркнула. – Да и неважно это.

Леон поймала недружелюбное настроение собеседницы и просто с пониманием кивнула, боясь быть перетертой в труху одним ее вздохом.

Дорога до порта растворилась в густом, гнетущем молчании. Все внимание Леон было приковано к Сухарто. И дело было не в огромных, стальных мышцах, облекавших ее тело, как вторая кожа. Что-то глубоко под ними, в самой структуре ее существа, вызывало тревожное, но неотступное любопытство. Казалось, Сухарто была собрана из совершенно иных деталей, подчиняющихся не нашим законам – идеально слаженная, но непривычная, чуждая, как будто в ней дышало что-то дочеловеческое, древнее.

Порт набросился на них всем своим шумовым и ароматическим фронтом: здесь ревела толпа, визжали чайки, а воздух густел от убойного коктейля из трески, морской соли и парочки пропитых тел за углами таверн. Сухарто, словно танк, пробивающий стену, распахнула дверь в притон, где, очевидно, собирались все самые колоритные персонажи, которых Бог давно вычеркнул из списка живых. Ее появление было подобно взрыву. Кажется, даже скрип проржавевших петель заглушил торжествующий вой толпы. Сухарто не соврала: ее тут любили, кажется, всем нутром, несмотря на отвратительный запах и отсутствие зубов. Где-то меж приветственных криков Леон сдавленно услышала: «Тебя что, этой мошкой спасли?»

Их усадили за стол, который, кажется, помнил сотворение мира и каждую пролитую пинту. Он был настолько пропитан перегаром и рыбьим жиром, что, казалось, мог самостоятельно передвигаться. Леон просто выворачивало наизнанку, пытаясь сбежать через горло. Перед Сухарто же появлялись и исчезали тарелки с едой с такой скоростью, будто на той стороне стола находилась черная дыра. От чавканья, хруста костей и звуков, словно внутри Сухарто работал миниатюрный мусороперерабатывающий завод, Леон с ужасом осознала, что, кажется, уже никогда в жизни не сможет нормально есть, а уж тем более – наслаждаться пищей. В этот момент, словно маслянистый призрак, перед ними материализовался пожилой мужчина.

– Сухарто сказала, у тебя есть ко мне вопрос. – Его голос звучал хрипло и спокойно, а взгляд пытался найти в Леон ответ, может ли такая кроха быть достойной правды.

Леон, сдерживая неописуемое удовольствие от всех вышеперечисленных приятностей, выдала крохотное скрипучее «да» из своего спертого горла. Сдерживая всевозможные рефлексы и инстинкт самосохранения, наёмница наконец нашла в себе силы говорить.

– Я ищу Катарину, всю возможную информацию, которая может привести меня прямо к ней. – Голос Леон сменился с ледяной нетерпимости на горячую уверенность.

– А-а-а, Катарина. – Старый мореход почесал пропотевший затылок. – Так она в восточном порту как раз сейчас. В пещерах святой Каталонии ее Альянс и расположился.

Леон почувствовала, как ее лицо медленно сползает с черепа, грозя увязнуть в слое многолетнего жира на столе. Она вцепилась взглядом в Сухарто, умоляя глазами – ну хоть намекни, хоть моргни, что это какая-то чудовищно плохая шутка!

– Погодите, серьезно?! – Леон пропищала, ее голос звучал как сломанная шарманка.

Гром и молния! Почему?! Почему, с появлением этого ходячего хаоса, этой анатомической модели «как не надо жить», ее безупречно отлаженная, синхронизированная с Луной и Сатурном жизнь, работавшая с точностью атомных часов, превратилась в неуправляемый батут, подбрасывающий ее в самые нелепые ситуации? Вся ее жизнь, полная трагедии и холодного расчета, понемногу превращалась в бесплатный цирк уродов, причем она явно играла роль клоуна без грима, с каждой минутой, проведенной возле Сухарто.

Пять лет! Пять долгих лет! Бесконечных отчетов, бессонных ночей, расшифровок бредовых посланий! Все Логово ломало головы, жевало карандаши, вырывало волосы, чтобы вычислить, выследить, поймать эту женщину, и тут какой-то облезлый, пропитый мореход, чей мозг, очевидно, был заспиртован еще в прошлом веке, просто вываливает ее как картошку из мешка! Внутри Леон постепенно разгорался настоящий истерический пожар, грозящийся испепелить всю ее целиком.

– Ну а что? – Пожимая плечами, возразил мужчина, как будто этот вопрос был равносилен желанию чихнуть. – Катарине больше нечего бояться. После того как она демонстративно казнила два герцогских рода… Да и Каппелла, думаю, ее рук дело. Никто больше не смеет соваться к ней.

Услышав краем уха забытое, но до боли знакомое название фамильного рода, Леон окаменела. Весь огонь возмущения в ней схлопнулся, оставив лишь пепел холодной, звенящей пустоты. Она сжала кулаки до побелевших костяшек, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, и резким рывком поднялась, отбрасывая стул, прямиком к двери. «Спасибо», – вылетело из ее губ, лишенное всякого тепла, будто обломок льда. В ее глазах горела цель, яростная и неотвратимая – она была готова немедленно телепортироваться, лишь бы оказаться в святой Каталонии. Выходя в прохладный портовый воздух, она уловила краешком зрения, как старый моряк, не отрывая от нее взгляда, что-то неуловимо значимое шепчет Сухарто.

И вот, оказавшись на вечернем причале, который без Сухарто под боком распахивался перед ней не как грязное, шумное место, а как оазис тишины и свободы, пахнущий лишь свежим морским бризом и надеждой, Леон глубоко-глубоко вдохнула, пытаясь втянуть в себя всю эту хрупкую благодать и успокоить свое нутро, которое только что горело адским пламенем. Теперь ее цель была ясна, как отполированный хрустальный шар, выгравирована алмазом на скрижалях ее мстительной души: Святая Каталония! Совсем скоро ее месть…

– Эй, мелочевка. – Внезапный оклик со стороны таверны врезался в эту идиллию, как кирпич в витражное окно, разбив вдребезги всю внутреннюю гармонию Леон. Ее лицо мгновенно съежилось, превратившись в сморщенный изюм. – Я пойду с тобой.

И в тот же миг, словно по сигналу, выхолощенный мир схлопнулся: Чайки снова взвыли своими проклятиями, воздух снова загустел от удушливой смеси тухлой рыбы и чужих страданий, а прохладный морской ветер стал липнуть к коже, как присохший кусок водорослей. Леон, обессиленная до состояния мокрой тряпки и совершенно опустошенная перспективой дальнейшего сосуществования с этим ходячим бредом, теперь не шла, а скорее волоклась, словно чучело, набитое старыми носками. Путь ее лежал прямо в Логово Лилит, чтобы отрапортовать о своем величайшем провале под видом успеха.