Внутренний Зверь. Глава 1 "Мрак".

Глава 1 «Мрак»

Очередной тлеющий бычок классической «Marlboro» полетел с крыши девятиэтажки прямо в темную бездну улиц Города, сквозь серебряные снежинки. Он пролетал выбитые стекла, некогда служившие еще не сгоревшим квартирам защитой от непогоды, опаленные золотым огнем кроны сухих деревьев, мигающие очень тусклым светом фонарные столбы, через некоторое время и вовсе потухших. Упал бычок аккуратно, прямо между двух тел, накрытых пленкой, отражающей сигналы бесконечно подъезжающих и отъезжающих карет скорой помощи. Тела, а именно мужское и женское, вскоре погрузили санитары в очередную, местами проржавевшую, дребезжащую своим двухлитровым двигателем, «Газель», которая сдавая чуть-чуть назад и придавила своим колесом еще тлеющий бычок, прервав его и так короткую жизнь.

Но речь идет не о окурке сигареты, а о уже ушедших в небо жизней двадцати девяти людей.

Виктор, он же и выпустил бычок с крыши, присел на, слава Богу, еще уцелевшую вентиляционную трубу, покрытую тонким слоем хладного снега. Отслужила труба с горем-пополам лет тридцать и ушла на законный покой, вместе с домом, сгоревшим. Виктор положил руки на уши, чтобы не слышать эти, как он подумал, треклятые сирены скорых. С его глаз медленно опустилась на бетонную поверхность капля слезы, пустив за собой целый ряд серебряных слезинок, человеческих, живых.

Он жил в этом доме.

Сгорела и квартира Виктора. В ней находилось порой самое ценное что у него было — материалы, связывающие Виктора с собственным прошлым, которое Виктор знает только из рассказов.

Раздался скрежет, и старый металл вентиляционной трубы переломился пополам. Клубы черного дыма с хлопьями пепла и каких то бумаг понеслись с попутным ветром рыдающему и всхлипывающему человеку прямо в лицо, что заставило его встать и собравшись с силами, пойти к двери, ведущей прямо в подъезд.

Он открыл ее и начал аккуратно наступать на почерневшие от сажи ступеньки своими уже изрядно поношенными туфлями, спускаясь все ниже и ниже. Пожар уже давно угас, но в подъезде еще стояли удушающие газы.

Виктор проходил мимо распахнутых настежь дверей чужих квартир, осколков стекол и зеркал, в которых, на миг показалось, остались изображения дней до пожара, каких-то тряпок некогда бывших дорогой и не очень одеждой, еще сверкающих маленькими искрами, торчащих из электрощитков проводов и горшков с тлеющими тростинками, еще несколько часов назад бывшими распустившими своими зеленые листья цветами.

Человек не обращал абсолютно никакого внимания на воцарившийся хаос. Он шел лишь к своей цели, самой желанной. Еще один этаж… несколько ступеней… сантиметров… и вот она — наглухо запечатанная дверь квартиры №37. Виктор достал из кармана своего пальто маленький ключ и вставил его в замочную скважину. Не поворачивается! Попытался вынуть — застрял. В итоге дешевый и не блистающий качеством металл вовсе обломился, оставив в кожаной перчатке, окутывающей руку человека от мороза, лишь маленькую пластинку.
Виктор достаточно громко выругался, для того чтобы ругательство раздалось эхом по пустующему и полусумрачному подъезду еще советских времен, освещаемого через маленькое подъездное окошко полной, серебряной и холодной Луной.

Рука в перчатке протянулась до ручки двери и сжав ее крепко дернула на себя. Ручка, вместе с куском двери, к счастью остались в самой руке, а вот в конструкции теперь зияла дыра, пропускающая огромные клубы черного дыма, спустя некоторое время, постепенно улетучившегося в подъезд.

Человек нырнул своей рукой в эту дыру. Перчатка прошлась по шелушавшейся и облупившейся поверхности еще несколько мгновений назад целой двери. Нащупала поворотный механизм с другой стороны замка и повернула его с не очень приятным человеческому уху скрежетом. Дверь распахнулась в подъезд и открылась картина последствий огненных языков: мебель времен советов тлела и местами вспыхивала мелкими огоньками, по полу были разбросаны кучи обгоревших и почерневших бумаг, от которых раз за разом вздымались в воздух белые хлопья, от шкафа с одеждой и вовсе ничего не осталось — вместо него теперь валялась прямо посреди коридора куча досок накрытых пеплом и кусками разных тканей. Коридор вел в единственную в квартире комнату — просторный зал с низким потолком.

Зал пустовал. Несколько кучек сажи и бумажек — обрывки газет, документы и различного рода бумаги были залиты водой, которая растеклась по всей комнате тоненькими ручейками. Окно было выбито, множество мелких осколков смачно хрустели под ногами, когда Виктор подошел к нему и взглянул на панораму ночных домов Города.

Через оконную раму вместе с ветром летели в лицо уже крупные хлопья снега. Слезы еще текли по щекам человека, вздрагивая от частых всхлипов и прерывистого дыхания. Он, человек, оперся на подоконник и взглянул вниз: скорые почти рассеялись, осталась всего пара машин. Пожарные и полицейская все еще стояли. Служители порядка оцепили территорию у дома лентой, но к подъездам все равно пытались прорваться наглые журналисты в погоне за сенсацией. К счастью, все они были вынуждены отойти от места метров на десять по приказу какого-то полицейского.

— А, все таки пришел, — Внезапно воздух рассек острый, звонкий, металлический и одновременно демонический четкий голос. — Я уже начал делать ставки.

Виктор медленно и не дыша повернулся. Его тело дрожало, холодные капли пота падали градом с побледневшего от страха лица. Изумрудно-зеленые глаза расширились во всей своей красе, а рот с узкими губами остался приоткрыт, все так-же прерывисто вдыхая холодный, горелый воздух.

В черном от сажи углу комнаты, на не менее черном, наклонившемся кресле сидел человек в лохмотьях, некогда бывшими белым костюмом, но сейчас они серели, в некоторых местах были проженны, порваны и облиты какой-то мерзкой грязью. На лице его идеально сидела белая маска; облупленная, видимо от высокой температуры, краска на ней, падала небольшими комками прямо на грудь человека. Глаз не было видно, впадины в образине были черными подобно угольным, длинным по плечо волосам.

Он сидел неподвижно, положив руки на доски, исполняющие роль подлокотников, чуть склонив свою голову к груди. Дышал моментами медленно и хрипло, задерживая каждый вдох в легких, а местами и вовсе не дышал по несколько секунд.

— Нет… — Виктор попытался попятиться назад, но уперся в ветхий подоконник и обломивши его своей массой, полетел прямо на пол, усевшись в лужу. — Нет… Нет… Нет!

Мужчина был глубоко шокирован внезапной встречей. Он не мог верить своим глазам, преподносящим такой расклад событий, все также продолжал сидеть в луже, обхвативши руками ноги, пялился на человека в маске и не сводил с него глаз.

Человеку, сидящему в кресле, видимо наскучило тянуть время и он встал со своего места отдыха во весь свой рост. Отряхнул лохмотья от пепла, поправил маску руками и грязными и мятыми туфлями, сложив сами руки за спиной, медленно двинулся в сторону Виктора.

— Проблемы человеческого бытия… — Начал было человек в маске, подходя к Вите, явно не желавшему общаться с человеком.

Мужчина торопливо по осколкам стекол отполз от человека в маске, не обращавшего на мужчину никакого внимания, примерно на середину комнаты и почувствовал сильный звон в ушах. В голове. Настолько громкий, что тело обмякло и Виктор лег на бок, закрыв уши руками. Человек в маске стоял у окна и устремил свой взор в бездонную темноту Города, о чем-то очень усердно рассуждая. Но его речь была приглушенной и только некоторые фразы были различимы:

— Тогда наши потомки…

— Возможно, жестокость обусловлена…

— Зачем использовать данное…

Глухой голос на момент утих и в комнате стало темно. Звон в ушах страдальца испарился, но руки мужчина с ушей не снимал. Он так и лежал, пока в комнате не стало снова светлее и на данный момент человек в лохмотьях стоял прямо напротив Виктора, красными, словно демоническими зрачками пронзая мужчину насквозь. Грязные туфли снова двинулись в медленном марше, грузно опускаясь на пол, но теперь вокруг лежачего мужчины. Из под маски вырвалась тоненькая струйка пара, ведя за собой низкий, четкий, громкий голос, возможно, желанный многими оперными певцами.

— Исходя из этого, можно предположить, что…

— Когда мы обсуждали не менее важный момент…

— Так зачем же человек, разрушая лич…

Виктор физически не мог слушать речи рассказчика, с очередным кругом набирающих скорость чтения и объем информации. Каждое слово, каждая буква била по барабанным перепонкам ударной волной петарды примерно среднего размера. Он максимально вжал руки в уши до тех пор, пока маленькая струйка крови не побежала по кожаным черным перчаткам. Но это не помогало — слова неизвестного звучали даже сейчас, в мозгу.

Страдалец зажмурил глаза и заорал что есть силы от отчаяния и безысходности. Постепенно в комнате начало темнеть, а собственный голос Виктора заглох. Мужчина потерял связь с этим миром.



Ему ничего не снилось, но человек ощущал блаженство, чьи-то прикосновения, отдаленно похожие на женские. Он ощущал струйки холодной, иногда теплой, воды, мягкие ткани… Голоса, казавшиеся ангельскими. Было очень светло.

А потом все утихло, замерло. Редкий звук проникал в сон мужчины, но все равно исчезал на долгое время. И снова мрак, своим хватом окутывал сознание человека и не отпускал его. Мрак, которым пугали нас в детстве бабки, принуждая нас ложиться спать.

Время шло и неизвестно сколько кругов оно набежало. Виктор не мог больше ощущать прикосновения и слышать голоса. Наступила пустота. Неужели Виктор… умер?

Автор: Валет Бубей.