"Скелеты в шкафу" - Противостояние (Глава 8)

— И всё-таки, зачем приехала? – спросила Умярцева. Вопрос повис в воздухе, как неторопливые и тягучие ранние октябрьские сумерки.
— Наташка, — позвала домработницу Лика, — завари–ка ещё свежего чайку.
— Да, чем тебе этот-то нехорош? – удивилась Наталья. –Два раза всего лишь кипяточек подливала.
— Сказали тебе свежий заварить — вот и заваривай, — скривился Джордж, — Нечего тут хозяйку из себя корчить. Добавочек в заварку подмешай — травок там душистых – чабреца, мяты, каркаде щепотку. Пошамань, одним словом.
— А ты бы, Гошенька, не командовал. Чай, вынянчила тебя. Вот этими своими руками выносила. И тебя и Феденьку, – Наталья воздела руки вверх, выискивая взглядом поддержку Еликаниды.
Сидящий рядом с Риммой Фред, нежно сжал руку бабушки, словно призывая успокоится.
— Ступай, Наташа, раз просят, — велела Умярцева.
Наташка обиженно засопела, но с хозяйкой пререкаться не стала. Подхватила со стола огромный фаянсовый чайник с золотой юбилейной надписью по пузатому боку и тяжело затопала на веранду.
Дождавшись, когда за домработницей закроется дверь, а на крыльце заскрипят половицы, Еликанида продолжила.
— Мне нужна ваша помощь и поддержка. Всех сразу. Через полтора года выборы президента. Мы регистрируем в Центризбиркоме инициативную группу избирателей, которая выдвинет меня кандидатом на пост Президента Российской Федерации.
– Президента? – эхом откликнулась Умярцева.
— Президента?! – ахнула, подслушивающая под дверью, Наталья.
— Да, президента. — сцепила пальцы в замок Лика. — Я решила баллотироваться. Римма и Родя возьмут на себя всю высшую школу. У вас есть имя и связи. На фоне наших заслуженных стариканов, я буду смотреться надёжно и интеллигентно. Да и потом, наш народ всегда доверял учительству. Это у него в крови. Федя будет лицом компании. Гоша– моя правая рука.
— А хрена в ступе тебе не надо? – злобно подорвался из продавленного кресла Родион, накручивая кукиш перед носом Еликаниды. – Федька, ты что молчишь? Из Парижа припёрся помогать этой…этой…. – Родион, натолкнувшись на ледяной взгляд Еликаниды, хватал ртом воздух.
— Родя, успокойся. Сядь. – Приказала Умярцева.
— Да угомонись уже, Уродя, — не удержалась от сарказма Еликанида.
В комнате повисла тяжёлая пауза.
— И какую же роль ты отвела мне? – Римма потянулась за своей трубкой.
— Здесь всё просто. Среди ваших друзей есть очень влиятельные люди, вхожие в правительственные кабинеты Санкт-Петербурга. – Лика отщипнула от восковой кисти чёрную толстую виноградину и ловко закинула её в рот, — Диана Мирская, например.
— Диана? –выгнула бровь Умярцева.
— Да. И она должна показать всему народу пример верного выбора президента для страны — дать интервью в журналах, выступить на телевидении с рассуждениями о том, что уже давно пора доверить руководство державой женщине.
— Должна? — усмехнулась Умярцева. – Диана никому ничего не должна. Мировую известность и финансовый успех она заработала исключительно благодаря своему таланту, сумасшедшему упорству и фантастической работоспособности.
— Ну, и чудненько, – по-хамски зевнула в лицо старой даме Смоленская, — завтра ты представишь меня Мирской. — Лика остановилась перед Умярцевой.
Джордж дёрнулся и уставился на мать. Фред молча смотрел в пол.
— А ты не ополоумела, родная? — взвился Родион.
— Ополоумела? – задумчиво отозвалась Лика. – Не думаю. Скорее, это случилось лет тридцать тому назад, когда я связала свою жизнь с таким ничтожеством, как ты. – Она вновь посмотрела на Умярцеву. — Кстати, я промониторила местные каналы, есть очень перспективное ток-шоу «Начни с себя» И ведущая — славная такая девчушка Марта Мирская. Не родственница, часом Дианы? Организуйте мне встречу с ней и как можно быстрее. Желательно здесь, в неформальной обстановке. Римма, ну ты же сумеешь надавить на старую приятельницу.
— Почему я должна это делать для тебя? — холодно поинтересовалась Умярцева.
— Действительно, почему, — усмехнулась Лика. Она стояла перед Умярцевой, покачиваясь с пятки на носок. Пожилая дама не сводила прямого жёсткого взгляда с невестки.
— Наверное потому, что я твоя любимая ученица, достигшая небывалых профессиональных высот.
— Неужели! Наверное потому, что эта любимая ученица планомерно и целенаправленно разрушает российскую систему образования, внедрив ЕГЭ. Сокращает бюджетные места в ВУЗах, фактически уничтожив шанс для поступления детям из небогатых семей?
— ЕГЭ был нацелен на избавление нас от взяточничества приемных комиссий. От протекционизма, от кумовства, — горячо возразила Еликанида, словно продолжая какой-то давний спор. — Я помню, с каким трудом сама поступала. Как тяжело было пробиться провинциалке.
— Я ненавижу тебя, — чётко и внятно произнесла пожилая дама. — ЕГЭ вынудил родителей тратить безумные деньги на репетиторов. А что творится с конкурсами и олимпиадами? Штампуются документы победителей тем, кто в них даже не участвовал.
— Да, были ошибки, — сухо прокомментировала Еликанида, — но это уже в прошлом.
— Это в прошлом, но все меркнет по сравнению с тем, что ЕГЭ вынудил школу вместо прохождения школьных программ, заниматься тотальной подготовкой к экзамену. Твои реформы фактически уничтожили единое образовательное пространство страны. Выпускаются непонятно кем и кое-как написанные учебники. Закрыто более 40 педагогических вузов! Это означает только одно — полное презрение и неуважение к учительской профессии! Вы замордовали учителя высокими нагрузками и заполнением бумажных документов и электронных дневников.
— Мне очень пригодятся твои советы для лозунгов в предвыборной компании, — усмехнулась Еликанида. – Кстати, свою программу я планирую строить на обещании бесплатного образования для всех.
— Скрывая, что образованных людей в России останется минимум?
— Откажешься помогать – я организую ряд министерских проверок, нацеленных на уничтожение дополнительного образования для детей, которому ты посвятила всю свою жизнь. Да, что там образование – я уничтожу всех, кто тебе дорог.
-Уничтожишь? — Римма молча смотрела на бывшую и когда-то любимую ученицу.
— Да, — оскалившись в торжествующей улыбке, Лика склонилась к креслу Умярцевой. – И ты, как никто знаешь, что от своей цели я не отступлюсь.
— А деньги? Где ты возьмёшь деньги на всю эту предвыборную компанию? — опять завёлся Родион.
— Деньги, — горько усмехнулась Римма. — Родя, для этого есть щедрые зарубежные друзья.
— Вот и договорились, — подвела итог Лика. — А где же чай? — громко спросила она прямо в дверь. — Наташка, мы заждались.
Домработница с каменным лицом внесла огромный заварочный чайник, придерживая за носик вышитым полотенцем, молча поставила его на стол и не оглядываясь, затопала назад, на веранду.
— Обиделась, — проницательно заметила Лика. – Пойду-ка выясню в чём дело. А вы тут пока думайте. Переваривайте новость.
Выйдя на веранду, она присела на диванчик с мягким ситцевым тюфяком.
— Наташка, ну, что надулась, как мышь на крупу? — Лика устало вытянула ноги и с наслаждением затянулась длинной сигариллой.
— Вот всё бросаю курить, а тут Римма, как раскочегарит свою трубку — никаких сил не хватит удержаться. Срываюсь. Так и таскаю в сумочке на крайний случай пахитоски, — пожаловалась Смоленская. — Знаешь, я ведь курить начала из-за неё — так хотела понравиться, так мечтала в аспирантуру к Умярцевой попасть, что во всём ей подражала. Она курит, и я тут рядом. Вроде бы за компанию. Постоять, перетереть последние новости. Портфель готова была за ней в зубах носить.
Наталья сурово молчала, всем своим видом демонстрируя вселенскую обиду.
— Давай, колись — что не так, — пихнула Лика в бок старую подружку.
— А что так? — наконец отозвалась Наталья. — Ты значит — в президенты, а я всё там же — в поломойки?
Лика подвинула поближе тяжёлую хрустальную пепельницу и стряхнула столбик пепла.
— Так ведь я, родная, всю жизнь пахала. Головы от учебников не поднимала. Диссертацию к 26 годам защитила, пока ты гуляла, пила и развлекалась.
— Я тоже училась, — надулась Наталья.
— Училась, — согласилась Лика. — В медицинском колледже в Сланцах. На «сестринское дело». А по специальности работать не захотела.
— А ты бы захотела? — взвилась Наталья. — Катетеры мужикам в писюны вставлять?
— Вот поэтому я тебя в детский лагерь медсестрой пристроила. На всё готовое. А чем там всё закончилась помнишь? И Олина смерть на твоей совести. А я ведь тебя простила, к Римме определила, и от следствия, и от людских пересудов спрятала.
Наталья побагровела. — Ты это что сейчас? Шантажировать меня решила? Так я тебе не хилая интеллигенция. Я тебя, Смола, с детства, как облупленную знаю. Ты Римме не только портфель готова была носить, а ещё и спать одновременно и с её мужем и с её сыном. Знаешь, как это называется? Совращение малолетних! В президенты намылилась? Это ты-то? — плюнула Наталья. — А, если я завтра к Марте Мирской пойду — она как раз по субботам к бабке приезжает — и все твои грязные тайны вывалю? И, как ты понимаешь — это не только перепихон со школьником. Знаешь, что с тобой будет? Тебя не то, что в президенты — тебя в дворники не возьмут. Да что в дворники, — желчно рассмеялась она в лицо застывшей Лике, — в тюрьму тебя отправят! Что вылупилась? Ишь, фифа нашлась! Даже с днём рождения меня в этом году не поздравила, а у меня, между прочим — юбилей был! Шестьдесят стукнуло!
Как Наталья не крепилась, но из глаз всё-таки хлынули яростные слёзы.
— Наташка, ну ты чего завелась, — пришла в себя Лика. — С ума что ли сошла? На, вытрись, — протянула она изящный носовой платок Наталье. — Ты же знаешь, мне просто так не вырваться. То заседания, то совещания, то комиссии, то делегации. А я ведь тебе сюрприз готовила, — продолжала она нежным голосом. — Хотела столик в ресторане заказать, гостей позвать, по-семейному посидеть. Есть здесь ресторан? Ну, говори — есть?
Лика теребила Наталью, заглядывала в глаза, улыбалась, давя поднимавшуюся в душе злобу.
— Кафе есть, — шмыгнула носом Наталья. — С восточной кухней. Я там шашлык сегодня брала.
— Отличный, кстати шашлык! — похвалила Еликанида. — Вот хочешь — прямо завтра и отметим. Да, Наташ — отметим?
— Дорого обойдётся, — осторожно заметила Наталья. – Да и не получится завтра. Там все места за месяц вперёд расписаны. Свадьбы по выходным на взморье играют, банкеты заказывают.
— Да мне для тебя ничего не жалко. Ну, давай прямо сейчас пойдём. время ещё детское. Хочешь, хоть весь посёлок пригласим, — воодушевилась Лика. — И твоих подружек, и Римкиных, чтобы ей не скучно было. Есть же у неё подружки? Вот эта Диана Мирская. Давай её позовём, и эту журналистку — внучку Дианы. Как ты сказала её зовут?
Лика прекрасно помнила, как зовут ушлую журналистку. Но, ей было важно показать Наталье, что она не придала никакого значения её угрозе.
— Пусть все приходят! Ох и пир мы с тобой закатим — на весь мир! — радовалась Еликанида. — Ну, давай — за нас, за девочек — протянула она рюмку Наталье.
— Жрачкой от меня откупиться решила? — тяжело посмотрела на давнюю подругу Наталья. — Думаешь, вот сейчас напоишь, рестораном рот мне заткнёшь и всё на этом? Ты — вся в шоколаде, а я в дерьме?
— Дурочка, ты, Наташка. Я с Риммой планировала поговорить — хотела тебя к себе забрать. В Кремль, — тепло и проникновенно произнесла Лика. — Не поверишь — так не хватает родной души рядом, чтобы выговориться, поделиться, пошушукаться, поплакаться. Я ведь и подарок тебе привезла — в Греции специально подбирала. Хочешь узнать какой? Ну, говори — хочешь?
— Хочу, — буркнула Наталья.
— Я сейчас, — лукаво улыбнулась Лика, прикладывая палец к губам. — Потихоньку, — прыснула она. – А ты разлей нам ещё по рюмочке.
Прикрыв за собой дверь, ведущую на веранду, Еликанида тихо застонала от бешенства. «Да что не так с этим кошмарным городом? Никак не хочет принимать он её. Сначала подстава с подписанием инвестиционного контракта — а это гигантские деньги, на которые она рассчитывала, теперь вот эта старая завистливая идиотка, которая может сломать ей всю карьеру. Да, что там карьеру — всю жизнь, так долго, так упорно складываемую по кирпичику, по шажочку. Гадина, вот гадина какая! Давно надо было от неё избавиться. Да кто же думал, что эта недалёкая корова вдруг взбрыкнёт. Держала её при Умярцевых для пригляда, для слежки, для оперативной информации, а тут вон оно как вышло. Но, ничего, никто не смеет диктовать Еликаниде Смоленской свои условия», — мстительно думала Лика, осторожно вытягивая из дорожной сумки норковое манто, которое с любовью выбирала для себя. — «Пусть подавится. Недолго поносит», — злобно пообещала она.