Не жизнь - ерунда. (Глава 12)

Старенький стадион на окраине города не ремонтировали со дня постройки. Обветшалые трибуны, покрытые ржавчиной световые вышки, а также бетонные стены по периметру навевали тоску. На поле, за которым давно никто не ухаживал, бегали редкие любители спорта, также разминались поклонники кроссфита.
Анна Масинская припарковала свой автомобиль у входа на стадион, миновала здание и подошла ко входу на поле. Для этой встречи Аня выбрала черную юбку в купе с пиджаком такого же цвета и белой блузкой. В ее сумке торчала папка с документами, которые она намеревалась показать человеку, с которым здесь была назначена встреча.
Масинская боялась этого разговора. Это было неудивительно, ведь именно из-за ее действий несколько лет назад Арчи загремел на нары. Теперь он на свободе, и кто его знает, что у этого человека сейчас на уме. Хотя Каримов поручился за то, что Орчибинов не имеет претензий, но мало ли что? Место не людное, вдруг бывший бригадир захочет засадить Ане перо в бочину, или прострелить висок.
Девушка остановилась у лестницы, ведущей на трибуну и осмотрелась. Она увидела Арчи, который сидел на деревянных лавках и разглядывал, как подумала Аня, бегущих по полю людей. Наверное ждет, пока они набегаются, свалят, а он меня потом прирежет, подумала Масинская, поправила платье и начала подниматься по бетонным ступеням.
Арчи, одетый с светлый полосатый джемпер, что было совершенно не по погоде, и в синие джинсы, заметил Масинскую краем глаза, но даже не повернул голову в ее сторону. Он спокойно сидел и ждал, пока девушка сама подойдет и начнет беседу. Конечно, разговаривать с ней мужчина не хотел, более того, испытывал определенное отвращение, но, несмотря на эти эмоции, понимал, что она в той ситуации, пять лет назад, была всего лишь пешкой. Тогда было модно использовать в своей борьбе против кого-то, средства массовой информации. Нерадивые журналисты пачками удобряли собой землю, но, в принципе, работу выполняли. За то время, пока Игорь находился в заключении, у него было время подумать и об этой ситуации тоже. «Если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно». Так, кажется, было у Маяковского? И тут было нужно. А девка, как и все они, люди, работающие с Санычем, просто фишки в большой игре, которыми двигают в том направлении, в котором нужно игроку. Именно поэтому Арчи ничего не собирался делать с этой девчонкой. Но, как уже говорилось выше, разговаривать с ней очень не желал. Но Раджа попросил, значит надо.
— Здравствуйте, — раздался у него над ухом голос Масинской.
— Привет, — сухо ответил Игорь, даже не повернувшись.
— Я не буду занимать много вашего времени, перейду сразу к делу, — сказала Аня, доставая из своей сумки папку с документами. Она протянула ее мужчине, присев чуть поодаль на лавку. Арчи внимательно просмотрел каждую бумагу, некоторые более внимательно, со всех сторон. И почему это так, подумал он. Некоторые документы на английской языке, и что он должен тут понять?
— У меня в школе по иностранному языку твердое «два» было. Тройку только за красивые глаза поставили. Можешь более доступно объяснить, что это за промокашки? – Арчи, наконец, повернулся к девушке.
— Да, конечно. – Аня достала свой планшет, открыла на нем несколько документов и протянула гаджет Орчибинову. — Это переводы отчетов и кое-каких конфиденциальных документов, относящихся к фондам, которые контролируют некоторые организации, относящие себя к левому толку. Которые за смену правительственного режима, президента и прочее. Вы знаете о таких организациях?
— Да, слышал, — кивнул Арчи.
— Так вот. Сейчас, при поддержке этих организаций, в Москве, Новосибирске, Красноярске, Иркутске и Владивостоке открываются филиалы нового фонда, который ставит перед собой задачи помочь молодым демократам Сибирского федерального округа и Дальнего востока. Если вы просмотрели сейчас эти файлы, там более подробно все изложено.
— Нет, краем глаза. Дай мне минутку. — Арчи углубился в чтение. Аня, в это время, внимательно смотрела на лицо собеседника, пытаясь понять его мысли. Страх перед этим человеком никуда не пропал. Хотя надо отдать должное, Арчи несмотря на то, что срок оставил на его лице свой отпечаток, был симпатичным мужчиной. Масинская никогда не видела его вживую, только на фото и на экране телевизора, когда в новостях были сюжеты о его задержании. Но фотография и телевизионная картинка не могут правильно передать внешность. А тут этот человек сидит рядом. Что-то в нем определенно было.
— Занятно. У тебя это откуда? — Наконец Орчибинов прервал чтение.
— Поделился один коллега из США.
— Широко шагаешь, — присвистнул Арчи, не ожидая такого ответа. — С америкосами задружилась?
— Он русский, — сказала Аня, поправляя волосы, которые развевались на легком ветерке. — На русском телеканале там трудится, кстати, вообще наш местный.
— Я его знаю?
— Вполне возможно. Мне Родион Сулимович посоветовал именно к вам обратиться с этим делом. Сказал, что вы сможете помочь. Меня, конечно, такие связи могут сильно скомпрометировать…
— Скомпрометировать? – с удивлением перебил ее Арчи, усмехнувшись. Видимо, девочка не совсем понимает, с кем она сейчас разговаривает. И не вынесла никаких уроков из ошибок прошлого. Конечно, наглость второе счастье, но, извините, не сейчас, не при данной ситуации!
— Да ты скажи спасибо за то, что сейчас вообще сидишь здесь на попе ровно и дышишь! – процедил мужчина сквозь зубы, поворачиваясь к Масинской. — За ту байду, которую ты пять лет назад накалякала, плавала бы сейчас в водах нашей речки-говнотечки с батареей на шее и переломанными костями. Ишь ты! Скомпрометировать!
— Я это помню, — смутилась Аня, отвернувшись в сторону и сжавшись.
— Вот и помни дальше, – отрезал Арчи, выдохнув. Затем немного помолчал, внутренне успокаивая себя. — Ладно. Закопали пока. Вернемся к нашим баранам. Здесь-то я чем могу помочь? Это не моя тема! Это тебе к ментам надо, в ФСБ. В администрацию области, на худой конец. С другой стороны, с какой стати чекисты и политики будут слушать какую-то провинциальную журналистку?
— Меня – не будут, — сказала Масинская, глядя на мужчину. — Вас – послушают.
— Меня тоже нет, — усмехнулся Арчи. – Я – человек с судимостью и с властями дел не имею никаких, сама знаешь. Это не мой профиль. Так что в данном вопросе ничем помочь тебе, уж извини, не могу. Раджа попутал трошки.
Арчи встал с лавочки, отряхнул джинсы и начал медленно спускаться вниз, давая понять, что их разговор окончен. Аня поняла, что забыла сказать самое важное, о чем просил ее Каримов.
— Руководитель одного из отделений фонда, который приехал сюда работать в этом фонде… В наш город…
— Я же сказал, что это не моя тема, — снова перебил девушку Орчибинов, не оглядываясь.
— … Павел Золотарев, — выпалила Аня и замолчала, глядя во все глаза на мужчину. Арчи замер. Он явно не ожидал снова услышать это имя и фамилию. Теперь Игорю стало понятно, что имел ввиду Раджа, когда говорил, что это именно ему надо, а не кому-то еще. Теперь все встало на свои места.
— Это твой брат, Арчи, — сказала Масинская. — Тот самый, который тебя под статью подвел. И он сейчас в городе.
Спасибо, я уже догадался, подумал Арчи и повернулся к девушке вполоборота. Он несколько секунд смотрел на нее, затем подошел к Масинской, взял из ее рук документы и пошел обратно к лестнице, быстро спустился по ней и исчез под трибунами.
Когда Орчибинов скрылся из поле зрения, Аня выдохнула. На лбу проступил холодный пот, несмотря на сильную жару и палящее солнце. Девушка аккуратно встала, поправила одежду и начала медленно продвигаться к лестнице, чтобы спуститься вниз.
Уже в своем автомобиле, Аня более-менее успокоилась. Легкий мандраж от встречи еще не отпускал ее. Набрав номер телефона Каримова, девушка посмотрелась в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что никого позади машины нет. А вдруг не пронесло, и Арчи сейчас ее пристрелит. Особенно после новости про братика.
— Как прошла встреча? – поинтересовался на том конце провода Раджа. – Арчи не прибил, судя по твоему звонку.
— Да. – Масинская облегченно выдохнула. — Могло бы быть и хуже.
— Он взял документы?
— Да. Забрал.
— Это хорошо. Теперь ты занимайся своими делами, если вдруг потребуется от тебя помощь, я сразу дам знать, — пробубнил голос Каримова в трубке. — Больше в это дело не лазь, считай, что ты выполнила просьбу своего американского друга. Это понятно?
— Да.
— Славненько. И никакой самодеятельности. Если что-то появится новое — сначала меня информируй. А потом решим, что делать дальше. На этом все, пока.
— До свидания. — Аня положила трубку. Затем снова глубоко вздохнула, еще раз осмотрелась по сторонам, поправила зеркало заднего вида, завела автомобиль и включила заднюю передачу.

***
Спустя полчаса после встречи с Масинской, Арчи, в сопровождении еще одного пожилого мужчины, уже прогуливался около большого храмового комплекса, который расположился на берегу водохранилища. Спутника Орчибинова звали Леонид Матвеевич Гузелькин, в определенных кругах носящий гордое прозвище Сиплый. На вид ему было лет сорок, хотя на самом деле Леонид Матвеевич уже разменял шестой, с небольшим хвостиком, десяток. Он был одет в светлую полосатую рубашку свободного покроя; обычные, на первый взгляд, джинсы классического синего цвета и серые кроссовки. Легкая небритость с купе с затемненными очками в простой оправе позволяли угадать человека, судьба которого была усеяна многими невзгодами и, самое главное, опытом. Хотя достаточно было просто обратить внимание на кисти рук, украшенные разнообразными татуировками перстней и прочих изображений, указывающих на непростой образ жизни мужчины.
Сиплый был вором. Законником. Одним из тех, кого называли нэпманскими, за исключительное соблюдение кодекса воровской чести и понятий. За его плечами был не один крупный срок, всего Гузелькин провел в заключении порядка тридцати пяти лет. В городе N он родился и жил всю свою свободную жизнь, выполняя функции хранителя областного общака и третейского судьи при конфликтных ситуациях, которые, в свое время, достаточно часто возникали между противоборствующими группировками. В нынешнее время таких разборов было уже крайне мало, все-таки время было уже другое, но, тем не менее, иногда помощь Леонида Матвеевича была необходима.
Орчибинов, в первую очередь, решил обратиться за советом к этому старому вору. Опыт. А Арчи понимал, что сейчас, не владея, в принципе, никакой ситуацией в городе, он мог сильно наломать дров, испортив жизнь себе и, вполне возможно, некоторым другим известным личностям, что автоматически поставило бы крест на дальнейшей спокойной жизни. Именно поэтому ему нужен был совет знающего человека, тем более не завязанного со старыми делами Игоря.
— Арчик, понимаешь, что это абсолютно не наша тема? – спросил Орчибинова Сиплый, поглядывая на водную гладь сквозь кустарники храмового комплекса. — Пускай этим менты и чекисты занимаются. Это их работа. Они за это зарплату получают. Ты-то чего суетишься?
— Да мне по сараю, Леонид Матвеевич, на все эти политические терки. И дело тут не в чьих-то обязанностях, — сказал Арчи, щурясь от яркого солнца. Стрелки часов перевалили за три часа, солнце было в зените.
— Каждый должен заниматься своим делом. – Сиплый повернулся к Орчибинову. — Ты мне объясни. Я, вот, никак понять не могу, что ты от меня хочешь. Политики — очень мутные ребята. От них только проблемы одни.
— Совета хочу.
— А я тебе и советую. Не лезь. Ты же в завязке, сам сказал. Или как? – Гузелькин слегка приспустил очки на нос и посмотрел Арчи прямо в глаза. — Не знаю чего?
— Леонид Матвеевич, там братишка мой воду мутит, – сказал Орчибинов. – Информация подтвержденная. Он, конечно, гнида еще та, но мне просто необходимо его на место поставить. А дальше будь что будет. Там уже не мои трудности.
— Это Нокс который?
— Да.
— Я знаю, что он с Витей Духом на днях пересекался. – Сиплый сунул руку в карман и извлек пачку сигарет. — Денег ему дал много. Не исключая, что тот ему покрышкой станет.
Арчи остановился и задумчиво почесал подбородок. Сиплый, не останавливаясь, закурил.
— Да, вот такие дела, парнишка, — сказал он. — А за Духа ты сам знаешь.
— Знаю… И больше никакой информации?
— Да много чего есть. Всякого. Только нужно ли это тебе? Это ж такие слова, от которых можно получить такую язву желудка, что никакие айболиты вылечить не смогут.
— Я переживу.
— Не факт. – Сиплый покачал головой. — То, что сейчас тебе нужно было знать — я сказал.
— Я так понимаю, Леонид Матвеевич, что в эти дела ты не полезешь? – Арчи посмотрел на своего собеседника.
— Правильно понимаешь, — кивнул Гузелькин. — Это не моя масть, не черная. И, повторюсь, тебе не советую. Изжога появится.
Сиплый остановился и снова повернулся к Арчи, снял очки и протер стекла носовым платком, не выпуская сигареты изо рта.
— Я… старой закалки человек. Старых традиций. И с волчьим чутьем. Не полезу. И никто из нашего общества не полезет. Пусть эти шавки сами себе глотки перегрызают. Потому что ни у кого та тема, о которой ты мне толкуешь, никогда в жизни не срастется.
— Почему? – удивился Арчи.
— Да потому что, Арчик, людей знать надо. Понимать. Жить этой жизнью. Ты думаешь, что Нокс твой тут один такой умный выискался? Или те, кто в Москве? Такие гаврики еще при Союзе были, особенно тогда, когда китайцы на нас прыгали. Они еще после революции были. И перед войной. И что? Коммунисты всех повырезали на корню. Кто такой жирный кусок отдаст? А нынешняя кодла? Ты правда думаешь, что эти паразиты позволят, чтобы у них отобрали самый жирный кусок?
— Времена меняются, — пожал плечами Орчибинов.
— А люди – нет, — парировал Сиплый строго. — Никогда и нигде. Как мне кажется, что вся эта тема попахивает редкостным кидаловом, выращенным нашими же чинушами. Они и не на такое способны, сам знаешь. И вот что еще.
— Что?
— Я бы, на твоем месте, внимательно присмотрелся к своему бывшему окружению. – Сиплый отбросил окурок с сторону.
— А что там не так? – поинтересовался Арчи.
— Я этого не говорил. Просто присмотрись.
Игорь огляделся. Вроде бы Сиплый ничего вразумительного не сказал, но мужчина понимал, что такие люди, как этот старый вор, всегда говорят загадками, как бы заставляя собеседника самостоятельно делать выводы, опираясь на произнесенные слова. Наверняка Сиплый знал достаточно.
— Так что скажешь по поводу Нокса? – спросил Арчи, пытаясь получить хотя бы один обоснованный совет.
— У тебя к нему вопросы. – Сиплый посмотрел на Игоря. — Задать их надо. Но не больше. И дальше жить.