Генерал Ельников (Глава 2)

Генерал Пётр Ильич Ельников к пятидесяти годам жизни имел успешную военную карьеру и прочное положение в обществе. В городе с ним считались и уважали его. С подчинёнными он был сух и вежлив. В светской же компании любил блеснуть остроумием и начитанностью, но в лидеры и зачинатели никогда не рвался, предпочитая быть наблюдателем. Многие из коллег считали его за это высокомерным, но прощали ему его дворянский снобизм, так как человеком он был, в общем-то хорошим и добрым. Так, помимо своих двух дочерей, он вырастил и дал хорошее образование младшему брату супруги Коле, которого они в восьмилетнем возрасте забрали к себе после смерти родителей.
Дочерей он два года назад одну за другой удачно выданы замуж. Старшая сейчас жила в Петербурге, а младшая была пока в родном городе, но супруг её получил повышение по службе и благодаря хлопотам свояка ожидал перевода в столицу. Так что можно было сказать, что жизнь у Перта Ильича Ельникова складывалась удачно и размеренно катилась по накатанной дороге.
Однако в последнее время генерал, устав от бумажной волокиты Инженерного управления, стал задумываться об отставке. Военная служба уже не приносила былого удовольствия и даже начала тяготить. Силы и здоровье ещё были, поэтому ему хотелось испытать себя на новом поприще: заняться предпринимательством. Его приятель по Дворянскому собранию Клюквин покупал картонную фабрику и звал его в совладельцы. Фабрика продавалась с большой уступкой, но для её дальнейшей прибыльной работы нужно было купить новую бумагоделательную машину. Приятель, рассчитывая на долю Петра Ильича, даже уже начал вести переговоры с американцами на поставку новой линии. И тут как раз к стати, супруга генерала, Анна Прокофьевна, решилась продать своё имение, доставшееся ей от тётки. Доходов оно не приносило, одни расходы, и генерал давно предлагал его продать.
Анна Прокофьевна, услышав о желании мужа стать совладельцем картонной фабрики, была не то что недовольна, а просто пришла в ужас от этого. Её шокировало само слово «картон» в сочетании с их фамилией. А перспектива превратиться из генеральши в жену фабриканта просто пугала. Она заявила Петру Ильичу, что в обществе этого не поймут и будут смеяться над ней. На предложение Ельникова вложить деньги от продажи имения в фабрику, Анна Прокофьевна категорически отказалась. Не помогло даже его уверение в том, что через год вложенная сумма увеличится вдвое, а то и больше, и они станут богатыми людьми. В ответ супруга заявила, что это деньги её, и у неё на них есть свои планы. Вот это и выводило из себя Петра Ильича больше всего, так как он понимал, что деньги опять пойдут на оплату карточных долгов её любимого братца, который, несмотря на хорошую должность в губернском правлении, постоянно нуждался в деньгах. С конца пошлого года Пётр Ильич перестал оплачивать его долги, и Анна Прокофьевна использовала любую возможность дать денег своему Николеньке.
В день отъезда Ельникова с инспекцией в уездный гарнизон супруга пришла к нему в кабинет и потребовала выдать ей 5000 наличными. Пётр Ильич, попросив воздержаться от траты денег за имение, пока он не получит ссуду в банке, денег ей не дал. Между ними опять разразился скандал. Жена обвиняла генерала в чёрствости и бессердечии, в том, что ему наплевать на её чувства, и даже в том, что он хочет присвоить её деньги. Генерал, в свою очередь, упрекнул Анну Прокофьевну в дурном воспитании брата, в том, что она своей непомерной любовью избаловала его, и что так Николай никогда не научится жить самостоятельно. Не желая больше выслушивать жалобы и обвинения супруги, еле сдерживая клокотавшую внутри ярость, Пётр Ильич, схватив дорожный саквояж, торопливо спустился по лестнице и почти выбежал из дома. Генерал даже не стал дожидаться, когда кучер подаст коляску, а вышел за ограду и сел в проезжавшую мимо пролётку.
Немного успокоившись, он решил ехать не на вокзал, а к Полли. Однако, вспомнив, что у неё сегодня спектакль, велел извозчику разворачиваться. Два часа можно и в ресторане переждать.
С Полиной Андреевной Свирской, оперной дивой их губернского театра, Пётр Ильич познакомился прошлой осенью. Их купе оказались рядом, когда он возвращался из Петербурга. Бывая в опере, генерал всегда восхищался её хрустальным сопрано, а встретившись лично, был очарован обаянием этой молодой женщины. Её лукавые искорки карих глаз буквально свели его с ума.
Генерал Ельников, несмотря на возраст, мужчина был видный. Высокий, худощавый, с благородными чертами лица и офицерской выправкой, он всегда выглядел моложе своих лет. Даже рано поседевшие виски его не старили, а наоборот, придавали особый шарм. Женщины были к нему неравнодушны, но Пётр Ильич, в силу строгости характера и дворянского воспитания, был с ними сдержан. Интрижек не заводил, сводя всё к лёгкому флирту. С супругой генерал долгое время был счастлив в семейной жизни, но постепенно оба охладели, и сейчас каждый жил своими интересами. И вот, встретив молодую яркую женщину, он неожиданно для самого себя влюбился, буквально потерял голову. Полина Андреевна, женщина была свободная, весёлого нрава и на страсть его ответила взаимностью. Двадцатилетняя разница в возрасте её ничуть не пугала.
Для встреч со своей Полли Пётр Ильич отлучался из дома под видом деловых поездок в уезд или столицу. Когда же ему приходилось уезжать с реальной проверкой, то он, пробыв на месте 1-2 дня, оставлял своего заместителя Аркадия Петровича и возвращался назад, остаток дней проводя в обществе Полины Андреевны. Вот и в этот раз генерал, быстро оценив состояние дел по возведению нового укрепрайона, дал все нужные указания заместителю и отправился домой.
Ещё в поезде Пётр Ильич сокрушался по поводу того, что придётся заезжать домой: при жене он не смог взять из сейфа изумрудную полупарюру, что купил Полли на тридцатилетие. Подъезжая к дому, генерал надеялся, что Анна Прокофьевна, как всегда в период его отсутствия, гостит у дочери. Подойдя к кабинету, он удивился, что дверь не заперта, а потом вспомнил, что уехал в домашнем мундире с ключом в кармане. «Видимо, Анна Прокофьевна не нашла запасной, когда уезжала, а может быть, не захотела искать...» – подумал Пётр Ильич, вспомнив о ссоре с женой, и устало сел на диван. Генерал очень рассчитывал на деньги супруги. Ему не хотелось брать ссуду в банке, когда в доме было достаточно денег. И если Анна Прокофьевна по-прежнему будет упорствовать в своём нежелании вложить деньги в фабрику, то Пётр Ильич может подвести товарища. А это уже удар по репутации, чего генерал допустить не мог.
Решив пересчитать имеющуюся наличность, он подошёл к висевшему над столом портрету отца, где в специальном углублении в раме хранился ключ от сейфа. Пошарив рукой, ничего не нашёл. Удивился. Осторожно приподнял раму и заглянул внутрь. Ключа не было! Тут же возникла мысль, что его украли. Но потом, недовольно чертыхнувшись, подумал, что жена всё-таки его не послушалась и взяла деньги, забыв положить ключ на место. Сел за стол, раздумывая, что делать дальше. «К Полли ехать уже поздно. Она, должно быть, после спектакля сейчас с друзьями в каком-нибудь ресторане гуляет. Да и настроение пакостное, не до веселья… Ну, а с Анной Прокофьевной я завтра с утра разберусь. Что за выходка: ключ с собой забрать!» – раздражённо думал Ельников, всё больше погружаясь в мрачное настроение. Вдруг ему в голову пришла мысль, что жена могла забрала все свои деньги. Повернувшись к сейфу, заметил, что дверка неплотно прилегает. Удивился и подошёл к нему. Сейф был не заперт! Вне себя от возмущения дёрнул дверцу и обнаружил, что свёрток с деньгами за имение был на месте. Но не было колье! Пётр Ильич в начале ничего не понял и только когда заметил сильно уменьшившуюся стопку банкнот, до него дошло, что его ограбили.
Когда полиция проводила осмотр места происшествия, генерал почти не вникал в суть происходящего, рассеяно отвечая на вопросы сыскного дознавателя. Все мысли у него были о том, как выкрутиться из неловкого положения с Полли. «Колье нет, денег нет, а через три дня у Поленьки день рождения. Не может же он ей на тридцатилетие абы что подарить. Что же предпринять?» – напряжённо думал Пётр Ильич. «Да и с женой придётся объясняться по поводу колье с серьгами. Ну ладно, Анне Прокофьевне скажу, что хотел подарить на двадцатилетие совместной жизни. Чем-то придётся жертвовать… Может, она тогда посговорчивей будет и даст денег на фабрику. Хорошо бы… А то куда не кинь – везде клин. Но как быть с подарком для Полли… Придётся всё-таки брать ссуду в банке и везти Полину к ювелиру. Пускай сама выбирает». Погружённый в свои мысли, Ельников вначале не придал значения вопросу дознавателя о казённых деньгах: не хранил ли он их у себя. И только после вопросов о том, кто может подтвердить его отсутствие в городе, и настоятельной просьбе никуда не выезжать в ближайшее время, а также вернуться домой его супруге, генерал понял, что его подозревают в ограблении самого себя. Точнее, в инсценировке ограбления, так как следов взлома и проникновения в дом нигде не обнаружено, а сейф открыт своим ключом.
После отъезда полиции Пётр Ильич долгое время лежал в постели без сна. В его голову приходила одна мысль неприятнее другой. «Неужели Анна Прокофьевна опустилась до того, что решила ограбить своего мужа...» – ужасался генерал, ворочаясь с боку на бок. «Ведь только она знала, где лежит ключ от сейфа. И для чего такие фокусы с ограблением? Почему просто не взяла свои деньги, а забрала колье и мои деньги? Ничего не понимаю… Или это на зло мне? И это после всего, что я для неё сделал… В голове не укладывается, что порядочная женщина, дворянка, на такое могла пойти! А может быть, она просто взяла ключ и отдала его потом Николаю? Или он вообще его у неё выкрал? Тогда понятно, почему пропали мои сбережения: он пожалел сестру. Господи! Это какой же позор на весь город будет, когда всё откроется!»
После мыслей об ограблении генерал начал корить себя в поспешности. «Ну почему я так поторопился с вызовом полиции. Почему не позвонил дочери и не поговорил с женой, когда не нашёл ключ. Может быть, утрясли бы всё миром, без обнародования. А сейчас не обойтись без суда… Придётся взятки давать. Снова деньги… Везде деньги, будь они не ладны! Да ещё это следствие. Начнут интересоваться в управлении, куда я ездил, да на сколько дней. Вскроются мои маленькие хитрости, то, что я манкирую своими обязанностями. Тут и связь моя с Полиной Андреевной может всплыть. Опять всё нехорошо получается. О-хо-хо-хо-хо! Надо будет завтра с утра дать телеграмму Аркадию Петровичу, чтобы не выдавал меня. А уж по приезду придётся его отблагодарить, денег дать. Господи! Прости меня за грехи мои тяжкие!» Пётр Ильич перекрестился и подумал, что в церкви с Пасхи не был.
Утром генерал проснулся в девятом часу. Разбитый, с больной головой. Набрякшие под глазами мешки не скрыло даже надетое пенсне. Торопливо оделся и, дав распоряжение сторожу Матвею вызвать всех слуг назад, пошёл в почтовое отделение, что находилось в соседнем квартале. От утренней прохлады на улице уже не осталось и следа, так что прогулка не принесла ему ожидаемой бодрости.
На почте он, немного подумав, написал на бланке: «Прошу сообщить интересующимся, что отбыл раньше срока по семейным обстоятельствам». Потом смял листок и написал по новой: «Прошу срочно сообщить начальнику управления, интересующимся, что отбыл раньше срока по семейным обстоятельствам. Жена телеграфировала, что больна. Буду очень признателен».
Отправив телеграмму, Пётр Ильич сел в пролётку и поехал к дочери для разговора с женой.