Глава 6 (Глава 6)

Никто ни над кем не властен, имейте ввиду — покорность есть убийство властвующего над вами физически, и он рабом душою вам становится, так как душа — есть мышление тела и в гнёте вас содержит до момента своей смерти. Если вы руководитель — это просто физический труд, реальность с вами властвует. Если не получилось после «власти» вернуть от состояния раба состояние вашей «власти», «славы» или «свободы» — у вас симптом увеличения в любом исходе фундамента действующего долголетия, так как вы бы убивали людей своим отравлением или расстроенными (расструненными) структурами клеток и потом бы в мучении орали что вам делать теперь… так значит в «рабстве» вы как организм вовремя дали реакцию и у вас истощённые участки кушают. Пошло рабство: они вот доминируют в составе вас и всё. Они пока тоже шефы – им пока более нужно и возможно так долго будет. Здесь уж с ними и нужно разбиваться по вашей ситуации что и как, только если они начинают именно просить вас для них убивать физически готовое мясо людей, вы должны из окружающего факториала света и пустоты, темноты как обилия света при знании, что тягу чужой плоти они при том не могут пересекать их приучать кушать указанное и толкаться лучше от пригодных вас растений и водички и так восстановиться потихоньку. Они могут в панике на людей нападать чуть-чуть, но так их нужно отстраивать, а то люди вас начнут по ранению атаковать. Это базовая древнейшая медицинская норма, чтобы не давать заражение и не заражать свои истощения. И так вы бы своих же боялись, а так вы Геракл. Здесь нужно с истощёнными двигаться и восстанавливать на этом уровне ваши маневрации уже на практике ваших особенностей как ваше персональное уже можно при родной языковости исследование, и никто за вас это не сделает. Вы можете купить базовые рекомендации, но исполнив их ТОЖЕ, то есть написанное осуществив отдельно вашим знанием по вашему опыту, даже если он скуден. Делая это в одиночестве вы всё равно постигаете факт ваш и обличаете потенциал вашей при том в чём-то поражённости, ища факториалы восполнения не в картинках, не в воображении, а переводя ВАШЕ ВООБРАЖЕНИЕ в ФАКТ поисков ВОКРУГ ВАС ТАМ, ГДЕ ВОТ ВЫ ФИЗИЧЕСКИ, как прямо мясо. Я уже видела, чем становятся все «бессмертные души» … Бессмертная душа – это о вас только неизбежно записи и не у вас – вы себя так не делали сами, а вас сделало Солнце в шутку им сначала объясняя, что оно их бессмертный раб, душа… сервис им с иронией какие они хрупкие предоставляет… Я уж это пишу для тех, кто за прошедшие с 2014 года годы не смог всё же успеть разобраться, так как это даёт далеко не бессмертие, а кучи людей умерли от их изменения этой шутки. Планеты транслируются в восполнении старыми звёздами, что могут свечения даже далёкие отражать как зеркала планетам разными атомарными массами. Их свет отличается от Солнечного: оно ещё молодое и только раскрашивает эти плотные конструкции и нас как киборгов, но неизбежно с нами научается тоже формировать даже иногда более сложные явления и нас. Они ВАМИ МОГУТ ТОЖЕ РАЗВИВАТЬСЯ КОСМОСОМ как первым к вам видом всепересечения в единстве вещества связанного в нашей реальности, могут НИЧТО как при единстве и формировании любой реальности даже отдельной здесь как потенциала фантазии, где доминирование вас по факту практики во всех случаях – это НИЧТО. Почему? Им вас увидеть здесь самих как вы тяжко, найти в своих обилиях и эти бесконечности при освоении вас им точнее передают с Земли. Всё это нужно при восполнении обязательно не воображать, а найти в материальных окружениях, чтобы прямо микроорганизмы от истощения оправлялись. Это всё относится по колдовству к обильному. Но там может быть просто не обжито и вам это будет казаться вам непригодным, так как там никого не было. Проверяете обнаруженное и непосредственно осваиваете, формируя о себе на свежих массах с факториалом, что с вами на месте достиг массы в составе реальности уже осознав, что это не воображение, а ваше восприятие этих масс о себе записи и восполнения вашего состава, что страшно до ужаса может быть, словно от стража тканей сквозь прямо навоз ходите, так как клетки отвыкли от истощения кушать. Обязательно с близкими и всеми, кто нуждается в этом знании тоже делитесь записью, так как они могут в разы быстрее найти варианты решения своих недугов. Сам по себе этот факториал неразумным, бездвижимым, неживым перед вами считать нельзя: всё это названное нас сделало и это искали многие поколения жрецов, колдунов, книжников, чернокнижников, некромантов, формируя частями здесь описанное, но не в силах посмертно каждый собрать что это такое всё тогда. При пропаже воображения: вы просто адаптировались съедать этот факториал. Это неизбежно: иногда лучше съесть… Здесь уже нужно рисовать, моделировать, не зная, что рисуете и постепенно усложнять от сделанного. Это просто не пропало воображение, а от множественности вам кажется его теперь нет, а его просто стало очень огромное обилие и вы пытаетесь из обилия вариантов выбирать. Даже если вы делаете это дома: дома всё есть, включая сами звёзды, проявляя цвета и формы вас и вашего дома. И ничего с вами ужасного не будет: они раз и вам сопротивление только дадут наконец, что: «Мол, куда?..» — и найдут вас так.

Я крашенная в блонд Айгуль — брюнетка настоящая. Соседи говорят мне все, что шлюха я пропащая. Столкнулась я со сложною дилеммой: что делать без убийства мне с убийцами без ожидаемого ими от меня решения проблемы? У гаража синего в их я окружении так стоя, допёрла: они лишь обман убийством разрешения общением чему-то явно строят. На основании меня почивших ощущений в этой ситуации, а убегала просто в состоянии прострации. Мне в белом платье и без каблуков было вообще плевать что надо было им, и я продолжила бежать. Меня лишь посещало от одышки на бегу плохое состояние, но не теряла при беге ни крупицы моего внимания. Я лишь осознавала радость, что живая вообще. Мне было всё равно, что за спиной рули в биче. Я так хотела, чтобы мирно было всё и вот они опять здесь делают своё. И дома не оставил снова сей кошмар: постигла кто такие бесы я и посетил меня угар. Забыла даже я, что это древних киллеров чета: они как по мозгам навесят по горизонталям и часто больше нет тебя. Они мавры делают летами… Они обманывают убиваемых кругами. Они конфликтами играются в ночи и всё же ищут поражения, струня мечи. Вокруг меня живые мертвецы, которым закрывает взор зомбирований пелена. И снова здесь убийства и невзгоды: всё ради денег… всё ради наркотика свободы… Людишки бегают в отчаяние чувств, которые сменяет череда распутств. И вновь убийцы с неизвестной целью ищут около квартиры вновь меня, а я уже не там: куда-то вдаль в пределах города бежала я. Я мимо одиноких серых, надевших до предела уже зданий мимо прохожу: мужчину избивают, на что он кричит им: «Я тебя ублюдка порожу». Убийцу затрясло… Он побледнел… Он осознал на сколько перед, кого он бьёт он неумел… Схватил его за горло левой от неистовства старик… Раз поражать, по что уж ждать? Сосуды в злости он передавил… Потом поник… Я дальше прохожу пешком. Лицо спокойно. И дело всяко у преследователя идёт спокойно. Убийства продолжаются и люди вянут, умирают из-за трупных облучений, при вере в Бога до сих пор крича, что нету им спасений. И интересное вокруг отсутствует уже. Я просто слепну на ходу. Что делать мне? От трупа танец вспоминаю и дальше путь я продолжаю. Деваться некуда отсюда мне. Иду домой: ночью немного кофе вероятно, да поможет мне. Печеньки дома ем и кофе пью. Они все так и убивают, а я больше не смотрю. Вода поведала мне об убийствах снова: опять блондинку в жертву принесли… довольно промыслово… ещё бы они при том так Солнцу воскормили из Америки кого… а то у них там Люциферово уже давно добро. И бесы, мимо проходя, здоровались со мной: ты только им не говори, а то они народ такой. Не знала даже вне работы, что делать дома мне в субботу. Я танец с мертвецом танцую снова беззаботно. Он расчувствовался и мне сообщает: «Спасибо. Я воскрес и вновь с тобой прощаюсь». Теперь от скуки со звездой я дурью маюсь. Не знаю я, что я вообще уже хочу. Хожу я по квартире и молчу. Нет приключений и никому вообще я не нужна. Я протираю свои тумбочки. Я плачу при молчании. Я совсем одна. Я сразу вижу разрушение деревьев: в итоге с ними разговариваю с балкона, как с их приятелями не без перьев. Варганю кофе и о дальнем узнаю: даю в оплату хлеба крошки, отпускаю дальше и люблю. Пошла я на работу по утру. Печатаю на квоты бланки, словно тайны отопру. И эта скука… Эта мука меня гложет… И я придумала, какое развлечение мне поможет. Заколдовал меня в этот же час мой шеф и пишет мне только на мысль об этом, что: «заработной платы больше нет». Пишу я заявление на быстрое и собственное увольнение, где не таил никто на счёт меня сомнения. Я сохранила в таинстве своё об этом мнение. И если б только я… Весь город так живёт… От скуки очередь самоубийства делать аж на трупах рвёт… И все всё перепробовали делать уж давно. Убийства вновь от скуки, где мне сразу звёзды, что стары: «Какое ж ты дерьмо!» Спросила я мудрейший предо мной космический объект: «А что не так со мной? Дай мне ответ!»
— Вы все дерьмо, — оно мне пояснило, — за то, что без убийства делаешь, ходя из угла в угол всё уныло.
— Но часто не бывает быстро дело без того… Ведь мы не созидаем сами здесь… Лишь у убийц Бог сам здесь сделал всё.
— Живой существ, ты дура, что ты так всё сразу поняла, — ответило мне старая звезда, — ну надо было хоть всем мужикам немного себя дурой доказать, а от того теперь одна сиди, раз любопытство помогает всё же замечать.
Я кофе снова сделала и дальше пью с водой: я не такая смелая, чтоб на бандитов побежать, полезть одной. У них одно зомбирование… Делаю одна… Пью кофе с наслаждением вообще без никого, сполна. Всё одинаково здесь на земле. И не меняется теперь всё быстро, как до этого при тьме. Ломает люд во крике скуки: «Убийства надо! Суициды! Ну не верь той суке!» И развалился доступ коллективного труда: они мол привезли и цены из-за им условия продажи им, как проданная в рабство поп-звезда. И вот решила я хоть как-то значит пустоту при этом разрушать: немного наверстаю леты, да и скуки не унять. Кружу в ударе я с ножом и нодом в параллели кары им: раз от такого умирают от убийств уже, то так и надо было им. И, тем не менее, мне дома делать нечего до умерщвления. Читаю я великие события по новостям и у меня огромные сомнения. Испытываю радость сомы: меня опять зомбированием до скуки доводили, но я избежала злобно комы. И снова танец некроманта им танцуя я с нодом, ножом: с позиции России – это кружим с глюком человека мы вдвоём. И моры огромные от страха, ужаса в ночи: в Америке от прыти из окна блондинки прыгают от моей тени, что похожи с ними мы. Такая конкуренция и я там явно старушенция. Ещё к тому же от неё сюда ко мне летит аменция, а у меня как раз на это компетенция. И гидрофон отдачу дал: кому-то жахнуло на причиндал.

Поехала я на природу небо посмотреть и им дышать, чтобы от скуки этой городской уже сбежать. И облака являли мне о новом чём-то наконец. Даже их форма вдохновляет что-то узнавать о дальнем как гонец. Деревья плакали о мёртвых при зомбировании людей от боли их: только расслабься и на пол страны от поли раздаётся через даже листья крик. И всем уже плевать, включая тех, кто до сих пор кричит. Они кричат уже формально сообщить, что очень скоро там прикончат просто их. Купалась в речке я, смеясь иронию поняв: звезда такому помогла, он жив остался и потом ревел, что у него закончилась Судьба стремглав. Я думала серьёзно: идти мне дальше этим лесом или нет, но посчитала, что уж слишком поздно и вернулась, тоже слёзы утерев. Наделала я чай и книжку от забвения открыла… а там опять убийства смотрят прямо в моё рыло. Смотрю я в белый потолок, мечтая хоть коснуться дальше тех лесных чертог. Что делать мне? Чем им помочь? Решила приглашать я их на чай, чтобы узнать иль занемочь. Я собрала гостей на чай: они со мной болтали невзначай.
— Прости, прощай, но дурь нести ты нам кончай! – сказали гости, попивая мирно чай.
— Ты сука, как могла такое ты сказать! Нам же потом такую боль и не унять! – кричали мужики, желая у любого забирать в отнятье бабки.
— Ну я не знала же, — ответила я скромно, — как я могла вот сразу знать, как будет столь нескромно.
— Ну надо знать всё наперёд, а к нам МВД прийдёт, — ответил программист, что тоже чай здесь пьёт.
Они все чашки отложили… Навешать мне они решили. И запустился бой в общении, где посылала я удар им за ударом в удушении. Помог чай плану моему: дыхание открылось и у них. Гость сказал в уходе, что я больше не нужна ему. За ним ушли все остальные: «Спасибо, что мы не остались от того немые и слепые». Довольны гости были от чайка. Довольная я, что планом людям помогла. Деревья пели песню правды, о том, как все здесь убивать людишек рады. Я снова делаю чаёк: ко мне заходит незнакомый мне зятёк. Зомбирование являет: за что… кого… когда упёк. Уходит, оставляя мне упрёк. Горшки мы делаем в цеху и носим в рестораны чайные сервисы. Новая работа, прежняя такая жизнь. Обыденность. Зомбирование! Только не вернись! И снова призрак, воющий со мной: он шапкой мне пожалован моей звездой. Всё вид делают, что им его не слышно, в цеху открыто отвлекаясь на абсурдную беседу: «Когда в вашем саду созреет вишня?» Смешно мне очень это всё, но я держусь. Им хочется сказать, что у кого не в порядке с головой, чего и я сижу страшусь. И снова группа на охоту за мной пришла таить заботу. Они мечтают об успехе все в иллюзии, а люди на домах от шока мрут в контузии. Они истории американцев смотрят с упоением, а люди от различных нападений через секс блюют от осознания реалия процесса с омерзением. И хоть их всех убей: они ещё дадут апостолическое… охватит горы вопль кровью истерический. Всем интересен спорт, всем интересны битвы, всем надо опять кровь – каннибализм такой старинный и забытый.
— Убила бы я женщину, что ест вообще зомбировать собак! Она мне пишет: «Мальчики, кто хочет хорошее здоровье — рекомендую чаще заниматься сексом» — намекая, что я сообщаю этим факт.
— Давайте поможем друг другу. «Пойдём и убьём её, как Иуду», — сказал ей товарищ.
— Милок! Я тебя никогда не забуду, — она ему крикнула, словно заклятие Вуду.
Спортивный, довольный и тихий 15-лет мальчуган бежал, не понимая, что заразил его страшно от трупа капкан. Он сбил мысли наши, когда встретился нам. Мы только хотели её убивать, но не тут то сокрыта собака, а там. От сего момента мы по наитию шли… и вот в результате мы место нашли.
— Сюда вход воспрещён. Это наш полигон. Здесь анализы только. Рабочий внутри анион. – с холодным лицом нас химик послал. Он явно этом многое знал.
Мальчишка тот малый подходит ко мне: «Познакомь меня с дядей! Он нравится мне!» — плачет дамское сердце… испортили парня… он только вырос и зомбирование являет «гей-пивоварня». Я это смотрю и синею от злости. Мы ножи достаём и химика нету больше, а только лишь кости. Мы внутрь идём, у него оружие вытащив: что сделать ещё? Они всех этой штукой обратят скоро в пидаров-цыпочек. В нас воскресли убийцы… Мы теперь маньяки. Нам не кажутся эти десницы… Мы в убийствах были легки. Знакома нам обстановка и снова настигли мы этот труп. Мы уже даже помним где кнопка. Открыли, достали в лесу зарывать, милый друг. Воняет спущенный вакуум. Воняет выжатый мёртвый. Воняем мы под присягами, так как путь этот пагубен. Яма рядом с берёзой, лопаты после работ: укладываем беззаботно мы его в гроб. Подходит наш наниматель, сразу являя ответ: «Не важно откуда я знаю. Зомбирования больше нет». Но как же они остановятся? Ведь так приятна в победе любого боль. Ведь это такая ирония, хранить агонией эту мозоль. Так или иначе, а нам необходимо чай пить дальше. Мы снова в офисе пьём чай! Товарищ, ты по убиенным не скучай! Мы сталкиваемся с первой влюбленностью… такой чистой и нежной в быту, но после бранимся все с чёрствостью. Я на такое часто смотрю. Для мальчика, что снова встретился нам, всё было кончено по общественным правилам. Он снова узнал, возможно ли то, чтобы он с моим знакомым лишь переспал? Ему сложно теперь перейти к чувствам своим настоящим: реакционная инерция вестибулярного аппарата его сделала сразу для всех окончательно и бесповоротно пропащим. Вокруг все или мачо, или чмо… Из них без исключений нежным не является никто. Друг, брат, товарищ… пидар только рад. Сижу я дома и пью чай. Опять зомбирующий гад. Беру я нож и убивать его иду: смотреть на пидаров с чистотой чувств мужского сердца больше даже не могу! Удар в молчании сразу в гортань и сердце, он так упал, что у него слетели с пяток берцы. Я никогда не знала, что эти пидоры так злят. Я через час ещё убила, так как это был такой же точно гад. «Борьба со своим внутренним миром» у меня ассоциируется только с сортиром: борьба с внутренним! Усиление давления! Напор, напор! И спасение! Вот как возможен внутренний мир? Здесь и состав понимает, что явно не тянет на сложные строфы из лир… «борьба за любовь» — поискала и пролила ещё кровь. Никто ничего мне сделал… Ищу их здесь вновь.
— Это вряд ли оставит зрителей равнодушными, — потирали ладони агитаторши-шушеры.
Настало время инквизиции по чистоте нас, крашенных блондинок в народных традициях! Иду я группой террористов искать убийц до транса доводящих женщин конченных фашистов. С оружием бредём дорогу прямой, а здания магнитными волнами тянут нас к страдающей одной и за другой. И каждый раз как первый раз: резня и прелесть первых с ними отношений нас… экстаз… «Не поддаваться! Это заражение идёт на нас!» — кричу парням и дальше Солнце ведёт нас. У них теперь есть пересил сопротивления: дальше не нужно ничего от нас. Мы только далее являем своё мнение и параллели потребления. Три дня: мы ели, пили, спали, играли и болтали… отдыхали.

И снова небо, снова трупы, замещающие привезли. Ромашки мы едим и кремом смазываем мёртвых: нужен всё равно уход им. Гуляем по траве и труп сопутник нам уже живой в потенциале: с растений он спасибо нам явил в потенциале. Ромашки собираем с ним шаманя в танце нашей смерти. А что терять? О них благие слёзы уже знает только ветер. Зелёная трава и разные манёвры. Мы плачем м танцуем в общей скорби.

Танцуем в две блондинки и ромашки собираем… Её насиловали каждый день, уродуя кислотами, где мясо словно тает. И новый транс. Опять по цепи убивают…, и снова новая по внешности похожая известность призраком во плоти принимает. Крутился день за днём на этом месте, где мы вдруг вспомнили, что здесь мы собрались только для мести. А в мести больше нет нужды… Как жить теперь мне здесь? Что делать? Кто-нибудь мне подскажи. Листву от скуки с дерева я рву, немного ем и собираю на нужду. А мало ли куда теперь идти? Нет! Я не буду убегать, но как туда пройти? И тут меня вдруг осенило: «Мы собираем листья трупные свечения чтобы сюда пролило!» — мои товарищи накинулись на сбор, кто-то дрова собрал разбить там рядышком костёр. Пришли мы снова к зданию, где трупы расщепляют заживо на трансы при определённом знании. Мы листья, иглы елей накидали им по кругу и все леса откликнулись, устроив через этот труп уже им Вуду. Они подумали мы газами их забросали и сквозь бетон нам выли, чтобы мы от ни удрали. Костёр мы разожгли от гипнотической волны и головокружение терпя мы убивать пошли. Смотрели с улицы на это МВД… Мы вынесли им тело, как котлету их убивших в здании оставив на кресте. Им древа даже двинуться не дали, так как это и не убийство: они в трупе смерть свою уже заклали. Мы снова в лес уехали психие. Убитую мы с древом положили во слезах лихие. Словно старухи они нас критиковали, что мы не дождались их смерти и быстрее их убрали. Пошли мы дальше убиваемых искать и трупы их того могильника сюда к покою приносить, чтоб отдыхать. Слёз наших было не унять, а эти продолжали убивать. Мы убивали их и новые теперь это снуют. Мы убивали их и снова туда люди просто делать это прут. Мы снова всех убили за убийства снова для чего-то в этом мире. Звезда, явившись мне в итоге говорит:
— Скажи мне, смертный, чем ты лучше теперь их? Не ты ли доводила так всю жизнь как жизнь всех остальных до суицида? Не ты ли делала во власти, что ты лучше нового для устрашений также инвалида? Не ты ли другим девушкам глаголала всегда: «Ты кто такая, чтобы здесь учить меня?»
— Не знаю об этом ничего! Не убивай меня! Я сделаю хорошие дела ещё! – кричу в ответ я прямо в свет, а мне в ответ:
— Хороших дел с убийством больше нет. Здесь мы хорошим это называем, так как стабильное за вами просто обновляем, но вам уже мы ни чета. Дерзнули вы считать, что сами сделали себя.
— Прости меня! Прости меня, – в ответ ей просто плачу я.
Она ко мне при том останется жестока:
— Пошла ты! А убитых не другим, а нам вот где от вас всех квота? Нам делать их вот как теперь опять? Мы делало их столько, а вам это надо просто дальше убивать? Они мол не нужны, а вы всех лучше и скупы? Не можете вы даже знать при разнообразии таком зачем вот нам, как прямо вот тому, что мы, они остались далее нужны.
Шипят звёзды как монстры, расщепляя всех убийц и нас, с учётом степени вреда всем остальным от нас. Летает свет, летает жизнь, и снова строят путь всем мирно дальше жить. Не интересно нам уже не делать ничего… Не интересно кроме трупов муки нам участь даже надобного нам вокруг всего. Не интересно нам теперь снежок собрать зимой. Не интересно приглашать гостей домой. За трупом труп и за ревущим мертвецом живой на пытке. И все от страха, что доделали такое с ними, как убогие роднёй теперь забыты. А кто же это был? А это был товарищ наш, сосед, знакомый… Это был тот, кто прибирался с нами воздухом дыша у него дома. Это всё были тот и те, кто мог детишек сделать и не как рабов, уча своей чете… Всё к одержимости всели держать людей в таком дерьме. Поют деревья песнь о людях, об их слезах и продолжении самоубийств и суицидов местных судей. Такая катастрофа всех лишений, коих даже нет. Им имитируют: «Могло бы быть, но нет». Надеюсь я на Радость и отраду завтрашнего дня, но утро каждый раз обманывает вновь меня. Солнечный сланец слал пророчества покупки нового айфона, но я около улья пчёлок клин тащу им явно для другого. Надежду дальше отрицая, каюсь… по-партизански вновь от Богачей наёмников упорно отбиваюсь. Бегу от них я по прямой: количество их Бог пока передо мной.
— Да как это остановить? – кричу в дороге я.
— Именно! Никак! Это просто всё сделало ими насильственно вот я, — смеялась надо мной коварная звезда. Конец мой в прямом смысле предо мной, в меня стреляя мне сказал:
— Ну человек не может стать звездой! Прими опять покой.
Я увернулась, ржа в ответ:
— Без старых звёзд тебя здесь просто нет… Оно с тобой даже ест, съедая себе снова свет.
И только я о том напомнила слегка, его при мне и без стенанья съела старая звезда… Естественная смерть в намеренном обмане смерти так мила… Я дальше шла…
Я мастер на все руки: струганую из листвы пюре от скуки. Дорогу путь держу уже с едой. Запасы есть и нет дороги больше мне домой.
Этот момент такой эпичный: теперь мне кладут трупы под деревьями, всё повторяя на отлично. Записка на одном из них лежит: «Ты сука! За тобой нагой уже следит!» — и снова словно кинофильм. Ко мне бежит опять какой-то пилигрим.
— Закупки может быть обсудим? Чёрт бы может с ним?
— Молчим! – он отвечает и на меня оружием стреляет.
Мне показали эту прелесть первых отношений! Какая страсть и море ободных и взаимных изощрений. Не хочется терять таких знакомых…
— Так может быть дела обсудим где-то дома?
— Пошла на хуй сука, блядь! Не двигаться! А ну стоять!
И снова фильм о многих прошлого годах. Я им привет, а мне в ответ пиф-паф. Танцую при деревьях танец ведьмы на бегу. Я словно нимфа на лесном лугу. Так я и путешествую в этой стране Россия! Я в том нашла себя и пока нету у меня по трансам, кроме них при нападениях: «Аморе Мия».