Дракон и башня. (Глава 5)

Леон переступала ногами как взбешенный кролик, топая с такой силой, что облака едкой пыли поднимались позади нее огромными клубами. Она даже не жалела своего вида с иголочки: белоснежной рубашки и выглаженных брюк, которые теперь были обречены стать одним целым с землей. У этого безумного топота были свои, очень веские причины…

– Ле-е-е-о-он! – пропела Сухарто откуда-то сзади, её голос был сладким, как патока, и навязчивым, как комариный писк. – Ну разве не чудесно? Мы наконец-то напарницы! Я прямо чувствую химию нашего взаимодействия… она искрит, да? Или это ты?

Глаза Леон от подрагивания готовы были подлететь прямо ко лбу, закатываясь за затылок. “Если бы взгляды могли убивать” – пронеслось в её мыслях. Под ехидные сопровождающие её смешки, которые явно намекали на её гнев, она старалась как можно лучше игнорировать Сухарто, фокусируясь на единственной цели: дожить до конца миссии и не совершить при этом убийство.

– Пожалуйста, – Леон резко остановилась, едва не столкнувшись с Сухарто, которая тут же нависла над ней с любопытной улыбкой. – Мы на задании! Мы не можем облажаться! Если ты сейчас же не заткнешься… – она понизила голос до опасного шепота, – я клянусь, я заставлю тебя сожрать собственный бейджик. Целиком.

Леон развернулась так резко, что земля под ногами протестующе скрипнула, и зашагала к шпилям. Как же славно, что в сам замок их привез подставной кортеж, и эти драгоценные минуты в замкнутом пространстве с Сухарто были сокращены до абсолютного минимума. Голова Леон начала слегка гудеть от обилия золота, шелка и надменных взглядов, которыми были усыпаны эти «престижные» улицы. Она поморщилась: здесь даже воздух пах дорогим снобизмом.

Сухарто, которая до этого щебетала как сумасшедший воробей, тоже вдруг притихла, поеживаясь под пристальными взглядами проходящих мимо аристократов в нелепых шляпах и платьях, которые, казалось, весили больше, чем она сама. «Ох уж эти надутые индюки,» – пробормотала она, и тут Леон осенило. Возможно, эта безудержная болтовня и вечное поддразнивание были для Сухарто просто способом заглушить собственное отвращение к этому миру фальшивого блеска, который, кажется, выводил её из себя не меньше, чем саму Леон.

Душные от лицемерия улочки, приторный, удушливый аромат роз и золоченой пыли, растворились за спиной. Их сменил хлесткий, озоновый, до головокружения чистый ветер, мгновенно выметающий из легких всю дрянь. Леон шагнула к краю обрыва, где лишь прозрачное стекло отделяло её от бездны.

А за ним… Кажется, каждый нерв, каждая клеточка в её натянутом теле вдруг расслабилась. Дыхание перехватило. Даже Леон, всем своим существом ненавидящая это напыщенное место, почувствовала, как что-то внутри неё дрогнуло, а на глаза навернулись непрошеные слезы.

– Воу… – Сухарто, обычно не умолкающая ни на секунду, выдохнула это слово так, словно вытолкнула его из легких. Её челюсть отвисла, и она выглядела совершенно потерянной.

Океания, конечно, была известна как королевство на побережье, окруженное полукольцом гор. Но здесь, на этой точке, все это венчалось в нечто столь совершенное, что было трудно поверить в его реальность. Горы, величественные, как спящие боги, выстроились в нескончаемую цепь, уходящую в лиловую даль горизонта. Их склоны были укутаны такой густой бирюзовой дымкой, что казалось, они растворяются в самом небе. Между этими каменными гигантами разлилось бескрайнее море зелени – древний лес, чьи кроны сливались в единый изумрудный океан. Над ним, словно духи свободы, парили белоснежные птицы, их пронзительные, ликующие крики были единственным звуком, достойным этой монументальной тишины.

В стороне, от края обрыва, откуда открывался этот захватывающий дух вид, словно вырос из скалы широкий мост. Он был не просто вымощен, а, казалось, соткан из самого света и полированного мрамора, его ажурные перила вились, как застывшая мелодия, украшенные тонкой резьбой и вкраплениями полудрагоценных камней, что улавливали каждый луч солнца и переливались радужными искрами. И там, на его широких террасах, уже начала кучковаться, словно стайка дорогих, но очень громких попугаев, та самая элитная молодежь. И даже на таком расстоянии чувствовалась их надменная аура. Для Леон этот мост был не просто переходом, а буквальным мостом к цели, к завершению этого мучительного задания.

– Давай, сделаем это по-быстрому, – Леон махнула рукой, зазывая с собой напарницу. – Только без глупостей.

Сухарто, погруженная в свои мысли, лишь слегка кивнула, даже не поднимая глаз. Молчание напарницы сегодня отзывалось в Леон нездоровым скрежетом. Чем ближе они подходили к надменной кучке аристократов, тем отчетливее становилась горечь во рту. Она вдруг вспомнила эту липкую неприязнь, эти снисходительные взгляды, которые сейчас прожигали им спины. Стоит ли что-то говорить, что-то делать? Леон проклинала себя за то, что столько лет прожила среди высшего света и сейчас растерялась, не зная, как вести себя.

– Добрый день, господа, – Леон вдохнула поглубже, расправила плечи, изображая стальную уверенность, которой совсем не чувствовала. Ее голос прозвучал чуть громче, чем следовало в такой обстановке.

Ответа не последовало. Надменные головы, увенчанные сложными прическами и перьями, лишь слегка повернулись, скользнув по ним безразличным, почти брезгливым взглядом. А потом их лица вновь сблизились, и тонкие, как писк, голоса зажужжали в унисон, порой бросая в сторону Леон и Сухарто быстрые, оценивающие взгляды.

“Черт побери,” – мысль Леон была острой, как нож. – “Лучше бы они просто отвернулись. Это мерзкое шептание хуже открытого оскорбления.”

Сухарто едва заметно тронула ее локоть, почти неощутимо.

– Пусть болтают. У нас другие задачи, – произнесла Сухарто так тихо, что звук казался частью ее вдоха, но в нем чувствовалась сталь.

– Я в курсе, – выдавила Леон сквозь стиснутые зубы, пытаясь убедить в этом прежде всего саму себя.

Внезапно высокие резные двери Шпиля, украшенные сложным геометрическим узором, распахнулись с легким шелестом, приглашая ожидающих внутрь. Аристократы, словно их присутствие излучало золото, один за другим попархали внутрь – галантные шаги, легкое шуршание шелков, приглушенный смех. И только две тени, две белые вороны, не спеша двинулись следом, чувствуя, как взгляды прожигают спины.

Первый зал ошеломил: высокие мраморные колонны, до потолка расписанные фресками, изображающими мифические сцены. Воздух здесь был густым от нежного запаха лилий, смешанного с едкой нотой дорогого табака. Пройдя по сверкающему мраморному полу за хвостом аристократов, они оказались в следующем зале – еще более вычурном, чем предыдущий. Казалось, комнаты Шпиля были подобны матрешкам, только различие заключалось не в размере, а в уровне удушающей роскоши. И это был лишь первый Шпиль.

– О нет… – выдохнула Леон, скорее чувством, чем словом. Ее внутренний мир, с таким трудом поддерживаемый, вмиг дал трещину.

Они стояли посреди чертового банкета, посвященного какому-то там гению-интеллектуалу, и к ее великому огорчению, не Изекиллу. Курсанты были лишь меньшим злом, по сравнению с остальными «господами» и «дамами», что кружились здесь под хрустальными люстрами, словно ядовитые змеи под экзотическими цветами.

Леон слишком хорошо помнила приемы в доме Каппелла. Мрачный обряд, где сотни глаз следили за каждым твоим движением, оценивали каждое слово, каждый неверный жест. А они здесь выглядели чуть лучше, чем прислуга. Нет, проще было бы, если бы их приняли за прислугу.

– Добрый день, мадам! – пьяный смех разорвал чопорную атмосферу. Какой-то обрюзгший мужчина промчался мимо, бесцеремонно обнимая двух гувернанток, чуть ли не выворачивая их бюсты из корсетов.

К горлу подступила едкая желчь, и Леон невольно скривилась. Её взгляд метнулся к Сухарто. Лицо напарницы застыло непроницаемой маской, уголки губ были сжаты в тонкую нить. Но Леон уловила, как едва заметно вздрагивает мышца на её скуле, выдавая титаническое усилие сдержать бурлящее внутри отвращение.

– Нам нужно осмотреться, – шепнула Леон, голос ее был полон нового, стального решения. Она тут же начала сканировать обстановку, ища хоть какую-то зацепку.

– Давай осмотрим те коридоры. – Сухарто предложила это так, будто ответ не требовался. Она просто дала знать, куда отправляется.

Тревога, словно холодный узел, стягивала грудь Леон, пока она неохотно следовала за Сухарто. Зал распахнулся перед ними не просто огромным пространством, а целым лабиринтом из мрамора и тканей, где каждая из бесчисленных дверей скрывала свою тайну. Лаборатория Изекилла могла быть где угодно, за любой из них, и поиски ощущались как блуждание в потемках. Они прочесывали каждый уголок в надежде на хоть какую-то зацепку, но пронзительный, дурманящий запах элитного вина и чужих духов въедался в легкие, не давая сосредоточиться, заглушая собственные мысли.

В какой-то момент, среди мелькающих силуэтов и огней, Леон вовсе потеряла Сухарто из виду. Дыхание перехватило. Паника хлынула волной, ледяной, обжигающей, и все вокруг мгновенно потеряло четкость. Шум празднества, этот заливистый хохот и дребезжание бокалов, впился в барабанные перепонки острыми иглами, превращаясь в грохочущий хор демонов. Голова раскалывалась.

Но страшнее всего был запах. Он проникал под кожу, обволакивал мозг, приторный, душный аромат, неразрывно связанный с ними. С аристократами, их показной вежливостью, которая всегда скрывала стальную жестокость. С матерью. С теми глазами, что наблюдали, как гибнет её семья.

Дышать стало невозможно. Легкие горели. Собственный пульс отдавался стуком в висках, ноздрях, горле. Комната начала вращаться, фигуры вокруг вытягивались, искажались, превращаясь в призрачные тени, в чьих безмолвных усмешках читалось приговоренное прошлое. Леон не просто тонула – она проваливалась сквозь реальность, возвращаясь туда, где стены давили, где воздух был пропитан страхом и кровью, а праздничные звуки оборачивались предвестниками конца. Она была снова там, абсолютно одна, зная, что никто не придет.

– Леонора?.. – сквозь удушающую обстановку пиршества это имя было как гром среди ясного неба. Как будто весь зал вмиг стих, чтобы роковое слово было произнесено.

Леон, словно получившая удар ножом прямо в грудь, медленно подняла глаза, окунаясь с головой в омут непередаваемого ужаса. Кто-то узнал ее. Мир вокруг померк, сжимаясь до одной-единственной точки – лица перед ней. Ее сердце в груди забилось с безумием, потом и вовсе замерло, пропуская удар, затем еще один. Ее имя, ее прошлое, ее смертный приговор – все это повисло в воздухе, словно дамоклов меч.

Она заметила перед собой даму, обмахивающую себя веером, но движение было нервным, лихорадочным. Взгляд дамы не просто бегал – он впивался в Леон, сканировал каждую черту, каждый изгиб, с каждой секундой все больше убеждаясь в своей ужасающей догадке. И Леон узнала ее. Тетушка Аделина, дальняя родственница, чье появление в поместье Каппелла когда-то было лишь чем-то обыденным. Сейчас Аделина была палачом.

«Это конец,» – прошептал внутренний голос, заглушаемый ужасом, поднимающимся из самых глубин ее души.

Собирая всю свою разбитую, раздробленную волю, она с хрустом в легких, словно те были полны стекла, прошипела:

– Вы обознались. – Она говорила неестественно холодно, пока внутри все горело огнем. Каждый звук давался с невероятным усилием. Дышать получалось через раз. Нужно уходить. Немедленно.

– Леонора! – дама вскрикнула, и это имя, которое Леон так тщательно похоронила, вырвалось наружу, пронзая пространство, словно боевой рог. Все внимание зала, прежде рассеянное, теперь сосредоточилось на них, натянутое как струна. Леон снова затошнило, мир вокруг нее закружился в водовороте. Произнесение ее настоящего имени было равносильно выстрелу, и пуля уже летела прямо ей в голову.

– Простите, но вы правда ошиблись. Я не имею никакого отношения к даме, о которой вы упоминаете, – слова были вымучены, на грани срыва. Леон резко развернулась, намереваясь уйти, этот моветон был единственным шансом на спасение. Но приставшая дама не позволила ей, ее пальцы, цепкие и сильные, сомкнулись на предплечье Леон.

– Что происходит? Где ты была все это время? Мы думали, ты погибла в том пожаре! – вопросы лились из нее непрекращающимся потоком, и с каждым словом лезвие ножа в руках Логова было все ближе к ее горлу.

Внезапно Леон забилась в стальной хватке, задергалась, словно пойманный зверь, теряя всю свою стойкость, которая рассыпалась в прах. Впервые в жизни она по-настоящему упала в пропасть дикой, первобытной паники. Воздух кончился, мир поплыл перед глазами, а сердце бешено колотилось, угрожая разорвать грудную клетку. Она рвалась, выкручивалась, ее рука с хрустом тянулась из мертвой хватки аристократки, пока перчатка не слетела, сорвавшись с нее, как кожа, открывая на показ уродливые, мертвенно-бледные ожоги – свидетельство того, давно пережитого, но не забытого огненного ада.

От внезапного, резкого разрыва Леон потеряла равновесие и отпрянула назад, отчаянно пытаясь восстановить опору, но вместо этого врезалась в чью-то твердую спину. Обернувшись, она увидела Сухарто. В ее глазах горела скрытая, но смертоносная агрессия, обещающая расплату, но лицо оставалось пугающе спокойным, как маска. Что она успела услышать? Какие выводы она сделала о ней, о ее ранах, о ее тайне? Что теперь будет? Будущее стало темной, непроглядной бездной, и Леон почувствовала, как ее затягивает в нее.

Впервые Леон смотрела на Сухарто не как на неприятное явление, не как на что-то грубое и неуравновешенное, а как на последний оплот перед полным крахом, единственную надежду в этом нарастающем кошмаре. В ее взгляде не читалось ничего, кроме чистой, отчаянной мольбы, беззвучного крика о помощи.

– Она неясно выразилась? – Голос Сухарто был сталью, что скрежещет по камню, каждый звук – обещание боли. Она стояла, готовая наброситься на каждого здесь, как хищница, чующая запах крови. – Пошла вон.

Аристократка, поперхнувшись страхом перед огромной и грубой Сухарто. Съежилась, проглотила всю свою обиду, которая мгновенно показалась ничтожной по сравнению с нависшей угрозой, и дрожащей рукой всунула перчатку в ее руки, поспешно удалившись, почти убегая.

– Я кое-что нашла, пойдем отсюда. – голос был таким же стальным, но за этой сталью клокотала неистовая, удушающая ярость. Леон замерла, понимая, что причина этого гнева может быть не поведение той женщины, а она сама – Каппелла, ее проклятое имя, ее существование.

Они быстро удалились, сопровождаемые отравляющими перешептываниями аристократии. Но для Леон каждая сплетня, каждая едкая фраза была не более чем комариным писком перед громом, который мог обрушиться, стоило лишь ее имени вырваться наружу. Сухарто шла впереди, ее спина была непробиваемой стеной, за которой бурлила ненависть. А Леон, как избитая полевая мышь, прижималась к ее тени, все еще трясясь от того ужаса, что засел глубоко в костях.

– Ты в порядке? – Вдруг Сухарто повернулась к ней, ее взгляд был непривычно прямым, острым. Для Леон, однако, этот обычный, казалось бы, вопрос прозвучал как начало казни.

Леон молчала, внутренне сжавшись в комок, оцепеневшая от ужаса и ожидающая того самого, единственного вопроса, что станет последним гвоздем в ее гроб. Вопроса о происхождении, который разорвет ее на части, обнажит ее самую уязвимую тайну, уничтожит фасад, что она строила годами, и сбросит ее с обрыва, где нет дна.

– Чертовы ублюдки… – Сухарто присела, оказываясь чуть ниже Леон. Ее движения были неловкими, почти комичными на фоне ее предыдущей грозности. Она словно пыталась найти с ней общий язык, сократить дистанцию между их мирами. Через всю эту странную, неуклюжую попытку было видно, что она хотела хоть как-то успокоить. – Не могу поверить, что тебя так легко напугать. Что она вообще от тебя хотела?

Вдруг Леон словно пронзило ледяное озарение. Она не слышала. От внезапного, оглушительного облегчения, которое хлынуло в неё, как живительная волна на глазах у Леон проступили предательские слезы, влажные и горячие. Это ввело Сухарто в окончательный ступор, заставив её величественность пошатнуться. Кажется, вся её социальная неловкость сейчас брала верх над её невозмутимостью и жестокостью, выставляя её абсолютно беспомощной перед человеческими эмоциями.

– Эй, ты что, с ума сошла?! – голос Сухарто звучал фальшиво-строго, но дрожал от растерянности, не зная, как реагировать на эту внезапную эмоциональную бурю.

– Нет, просто, – Леон вытерла слезы, в её смехе смешались облегчение и едва сдерживаемая истерика. – это чертово место. Просто пошли, я в порядке.

Леон почти нежно похлопала Сухарто по плечу, словно передавая ей часть своего внезапно обретенного спокойствия, и прошла вперед. В глубине зала, сквозь мерцание свечей и блеск золота, она заметила нечто. Не менее вычурный, чем все вокруг, лифт. Его темные, лакированные дверцы, украшенные витиеватой инкрустацией, были искусно вписаны между тяжелыми колоннами, словно портал, обещающий другой мир – или другую опасность.

Лифт, словно темный зев, ждал её в глубине зала. Леон подошла, почувствовав легкое покалывание предчувствия. На искусно вырезанной колонне, что примыкала к его дверцам, её взгляд невольно задержался на табличке. Леон прикоснулась к ней кончиками пальцев, ощущая прохладу металла, хранящего секреты давно минувших дней. Она внимательно изучила сложный лабиринт линий, словно пытаясь расшифровать древнее послание. Сердце её забилось чуть быстрее, когда среди множества символов, почти растворенных в бронзовой вязке, она различила знакомый знак. Тот самый, что был на злосчастном адресе, принесшем столько бед.

“Ага!” – выдохнула Леон, и этот выдох был одновременно облегчением и новым толчком к действию. Неужели поиски дали плоды, которые могли бы привести её к разгадке? Как же хочется верить, что этот небольшой, но мощный проблеск света действительно указывает на конец туннеля, а не на еще одну ловушку. Отчаянно хотелось, чтобы это были последние сложности за сегодня, чтобы этот день, полный страха и унижения, наконец-то закончился хоть какой-то победой.

Пальцы Леон, еще немного дрожащие от пережитого, ловко нажали на маленькую, блестящую кнопку вызова. Лифт откликнулся мгновенно, словно был запрограммирован на их приход, и бесшумно растворил свои дверцы, приглашая внутрь. Видимо, во время приема им никто не пользовался. Леон с глубоким, почти судорожным выдохом ступила в кабину, почувствовав под ногами легкую вибрацию, обещающую движение. Она ждала, не оборачиваясь, пока её напарница зайдет следом, чтобы нажать необходимый этаж.

Кабина была соткана из холодного металла и прозрачного стекла, словно парящий кокон, открывающий мир. Сквозь кристальные панели открывался головокружительный, нереальный вид на город, раскинувшийся под шпилем. День почти подходил к концу, и над изумрудными горами повис алый, пламенеющий закат, окропляющий округу огненно-оранжевым, призрачным светом, словно раскаленное золото.

– Спасибо, – голос Леон был непривычно тихим, почти нежным. Она не отрывалась от вида, но слова были адресованы Сухарто, полные искренней, неподдельной благодарности. – я действительно влипла там. Я бы не справилась одна.

Сухарто фыркнула, скорее про себя, чем вслух, и это фырканье было на грани смешка. Она отвела взгляд, словно не зная, как реагировать на такую откровенность, на этот неожиданный жест доверия.

– Пустяки, – её голос был грубоват, как всегда, но в нем проскользнула едва уловимая нотка чего-то другого, чего-то более мягкого. Или Леон просто хотела это услышать? – Кто же еще позаботится о такой козявке.

Это был удар ниже пояса, такой типичный для Сухарто, но в такой-то момент искренности, когда Леон, казалось, обнажила часть своей души, это было особенно колко. Она смеет шутить про её достоинство в такой-то момент!

Но тут же, вслед за уколом обиды, пришло волнующее облегчение. Если задуматься, Леон была рада, что все осталось как прежде, что стена между ними не рухнула полностью, что Сухарто не увидела ее истинную слабость. Это несло облегчение, горькое, но желанное, от того, что она невинна перед ней, что ее грязный секрет остался там, внизу, похороненный под обломками ее прежнего страха, и Сухарто так и не узнала о Каппелла.

Лифт с почти неощутимой дрожью повис в шахте, издавая легкий шипящий звук, когда его двери бесшумно, но стремительно распахнулись. Перед Леон открылся короткий, ничем не примечательный коридор, в конце которого виднелась единственная дверь. Лишенная всяких изысков, она была угрюмо-практичной, словно вход в бункер. Леон не на шутку встревожило то, что для убежища королевского инженера здесь не было ни единой живой души, ни малейшего намека на охрану. Повисла странная, удушающая тишина.

Ее инстинкты, отточенные годами выживания, завопили. Коснувшись пальцами холодной, чужой дверной ручки, она поняла – заперто. И вдруг наемница ощутила не просто пронзительный взгляд, а ледяное прикосновение к затылку и подозрительный холодок, пробежавший по коже, словно ее обнюхивали невидимые хищники.

Именно эти инстинкты, эта прирожденная реакция, спасли ей жизнь в следующую секунду. От внезапно свалившегося, почти бесшумного лезвия, черной молнией мелькнувшего в воздухе, она уклонилась в самую последнюю секунду. Леон ощутила свист воздуха у виска, почувствовала легкое дуновение и, кажется, даже увидела, как холодная сталь, сияющая мертвенным блеском, отсекла тонкий кусочек ее челки, который медленно осыпался на пол.

Переведя взгляд от смертоносного, угрожающе длинного лезвия к его обладателю, Леон почувствовала, как внутренности сжимаются от леденящего ужаса. В неестественно изломанной, угловатой позе, казавшейся насмешкой над анатомией, скривилось нечто механическое, но жутко живое. Голова с единственным, пронзительно-ярким прожектором была похожа на изуродованный птичий череп, его безмолвная пасть словно беззвучно кричала, а мертвый свет смотрел прямо на Леон, оценивающе, холодно, безжалостно. Шестерни и ремни скрипели и крутились с отвратительным скрежетом под металлическими пластинами, словно внутренние органы некоего противоестественного существа. Вот и стража.

Нечеловечески быстрое, с мерзким лязгом металла, оно замахнулось для очередного удара, готовясь разрубить ее пополам. И тут, краем глаза, Леон заметила, как в глубокой, непроглядной тени коридора загорается еще один прожектор.

– Это еще что?! – Сухарто громко рыкнула, ее голос едва прорезался сквозь лязг металла. Она крутилась на месте, пытаясь оценить происходящее, ее глаза сверкали в замешательстве и ярости. – Нам тут явно не рады, черт возьми!

– В лифт! – вскрикнула Леон, почти срываясь на визг, ее голос был резким, как удар кнута. Она, не раздумывая, бросилась назад, врезавшись торсом в створки лифта. Пальцы судорожно забарабанили по кнопке, которая предательски упрямо отказывалась подчиняться, словно лифт был запрограммирован на их смерть.

– Ловушка, – голос Сухарто, лишенный всяких эмоций, прозвучал как эхо неизбежности.

Первый страж стремительно, с едва слышным шипением, скользнул вперед. Его длинное, отточенное лезвие, сверкнув под слабым светом, врезалось в полированные створки лифта, оставив глубокую, рваную борозду в том месте, где мгновение назад стояли девушки. В этом узком коридоре, где не было места для маневра, битва с этими двумя механическими убийцами была самоубийством. Второй страж не упустил момента, его стальное лезвие, размером с человека, обрушилась на пол рядом с Сухарто. Каменная плитка разлетелась в крошево, взметнув облако пыли, которое забило легкие Леон.

– Мы не можем уклоняться так бесконечно, в надежде, что у них батарейка сядет. – Сухарто отскочила, ее взгляд был полон ярости, но даже в этот момент она не упустила возможности для своего обычного, внепланового подкола, от которого Леон чуть не заскрежетала зубами.

– Мне нужно подумать… – Леон кружилась вихрем, ее движения были на грани возможного, глаза лихорадочно сканировали каждый дюйм окружающего пространства, ища хоть какую-то аномалию, слабость, зацепку.

Внезапно взгляд Леон зацепился за тусклый блеск панели вызова лифта. Секунда! Лампочка в голове Леон не просто загорелась, она вспыхнула яркой, спасительной искрой. Она резко повернулась к Сухарто, ее лицо было перепачкано пылью и потом, но глаза горели диким, отчаянным огоньком надежды.

– Ты можешь сломать панель лифта? – Леон едва успела выкрикнуть, указывая пальцем в сторону лифта, уворачиваясь от очередного смертоносного взмаха лезвия, которое просвистело в сантиметрах от ее носа.

– Я что?! – Сухарто застыла, ее лицо отражало чистое недоумение. Сломать что-то “по просьбе”? Это было в новинку.

– Возможно, током мы сможем их перегреть или хотя бы ослабить! – Леон резко отскочила в сторону, перехватывая инициативу. – Они же машины!

Сухарто мгновенно приняла решение, ее массивное тело метнулось к панели. С ужасающим скрежетом и стоном металла, она вырвала всю панель из стены, словно это была картонная коробка. Ее лицо перекосило от усилий и странного, почти радостного предвкушения. Осмотрев провода, что змеились из обломков, Леон резко натянула их и с треском оборвала, обнажая медные нити, готовые к действию. Страж, не меняя своего бездумного ритма, нанес удар, лезвие пронеслось в миллиметрах от цели. Но в ту же секунду Леон, используя инерцию своего уклонения, хлестнула его оголенными проводами прямо по прожектору. Яркая искра! Запах тока! Леон ощутила, как разряд пронзил ее руку до локтя, едва не заставляя выронить оружие. Страж издал короткий, электрический визг, его прожектор судорожно мигнул трижды, прежде чем погрузиться в абсолютную тьму.

Но победа была неполной. В тот же миг, когда последний луч света покинул тело стража, весь коридор погрузился в кромешную, давящую тьму. Полную тишину нарушал лишь лязг приближающегося второго стража, чей одинокий прожектор, словно гигантский, злобный глаз, надвигался на них из мрака, обещая новую порцию ужаса.

– Протокол: немедленная остановка периметрального протокола защиты. Блокировка боевых функций. – Голос, донесшийся откуда-то сзади, был негромким, но каждое слово прозвучало как приказ, отменяющий физические законы. Страж замер, а его прожектор продолжал освещать Леон и Сухарто.

Из тени выступил мужчина. Вид его был слегка растрепан, будто его оторвали от важных вычислений, а не от сна. Дорогой халат небрежно накинут на простую рубашку, а ромбовидные очки сидели чуть криво. Он оглядел незваных гостей с выражением глубокой, почти космической скуки.

– Взлом? – Он не повышал голоса, но интонация содержала бездну затаенного раздражения. – В такое время? Что тут, черт возьми, происходит?

Леон, удивленно высунулась, щурясь от яркого прожектора стража, все еще направленного на них.

– Вы Изекилл? – Леон будто игнорируя плоды своих стараний задала вопрос в лоб.

– К сожалению, да. Могли бы обойтись без этого торжественного объявления. – Изекилл тяжело вздохнул, словно имя давило на него тяжелее, чем любые цепи. – Но мой вопрос все еще актуален. Почему тут такой беспорядок?

– Ваши стражи пытались нас убить! – Леон резко перешла на возмущение, пытаясь придать вес своим словам.

– Вот как. Вполне ожидаемо, они на то и существуют. – Ученый театрально, но совершенно равнодушно, хлестнул руками. – Предполагаю, забыли оставить заявку на посещение? Или, упаси господь, пытались попасть сюда без моего ведома?

– Заявку на… – Леон метнула взгляд на Сухарто, затем обратно на Изекилла. – …посещение?

– Разумеется. Или вы полагали, что к единственному в своем роде гению можно просто так заявиться на чай, предварительно взломав систему безопасности, на которую я потратил от силы двадцать минут своего драгоценного времени? – Он поправил очки, но не для того, чтобы лучше видеть, а скорее по привычке. – Вы не похожи на обычных наемников, и уж точно не на аристократов. Слишком… живые.

– Нас прислала Лилит. – Леон решила начать переговоры с козырей, чувствуя, что испытывать терпение этого человека – не лучшая идея.

Наступила пауза. Лицо Изекилла мгновенно изменилось. Скука исчезла, сменившись чем-то острым, почти хищным. Глаза за очками блеснули. Он не удивился, не испугался – он заинтересовался.

– Лилит? – произнес он негромко, пробуя имя на вкус. Впервые за весь диалог в его голосе прозвучало что-то живое, какая-то скрытая искра. – Вот как… Это уже интереснее. Куда интереснее, чем протоколы безопасности и ночные взломы. Что ж, раз уж вы нарушили мой покой… Милости прошу. Можете считать, что у вас есть “заявка”.

Изекилл коротко кивнул, и, прежде чем Леон успела двинуться, мимолетным движением пальца по воздуху – или это показалось? – вернул обесточенную электронику к жизни. Все прожекторы вспыхнули, затем мягко погасли, оставляя лишь рассеянный свет. С радостью принимая приглашение, Сухарто и Леон прошли в просторную комнату.

Здесь не было показного богатства, лишь функциональная роскошь. Сдержанная, почти аскетичная мебель из редких пород дерева, стены, уставленные голографическими проекциями схем и формул, меняющимися с тихим щелчком, когда Изекилл проходил мимо. Никаких безделушек, никаких трофеев, кроме тех, что жили у него в голове. Было ясно, что этот человек ценит лишь одно – мысль, а остальное для него лишь декорации, от которых он смертельно устал.

На стенах возвышались пожелтевшие благодарственные письма и награды за ученые заслуги – кристаллические призы, голографические свитки, увековечившие его триумфы. Но не только пыль покрывала их; сквозь налет времени проступала какая-то глубокая, почти осязаемая усталость. Годы последних наград едва ли не канули в далеком прошлом, заставляя Леон осознать, что если она и ожидала лабораторию как место новых свершений, то обстановка вокруг намекала больше на то, что Изекилл давно не занимался «работой». Вся его мебель, от тяжелых диванов до элегантных консолей, была завалена не просто книгами, а фундаментальными трудами по кибернетике и теории вероятностей, перемежающимися с рядами идеально решенных судоку и сканвордов. На каждой поверхности стояла пара-тройка кружек с остатками чего-то недопитого – кажется, чая или, возможно, чего-то покрепче.

– Прошу простить за… несоблюдение эстетики. – Изекилл чуть заметно поморщился, одним точным движением убирая стопку книг с дивана и несколько кружек с приставного столика, освобождая пространство. – Давно не принимал гостей, способных оценить разницу между гением и хаосом. Прошу, присаживайтесь.

– Ваша лаборатория как-то… – Сухарто, кажется, правда старалась выбрать наиболее лояльное слово, оглядывая пространство, которое выглядело скорее как хранилище забытых мыслей, чем действующий центр. – …не кажется тем, чем должна.

– Да, это правда. – С нотой глубокой, почти меланхоличной тоски произнес Изекилл, опускаясь в глубокое кресло напротив них. Он оперся подбородком на руку, глядя в пустоту. – Итак, по какому поводу Лилит решила вспомнить старого доброго… друга?

– Даже не знаю, с чего начать. – Леон старалась говорить уверенно, чувствуя, как его проницательный взгляд проникает сквозь ее слова. – Думаю, вы знаете Катарину.

Блеск в глазах, что мелькнул при упоминании Лилит, теперь полностью угас, сменившись чем-то темным и болезненным. Он не удивился, не возмутился – лишь погрузился в себя. Видимо, он не просто знал Катарину; это имя вызывало в нем сложные, давно похороненные эмоции.

– Допустим. – Ученый потер бороду движениями, лишенными всякого интереса, будто это был ответ на давно решенную задачу.

– Лилит говорит, что вы можете помочь найти оружие. – Леон с мольбенной улыбкой посмотрела в безжизненные глаза Изекилла, отчаянно ища в них хоть искру надежды.

– Значит… Лилит спустя столько лет вспоминает меня ради того, чтобы я помог проспонсировать её… крестовый поход. – Он тяжело, очень тяжело вздохнул, словно выдыхая годы разочарований. – Я весьма… оскорблен, друзья мои. Не столько фактом просьбы, сколько её своевременностью.

– Поймите, это действительно важно. – Леон начала понемногу давить на жалость, чувствуя, что время уходит. – Нам предоставился шанс, которого уже может не быть.

– О, я знаю, что это важно. Лилит никогда не задумывалась над тем, что стоит на её пути, когда между её местью и ею стоял выбор. – Изекилл задумчиво посмотрел на блестящее металлическое кольцо на безымянном пальце, поглаживая его большим пальцем. Его тон стал мягче, почти болезненным. – Даже когда речь заходит о… семье.

– Но вы же сами хотите помочь. – Сухарто опирается локтями на свои ноги, наклоняясь к Изекиллу и с интересом изучая его взгляд, будто ища в нем не слабость, а что-то другое – скрытую пружину.

– Пардон? – Изекилл, кажется, был удивлен не столько прямолинейностью, сколько точностью попадания.

– Вы давно ничем не занимались, кроме решения головоломок. Ваша лаборатория, ваше святилище, пришло в запустение. Вы живете в скуке, отгородившись от мира, потому что… – Сухарто выпрямилась, улыбаясь, словно выиграла партию в покер. – …вы живете без настоящего вызова, без достойной цели. Лилит – это единственный человек, способный предложить его вам.

Леон, в шоковом состоянии, смотрела, как Сухарто пыталась парировать ученого гения, королевского ученого, на минуточку! В интеллектуальной схватке, не в самой её лучшей стихии, другими словами. Но Сухарто говорила так, словно давно знала Изекилла.

– Вы хоть понимаете, о чем вы меня просите? – Изекилл бухтел под нос, как старый, но мощный двигатель, внезапно заведенный после долгого простоя. – Я королевский ученый! У меня есть протоколы, обязательства, ответственность. Я не могу просто так… делать то, что мне вздумается.

– А хотели бы? – Леон подхватила линию Сухарто, и это, кажется, действительно заставило Изекилла задуматься, его взгляд блуждал по пыльным наградам, по книгам, по кольцу.

– Хотел. – Его голос стал тихим, почти шепотом, пропитанным глубокой грустью. Он снова посмотрел на кольцо, затем поднял глаза на Леон и Сухарто, и в них снова мелькнул тот острый, голодный блеск. – Очень хотел. И для Лилит мне действительно ничего не жалко. Но цена… цена слишком высока, друзья. Я не говорю вам нет. Но мне нужно время подумать. Прошу, оставьте меня. Вы можете покинуть шпиль через восточные ворота. Мой протокол уже перенаправлен.

Изекилл указал рукой в сторону, и гости поспешили удалиться, оставляя гения наедине со своими мыслями, шпиль же покидая на таком же лифте, но уже в более спокойной, хотя и напряженной атмосфере ожидания.

Проходясь по спокойным улочкам в уже сумеречный вечер, Леон вдыхала чистый почти безлюдный воздух. Эта умиротворяющая тишина надвигающейся ночи успокаивала после сумбурного дня полного опасностей. Сухарто шла рядом, обычно напряженная, сейчас казалась чуть менее скованной, о чем-то задумавшись.

– Знаешь… – Сухарто начала разговор, смотря куда-то вперед. Голос ее звучал неожиданно мягко. – Мы… мы неплохо сработались сегодня. Кто бы мог подумать.

Леон подняла брови, в удивлении посмотрев на компаньона. От Сухарто такие вещи слышать было очень неожиданно.

– Ну, может, ты и не такая раздражающая. – Леон пожала плечами, но в её голосе уже не было прежней колкости, скорее, нотка уважения. – По крайней мере, не тогда, когда нужно принимать решения на ходу.

– А ты не просто ходячая пуговица. – Сухарто фыркнула, но уголок её губ дрогнул в лёгкой, едва заметной улыбке. Она слегка толкнула Леон плечом.

– О-о-о, – Леон ликующе подбила Сухарто локтем в ответ, и на этот раз удар не был воспринят как агрессия. – Так я больше не мелочёвка?

– Хм… – Сухарто сделала вид учёного мыслителя, её взгляд задержался на лице Леон чуть дольше обычного. – Нет. Пока.

Леон покачала головой, делая вид, что бесконечные подколы ей уже давно приелись и у неё к ним выработался особый иммунитет. Но в душе она почувствовала неожиданный, почти тёплый отклик. Не мелочёвка. Это было что-то новенькое.

Оставив позади пронизывающую прохладу улиц, девушки шагнули в обволакивающее тепло Логова, где воздух был гуще и пах знакомой смесью пыли, электроники и кофе. Поднимаясь по лестнице к кабинету Лилит, Леон и Сухарто обменялись мимолётными, но абсолютно ясными взглядами: Лилит не обязательно знать всё. Им нужно было доложить о произошедшем, но не обо всех деталях.

Леон толкнула дверь, ведущую в кабинет её лидера, и вдруг увидела там Лилит в компании неизвестной ей молодой девушки. Лилит, казалось, даже не заметила их появления, пристально глядя на гостью. Девушка же, сидящая с идеально прямой спиной, обернулась. Она была одета слишком изысканно для Логова, и её улыбка, едва тронувшая губы, не доходила до глаз. Она окинула Леон взглядом, полным знания, от которого у той застыла кровь в жилах.

– О! Позволь представиться, я Этьенн. – Её голос прошелестел, как шёлк, но каждое слово отозвалось предчувствием беды. – Рада встречи, Леонора.