До (Глава 2)

Мама обнимает меня, рыдает и говорит, что сестры больше нет. Лежала в луже крови. Лицом в асфальте. Я кричу, не могу остановиться. И никогда не смогу.
Меня тошнит уже семь дней подряд, хотя я почти не ем. Никому ничего неизвестно. У меня тоже спрашивали, но я молчала, я ничего не знаю.
Отец просит меня пройтись с матерью по улице, он думает, что ей хуже, чем мне. Мы просто заворачиваем за угол, мама плачет и уходит домой.

Я иду встречаться с Вакуумом, он не знает о том, что случилось. Смотрю вперед, двигаюсь вперед, не получается. Почему?
Взгляд влево, и я сворачиваю к магазину, в который мы постоянно с ней ходили. С моей сестрой.
Развратные стеллажи заигрывают со мной: «Ребенок Джонсона, ребенок Джонсона, ребенок Джонсона, возьми ребенка Джонсона, 10%-ная скидка на всю продукцию ребенка Джонсона!» Я беру тюбик крема 3 в 1. Джонсонс бэби. Сестра всегда покупала этот крем, говорила, что она остается ребенком и ни за что не купит себе крем для взрослых. «Неужели время лучше меня разбирается в том, сколько мне лет?» — хмыкает сестра, выдавливая полоску субстанции на свою ладонь.
— Будете брать? — спрашивает продавщица.
— Да.

Выхожу, и парковка у магазина нападает на меня и тащит шершавым языком асфальта в черную машину. Он здесь. Вакуум приехал.
— Что ты купила?
— Это крем.
— Блин, сказала бы, что в магазин зайдешь, так я бы попросил тебя похавать взять.
Я не смотрю на него.
— Ладно, проехали. И поехали! Хахахахаха!
Он заводит мотор, и мы действительно едем.
Вакуум. Очаровательный балагур, завораживающий. К нему меня привела любовь к творческим тусовкам, новому опыту и свободе. Я не хотела саморазрушаться. Мне так казалось.

Год назад.

С ним, но без ума, чувства морали любви к себе, — три четверти месяца. Признание сестре.
— Кто он?
— Его зовут Женя. Он музыкант, играет в группе.
Сестра отворачивается и смотрит в пол.
— Знаешь у него еще на руке тату такая типа, разноцветный «рукав», ветки деревьев с листочками, и сердце с лентой поперек. А на ней написано «rock`n`roll»! Он и сам татухи бьет. Кстати! Он же еще и рисует, как и ты, художник! Ты бы видела, очень красиво, прикольно прям. Сейчас покажу. Ты заценишь, систер!

Я возбужденно даю ей свои портреты, нарисованные им в моей записной книжке. Рина улыбается, Рина читает, Рина танцует, Рина призывно опускает глаза…
— Нет тебя в его картинах, — внезапно кричит сестра, выдирая листы и бросая их на пол.
Шок. Праведный гнев. Я ору, называю ее «дурой » и подбираю бумагу.
— Он вакуум. Вот что! В нем ничего нет! Это обман. Обман!!!
Она вырывает у меня два листа, один из них снова кидает вниз. Пока я его подбираю, она что-то быстро пишет на втором. Я встаю, и она тычет мне в лицо этим вторым помятым листом. Черным карандашом в правом нижнем углу ее рукой выведено «V. A. C. U. U. S»
— Это все пустое, ненастоящее, на, держи, держи!
Я даю ей пощечину. Она отвечает тем же. Толкает меня, я падаю на пол, и она прижимает меня к нему. Пытаюсь вырваться, но сестра намного сильнее меня. И всегда была.
— Сейчас я накормлю ее правдой, смотрите все! Смотрите!
Она берет с пола какую-то книгу, выдирает из нее лист и показывает мне:
— Видишь, видишь? А теперь принимай, как есть! Давай!
Она открывает мне рот, ожесточенно запихивает туда смятый шарик бумаги и отпускает меня. Я встаю, выплевываю страницу на пол и кричу:
— Маленькая сука! Гори в аду!
Я убегаю, вытирая слезы, сопли и потекшую тушь. Сестра остается спокойно сидеть за столом с зеленой чашкой, наполненной черным кофе.
Вспоминаю ее картину. На ней была нарисована огромная морда быка. На красном фоне.

Рано или поздно это будет иметь смысл.

Возвращаюсь в тачку к Вакууму. Сейчас.

— Знаешь, нас с ребятами позвали на вечерний эфир вживую играть. Короче, завтра в девять на радио! Там у всей группы будут интервью брать, а потом мы будем играть. Это охренительно просто, менеджер наш договорился!

Эфир, который никто не слушает.

— … не особо впечатлен. Но это клёво. Главное – не опоздать. Я же, как обычно, могу…

Эфир, который я не слушаю.

— … Когда пришел Леша, мы решили, что устроим перед этим фестом типа встречу фанатскую, думаю, как обычно у этой, ну, у нее волосы такие длинные, зеленые внизу. Помнишь? Они еще с Тоней вчера обсуждали ее картину…

Они делают общие фото, которые набирают в соцсетях чуть больше тысячи лайков. А еще у него есть фотографии с сигаретой, на скейте, на вокзале, с микрофоном у потного лица со вздувшейся жилой. У всех фотографий — одинаковая цветокоррекция. Есть группа вк и инстаграме. Части песен в тиктоке. Они даже популярны в какой-то степени.

— … Может, она поможет нарисовать обложку к альбому, хотя мы еще его не дописали, но у меня просто была идея, сделать что-то такое в стиле большого количества наклеек на квадратную форму, понимаешь? Много-много круглых наклеек разных брендов на квадратной основе… Хотя, знаешь, может сначала надо придумать название альбома? А-Ха!..

Его голос отдается в голове ленивым эхом и тянет меня на дно, где тихонько шелестят подводные деревья, а в одно из них долбит дятел. “До-до-до-до…” Хорошо, что это под водой, и я слышу лишь приглушенный монотонный стук, еле долетающей через густое расстояние примерно в 40 см между мной и Женей. «До-до-до-до». Ритм невыносимо продолжается и продолжается. Внезапно я чувствую далекую и какую-то нереальную вибрацию, пробегающую по всему телу. Телефон.
— Да.
— Они говорят… Они говорят, это… Самоубийство.
Думаю. Они говорят: “Да-да-да. До-до-до…”
Главное, теперь не поддаться и не начать отстукивать этот ритм самой.

До-до-до.