Собственные похороны.

« Жизнь человека что есть?! Время!
Не знаешь свой последний час.
В душе успей оставить семя,
Чтоб вечно помнили о Вас!»

Похороны, всегда были ритуальным обрядом погребения тела умершего, который, существует практически у всех народов мира и символизирует прощание, расставание с человеком. Жизнь человека, пока он не умирает, всегда кажется бесконечным путём. Каждый старается достигнуть каких-то целей, подняться по карьерной лестнице, создать семью, обустроить дом, успеть развлечься, повидать мир. Естественно, люди разные, соответственно желания у всех отличаются. Однако исход у всех один — никто не знает даты своей смерти, и когда наступает этот момент, все ежедневные заботы отходят на второй план. Родные и близкие скорбят, плачут, пытаются достойно провести погибшего. Алекс хоть и по наслышке, но знал это. Это, в общем-то, знает каждый человек. Но, уж поверьте, не каждый может наблюдать за собственными похоронами, как сейчас это делал он!
Обряд похорон, согласно православным верованиям, базируется на отправке души умершего к Господу Богу, то есть подготовке тела к переходу в иной мир. Смерть не считается чем-то особо прискорбным, трагическим, поскольку это естественное окончание земного существования, освобождение души. Тело временное, и лишь душа бессмертна! И это не раз слышал Шторм, но как то особо не задумывался. А вот теперь было даже жутковато!
— Наверное, вот также душа человека наблюдает за своим телом в день похорон! – Проведя безумную параллель, решил, ужасаясь выводу, полковник.
Всё было, в этот «траурный», день для полицейского. Над телом, хоть и в закрытом гробу, но читали, по всем церковным правилам псалтырь, служили панихиду. При встрече тела в притворе храма священник совершил литию.
— Прямо «мурашки по коже» бегут! – Сознался Алекс, наблюдая за собственными похоронами в монитор, вместе с майором Фетисовым.
— Да, уж! Необычное зрелище! – Согласился чекист.
Эти похороны были необходимы, чтобы постараться вычислить «крота».
При погребении офицеров имевших особые заслуги перед государством, в почётном эскорте часто находятся люди из его подразделения. Поэтому, за лафетом орудия, на котором лежал гроб, якобы, с телом Алекса, в строю провожающим в последний путь, были все из его управления. Государственный флаг Российской Федерации с траурной лентой, нёс его заместитель подполковник Альберт Шафутдинов. Благодаря технарям чекистов повсюду были встроены микрокамеры, которые внимательно следили за лицами, участвующими в похоронной процессии. Каждый нечаянно обронённый взгляд, каждый прищур, каждая мимика лица людей на процессии, внимательно обрабатывали в психологической лаборатории ФСБ, лучшие психологи-физиономисты. Важно было не вспугнуть «оборотня в погонах» и с помощью его вытянуть всю цепочку сектантов.
Фетисов ни как не решался нарушить молчание, нависшее в его кабинете при просмотре столь душещипательной «телепередачи». Тем более, что в маленький объектив камеры попало заплаканное личико Ольги. Шторма, как кипятком ошпарило! До него только сейчас дошло, какую боль он нанёс ей своим «спектаклем».
— Может, ей то, скажем?! – Попросил умоляющим видом мужчина. – Больно, просто смотреть на неё, как она убивается!
— Ни в коем случае, Александр Сергеевич! – Сразу «отрезал» Фетисов. – Хочу вам напомнить, что под подозрением находятся все!
— И она?! – Изумился Алекс.
— И она. – Спокойно ответил майор.
Шторм сильно сжал кулаки и желваки на его скулах лихорадочно задёргались.
По прибытии к месту захоронения почётный эскорт выстроился в развёрнутом строю, фронтом к вырытой могиле и военный оркестр, выстроившись в трёх шагах правее почётного эскорта, заиграл траурную мелодию-марш.
— Дайте картинку на гостей. – Скомандовал по рации Фетисов и на их со Штормом мониторе один за одним стали меняться лица людей пришедших проводить в последний путь полковника.
Они оба стали внимательно вглядываться на гостей похорон. Кто-то Алексу был давно знаком, кого-то он видел впервые.
— Как ваши физиономисты смогут вычислить предателя?! – Возмущённо произнёс полицейский.
На что умный чекист промолчал, лишь состроив ухмылку. Раздражение, связанное с созерцанием собственных похорон, режиссёром которых была служба безопасности страны, разрасталось и не давало спокойно сидеть полковнику на месте. Вдруг, Алекс заметил в толпе до боли знакомую физиономию.
— Где-то я его уже видел?! – Произнёс он, указывая пальцем на субъект в мониторе.
— И мне, он что-то до боли, знаком! – Согласился чекист.
— Но, где?! Где я его лицезрел?! – Мучился в догадках Алекс.
Фетисов тоже ушёл с головой в воспоминания, силясь узнать мужчину с похорон.
— Всю съёмку на него! – Приказал в рацию фэсбэшник и присел поближе.
Алекс же, наоборот, встал и подошёл к окну. На улице всё предвещало о надвигающейся зиме. Серо-свинцовое небо грустным настроением заполнило душу полицейского. Он тяжело вздохнул, задрав голову в осеннюю высь, над городом, который «провожал» своего почётного жителя.
Ольга, увидев огромное количество наград прикреплённых на траурных подушечках, не смогла удержать слёз. Она даже и подумать не могла, что рядом с ней был настоящий герой! К горлу подошёл комок полный отчаяния и горя! Хотелось упасть рядом с его гробом и расплакаться.
— Держи себя в руках! – Подумала она. – Кто ты ему, чтобы сейчас горько рыдать?! Какая-то случайная любовница!
Несмотря на очевидные свои размышления, сердце ей подсказывало, что всё было не так. За эти три дня знакомств с ними произошло что-то большее, чем просто секс. Она это чувствовала! Её женское чутьё нельзя было ни чем запутать! Это была любовь! Настоящая и на всю жизнь! Теперь, конечно, только её жизни…
— Ему уже всё равно! – Подумала с сожалением женщина. – Прощай Сашенька! – Посмотрев последний раз на закрытый гроб, она стала пробираться к выходу из кладбища, боясь разрыдаться.
Когда Ольга уже выходила через главные ворота городского кладбища, на крышку гроба полицейские из числа почётного караула разложили полотнище Государственного флага и головной убор Алекса.
— Я даже ни разу её не надел. – Подумал почему-то Шторм, глядя на форменную фуражку. – Потом спохватившись, вспомнил, что и сам заговорил про себя, как будто уже умер!
Микрокамеры продолжали снимать с разных ракурсов всё, что происходило с людьми. На экранах мониторов в лаборатории ФСБ мелькали ежесекундно то- военнослужащие с венками, орденами и медалями покойного, то часовые почётного караула остановившиеся у могилы, то гражданские. И не профессиональным взглядом нельзя было определить, кто действительно сожалеет о смерти Макса, а кто просто прикидывается. Открылся траурный митинг.
Алекс в первый раз в жизни слышал такие лестные о себе отзывы. Как только не назвали его, на этом траурном собрании: и героем своего времени, и истинным патриотом, и настоящим полицейским и просто хорошим человеком.
— Надо будет это обязательно запомнить! – С иронией подумал Шторм. – Особенно, когда буду на «ковре» у начальства!
После окончания траурного митинга военный оркестр исполнил очередную траурную музыку и полотнище флага разложенного на крышке гроба стали аккуратно свёртывать в своеобразный треугольный конвертище. Алексу почему-то захотелось, чтобы флаг отдали Ольге. Он, в эти минуты истины, когда явно осознавал, что никого, кроме неё у него нет, очень сильно захотел обнять свою любимую! Ему необычайно стало жаль себя и свою личную жизнь, которой, в общем-то, и не было у мужчины.
Гроб с «его» телом опустился в яму, флаг склонился, почётный эскорт отдал последние почести покойному, назначенное из состава почётного эскорта подразделение произвело салют тремя залпами холостых патронов и всё…
— И всё…- многозначительно подумал Алекс о своей жизни.
Многое, пока наблюдал за своими похоронами, он переосмыслил и передумал…
— Мне кажется, надо каждому человеку давать возможность поприсутствовать на собственных похоронах. Мно-о-о-о-огое в головёнку прихо-о-о-одит! – Философски размышлял сейчас полковник. – Все ценности жизни сразу переосмысливаешь!
Военнослужащие с венками, орденами и медалями «покойного», а также часовые почётного караула, не смотря на холодный ноябрьский дождь, торжественно стояли у могилы Алекса. Народ, ёжась от холода, стал расходиться от свежей могилы «героя». В этот момент, к стоящему одиноко не вдалеке Шафутдинову быстрым шагом подошли двое мужчин, одного из них Алекс с Фетисовым всё ещё силились вспомнить. Они, не здороваясь, отошли на достаточно приличное расстояние от всей похоронной процессии и стали, сильно жестикулируя руками, что-то друг другу доказывать.
— Все камеры на них! – Резко отреагировал на троицу Фетисов. – Можем звук настроить?! – Спросил он далее по рации у оператора съёмок.
— Постараемся. – Раздалось в ответ.
И тут же пошёл приглушённый, еле различимый, разговор троих участников:
— Мы достаточно высоко ценим ваши усилия. – Говорил один.
— Мне нужна полная уверенность, что в следующем месяце я смогу покинуть страну! – Раздражённо произносил заместитель Алекса.
У Шторма от услышанного даже дар речи пропал. Он побледнел и его лицо вытянулось, в полном недоумении. Фетисов же, напротив, улыбнулся и постарался прибавить звук, для лучшего прослушивания разговора подозрительных мужчин.
— Матушка «богородица» считает, что опасность миновала! После смерти полковника нет, пока, необходимости вам отъезжать из России. – Убеждал Шафутдинова третий участник разговора.
— У меня какое-то плохое предчувствие…- опять истерил Альберт. – За годы работы со Штормом я научился от него предчувствовать беду.
После этих слов Алекс улыбнулся и посмотрел на майора. Фетисов сделал вид, что не обратил на эти слова татарина никакого внимания.
— Мне кажется надо продолжать вам работать. – Произнёс собеседник полицейского. – Во всяком случае, пока идёт следствие. Мы постараемся купить вам должность начальника криминального управления. Слава богу, не все такие не подкупные, как ваш бывший покойный начальник… ваши генералы, ой какие, продажные!
Вдруг у майора Фетисова резко поменялось выражение лица, как-будто его что-то осенило или на него сошло прозрение. Он кинулся к сейфу и вытащил фотографии покупателей монет из Америки, которые предоставили им ФБэРовцы и принёс для обозрения Алексу.
— Вот где мы его видели, Александр Сергеевич! Это один из покупателей монет у Марка! – Его радостно озарила счастливая улыбка.
Посмотрев на фотографию, Шторм аж подскочил со стула:
— Точно Максим Леонидович! Он!
Теперь было совершенно очевидно, что «спектакль» с похоронами Алекса был затеян чекистами не в пустую. Фетисов схватил сотовый и начал докладывать своему генералу о заметных подвижках в следствии. Уже никто не сомневался, что «крот» найден!
— Прошу разрешение на немедленную «наружку» за тремя объектами. Предположительно, интересующими нас сектантами, один из которых подполковник Шафутдинов. – Докладывал торжественно Фетисов. – Спасибо, товарищ генерал-полковник! Доклад обязательно к утру будет на вашем столе. Обещаю! – Чекист отключил трубку своего сотового телефона, но по довольному лицу можно было легко понять, что генерал дал на всё «добро».
Через минуту за всеми тремя объектами уже были закреплены группы наружного наблюдения. Это была их первая победа в долгих дебрях следствия…
В это время Ольга, несмотря на холодные порывы ноябрьского ветра с дождём, шла пешком вдоль кладбищенской стены, которая упиралась в основанный, аж в 1165 году, скромный храм над рекой. В отличие от пышных столичных храмов он мал, не покрыт резьбой и узорами, но ценился своей утончённой красотой, простотой и изяществом форм. Стоящий на окраине города, да и ещё у тихой речушки, он прекрасно сливался с осенней природой, этого южного края. А отражение храма в воде тихой реки частенько заставляло горожан придти и полюбоваться строением на закате или на рассвете. От сей картины веяло тихой осенней грустью и раздумьем. Здесь, глаз Ольги отдыхал на спокойных, приглушённых красках увядающей природы. Родным, чем-то знакомым и близким веяло от этого пейзажа, и не могло не тронуть её сердце. Скромные, неяркие краски проникали в неё дивной мелодией, напевной, протяжной, чуть печальной, такой, какая слышалась из дверей церкви, от которой слезы, сами собой, навернулись на глаза – она опять вспомнила о Саше…
— Что с тобой дочка? – Услышала женщина старческий голос позади себя.
Ольга обернулась на ласковый голос и увидела старца, облачённого в монашеское одеяние. У него было такое, приведённое в долину спокойствия, без посторонних примесей лицо, на которое можно было смотреть, без отвода глаз, часами. Оно было совершенно естественным, и в то же время, устойчивым, глубинным и очень хладнокровным, такое ясное и чистое, без всякого подмаргивания и теней, хотя не подбадривающее и не располагающее к себе, но и не отчуждающее. Было хорошо видно, что это благородное выражение лица формировалось не изначально, а в зрелом состоянии личности, после потери невинности, и в осознанном обретении её заново. Ведь, благородство всегда восстанавливалось через суд: перед своей совестью, перед теми идеалами, которые человек выражал. Этот человек был чист душою, так как это принципиальное условие благородства.
Спокойное, чистое и сияющее лицо – зрелище, красивое само по себе. И если оно предполагает улыбку, то, скорее всего, – внутреннюю, если радость – то как внутреннее свечение, подсветку. Эмоции, связанные с этим старцем, как бы расположены зарождаться – не на поверхности, а – изнутри!
— Что с тобой?! – Ещё раз спросил старец у плачущей Ольги.
— Любимый погиб… — Только и смогла ответить старику молодая женщина и рыдание вырвалось диким криком из груди.
— Поплачь…Поплачь…Легче станет…- Ласково произнёс старик и своей сухощавой ладонью погладил её по голове.
Его серебристая седина выражала способность к поступку или уже свершённое значимое действие. Высокая способность к длительному сопротивлению и отпору, явно отразилась нежной бязью морщин вокруг ясного и осознанного взгляда. Длинная борода, развивавшаяся гордо на ветру, и лёгкая поступь, вселяла уверенность стоящему рядом, о способности монаха к вольному, достаточно спонтанному, и совсем непредсказуемому действию.
Сама от себя не ожидав, Ольга рассказала старцу всю свою непродолжительную историю любви с Алексом. О чувствах, которыми переполнялись их тела при встречах… Совершенно не стесняясь священнослужителя. Монах нежно взял её за руку и повёл к дверям церкви. Женщине казалось, что эта была самая длинная в её жизни дорога. Самый неимоверно нескончаемый путь к истине. Мимо деревянного забора, который огораживал старый храм, мимо колокольни с выщербленными облупленными стенами, мимо тихих и неказистых домиков обслуги, с труб которых валил сизый дымок, мимо берёз, которые росли на территории церкви. Они почему-то были не стройные белоствольные красавицы, а скрюченные, кривые… Мимо реки спокойной и державной. Она медленно шла по земле пропитанной жизнью, лаской и любовью. Где слышны были чьи-то голоса, невнятные и, тем не менее, ясные. Голоса тех, кто одухотворил эту землю. Кто любил, и любовь свою оставил ей, растворив это чувство в воздухе! Когда они входили в церковь, Ольга заметила, что сквозь свинцовые тучи стало проглядывать солнце. Лесок, на другом берегу стал так величествен и светел, позолотившись ласковым солнцем. Ей показалось, что она чувствует запах хвои, слышит поскрипывание старых сосен и веселый шум ветра в вершинах. Как-то стало легко дышать не в далеке от этих могучих деревьев, как хотелось жить и радоваться красоте мира! Она вошла внутрь…
Обладая внушительными внешними размерами, древний храм, вместе с тем, имел небольшой внутренний объём. В самых маленьких, там, местах высота была чуть выше человеческого роста, а в больших не превышала шести метров. В центре, около трех метров высотой, «жил» алтарь. Плоский потолок здесь называли ласково «небом». Он представлял собой веерообразно расходившиеся от центра балки, другим концом врубленные в стены. Конструкция «неба» варьировалась от плоской до шатровой формы. Делалось это с целью удержать в церкви тепло. Окна имели слюдяные рамы со свинцовыми переплетами. Система отопления в храме находилась в алтаре. Всюду на Ольгу смотрели благородные лики святых, отражавшие благородство принципов: чести, иерархии, порядка, внутреннего достоинства, гордости. Они выражали не пустоту или тайну, а возвышенные идеалы!
Одно из окон этого древнего сооружения было открыто. В него несмело, боясь помешать святости, заглядывал свежий осенний вечер. Всё как-то стихло вокруг! Кое-где, ещё золотой, подсохший и поредевший сад, разбитый старыми прихожанами, веял сейчас бодрой, осенней прохладой. Вода, скопившаяся под лозинами, стала прозрачная и ледяная. Как-будто, жёлтая! Каждый звук гулко раздавался в этом пустом и сыром и саду. Русская природа сама по себе неброская, неяркая, не поражает взгляд чем-то неожиданным, необычным. Нет в ней ни эффектных горных вершин в снежных шапках, ни экзотических ярких растений, ни бирюзовых водоёмов, ни кипящих горячих ключей, ни кричащих красок. Все краски и звуки как бы приглушены, но таится в них скрытая могучая сила, которую может почувствовать только любящее сердце.
Храм, так гостеприимно пустивший Ольгу, имел голосники, сделанные из глиняных горшков, и врезанных в верхнюю часть стен. Стены внутри были округлыми и не вытесывались. Убранство, здешние мастера, преимущественно выполнили из дерева. Оно было достаточно сурово, резьбой украшались лишь косяки дверей, несущие столбы и тябло иконостаса. Молодая женщина подошла поближе к иконостасу. Он был предельно прост и состоял лишь из многочисленных икон, стоящих на специальных подставках. Единственным украшением иконостаса были Царские врата, имевшие по бокам резные столбцы и «коруну» с басмовым украшением. Резьбу украсили росписью в несколько цветов с преобладанием ярко-красного. На стенах церквей устроили полки (полицы) для икон, украшенные тоже резьбой. Из того же дерева были выполнены и подсвечники, и кивоты для икон, и клиросные ящики и т.д. С той же любовью, с какой строили этот самую церковь, прихожане украшали её. Очень просты и незатейливы были облачения престолов, жертвенников и богослужебные облачения. Делались они преимущественно в крестьянском стиле из простых холщовых материалов, с применением естественных красителей и простыми рисунками. На них набивались узоры с помощью специальных клише. Под иконы местного чина вышивали и подвешивали подвесы, украшенные жемчугом и цветным бисером. Благочестивой традицией было приносить в церковь иконы и ставить их на полки, которые к праздникам украшались рушниками.
— Иди, поставь свечку за упокой своего Александра. – Тихо предложил старик женщине. – Пусть его душа успокоиться! – Он, по-отечески, положил ей свою руку на плечо и добавил:
Этот обряд, есть безмолвное свидетельство того, что умерший человек при жизни был светлым, дарил добро… Молитву местом не ограничивают. Можешь за него помолиться здесь и дома. В домашней обстановке человек, также, может зажечь свечу и помолиться за упокой.… Поминальные свечи в церкви – это зримое подтверждение человеческой молитвы.
Ольга послушно подошла к одной из прихожанок и купила свечу. Красота родного края, песни матери и сказки бабушки, духовные стихи странников – всё это, всегда, способствовало рождению в душе наших людей особые чувства любить. Любить и верить, что всё будет хорошо! Именно с таким искренним чувством, с такими мыслями она подошла к особому поминальному столу – кануну. Он находился слева от входа и имел прямоугольную форму.
— Поставь её в подсвечник на свободное место и помолись за него, можно и своими словами...- Всё это время старец внимательно наблюдал за этой женской особой и за её действиями.
Ольга поставила зажжённую свечу в свободное место, на этом особом столе, и уже было хотела вспомнить молитву, которую её учила бабушка, как вдруг свеча, вопреки всем законам физики выпала из металлической подставки. Не обратив на это никакого внимания, женщина поставила её туда вновь. Свеча через мгновение опять выпала…Женщина вновь её поставила, но свеча снова выпала… Это продолжалось ещё много раз, пока не подошёл к Ольге старец.
— Ты, что не видишь …! Не встаёт у тебя свечечка за упокой…! Не встаёт! Живой у тебя суженый…живой! А ты его у мёртвых ищешь?!
От этих слов, ноги у Ольги стали непроизвольно подкашиваться. Она побледнела и если бы не схватилась за канун, то точно бы рухнула на каменный пол. Старец бережно поддержал её и улыбнулся:
— Нет на тебе траура, как бывает у настоящих вдов! Нетушки!
Его сияющие необыкновенным добром глаза сейчас очень, как-то по-доброму смотрели на Ольгу.
— Как же так, батюшка?! Я же его только что хоронила?! – Недоумённо спросила она, и слёзы ручьём потекли из глаз.
Старик продолжал улыбаться и многозначительно молчать.
— Как же так?! – Опять, выливая из красивых зелёных глаз море слёз, проревела ничего не понимающая молодая особа.
— Не всё, что ты видишь, девонька, есть истина…! – Произнёс старец и исчез в потёмках храма.
Ольга, ошарашенная услышанным, еле вышла из церкви. Она присела в полном изнеможении, на стоявшую во дворике лавочку, и задумалась над всем с ней сейчас происходящим. Всё было, как в тумане!
«Не всё есть истина! Не всё есть истина! Не всё есть истина! Не всё есть истина!» — Как молитву, шептала она слова монаха.
Солнце село. Запад пылал целым пожаром ярко-пурпурных и огненно-золотых красок. Немного выше эти горячие тона переходили в дымно-красные, желтые и оранжевые оттенки, и только извилистые края прихотливых облаков отливали расплавленным серебром, напоминая о пришедшей в город осени. А ещё выше, смугло-розовое небо незаметно переходило в нежный, зеленоватый, почти в бирюзовый фон, вторя цвету её глаз.