Книжный клуб. Глава 29. Прощание и прощение (Глава 29)

Зима медленно вступала в свои права. Не такая жесткая, как в других местах, у моря она тоже не была мягкой и податливой… Завывал ледяной ветер, ломая деревья и срывая крыши с домов. Море было серым и холодным, грязная вода волнами накатывала на каменистый берег и с раздраженным шипением уходила. Улицы, деревья и все строения были неопределенного зеленоватого цвета с бурыми разводами. Ничто не радовало взгляд. Большая часть предприятий, кафе и магазинов была закрыта. Входная дверь книжного магазина была заперта, роллеты опущены. Но вдруг в замочной скважине скрипнул ключ и в темное помещение вошли две женские фигуры. Щелкнул электрический включатель, и в свете резервной лампы стало видно, что это Элеонора и Валентиновна и Александра.

Александра, стаскивая с себя теплый шарф и перчатки, спросила громким шепотом:

— Зачем вы меня позвали сюда в такую рань? Что за секретность?

Элеонора ответила:

— Имей терпение, здесь сейчас будет твой отец.

Саша обрадовалась и не смогла сдержать удивления:

— Что? Как???

Сикорская сказала тоном заговорщика:

— Сейчас все расскажу.

Но дверь снова раскрылась и впустила Женю и Иосифа Либермана. Сикорская сказала негромко:

— Хорошо, что вы во время, проходите сюда.

Евгения и Иосиф подошли к ним.

Элеонора сняла верхнюю одежду и присела за свой любимый столик, жестом предлагая присутствующим последовать её примеру:

— Я никому ничего не объяснила по телефону, потому что сейчас сюда привезут Бориса, но не совсем законно. Павел согласился пойти на нарушение, чтобы мы могли попрощаться. Все-таки, не чужие люди, теперь. Мне кажется…

Женя с Йосиком переглянулись и присели. Александра в нетерпении начала ходить вокруг стола.

Снова открылась дверь, вошли Павел и Борис и направились к столу. У Бориса на руках были надеты наручники. Павел держал в руках планшет с прикрепленными листами бумаги. Он открепил один лист, положил на стол.

Саша бросилась к отцу:

— Папа!

Он тепло обнял её, поцеловал в макушку:

-Дочка, все хорошо.

Обратился к присутствующим:

— Привет всем.

Павел сказал Сикорской:

— Здравствуйте. Я встречу оформил как следственный эксперимент.

Элеонора, Евгения, будете понятыми. Я уже написал, что эксперимент ничего не показал, я его не будут подшивать к делу. Распишитесь тут и тут. А дело уже завтра в суд. Там уже сто процентов будет обвинительный приговор.

Элеонора и Женя расписались в документах.

Борис хмыкнул иронически:

— Конечно, «сто процентов». Я же признался, на себя всё взял.

Павел ответил:

— Да, это суд должен учесть. И то, что Иосиф написал о примирении сторон, и добровольной компенсации за лечение и моральный ущерб. Вряд ли срок будет большой.

Борис сказал с уважением, имя ввиду Иосифа:

— Это — да. Мужчина, хоть и фраер. Уважаю.

Потом обратился к нему:

— Я бы тебе реально деньги заплатил за больничку, туда-сюда, но всё заморозили. Партнеры кинули, как узнали, где я… Сочтемся…

Иосиф, вновь вернувший свой изысканный внешний вид и ясность мышления, ответил:

— Я предлагаю разойтись на том, что никто никому ничего не должен. Кто старое помянет…

Он повернулся к Саше:

— Александра, ты простишь меня?

Та ответила без злости:

— Да, чего уж там. Отношения у нас были: кто кого раньше разведет на деньги. Я просто была нерасторопной…

Она обвела присутствующих взглядом и пристально посмотрела в глаза отцу:

— Папа, ты прости меня за то, что я так относилась к тебе, смотрела как на ущербного что ли. А себя не видела, пока не представила себя в тюрьме. Художества эти…

Голос её начал дрожать:

— Папа я же люблю тебя, но стеснялась этого. Я только сейчас это поняла, как тебе больно было…

Она всхлипнула и уткнулась ему в плечо.

Борис растроганно пробормотал:

-Доча, погоди, не подставляй папу. Нельзя, чтобы меня таким видели…

Он обнял дочь и отвернулся от остальных, чтобы никто не видел его слез.

Элеонора Валентиновна попыталась перенести внимание:

— Саша, расскажи, куда ты устроилась. Всем будет интересно.

Она похлопала рукой по стулу возле себя и Саша с готовность присела не него, уже почти успокоившись:

— Да… Теперь приходится работать, а не изображать из себя художницу. Два месяца назад устроилась учителем рисования.

Борис тут же повернулся с возмущением:.

— Саша, ты куда опять полезла! Предложи мне в тюрьму или в школу, я бы даже не стал спрашивать, срок какой.

Он рухнул на ближайший стул. Александра попыталась его утешить:

— Ну, папа, зачем ты так. Зато теперь есть кому восхищаться моими работами. И я точно знаю, что они не притворяются. И работать же кем-то надо, теперь меня некому содержать. Мое беспечное детство и так затянулось.

Борис протянул разочаровано:

— Да уж. Не такого будущего я для тебя хотел…

Но дочь не сдавалась:

— А какого? Чтобы я по твоим стопам пошла? Так чуть было не пошла. Ты почему-то не захотел…

Отец поцокал языком:

— Куда ни кинь, всюду клин. Что за жизнь такая…

Павел ответил с иронией в голосе:

— Уж какую создали.

Тот не понял:

— Кто? Мы?

Ирония усилилась:

— Нет, Евгения…

Сикорская вновь взяла правильное направление разговора:

— Не надо спорить, мы же прощаемся.

Она обратилась к паре:

— Женя, Иосиф, у вас что?

Молодые люди посмотрели друг-на-друга и Женя ответила:

— У нас всё хорошо.

Иосиф пояснил более подробно:

— Мы еще пока не решили ничего конкретного. Пока съездим к родителям. Сначала к моим, потом к жениным. Мы так подумали, что не нужно стыдиться своего прошлого, надо его принять, а потом двигаться дальше…

Девушка добавила:

— На могилу к бабушке сходим…

Элеонора Валентиновна запечалилась:

— Ох, Женя, Саша. Только не пропадайте совсем. Вы для меня стали, как племянницы, что ли…

Потом перевела внимания на себя:

-У всех такие перемены, а мне и рассказать о себе нечего…

Вмешался Павел:

— Пора заканчивать. Мне и так влетит, наверное.

Он с гордостью добавил, хотя его никто ни о чем не спрашивал:

— Кстати, мои старания заметили, предлагают пойти на повышение. Но я решил уволиться сразу после суда над Борисом. Пока не знаю, чем займусь…

Борис ответил за всех, со свойственным ему юмором:

— В артисты иди, актером.

Все доброжелательно засмеялись.

Борис насупился, напрягся, и, немного покраснев задал вопрос:

— Элеонора… Эля. Я тут как бы не в хорошем свете был, если чё, я так-то не в обиде буду. Можно, я тебе писать буду с зоны?

Сикорская не ожидала этого:

-Ого! Жизнь меня к такому не готовила…

Она постаралась вспомнить свою жизнь:

— Погоди, мне же письма никогда и не писали. Только в деловой переписке.

Потом взгляд её потеплел:

— Мне бабушка показывала письма деда с фронта. Я плакала, когда их читала. Ой, я же в детстве мечтала, что мне будут письма писать, а там сначала электронная почта, эсэмэски всякие, ну это всё.

Она ответила Твердохлебову с некоторым замешательством:

— Я буду ждать от вас… от тебя писем.

Тот снова обрел деловой вид:

— Только я сразу говорю, пишу коряво.

Сикорская поддела его:

— Ты про подчерк?

Тот не понял сарказма:

— Точно, еще подчерк у меня, как курица лапой. Левой.

Она сказала ему твердо:

— Пиши уже, как можешь. Что не разберу, потом объяснишь.

Павел поднялся:

— Уже точно пора. Сухарь… Борис, на выход.

Сикорская тоже встала из-за стола:

— Да, и мы тоже пойдем.

Все начали собираться. Павел и Борис направились к выходу. Вдруг Твердохлебов резко остановился и повернулся к остальным:

— Перед первой ходкой, когда я еще в СИЗО сидел, там человек один был. Старый уже. Учил меня, молодого. Так он говорил, что самая страшная зона внутри. Что люди сами себе зоны сделали, вроде как на воле ходят, а толком и не живут.

Элеонора Валентиновна попыталась понять его слова:

— Ментальная тюрьма?

Тот не понял её:

— Нет, без ментов, в сердце человека. Он там много умного говорил про это, а я еще глупый был, не всё понял. Но сегодня я будто откинулся с этой зоны, вот, которая внутри. Я на дочку посмотрел, как бы по-людски, что ли. И не только на дочку…

Павел окрикнул его:

— Сухарь, выходи!

Борис ответил ему:

— Да, иду-иду. Не понимаешь ты, что я свободен…

Потом снова обратился к окружающим:

— А вы? Вы — свободны?

Павел Иванов взял его под локоть и вывел из магазина.

Присутствующие немного растерялись… Сикорская сказала задумчиво, направляясь к выходу:

— Кто бы мог подумать. Борис и …

Вышли все, кроме нее и Иосифа. Сикорская выключила свет и приготовилась запереть дверь.

Она услышала, как Либерман с кем-то разговаривает вполголоса:

— Пока не могу говорить. Всё в силе. Я потом перезвоню…

Окрикнула его:

— Йосик, ты чего там застрял в темноте? Иди к нам.

Он рассеянно произнес:

-Да-да…

И вышел вслед за остальными.