Глава 7 (Глава 7)

В купе у Батюшки Толик с интересом рассматривал проплывающий мимо Мемориал защитникам Волхова и в пол-уха слушал бесконечную эпопею из молодости бывшего бандита в рясе. Батюшка продолжал:
— Вот тогда я в этой яме и заорал — помоги!… Ты же Всемогущий! Помогал много раз! Если живым оставишь — служить буду Тебе! Чувствую, сознание ухо­дит, уходит… Напоследок слышу голос сверху — «Ну ты красавчик!» Это Он меня так назвал. Бог! Красавчик, говорит!… И всё! дальше не помню!.. Пришёл в себя, продираюсь сквозь кусты. Живой, весь в крови правда, будто на Камаз наскочил. И только две мысли у ме­ня. Почему «красавчик»? Я же со стороны рожу свою не вижу! Вторая мысль — рисую, как их убивать буду. Не сам, конечно! Раз Богу обещал служить, свои руки пачкать не стану… Тут и призадумаешься…
Батюшка внезапно замолчал и выполнил своё обещание — призадумался. Толик ото­рвался от окна и поторопил:
— Ну! И что дальше?
— Приехал к матери в деревню. Продумал всё. До мелочей. Где, когда, из какого оружия. Мать, конеч­но, узнала о моих планах и начала отговаривать, как могла. Но всё уже было решено!
Тут Батюшка опять замолк, увидев выходящего из тамбура Алекса. Тот хотел пройти мимо, но отец Ни­колай, схватив его, усадил на боковое место. Алекс нехотя сел. Их взгляды с Морячком пересеклись, и Толик, как будто между ними ничего не произошло, ободряю­ще подмигнул. Батюшка переключился на нового слу­шателя:
— Ты, говорю, меня бы пожалела, чуть не отчалил ведь сынок твой… Они же в яме на смерть меня оста­вили, скоты… Слышь сосед! Посиди, посоветоваться надо!
Морячок незаметно потёр висок, типа, Батюшка не в себе, не обращай внимания. Алекс заглянул в своё купе, надеясь увидеть там Софию. Там её не оказалось, и Алекс вынужден был дослушать Батюшку.
— Слышь, они меня в колодце пьяного похоронили. Появись я тогда в городе, убили бы — это ясно! Поэтому в деревне у матери скрылся. Они, говорю ей, под откос пустили всю жизнь мою. А ты о них печёшься! И о них говорит. И о тебе, конечно, в первую очередь! Если сделаешь, как задумал, обратно не повернёшь! По­слушай, говорит, мать свою… Встань-ка!
Батюшка поднял Алекса на ноги и выдержал много­значительную паузу… Затем медленно опустился перед ним на колени.
— Прошу тебя, сынок, душа родная! Пострадают они, пострадаешь, в итоге, ты! И ответ Богу по-любому дашь потом, за каждого!
Толик бодро вскочил и поднял с колен Батюшку:
— Да ты что, батюшка! Вставай, не позорься!
Тот вернулся на своё место и пояснил:
— Вот что она сделала! На колени предо мной вста­ла… Прости их и всё тут. И на колени! Родная мать! Бог, говорит, есть! И отвечать перед Ним придётся. Они за тебя ответят, а ты за то, что с ними сделал… А мне те­бя жаль…
Алекс, не вникая в эту туманную историю, поинтересовался:
— А мне это точно нужно знать?
Пока Батюшка подыскивал ответ, мимо них в тамбур прошла София. Алекс тут же последовал за ней. Морячок нетерпеливо потребовал у Батюшки:
— И где эти уроды, якорь в воду!? Нашёл!?
— Слышишь! Я же говорю, она на колени встала! Да­же показал тебе, для ясности!… А этих искать не надо. У меня на них чуйка, за версту чую! — Батюшка начал прикалываться:
— Вот и сейчас… — Он театрально приню­хался в сторону купе Проводницы — пошла тяга, по­шла! Рядом где-то!
Купе Проводницы, словно подтверждение его слов, неожиданно открылось, и Батюш­ка серьёзно ответил Толику:
— Неважно, где они! Мне важно, где я! А тебе важ­но, где ты!
Толик задумчиво произнёс:
— Да пробовал я… Много раз бросал. Ни разу не добросил!
— Толик! Кто же без Него добросит? Не смеши народ! Попробовал сам, это хорошо. Дай попробовать другому. По любви Его великой! Учу тебя, учу!
Толик перебил:
— Не один ты в моей жизни учитель! В любовь не верю! Знаешь, как меня отец любил? Рассказать те­бе? Как в мороженицу водил… Взял мне 100 грамм пломбира… И себе 500… водки… И через пол часа вдребезги… Сидит — мычит. Потом слюни начал пус­кать, почивать изволил. А я сижу, как выкидыш и плачу. Пока уборщица домой не отвела. Не в первой выручала и адрес знала… А патриарха моего в вытрезвитель. Вот такая любовь на! Это тебе не семинария твоя! Таких, как ты, на одной руке! Остальные — это я!
Батюшка мысленно дорисовал картину в морожени­це и приуныл. Тоскливые события из его раннего детства, связан­ные с отношениями в семье, разложились перед его глазами уродливым веером. Ему тоже было, что вспом­нить…
Беспомощно взглянул на Толика и подытожил:
— Вот и задумаешься.
Тот, однако, долго грустить не собирался:
— Давай, отец Николай, мою любимую… Печальную!
Батюшка немного оживился. Он и сам любил эту песню. За эти два дня он не раз пел её своему новому другу.
— А что тебе в ней? Музыка иль слова? — Батюшка потянулся за гитарой — Смысла не словил, я так думаю…
Предположил Батюшка, подстроил гитару и запел:
«В холодной квартире ты у окна
Смотришь и ждёшь, когда пустота
В сердце твоём заполнится чем-то родным…
Смотришь на лица прохожих людей
И не видишь Меня у закрытых дверей,
А ведь та пустота, что в сердце твоём — для Меня!
Двери откроешь истерзанной болью души
И через слёзы Мне в дом твой позволишь войти,
Так долго ждал Я, стоя у закрытых дверей,
Зная, как трудно тебе без любви Моей!»
Батюшка отложил гитару:
— Поймал? Смысл!
Он пригляделся к Морячку и принялся объяснять:
— Пустота в сердце твоём со­здана намеренно! Для Себя её Бог сотворил. Ничем и никем другим не заполнишь! Так и промучаешься пу­стым…
Толик перебил:
— Да понял я, понял! Не совсем же дурак-то!
Появилась Проводница, забрала пустые стаканы и нараспев укорила:
— Вы, преподобный, людям выбора не даёте. Пусть каждый сам определяется.
Батюшка живо отреагировал, словно давно ждал этого вопроса:
— Это с чем, милая моя?
— С выбором, батюшка! С выбором…
Батюшка, копируя интонацию Светланы, распевно произнёс:
— Чтобы определиться… Хотя бы два варианта нуж­но… Чтобы было из чего выбирать. Или как?
Проводница снисходительно улыбнулась:
— Вы кругом веру свою насаждаете, а человек — свободным создан.
— Создан? И кем же, по-вашему?
Светлана с ходу не ответила на вопрос и продолжи­ла свою тему:
— Каждый имеет право — верить или нет!
— Право не верить имеет каждый. Но верят, однако, все! В душе-то веришь, наверное, что Бога нет?
— Конечно, нет!
Светлана перестала улыбаться, обдумывая его фразу:
— В смысле верю, конечно… Что Его нет!
Батюшка только развёл руками и подмигнул Толику:
— Ну вот видите! Фанатичная, слепая вера без ка­ких либо доказательств! Какая же ты доверчивая, милая! Наивная ты наша! Потому и плачешь по но­чам…
Проводница, не находя ответа, загремела пустыми стаканами и с натянутой улыбкой ушла к себе.
Толик убедился, что Светлана ушла, таинствен­но поднёс к губам указательный палец, взял со стола портмоне Батюшки и торжественно извлёк из него справку Алекса:
— Велела тебе подложить… Это соседа нашего, уго­ловника.
Батюшка изучил справку.
— Да как же так? Откуда это у неё?
— А ты говоришь чуйка… — Толик сделал серьёзное лицо, — В Питере, по приезде что-то будет. А сначала здесь! Если с хозяином справки что-то случится, и её найдут у тебя… То, сам понимаешь! По тюрьмам ездить уже не надо будет.
Батюшка убрал справку в портмоне и растерянно прошептал:
— Ну и Светочка — конфеточка… И что делать?
Толик поманил его и, когда тот с волнением придвинулся, прошептал:
— Я знаю, что делать…

В это время в тамбуре София раздраженно выгова­ривала Алексу:
— Мы в одной клетке, Александр. И ты, и я! Оба в камере! Ты отбыл срок, но из тюрьмы так и не вы­брался.
— Выбрался, Соня! Благодаря тебе.
Алекс пытался найти хоть какую-то зацепку, чтобы продолжить с Соней общение в дальнейшем. Он посчи­тал, что лучше использовать её страсть к психологии и набиться к ней в пациенты.
Это позволит встретиться им ещё раз. А дальше будет видно.
— Соня, мы увидимся? Мне будет очень нужна твоя помощь!
Вдруг раздалось бряцание ключей, и кто-то закрыл снаружи дверь. Алекс поднёс палец к губам и отодвинул Софию вглубь тамбу­ра. На его лице появилась тревога.
София раздражённо прошептала:
— Она больная?
Затем смело подошла к двери и сделала безуспеш­ную попытку открыть. Потом махнула рукой и решила закончить их беседу:
— Плевать на них!… Если ты простил… Назови его имя!
Алекс медленно и твёрдо произнёс:
— Отойди, пожалуйста, к окну. Просто встань у две­рей.
— Ты не ответил!
Алекс после некоторого раздумья уверенно произ­нёс:
— Да, я прощаю.
Неожиданно опять послышался лязг ключей в замке. Дверь открыла Проводница:
— Ты — она показала пальцем на Софию, — выхо­ди! А ты, жених, — Светлана кинула Алексу его курт­ку, — пока идёт проверка — посидишь здесь!
София вернулась в купе Морячка. Огромный мужчи­на в форменной одежде нехотя полистал её пас­порт и направился к Батюшке.
София, всем своим видом обычно игнорирующая То­лика, вдруг заговорила наигранно любезно:
— Смотрю к вере приобщаетесь? Исповедоваться не надумали? От попа не отходите!
Толик не спешил оправдываться и коротко заметил:
— Тебе бы тоже не помешало…
Соня старалась держать себя в руках:
— Уж лучше бы вы пили… Не забыли, зачем мы здесь? Конкретно вы!
Морячок хмуро бросил:
— Человек недалёкий на. Без намёка не вспомню.
София ухмыльнулась его дерзости и, произнеся про себя — «какой ты мерзкий!», достала из сумочки день­ги. Часть из них отдала Толику:
— Остальное потом. Объект в тамбуре!
Толик воодушевлённо пересчитал деньги и с удо­вольствием отрапортовал по-военному:
— Всё есть! Приступаем к разработке!… Давно бы так! А то навела тут конспирацию!
Но в тамбур он не пошёл, а принялся сосредоточенно прятать деньги в свою сумку под сиденьем. София брезгливо за ним наблюдала.
Когда контролер ушел из вагона, Провод­ница открыла тамбур, подошла близко к Алексу и про­шептала:
— Ну что ты решил?
Алекс усмехнулся:
— Выбор небольшой. Как всё развернулось неожи­данно!… Я прощаю…
— Кого?
— Всех!
Алекс улыбнулся. «Крепко сказал — всех прощаю!».
Алекс посмаковал эту мысль и с удивлени­ем встретил следующую:
«Жизнь в тюрьме может оказаться гораздо счастли­вей, чем в шоколаде на воле!… Это парадоксально, но факт! Даже находясь в каме­ре, можно радоваться жизни и всему, что она произво­дит. Причём, производит бесплатно! К примеру, воздух. Дышим, не ценя и не задумываясь, что это драгоцен­ный дар.
На этом перечень закончился, так как Проводница перебила его благостные рассуждения.
Она сочувственно покачала головой и дала ему ли­сток бумаги:
— Мой телефон и адрес… Приедешь?

Когда Алекс вернулся в своё купе, новый сосед об­радовался и налил обоим коньячку:
— О! Рад, что вы ещё живы!
Алекс утомлённо прервал:
— Всё, Радик, хорош! Только появился… А уже это…
Он выглянул в коридор, осмотрелся и протянул Ра­дику руку:
— Давай!
Толстяк с довольным видом достал новенький пас­порт и подвинул его Алексу.
Тот с интересом рассмотрел документ:
— Зорин Олег Андреевич. Сойдёт! — похвалил Алекс, достал из кармана джинсов свёрток и кинул Ра­дику.
Радик удовлетворённо спрятал деньги в куртку и спросил:
— Что с этой решил? Психологом… Могу подсобить… За отдельную, допустим. Есть вариант один… Весь во­прос в твоей щедрости!
Алекс, словно не слыша вопроса, молча листал пас­порт. Радик сменил тему:
— Ох и проводница! Такая она! Чуть не прикон­чила! Глазками ТАК стреляет!
Он поболтал почти пустой бутылкой:
— На коньячок не добавишь?
Алекс убрал в куртку паспорт и язвительно спросил:
— Радик! Когда к тебе приходит жадность. Она для тебя друг или враг?
Радик понимающе закивал и встал:
— Это вопрос? Или ответ?… Я за коньячком. И к Светочке!
София, увидев, что сосед Алекса ушёл, пересела в его купе. Она была искренне рада присоединиться к своему собеседнику и даже приобняла его. Это выгля­дело трогательно.
— Она не высадит нас между станциями? Такого же­ниха уводят.
Тут же, не получив ответа, сменила тему:
— Это не моя вина, что так сложилось в нашей се­мье. ПлачУ за чужие грехи… Я плохая? Так думаешь обо мне?
Алекс сделал неловкую попытку ободрить её:
— Ты прошла через всё это… И осталась человеком… Вот что я думаю!
— Как все маленькие девочки, я очень любила маму. Я её боготворила. И ненавидела человека, из-за кото­рого родители ссорились… В основном, именно после этих скандалов мне и попадало. Помню тот день, когда решила её отравить.
У Алекса начало перехватывать дыхание. Она так спокойно это произнесла, словно пожелала спокойной ночи! София помялась и после некоторого колебания продолжила:
— В тот день я почувствовала, что стала другой. Что-то пришло! Внутрь!… И я поклялась отомстить!
Алекс от безнадёжности вздохнул. Ему было тяжело осознавать, что Наталья, его люби­мая женщина, сейчас инвалид. И это сделала их общая дочь! Вот такое горбатое строение он возвёл. Морячок был прав — в этом доме жить невозможно! И ничего изменить уже нельзя. Отношения между Наташей и Со­фией восстановить не получится.
Пытаясь отвлечься от этой безнадеги, он попробо­вал перейти на позитив:
— А от мамы мне тоже прилетало. И за дело и так, по настроению. Обиды на неё не держу. Одна воспиты­вала. У неё такой же характер был, как у девушки, похожей на тебя. Наверное, поэтому… Такой трепет. Перед обеими… И перед тобой!
Алекс, словно ребёнок, смотрел на Софию. Она не могла точно определить плюсом было или мину­сом то, что он с таким подобострастием относился к слабому полу. В конце концов, она поцеловала его в щеку и спро­сила:
— Как звали твою девушку?
В их купе заглянул Толик. Алекс не стал его гнать, что он обязательно сделал бы ещё час назад. София то­же молча смотрела на Морячка. Толик немного потянул время, выразительно посмотрел на Софию и прошел дальше в купе Батюшки. Сев напротив, он покровительственно прошептал:
— Я тут кое-что смекнул… Скоро начнётся! Сиди ти­хо, сопи дальше, понял?
Такого приказного тона Батюшка никак не ожидал:
— Слышь, я на кладбище отосплюсь! Если ты не про­тив! Смекнул он! Если я смекну, мало тут никому не будет!
Толик театрально кинул взгляд на шрамы от драк на руках Батюшки, типа, нисколько не сомневаюсь, и продолжил:
— Вот что мы сделаем… Уговори Алекса пойти в ре­сторан. Там безопасней.
Батюшка не собирался обсуждать план Толика и пе­ребил:
— Чего ради я должен тебя слушать! А он меня?
— А кого ещё ему слушать, как не тебя? А, Батюш­ка? За лоха-то меня не держи! Ты же неслучайно здесь?
Батюшка растерялся, но потом сделал попытку по­шутить:
— Как случайно можно оказаться в поезде?

В соседнем купе София тихо жаловалась Алексу:
— Но она не умерла… Частично только. Я и раньше не была солнечным человеком. А с тех пор я не помню, когда испытывала радость. Только смеялась. Просто смеялась. Без радости. Я очень плохая! Очень!
На лице Алекса появилась скорбь:
— Господи! Как, вообще, можно с этим жить? Неужели тебе её не жалко? Это же мать! Ей всё, что хочешь можно простить! Плевать на всё! Она жизнь дала!
София уточнила:
— Тебе ведь тоже есть, кого прощать, кроме своей матери?
Алекс занервничал:
— Конечно же, я её прощаю! И компаньона тоже! Ничем не лучше его!
София добилась своего. Последние два часа она пы­талась подвести Алекса к этому решению, и у неё это получилось! При этом облегчения, на которое очень рассчитывала, она не испытала:
— Простил, а имя не назвал!
Алекс некоторое время, раздумывая, смотрел на неё. До сих пор он так и не вычислил, кто же из пассажиров в вагоне был послан Артуром. Естественно, подозрение па­дало в первую очередь на Софию. Этого он хотел мень­ше всего, но всё же сделал ещё одну попытку опреде­литься:
— Я до сих пор не пойму, зачем оно тебе? Его имя… Успокой меня! Скажи, что того требует закон психоло­гии. Или это забота о близком человеке? Я не себя имею в виду. Ты сейчас психолог? Или просто дела­ешь своё дело? Или это уже неразделимо — миротворец и мститель?
Он выпалил это, даже не успев всё обдумать. София смотрела на него растерянным взглядом.
Алекс закончил:
— Наше соседство запланировано? Верно, Соня!?

В соседнем купе, как эхо звучала примерно такая же тема. Морячка было трудно узнать. Его придурковатость полностью улетучилась, с серьёзным видом он тихо объяснял потерянному Батюшке:
— Просто слышал ваши тёрки в ресторане. И знаю, зачем ты здесь. И зачем по тюрьмам ездил, догадыва­юсь. Нашёл всё-таки кореша своего?
Толик кивнул на купе Алекса:
— Поэтому ты сейчас его прикрываешь и совсем не зря! Чуйка у тебя действительно Божественная!
Батюшка, пытаясь собраться с мыслями, покачал головой, полез в сумку и достал эластичный бинт. Растерянно прошептал:
— Вот она какая… Белая горячка!
Толик перебил:
— Если ты не выведешь его из вагона через пару минут, всё усложнится. Сейчас Соня пойдет курить, и ты уведёшь друга в ресторан!
Для убедительности морячок добавил:
— Мохаммед Али!
Возникла небольшая пауза. Батюшка чувствовал се­бя немногим лучше, чем после нокаута. Безуспешно пы­таясь собраться с мыслями, неуверенно произнёс:
— Ты говоришь сплошными загадками…
— Тогда еще одну загадаю. Последнюю… Нижний Тагил. Тюрь­ма. Из неё выходят два священника.
Толик сделал выразительную паузу и закончил:
— На вокзале оба посещают туалет. Один батюшка выходит. Второй нет. По крайней мере в одеянии священника! Где его искать? — Толик пока­зал пальцем на купе Алекса — Там?!
Отец Николай много в жизни своей повидал, побы­вал в разных переделках. Страдал и плотью и душой. Но в этот момент он пережил ещё одно незнакомое и очень неприятное чувство — ему показалось, что он сходит с ума!
Сопоставить образ недалёкого Морячка и его по­следние тексты было решительно невозможно! «Он что, следил за нами? И у ворот с зоны и на вокзале! То, что Толик видел их с Алексом, заходящими в туалет в рясах, пред­ставить еще можно. Но на выходе с зоны!?»
Давно уже Батюшка не чувствовал себя так скверно. Объяснения происходящему или решения, как на это реагировать, у него не было. Он машинально начал мо­тать на руку боксерский бинт и попытался переключить­ся на какую-нибудь другую тему, чтобы не тронуться рассудком.
Толик, оценив состояние собеседника, улыбаясь, ободрил:
— Полюбил я тебя Батюшка. Душевный ты!… Делай, как советую, и все живы будем, — Морячок улыбнулся и до­бавил, кивнув на купе Алекса, — я с ним ещё не закончил!
Батюшка немного пришёл в себя:
— Кто ты такой, чтобы с кем-то заканчивать?
Толик серьёзно произнёс:
— Ангел… Хранитель!
— Мой?
Морячок широко улыбнулся:
— Ух! Ты и в Деда Мороза веришь?
Толик встал, дружески потрепал Батюшку по плечу и пошёл к Проводнице, напомнив:
— Если не успеешь, у всех будут проблемы!

За стеной продолжалось дознание. Алекс, раскрас­невшись, перешёл на шёпот:
— Вот, что происходит на самом деле! Мы оба по­нимаем, о чём идёт речь, верно? Если я всё забуду, то моему бывшему компаньону не надо больше опасаться за свою жизнь. Можешь успокоиться! Я его забыл, мстить не буду. В этом весь смысл?
София, тоже нервничая, ответила:
— Если ещё не понял… Всё, что ты слышал, я говори­ла не тебе! В чём живёшь, твоя история! Не моя! Мне со своей не разобраться. Кому ты собрался мстить мне абсолютно не интересно!
Алекс раздражённо перебил:
— Всё София… Достаточно!… Спектакль пора заканчивать! Как он мог отправить тебя на это де­ло?
София замерла, Алекс напористо продолжил:
— Артур… Как он мог использовать тебя в этом деле? Ты хотела услышать от меня его имя? Его имя — Артур! Для чего был разыгран весь этот спектакль? Это только удаляет тебя от цели! Таким образом, твоя история никогда не закончится! Ты специально накачи­ваешь себя ненавистью! Учишь одному, а делаешь со­всем другое! Зачем?
София, не ответив, встала и направилась в тамбур.
У туалета дорогу ей преградила Проводница:
— Как всё трогательно получилось! В тебе умрёт актриса. Какая интрига! Поздравляю, девочки!
София не могла уже себя сдерживать и с ненавистью вы­крикнула:
— Ты сколько девочек сейчас видишь? У тебя косо­глазие? Или паранойя? Ты почти добилась своего…
София приблизилась вплотную к Светлане:
— Ещё один эпизод… И я от тебя избавлюсь! Для этого мне достаточно просто позвонить и назвать твоё имя. Лучше исчезни сама!
Проводница неожиданно миролюбиво улыбнулась:
— Ты затем звала меня, чтобы потом избавиться?
София не поняла:
— Звала?… Ты просто старая, больная на голову стерва!… Я уже не верю, что мы с тобой вообще когда-нибудь расстанемся?
София пошла к тамбуру. Проводница вслед спокой­но улыбнулась:
— Это точно! Теперь одного желания уже недоста­точно. Плохо ты меня знаешь!

Батюшка тем временем перебрался в купе к Алек­су, сел напротив, и минуту они молча смотрели друг на друга.
Наконец, Алекс заговорил:
— Подвела тебя твоя чуйка! Подстраховка не при­годилась… С Артуром вопрос закрыт!
Батюшка, по-прежнему, молчал, переваривая недав­ний разговор с Морячком.
Алекс продолжил:
— Сам своё дерьмо пусть разгребает… Не зря же ты на колени встал! Ты же молился об этом? Как ты хо­тел, так и вышло — я его прощаю!… Не вижу счастья на лице!
Батюшка недоверчиво потребовал:
— Побожись!
Не веря в заявление Алекса, он искренне изумил­ся:
— Не может быть! Столько лет готовился и в мо­мент передумал!? Такого не бывает!
Алекс, явно намекая, напомнил своему старинному другу:
— У тебя же было… Или и некого прощать было? И не за что!
— Да как не за что!? Я простил — я с Богом хожу! Только с Его Божьей помощью! А вы с Артуром дру­гие!… И поэтому сейчас вот, что мы с тобой сделаем. Со­берём вещи, пойдём в ресторан и будем сидеть там до самого конца.
Алекс спокойно перебил Батюшку:
— Мы до Питера не едем.
Тот, переварив поступившую информацию, обиделся:
— Вот как!? Почему раньше не сказал? Ты этой малолетке с ходу всё выложил, а меня на поводке?
Алекс холодно заметил:
— Эта малолетка — моя дочь!… Будто ты не знал!… Выйдем в Волхове. Сделаем одно дело, и я скажу, что будет дальше!
— Нет. Говори сейчас! Если веришь мне, говори сейчас! Зачем тебе Волхов?
— Заберём коробки из-под обуви, которые ты Лю­баше отвозил. Или их там нет уже?
Алекс испытующе смотрел на Батюшку и ждал его реакцию. Затем язвительно добавил:
— Она жива хоть? Любаша…
Али взорвался:
— Откуда мне знать!? Что ты меня пробиваешь, за­долбал уже! Я говорю, что думаю и делаю. Ты тоже так?… Зачем здесь этот Радик? Я не знаю, какие у него планы, а ты?
— Я и твои не знаю. Ваши с Артуром… Прокололся ты по жизни, Али! Знаешь на чем?… Если бы тебя Ар­тур на самом деле прикопал, дядя Слава должен бы от­ветить за сына. Но войны, насколько я знаю, не было. Люди со звездами на коленях такое не прощают! Я так думаю…
Али нервно встал и, прежде чем уйти, бросил:
— Оправдываться не буду. Думай, как хочешь ду­мать! Дать бы тебе в рыло. Ума ни хрена не приба­вилось! (пальцем помахал у лица Алекса) Всё! Мы с тобой квиты! Ты жив и на свободе. Пожизненный долг закрыт!… Колхозник!
Али ушёл, оставив Алекса в замешательстве. Тот, немного помучившись, перешёл в купе Батюшки и уточ­нил:
— То, что ты выжил… Действительно было чудо!? Или это ваш с Артуром план?… Откуда мне знать?
Али сердито взглянул на старого друга:
— Чудо!? Это то, что ТЫ выжил! Дебилоид!

В тамбуре была открыта дверь наружу, громко стучали колё­са и завывал ветер. Когда появился Алекс, София стояла у открытых две­рей и глубоко дышала.
— Соня, прости! — Начал виновато Алекс, протяги­вая Софии её сумочку — Нам нужно объясниться… Да, у нас получилось так с твоей матерью… Я раскаиваюсь во всем! Я платил за это двадцать лет!
София, не слушая его, схватила сумку и нача­ла в ней рыться. Молния внутри, наконец-то, поддалась, и в руке Сони появился миниатюрный дамский писто­лет.
— А я всё это время ждала тебя!… Много раз видела во сне нашу встречу! И тебя на коленях!… Ты возвращал долг нашей семье! Удивительно, да? Алекс — на коленях!
У неё дрожали губы, лицо было белое, но она была решительна:
— Звони своим гопникам и дай им отбой! Или умрёшь!
— Соня! Отбой мне давать некому.
— Не рассказывай сказки! Ты же заплатил им уже, верно? Иначе зачем моему отцу скрываться? Или ты к морячку на свадьбу едешь? Не боишься ничего, смот­рю!… Я похожа на дуру!? В твоих кустах, кроме всех дел, наверное, и рояль найдётся?

В купе проводницы Светлана протянула Толику кон­верт:
— С бабой справишься, получишь эти деньги!
Толик с интересом заглянул в него и протянул:
— Ни хрена себе! Здесь не на одну душу хватит!
Проводница ловко забрала деньги обратно.
— Нет никаких душ! Отмазка для дураков!
Морячок, огорчённо возразил:
— Есть цена — значит, есть товар!
Светлана его не слушала:
— Приедем в Питер — пойдёшь провожать попа. Ко­гда вас примут на вокзале, тебе объяснят, что делать дальше. Пока всё, любовь моя!
Морячок пошуршал пальцами, намекая на деньги:
— А за попа когда?
— Сначала сделай! На месте и получишь… А теперь — баба!
— Понял, на!
В глазах Толика засветилась надежда. Он пригро­зил ей пальцем:
— Верю тебе! Если не получу, шума будет много!

В тамбуре София, уже не пряча руку с пистолетом в сумочке, направила его на Алекса и медленно прого­ворила:
— Вставай на колени!
— Соня, для кого это шоу? Мы можем всё обсудить спокойно…
София уверенно перебила:
— Ты всю мою семью опустил! Пришла твоя очередь!
Пистолет не произвел на Алекса никакого впечатле­ния. Этот предмет он не однажды видел перед своим лицом, и каждый раз вместо страха на него накатывала мощная волна непокорности. Проще было его угово­рить, чем напугать! Маленькая дамская игрушка в ми­ниатюрной руке его дочери была для него не более, чем зажигалка. А вот то пламя, которое исходило от его Сони, просто ужасало его!
— Хорошо… — Алекс попытался утихомирить Со­фию, — Я встану. Только успокойся и отойди от двери.
София не отдавала себе отчёт, что она стояла у от­крытой двери и при повороте поезда могла не удер­жать равновесия. Они поменялись местами, и София опять повторила своё требование, угрожая пистолетом.
«Бедная, бедная девочка!» — кричала душа Алекса.
Сейчас Соня была похожа на безумную. Все её доводы о прощении, о том, что месть не принесет радости и по­коя, рассыпались в пыль.
Она была одержима жаждой мщения, и Алекс не мог спокойно смотреть ей в глаза. Это были не глаза его На­таши, и не глаза их дочери! Это были глаза разъяренно­го, загнанного в угол дикого животного.
Алекс медленно опустился на колени. София с нена­вистью смотрела на него и с ужасом поняла, что теперь, когда она добилась своего, нажать на курок стало ещё слож­ней.
Он был унижен. Она совершила долгожданный суд. Но вожделенное облегчение не приходило. Скорее, нао­борот, это обезоруживало её. В случае его сопротивле­ния, она смогла бы выстрелить. И теперь к охватившим её чувствам добавились досада и злость на саму себя. Она не может решиться на простое нажатие пальцем на курок!
— Ты не только подлец! Ты ещё и трус! — закрича­ла София, пытаясь зажечь себя еще больше.
Алекс с сожалением произнёс:
— Прости, я виноват… Во всём…
София в нерешительности повернулась к окну, по­том обратно.
Смятение в её душе усиливалось, и она искала ещё какой-то повод для осуществления того, что она вына­шивала в своём сердце бОольшую часть осознан­ной жизни.
Перед ней, наконец-то, стоял на коленях человек, ко­торый так разрушительно повлиял на её судьбу.
— Во всём, значит, ни в чём! Перечисли, что ты сделал конкрет­но!?… Скажи, я блудил с твоей матерью!
После этого признания из его уст она без сожаления выстрелит. Она ещё раз закричала:
— Повтори за мной! — «Я блудил с твоей матерью!»
Алекс прошептал:
— Я сделаю, всё, что захочешь! Чтобы не потерять тебя!
София, не понимая истинного смысла этой фразы, ухватилась за мысль, что он влюблён в неё. Это был ещё один повод причинить ему боль.
София медленно опустилась рядом с ним на колени и, не выпуская из рук пистолет, горячо прошептала:
— Обними меня!
— Соня, прости…
— Обними! Я хочу пережить то, что чувствовала она…
— Пожалуйста, убери свою игрушку! Если она слу­чайно выстрелит, ты потеряешь человека, сильней которого тебя не любит никто!
София одной рукой поднесла пистолет к сердцу Алекса, а второй обвила его шею.
— Положи свои руки мне на талию — прошептала она и потянулась, чтобы поцеловать.
Алекс в ужасе уклонился. И в его глазах… опять появились слезы!
София надавила пистолетом на грудь Алекса:
— Считаю до трех!