Книга «Грехи города ангелов»
Охота на охотника (Глава 1)
Возрастные ограничения 18+
ГЛАВА 1: ОБЛАВА НА ПРОШЛОЕ
Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел, чтобы у города не осталось ни одного не промокшего греха. Я сидел в своем офисе, совершая утренний ритуал — цедил кофе, который был настолько безвкусным, что мог сойти за слезы бухгалтера, подсчитавшего мои долги. Пятно на потолке моего офиса, смутно напоминавшее мне профиль бывшего шефа, сегодня казалось особенно зловещим, будто старик, наконец, решил сплюнуть на меня с того света.
Внезапно дверь скрипнула, и на пол бесшумно упал конверт. Без марки, из плотной, дорогой бумаги. Такие используют адвокаты, когда хотят, чтобы ты понял: дело пахнет не только трупом, но и деньгами. Я выглянул за дверь. Кроме дождя, никого. Кому я мог понадобиться в такую погоду? Я вскрыл конверт кортиком — подарком от одной благодарной клиентки, чьего мужа я нашел в обществе двух стриптизерш.
Внутри лежала одна-единственная потрёпанная фотография. Два молодых парня в дешёвых костюмах, ухмылялись у стены, исписанной граффити в портовом районе. Моя рука непроизвольно потянулась к ящику с антацидами — верными спутниками моей работы. На снимке были я и Джек Гаррисон. Мой первый напарник. Его убили десять лет назад. Официально — случайная пуля в перестрелке с контрабандистами. Неофициально — день, когда моя полицейская карьера отправилась на свалку.
К фото была приколота записка, напечатанная на машинке: «Его смерть не случайна. Ищите того, кто смотрит со стороны». Анонимки — моя слабость. Особенно когда бумага пахнет деньгами, а текст — большими проблемами.
Мой «Роллс-Ройс» — а точнее, потрёпанный «Шеви», который скрипел всеми болтами, — привез меня к дому Леона Дюваля. Его квартира напоминала лабиринт из картонных коробок, сдобренных ароматом фотобумаги и старого одиночества. Леон был хроническим пакрэтом — он скупал фотоархивы умерших коллег, делающих фото из окон своей квартиры или дома, на улице, везде, где и когда возможно. Он коллекционировал чужие моменты, как маньяк.
— Леон, мне нужно взглянуть на твою коллекцию портовых зарисовок, — сказал я, кладя на стол несколько зелёных банкнот, от которых у старика загорелись глаза.
— О, месье Варгас! Для вас — всё! — он засуетился, и через полчаса я уже рассматривал серию снимков той роковой ночи.
И один из них, несколько размытый, был тем самым. На снимке был капитан Фрэнк Робертс. Он стоял в тени, вполоборота к месту, где только что убили его офицера. Но его поза не выражала ни шока, ни скорби. Он был сгорблен над телефонной трубкой, его костюмный пиджак натянут так, что вот-вот лопнут швы. Он смотрел не на горящий склад, а куда-то в сторону, с таким животным страхом и злобой, будто видел там призрак, который вот-вот материализуется и назовёт его по имени.
Время: Согласно времени, отпечатанному на краю снимка, это было через три минуты после начала выстрелов. Робертс по официальному отчёту прибыл с подкреплением через десять. Значит, он уже был рядом. Очень близко. И ждал.
И главное — он говорил по личному, дорогому мобильному телефону, а не по служебной рации. Капитан на месте перестрелки делает личный звонок в ту самую минуту, когда его подчинённый мёртв?
Это был портрет не командира на месте трагедии, а преступника, понимающего, что контроль ускользает.
Выйдя от Леона, я почувствовал на спине знакомый зуд. Старая привычка, которая редко подводила. Хвост. Я сделал пару лишних поворотов, но тень отстала не сразу. Кто-то очень не хотел, чтобы я копал это прошлое.
Следующая остановка — портовый бар «Треска», место, где пахло дешёвым виски и разбитыми надеждами. Мой свидетель, бывший боцман по кличке Барсук, оказался на удивление разговорчивым после того, как я пригрозил рассказать его новой подружке о его былых подвигах в контрабанде антиквариата.
Барсук в ту ночь был ночным сторожем на соседнем причале — распространённая подработка для мелких жуликов, чтобы быть в курсе всех перемещений в порту. Он не был главным игроком, но видел и слышал всё.
— Варгас, не втягивай меня в это! — он залпом выпил. — Я же мелкая сошка был! Ну да, я видел… Видел, как твой напарник, Гаррисон, перед самой заварушкой встретился с какой-то женщиной. Быстро, в тени склада №4.
— Почему же ты не рассказал полиции? — едко спросил я.
— Кому я нужен? Кто мне поверит? Но я запомнил. Потом я шмыгнул в свою будку. И оттуда видел, как капитан Робертс подъехал ещё до того, как началась вся эта канонада. Он вышел из машины, поговорил с двумя парнями из своей команды, и они пошли не на склад, а куда-то в обход. Будто знали, откуда будет удар. А потом… потом уже стрельба. И они все, как по команде выскочили из-за угла, якобы на помощь.
Барсук был свидетелем не самого убийства, а свидетелем подготовки к нему. Он видел, что Робертс и его группа находились на месте заранее и заняли позиции, не соответствующие стандартному протоколу операции. Они не пошли на помощь, они ждали сигнала. А его показания про встречу стали последним пазлом. Гаррисон не просто шёл на встречу. Он успел что-то кому-то сообщить. Он готовился к предательству и подстраховался.
— Гаррисон накопал на Робертса! Капитан крышевал все нелегальные схемы в порту! Джек нашёл тетрадь с чёрной бухгалтерией. Шёл на склад, чтобы вывести Робертса на чистую воду, но это была ловушка.
— А тетрадь? — прищурился я. — Её же так и не нашли.
— Потому что он её не брал с собой! — Барсук понизил голос до шепота. — Я видел, как он перед самой операцией встретился с той рыжей прокуроршей, Шоу. Он ей ничего не передавал. Он что-то сказал ей на ухо. Она кивнула, и они разошлись.
И тут до меня дошло. Это было гениально. Гаррисон и Шоу использовали систему «ключ-пароль». Джек мне намеками пытался рассказать, но я тогда не понял. Он, как умный человек, поместил тетрадь в одну из сотен автоматических камер хранения «ЛокерПоинт». Для доступа нужны были не физические ключи, а всего две вещи: номер ячейки и шестизначный код. Номер ячейки Шоу могла знать заранее. А код — это то, что он ей продиктовал на ухо в последний момент. Гаррисон шёл на встречу с этой комбинацией цифр в голове. Его обыскивали, но как найти то, что спрятано в памяти мертвеца?
Возможно, план Гаррисона был такой: Он идет на склад, чтобы провести обыск и, возможно, найти дополнительные улики на месте. Если операция пройдет успешно и Робертс не сможет ему помешать, он потом, с помощью Шоу, использует найденные улики и оригинал тетради как главное доказательство против капитана. Если же с ним что-то случится — у Шоу есть ключ и тетрадь, чтобы продолжить дело.
Наверное, Гаррисон сделал копии. Самые важные, компрометирующие страницы он фотографировал или ксерокопировал. Оригинал тетради он прятал в надежном месте — например, в автоматической камере хранения «ЛокерПоинт». Ключ-код от этого места — вот, что было его главным козырем.
Перед основной операцией он тайно встречается с Шоу, единственным человеком в прокуратуре, кому он пока может доверять.
Робертс был старомоден. Он даже не подумал, что всё доказательство его вины годами лежало в пластиковой ячейке, доступ к которой стоил пару долларов.
Теперь была ясна и роль Шоу. Она знала номер ячейки, но не могла сама пойти за тетрадью. Ей была дорога жизнь. Нужен был тот, кто сможет достать тетрадь и обрушить всю мощь этого доказательства на капитана в нужный момент. Ей был нужен я. Почему сейчас через десяток лет? Ответ пришел сразу. Робертс закончил службу и собирался баллотироваться в шерифы.
И тут снова щёлкнуло в голове. Именно Шоу прислала конверт.
Во-первых, кто ещё мог иметь доступ к таким старым уликам и был напрямую связан с делом?
Во-вторых, элегантная бумага и намёк «смотрит со стороны» — это почерк юриста, умного и осторожного.
В-третьих, она исчезла, испугавшись Робертса, но сейчас он собирается в шерифы. Её тихая жизнь под чужим именем повисла на волоске. Она решила действовать, используя меня как таран, но пока сама оставалась в тени.
Я снова поехал к Леону, но его квартира была уже разгромлена, а сам он лежал в луже крови. Быстро и профессионально. Значит, моя «тень» доложила, что я был здесь, и они решили подчистить следы.
Леон еще дышал.
— Они… забрали не всё… — прохрипел он, суя мне в руку ключ от камеры хранения. — Для дочери… снимок…
Камера хранения на вокзале пахла пылью и чужими путешествиями. В папке лежали нежные, почти лиричные фото. Среди них был тот самый, последний кадр — Джек Гаррисон, уходящий в темноту складских построек. И еще — маленький, ничем не примечательный листок бумаги, на котором твердой рукой было написано: «ЛокерПоинт. 118. бульвар Сансет, 1654. Для Рика».
Это был номер ячейки. Не хватало кода.
Я нашел свой старый, потрёпанный блокнот десятилетней давности и пролистал его до дня гибели Джека. И там, в углу страницы, рядом с пометкой «Встреча с Робертсом в 22:00», стояло шесть цифр, которые я всегда считал номером дела. 478231.
Почему я их запомнил? Потому что Джек, выходя из машины перед складом, хлопнул меня по плечу и сказал с какой-то странной улыбкой: «Запомни цифры, партнёр. Пригодится в будущем.». А потом зашёл в темноту, из которой не вышел.
Я всегда думал, что это была шутка. Оказалось — это было завещание.
Выйдя на улицу, я зажёг сигарету. Где-то в городе была Эвелин Шоу. Где-то разгуливал капитан Робертс, готовящийся к выборам в шерифы. И был я — Рик Варгас, частный детектив с щемящим чувством под ложечкой и цифровым ключом, который десять лет ждал своего часа.
«Ну что ж, капитан, — подумал я, затягиваясь. — Посмотрим, кто кого переиграет в этой игре. Вы боретесь за кресло шерифа, а я — за то, чтобы офис с пятном на потолке не стал моим последним пристанищем».
Я сел в свою тачку и направился к отделению «ЛокерПоинт». Игра началась. И на кону была не только правда о погибшем напарнике, но и будущее этого проклятого города, который я, чёрт побери, всё-таки любил.
ГЛАВА 2: НАЧАЛО ОХОТЫ
Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел смыть город в канализацию, чтобы хоть там навести порядок. Я сидел в своей «консервной банке» — потрёпанном «Шеви», который скрипел всеми болтами в унисон моим мыслям. На пассажирском сиденье лежала она. Не дама сердца, а папка с грязно-коричневой обложкой, от которой пахло деньгами, проблемами и моей былой глупостью. Тетрадь Робертса.
Я уже пролистал её. Цифры, имена, схемы. Портовый оборот в миллионы, из которых нескромный процент оседал в карманах доблестного капитана. И вот я долистал до раздела «Активы». Мой палец, привыкший листать отчёты о разбитых сердцах и пропавших кошках, замер на знакомом имени. «Варгас, Рик. Наёмный транспорт. Регулярные выплаты, сопровождение грузов. Код: «курьер».»
Мой желудок, верный спутник всех моих неприятностей, подавил сигнал тревоги. Я сунул в рот две таблетки антацидов, разгрыз их с хрустом, напоминающим перелом собственной самооценки, и резко дернул ручник. «Шеви», протестуя, взвыл и замер у входа в порт, у того самого проклятого склада №4.
«Курьер». Вот оно как. Десять лет я считал себя борцом за правду в мире, где её нет, а оказался всего лишь идеально замаскированным ослом, возившим товар мафии под видом разбитного частного детектива. Мой «Шеви» — не символ упрямства, а каморка на колёсах для перевозки грязного белья мафии.
Мне нужен был виски. Или пуля. Или то и другое сразу. Я направился в «Треску». Бар не изменился: всё тот же запах дешёвого виски, пота и разбитых надежд.
— Рик, — бармен, толстяк Луи, смахнул со стойки невидимые крошки. — Вижу, у тебя лицо, как у бухгалтера, обнаружившего, что его счета ведёт шестилетний ребёнок. Как обычно?
— Сделай двойное, Луи. Сегодня я не просто пью, а провожу аудит собственной жизни. И, кажется, я банкрот.
— А ты что думал? Что честность в нашем городе — это валюта?
— Я думал, что хоть в своём дерьме я буду честен, — мрачно буркнул я. — Ан нет. Оказалось, я и в нём всего лишь логистическая единица.
Я залпом осушил первую порцию. Огонь в глотке был приятнее, чем огонь стыда в душе.
— Слушай, Луи, а помнишь, почему меня поперли из копов? — спросил я, глядя на пятно на стойке.
Луи вздохнул, как бык, вспоминающий о бойне. Он потер стаканом по стойке, будто стирая моё прошлое.
— Как же, Рик. Все помнят. Но не все знают, что именно произошло в тот день.
Он налил себе стопку, решив, что эта история требует сопровождения.
— Ты пришёл на разборку по тому делу, по Гаррисону. Весь в отчаянии, злой, как голодный пёс. А капитан Робертс — весь такой благостный, с официальным заключением: «Трагическая случайность, героическая гибель».
— Он назвал это «героической гибелью», — мой голос прозвучал хрипло. — Моего напарника, который шёл на встречу, чтобы развалить его схему, он назвал героем. А потом начал рассказывать, как мы все должны гордиться и «не пятнать память Джека беспочвенными подозрениями».
Луи кивнул, осушил стопку.
— А ты встал посреди этого цирка и указал на Робертса. Прямо пальцем. И сказал… что ты сказал-то? Я уже забыл.
— Я сказал: «Капитан, вы либо идиот, который не видит, что его операция была подставой, либо подлец, который эту подставу и организовал. Вам какой вариант для отчёта удобнее?»
Луи фыркнул.
— Да, вот так. А потом ты подошёл к нему вплотную, и все слышали, как ты шипел что-то ему на ухо. И после этого он тебя и вышвырнул.
Я помолчал, глядя на золотистую жидкость в стакане.
— Я сказал ему: «Я знаю, что ты был там, Фрэнк. Я знаю. И я докопаюсь до правды. А потом приду и за тобой».
— Вот это да! — Луи снова вздохнул. — И что он?
— Он побледнел. Потом, конечно, нахмурился и закричал о «неподчинении приказу и оскорблении старшего по званию». Но в его глазах был чистый, животный ужас. Меня выкинули не за истерику, Луи. Меня выкинули за то, что я был слишком близко к правде. День гибели Джека стал последним днём моей карьеры, потому что в тот день я поклялся его тени, что найду убийцу. А Робертс это понял. И решил, что уволить меня — безопаснее, чем оставить в рядах и иметь у себя за спиной того, кто знает слишком много.
Я думал, что ушёл сам, не вынеся лицемерия. Но на самом деле меня вытолкали в дверь, потому что я начал раскачивать лодку, в которой капитан был главным гребецом. И эта лодка плыла прямиком в тёплые, коррумпированные воды.
— Ну, а теперь-то ты что? — спросил Луи. — Докапываешься?
— Луи, — я отпил свой виски. — Я уже не копаю. Я докопался до гроба. И сейчас пытаюсь понять, что делать с тем, кто в этом гробу лежит.
Я вернулся в машину и зачем-то снова взял в руки тетрадь. Цифры, имена, схемы. И тут мои пальцы наткнулись на нечто особенное. Вшитый в корешок потайной кармашек из тонкой кожи. Внутри лежал маленький, старомодный ключ от почтового ящика с выцарапанной цифрой «7» и буквами «СВ».
Последняя страница тетради была с детскими рисунками. Подпись: «Для папы. Любимый порт». Капитан-кровопийца хранил рисунки дочки в одном фолианте с отчетами о контрабанде. Ирония была
в гуще моего утреннего кофе.
Внезапно знакомый зуд между лопаток дал о себе знать. В зеркале заднего вида — чёрный «Форд». Хвост.
«Прекрасно. Робертс ждал, когда я достану тетрадь».
Я рванул с места, начав петлять по городу.
Я сделал пару неожиданных поворотов, проверяя реакцию. «Форд» повторял все мои манёвры с профессиональной, почти полицейской точностью. Эти ребята были не из дворовой шпаны. Они были дисциплинированы. И опасны.
Мне нужно было время и место. Таким местом оказалась сеть круглосуточных прачечных «Супер-Вош» со старыми железными шкафчиками, которые запирались на тот самый ключ из тетради.
Только в третьей прачечной ключ подошел к дверке. Сам шкафчик был пуст. Я быстрым движением вырвал несколько ключевых тетрадных страниц, предварительно сделав фото на телефон. И сунул их в шкафчик №7. Теперь у меня были копии, а оригинал нужно убрать в безопасное место.
Выйдя на улицу, я увидел, что чёрный «Форд» припарковался в полусотне метров, глухо работая на холостых. Я направился к своей машине, делая вид, что ничего не заметил и прошёл мимо грязного фургона с разбитой фарой, припаркованного между нами.
И тут они пошли в атаку.
Дверь «Форда» распахнулась, и двое крепких парней в тёмных куртках быстрым, решительным шагом двинулись ко мне. Они шли не как бандиты, а как оперативники — без лишней суеты, чётко перекрывая пути отхода. Руки у обоих были свободны, но я не сомневался, что под куртками припрятано что-то серьёзное.
Мой «Шеви» был ещё в десяти шагах. Бежать — значило подставить спину. Оставаться — означало получить пулю или удар током и быть бесшумно упакованным в багажник.
Расчёт был на секунды. Я рванулся не к своей машине, а обратно к входу в прачечную, сделав вид, что что-то забыл. Это был обманный манёвр. Как только я скрылся из их прямого поля зрения за тем самым грязным фургоном, я резко опустился на корточки и, пригнувшись, бросился обратно, но теперь на другую сторону фургона.
Они потеряли меня из виду. Этой секунды мне хватило.
Я вскочил в свой «Шеви». Двигатель, верный своей привычке капризничать в самый неподходящий момент, лишь надрывно кашлянул. В зеркале я увидел, как двое уже оправились и бегут ко мне.
— Заводись, проклятая железяка! — прошипел я, снова выжимая сцепление и бросая взгляд на бардачок, где лежал мой «Кольт». Он был бесполезен — перестрелка на людной улице была билетом в камеру или на тот свет.
Двигатель с рыком ожил. Я вдавил газ в пол, и мой «Шеви» рванул с места, визжа изношенными шинами. Я не стал сразу скрываться. Вместо этого я резко вывернул руль и направил свой автомобиль прямо на «Форд», намеренно проехав по касательной так, чтобы снести его боковое зеркало с характерным хрустом.
Это не было вандализмом. Это был месседж. «Я вас вижу. И я не собираюсь просто так бежать».
Пока они отпрыгивали в сторону, я рванул в узкий переулок, куда их широкая машина вряд ли бы протиснулась. Мой «Шеви», узкий и юркий, пролетел там, задевая зеркалами и боками мусорные баки. В зеркале я увидел, как «Форд» попытался сунуться за мной, но не рискнул, почти уткнувшись бампером в кирпичную стену.
Я выехал на следующую улицу и растворился в потоке машин. Сердце колотилось, но на лице была ухмылка. Я их обвел вокруг пальца. Но теперь я знал наверняка — Робертс перешёл от наблюдения к активным действиям. Игра в кошки-мышки закончилась. Началась охота.
ГЛАВА 3: ПРАВИЛО ДЕТЕКТИВА
Но как сделать так, чтобы эти копии сработали? Как заставить кого-то в них поверить?
Я направился к офису старого Макса «Типографа» Кормана, криминального репортёра-параноика. Его привычка — никогда не брать информацию из рук. Только через анонимные каналы. И он знал один секрет о Робертсе, о котором мало кто догадывался.
В соседнем кафе я воспользовался бесплатным wi-fi. Но не стал отправлять просто копии страниц. Вместо этого я написал короткое сообщение:
«Макс. Проверь счета в порту. Столбцы 4B, 7C, 7D и 11F. Строки 13M, 14М и 21N. Сравни с отчётами о поставках за последние 10 лет. Ищи «Зонтик». Тот самый.»
«Зонтик» — это был старый, ещё наш с Джеком, оперативный псевдоним Робертса. Мы называли его так за привычку прятаться от ответственности. Макс это знал — я сам продал ему эту информацию за бутылку дорогого виски лет пять назад.
Фото самих страниц я не отправлял, отправил только намёк. Путеводную нить. Такой опытный журналист, как Макс, увидев код «Зонтик», понял бы, что это серьёзно. А цифры и буквы — это координаты в финансовых документах порта, которые он мог проверить самостоятельно. Если он найдёт нестыковки — а он найдёт, я в этом не сомневался — у него появятся вопросы. И тогда он начнёт копать. Уже без меня.
Выйдя на улицу, я набрал номер Робертса, предварительно скрыв свой номер телефона.
— Капитан, — сказал я. — Макс Корман скоро получит интересную информацию. Анонимно. И у него уже есть ниточка, чтобы распутать весь клубок. Оригинал тетради в надёжном месте. Тронешь меня — и он станет достоянием общественности. Ты в клетке, Фрэнк.
Я положил трубку. Теперь Робертс не мог просто уничтожить тетрадь. Потому что угроза исходила не от физического предмета, а от информации, которая уже начала утекать. И остановить эту утечку он мог, только убрав меня, но это лишь ускорило бы развязку. Ему было хорошо известно Правило детектива: «Страховка и еще раз страховка» или «Убей Рика — и завтра эту информацию напечатают все газеты». Робертс не может рисковать. Мое убийство не уничтожит тетрадь, а, наоборот, станет спусковым крючком для её обнародования. Мёртвый Рик становится для него гораздо большей угрозой, чем живой.
Робертс не знает наверняка, где оригинал. Активные поиски тетради с обысками и пытками создают много шума. Это привлекает внимание других копов, ФБР, прессы. Робертс готовится к выборам в шерифы, ему нужна тишина.
Пока я жив, есть хоть какой-то шанс выведать, где спрятан оригинал, или хотя бы понять, кому я его передал. Убив меня, Робертс навсегда потеряет эту нить и остаётся в подвешенном состоянии, в страхе, что в любой день может грянуть гром.
Я сел в свою тачку и поехал прочь. Важная часть тетради была в шкафчике в прачечной. Ключ — у меня в кармане. А семя сомнения о «Зонтике» было посеяно в голове у самого опасного журналиста города. Игра шла на моём поле.
Звонок раздался как раз в тот момент, когда я собирался залить в себя третью за день порцию кофе, по консистенции и вкусу напоминавшего жижу из радиатора моего «Шеви». Я посмотрел на номер. Неизвестный. Но кто же ещё?
— Варгас, — я не стал представляться полностью. Пусть гадают, застали они меня врасплох или я уже успел надеть чистые носки в ожидании их звонка.
— Наивный трюк, Рик, — голос Робертса был холодным и ровным, как лезвие гильотины. — Думаешь, какой-то алкоголик-журналист напугает меня? У Макса Кормана завтра утром не останется ни работы, ни зубов.
— О, Фрэнк, — я с наслаждением прихлёбывал свою бурду. — Я и не надеялся, что он тебя напугает. Он — просто дымовая завеса. Настоящий фокус в том, чтобы лев смотрел в другую сторону.
На другом конце провода повисла пауза. Я почти слышал, как шестерёнки в его голове, привыкшие к прямолинейному полицейскому насилию, скрипят, пытаясь понять, куда же ему надо смотреть.
— Что ты хочешь? — наконец выдавил он. В его голосе впервые зазвучала не злоба, а усталость. И это было музыкой.
— Я хочу сыграть с тобой в одну игру, капитан. Она называется «Правда или последствия». Я задаю тебе вопрос, а ты отвечаешь честно. За каждый честный ответ я не отправляю в редакцию очередной кусочек нашего с тобой общего пазла. Начинаем с лёгкого. Кто настоящий заказчик убийства Джека? Ты — исполнитель. Кто стоял за тобой?
Я мог поклясться, что услышал, как он сглотнул. Тишина затянулась. Я уже собрался положить трубку, решив, что он выбрал «последствия», когда он прошипел одно имя:
— Мэтр Доменик.
У меня в ушах зазвенело. Судья Лоренцо Доменик. Человек с лицом святого и репутацией белее белого. Он председательствовал на десятках процессов против портовой мафии. Он же и был её настоящим боссом. Вот это поворот. Джек накопал не на коррумпированного копа, а на самого святого-грешника в судебной системе города.
— Вот видишь, как просто, — сказал я, чувствуя, как у меня под ложечкой замирает знакомое щемящее чувство, предвещающее большие проблемы. — Спасибо за сотрудничество. Твоя тайна в безопасности. Пока что.
Я положил трубку и задумался. Шкафчик в прачечной был надёжным укрытием, но ненадолго. Робертс уже кинул все силы на его поиск. Нужно было переместить оригинал. Но куда? Все мои «надёжные» места были известны. Все, кроме одного.
Я сел в «Шеви» и поехал на старое кладбище «Эвергрин». Я поехал туда не для сентиментальностей. Я поехал по делу.
Ещё год назад я помог одному гробовщику, которого шантажировали. В благодарность он показал мне один из старых склепов семьи Вандербилтов, который не использовался с пятидесятых годов. Заброшенный, пыльный, с гробом, в котором уже давно никто не лежал. И с потайной нишей в полу, куда скорбящие родственники когда-то прятали фамильные драгоценности от мародёров.
Дождь лил как из ведра, когда я, озираясь, скользнул внутрь. Через десять минут тетрадь, завёрнутая в непромокаемый брезент и упакованная еще для надежности в полиэтиленовый пакет, лежала в той самой нише, придавленная парой кирпичей. Идеально. Кто станет искать доказательства против судьи в гробу его давно умершего тестя? Ирония ситуации была бы оценена по достоинству самим Джеком.
Выйдя на улицу, я почувствовал себя увереннее. Теперь у меня была настоящая страховка. Но этого было мало. Мне нужен был союзник. Не журналист, а кто-то внутри системы. Кто-то, кому Доменик перешёл дорогу.
И тут я вспомнил. Молодой, амбициозный помощник прокурора, которого Доменик публично унизил и «сослал» в отдел по мелким правонарушениям за то, что тот посмел задавать очень неудобные вопросы по одному из дел. Итанель «Эл» Торрес. Парень с горящими глазами и стальными кулаками.
Я нашёл его поздним вечером в спортзале, где он вымещал свою злость на боксёрской груше.
— Торрес, — окликнул я его. — Хочешь получить шанс расколоть орех, который ты даже не мечтал достать?
Он обернулся, неторопливо снял перчатки. Его взгляд был острым, как бритва.
— Варгас? Слышал, ты копаешься в старом дерьме с Гаррисоном.
— Не просто копаюсь. Я уже почти докопался до золотого слитка. И он пахнет судейской мантией.
Я не стал рассказывать ему о тетради, а показал ему ключ от шкафчика №7.
— В прачечной на 5-й авеню лежит конфетка. Возьми её, и у тебя будет достаточно фактов, чтобы отправить Доменика в камеру к тем, кого он сажал.
Торрес посмотрел на ключ, потом на меня. В его глазах загорелся тот самый огонь, который когда-то был и в моих. Огонь, который либо освещает путь, либо сжигает всё дотла.
— Почему я? — спросил он.
— Потому что ты единственный, кого он боится, — соврал я. — Он боится тех, кому нечего терять. А у тебя, Эл, карьера уже в дерьме. Тебе осталось только отомстить.
Торрес, молча, взял ключ. Я развернулся и пошёл прочь. Теперь у Доменика и Робертса было две проблемы: я, который постоянно ускользал от слежки, и Торрес, которого они не воспринимали всерьёз. Идеальная комбинация.
Через полчаса мой телефон снова завибрировал. Сообщение с незнакомого номера: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
Сообщение повисло в воздухе, словно запах дорогих духов после ухода незнакомки – маняще и опасно. Я посмотрел на телефон, потом мысленно на Торреса, который в этот момент должен был уже подъезжать к прачечной.
Мой собственный «Шеви» в этот момент издал особенно жалобный скрип, будто предупреждая: «Рик, друг, тут пахнет жареным, и это не твой вкусный тост с сыром» и по моему требованию притормозил у тротуара.
Я набрал номер Торреса.
– Эл, не суйся внутрь, – бросил я в трубку, не здороваясь.
– Слишком поздно, Варгас, – его голос был сдавленным. – Я уже здесь. И здесь пусто. Взломано.
Вот чёрт. Значит, сообщение было не блефом.
– Осмотрись, – приказал я. – Ищи хоть что-то. Окурок, пуговицу, жвачку наконец.
Я слышал, как он ходит по кафельному полу.
– Ничего… Стой. На полу возле шкафчика есть что-то.
– Что?
– Фантик. «Мятная прохлада». Обёртка лежит на полу.
У меня в груди что-то ёкнуло. Леон Дюваль… Его дочь, Лиза…
– Всё понятно, – проворчал я. – Возвращайся. Наша птичка улетела, и у неё наш червячок в клюве.
Я уже собирался положить трубку, как услышал в ней резкий, отрывистый вскрик Торреса:
– Черт! Варгас! — И еще пару непечатных выражений.
Звон разбитого стекла, и затем – неприкрытый, утробный рёв автоматной очереди. Не пистолет-пулемёта, а именно автомата. Калаш. Звук, который не спутать ни с чем. Профессионалы. Доменик не стал экономить.
– Торрес! – закричал я в трубку.
В ответ – лишь короткие, хлёсткие хлопки выстрелов. Ответный огонь. Эл не растерялся.
Я рванул с места, выжимая из «Шеви» все соки. Он визжал, как подстреленный кабан, но нёсся в сторону прачечной. Потерять Торреса сейчас – значит потерять всё или почти все. И, что важнее, похоронить последнюю каплю чести, которая во мне ещё оставалась.
– Держись, я уже близко! – крикнул я в телефон, бросив его на пассажирское сиденье.
Подъезжая, я увидел адскую картину. Чёрный фургон с затушенными фарами стоял наискосок, перекрывая выезд с парковки. Двое в чёрных балаклавах, пригнувшись, вели шквальный огонь по окнам и двери прачечной. Стеклянная витрина давно превратилась в кружево. Из-за груды развороченных стиральных машин изредка отвечал Торрес – видимо экономя патроны.
Мой «Шеви» врезался в их стройную операцию, как пуля в стену патоки. Я не стал останавливаться и резко вывернув руль, протаранил бампером открытую дверцу фургона, прижав одного из стрелков. Второй отпрыгнул, развернув ствол в мою сторону.
Окно моего автомобиля разлетелось осколками. Свинцовый шквал прошил боковину, разворотил приборную панель. Я рухнул на сиденье, чувствуя, как осколки стекла впиваются в щёку. Из динамиков послышался треск – пуля угодила в магнитолу. Она исполнила последнюю в её жизни песню.
– Варгас! – услышал я голос Торреса. Он воспользовался заминкой, чтобы сменить позицию.
Я распахнул дверь и вывалился на асфальт, достав из-за пояса свой «Кольт». Бежать было некуда. Позади – глухая стена. Впереди – два профессионала с автоматами. Лучшие условия для самоубийства.
Один из них, тот, что отскочил от фургона, двинулся ко мне, прицеливаясь. Его напарник, придавленный дверью, пытался выбраться. Я приподнялся и послал две пули в сторону идущего. Промах. Но он залёг.
В этот момент Торрес проявил себя. Он не стрелял. Он метнул что-то блестящее. Зажигалку. Она, описав дугу, угодила прямо в лужу бензина, растёкшуюся из пробитого бака фургона.
Огненный смерч с грохотом взметнулся к небу. Фургон окутало пламенем. Тот, что был придавлен, закричал – коротко, пронзительно, и потом умолк. Второй, швырнув в меня на мгновение взгляд, полный чистой ненависти, отступил в дымную завесу. Секунда – и его не стало.
Я поднялся, отряхиваясь. Торрес уже стоял рядом, его лицо было бледным, но руки не дрожали. Он смотрел на горящий фургон.
– Доменик не шутит, – произнёс он хрипло.
– Это была не шутка, Эл. Это – объявление войны.
Вдалеке уже завывала сирена. Мы посмотрели друг на друга. Двое банкротов у костра, который сами и разожгли.
– Поехали, – сказал я. – Пока копы не начали задавать глупые вопросы.
Мы втиснулись в изрешечённый, но всё ещё живой «Шеви». Он, к моему удивлению, завёлся. Видимо, смерть ему была не по карману. Впрочем, как и мне. Ночь обещала быть томной.
ГЛАВА 4: КУКЛА С ГВОЗДЯМИ
«Шеви», пыхтя и стреляя в потусторонний мир клубами сизого дыма, отъехал от места бойни на пару кварталов и вполз в тёмную подворотню за закусочной «Джимми». Запах гари, пороха и страха прочно въелся в салон, вытеснив привычные ароматы старых сидений.
Я заглушил двигатель. Наступила тишина, которую резало лишь наше тяжёлое дыхание и шипение дождевых капель на раскалённом капоте.
– Ну что, Эл, – я вытер с виска смесь пота, крови и дождевой воды. – Весело?
Торрес сидел, все еще сжимая с силой свой пистолет. Он смотрел прямо перед собой, но видел, вероятно, то пламя, что поглотило одного из нападавших.
– Они знали, Варгас. Они пришли именно за мной.
– Не льсти себе, – я достал из бардачка сплюснутую пачку «Тетон» и сунул одну уцелевшую сигарету в рот. Рука дрожала ровно настолько, чтобы это было заметно только мне. – Они пришли за тем, кто полезет в тот шкафчик. Ты был на крючке с той секунды, как взял ключ.
– Но как они узнали? – Торрес повернул ко мне взгляд, в котором бушевала смесь ярости и непонимания. – Мы встретились в спортзале, я никому не звонил… Это невозможно!
– Возможно, – я резко выдохнул дым. – Доменик – не уличный бандит. У него свои люди в прокуратуре, в полиции, черт возьми, может, даже в кафе на углу. Ты для него – гвоздь, который начал торчать не с той стороны. Он просто вбил его обратно. Молотком из плоти и крови.
– Значит, я был приманкой? – в голосе Торреса зазвенела сталь.
– Похоже на то, – кашлянул я. – Они надеялись, что я приду тебя выручать, и прихватят нас обоих. Но ключ… ключ был не билетом к правде, а пропуском на свою же похоронную церемонию. И его у нас кто-то вытащил из кармана.
Я показал ему на своём телефоне то самое сообщение: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
– Видишь? Человек не хвастается. Это не их стиль. Сообщение прислал кто-то другой. Тот, кто оказался умнее нас всех.
– Кто? – уставился на меня Торрес.
– Девушка. Лиза Дюваль. Дочь того фотографа, которого убили из-за этих чёртовых снимков.
– И как она...?
– Догадалась? – я горько усмехнулся. – Да очень просто. Она следила за мной. С того самого момента, как я пришёл к ним в квартиру. Она увидела во мне причину смерти отца. И когда ты, такой весь из себя решительный, понёсся к прачечной, она уже была там. Наверняка пристроилась где-нибудь в тени, с биноклем. Ждала.
– Ждала чего?
– Ждала, когда появится тот, кому этот шкафчик нужен больше жизни. Она не знала, что там внутри. Но она знала, что это как-то связано с отцом. И она просто… опередила тебя. Вошла, вскрыла замок – её отец был параноиком, наверняка научил её каким-то фокусам – и забрала всё. А потом оставила нам записку. Эту самую мятную обёртку. Она знала, что я пойму. Она играет с нами, Эл. Дочь старого фотографа, который пасся за всеми нами с телеобъективом, научилась кое-чему.
Торрес молча переваривал эту информацию.
– Значит… теперь у неё тетрадь? Или то, что от неё осталось?
– У неё – власть, – поправил я. – У неё – козырь, о котором никто не знает. И она, в отличие от нас, не связана никакими правилами. Она мстит всем сразу: и Доменику, и Робертсу, и мне. Она сталкивает нас лбами, как расшалившийся мышонок, который подложил свинью дерущимся котам.
– И что мы будем делать? Бежать?
– Бежать? – я фыркнул и завёл двигатель. «Шеви» вздрогнул, кашлянул, но подчинился. – Нет. Мы уже прошли точку невозврата, когда ты поджёг тот фургон. Теперь мы не бежим. Мы наносим ответный удар. Но сначала нам нужно найти её. Быстрее, чем это сделают Доменик или Робертс. Потому что, если они найдут её первой, эта история закончится ещё одним «несчастным случаем».
– И как мы её найдём?
– Её отец был фотографом-параноиком. У него должны были быть тайные убежища, лаборатория. Ты, – я слегка хлопнул Торреса по плечу — копни в своих архивах. Все старые дела, связанные с Леоном Дювалем. Все его адреса, все контакты. А я… я поговорю с людьми, которые знали его в те времена, когда он снимал не преступления, а свадьбы. Кто-то да должен знать, куда могла податься его дочь. А Доменику мы нанесем ответный удар.
– С чего? – он развёл руками. – У нас нет тетради. Нет оригинала. Есть только дыры в твоей машине и моя испорченная репутация.
– Ошибаешься, – я потушил окурок в переполненной пепельнице. – У нас есть кое-что поважнее. У нас есть имя. «Мэтр Доменик». И у нас есть понимание, что он нас боится. Достаточно, чтобы прислать отряд ликвидаторов. Мы тронули его за живое.
– И что мы будем делать с этим именем? Пойти и спросить у него?
– Именно так, – я встретил его изумлённый взгляд. – Только не спросить. Мы пойдём и предъявим счёт. Но не напрямую. Мы ударим по его репутации. Это для таких, как он, страшнее пули. У Доменика есть слабость. Он не бог. Он – федеральный судья. И его сила в том, что все думают, будто он безупречен. Мы должны показать всем, что это не так.
– Как? – Торрес смотрел на меня с новым интересом.
– Ты же помощник прокурора, черт возьми! – я ткнул пальцем в его грудь. – Вспомни! У него были дела, которые он замял. Подозрительные решения, которые все списали на его «безупречную логику». Найди их. Копни в архивах. Ищи всё, что связано с портом, с Робертсом, с делами десятилетней давности. Он не мог всё замести идеально. Должно же что-то остаться.
– А ты? – спросил Торрес.
– Я, – я вывел машину из подворотни и направился в сторону центра, – найду ту, кто сейчас держит в руках нашу бывшую страховку. Найду Лизу Дюваль. Потому что если Доменик боится нас, то её он, наверное, тоже боится, как чёрт ладана. И, возможно, именно она сейчас – самый опасный игрок за этим столом.
Мы ехали молча, каждый обдумывая свой путь в аду. Двое банкротов, один на колёсах, другой – с разряженным пистолетом и горьким прошлым, оба с пустыми карманами и призраком девушки с мятной конфетой в качестве проводника. Но впервые за долгое время у меня не было желания выпить. Ум был холодный, ясный. И было странное чувство – не надежды, нет. Но предвкушения финального раунда.
Охота продолжалась. Охота на самого опасного зверя в нашем мире – на призрака из прошлого, который решил, что теперь его очередь диктовать правила. Но сейчас охотники и жертвы поменялись ролями.
****
Тем временем, в заброшенной фотолаборатории на окраине города, куда отец когда-то водил её ребёнком, Лиза Дюваль при свете красной лампы листала те самые листы тетради. Её лицо, освещённое снизу, было серьёзным. Она не была ни на чьей стороне. Она была на стороне своего отца.
Она видела, как Рик Варгас пришёл к ним, и вскоре после этого её отца убили. Она видела, как тот же Варгас привёл к их разгромленной квартире полицию. Для неё цепочка была простой: Варгас -> смерть отца. И теперь у неё в руках было то, что так важно Варгасу и тем, кто за ним охотится. Это была её валюта. Её месть. Её способ заставить всех этих больших шишек плясать под её дудку.
Она достала и вставила одноразовую симку в телефон и отправила ещё одно сообщение, но на этот раз не Рику. Она отправила его на номер, который за большие деньги выудил для неё один ушлый хакер. На номер судьи Лоренцо Доменика.
«У меня есть то, что Вам нужно. Если хотите, чтобы Ваши друзья в порту не стали главными героями вечерних новостей, жду звонка. Цена – имя человека, который отдал приказ убить Леона Дюваля.»
Она сталкивала лбами всех: и Рика, и Робертса, и Доменика. Она была мышью, которая решила устроить бой между котами.
***
В своём роскошном кабинете Доменик получил сообщение. Его лицо, обычно бесстрастное, исказилось гримасой гнева. Он понял, что тетрадь не у Робертса и не у Варгаса. Появился новый игрок. Анонимный. И поэтому самый опасный.
Он набрал номер Робертса.
– Капитан, – голос его был тихим и шелковистым, как шепоток маньяка. – Похоже, на то, что кто-то новый и очень наглый пытается стащить главное блюдо с нашего стола. Найдите его. И убедитесь, что у этого «кого-то» не останется аппетита на всю оставшуюся короткую жизнь.
***
Предрассветный сумрак застал меня пьющим кофе в своём офисе и разглядывающим пятно на потолке. Теперь оно напоминало мне не бывшего шефа, а силуэт девушки с мятной конфетой в руке. Игра действительно продолжалась. Но правила изменились. Игроки поменялись местами. И теперь я, капитан Робертс и всесильный судья Доменик были всего лишь пешками в игре той, которая мстила за своего отца.
Я достал свою записную книжку и написал на чистой странице: «Леон и Лиза Дюваль. Привычка: мятные конфеты». И обвёл это в кружок.
Охотиться приходится за призраком. А призраки, как известно, самые опасные противники. Их нельзя пристрелить, нельзя посадить в тюрьму. Их можно только попытаться понять. Или присоединиться к ним.
ГЛАВА 5: ЧИСТИЛЬЩИК
Дождь, наконец-то, стих, оставив после себя город, вымытый до грязного блеска, но не способный отмыть ощущение, что я загнан в ловушку. «Шеви», припаркованный в тёмной подворотне, дымился, как загнанный зверь. Я сидел за рулём, а Торрес — на пассажирском сиденье, и между нами зияла целая пропасть невысказанных подозрений.
Наши поиски шли параллельно, как мы и договорились. Я искал Лизу, прочёсывая старые связи её отца среди гиков, фотографов и параноиков. Торрес, используя свой служебный доступ, поднимал архивы с информацией на Доменика и Дюваля. Мы назначили эту встречу, чтобы поделиться результатами. Место выбрал я — промышленная зона у заброшенного элеватора. Казалось, безопасно.
— Ничего, — мрачно сказал я, разминая онемевшие пальцы. — Старая лаборатория отца разгромлена. Но пара её знакомых говорит, что Лиза появлялась в городской библиотеке, штудировала микрофильмы и оцифрованные таможенные архивы. Не фотографии. Она ищет не людей. Девушка ищет схемы.
Торрес кивнул, не отрываясь от экрана своего защищённого планшета.
— По Доменику… есть интересное. За последние десять лет он трижды закрывал дела о контрабанде, которые курировал Робертс. Формально — за недостатком улик. Но в одном деле сгорел склад с вещественными доказательствами. В другом — пропал ключевой свидетель. Слишком много «совпадений» для одного судьи. И ещё… — он сделал паузу, как бы колеблясь. — Есть намёки на его связи не с местными боссами, а с лоббистами из Вашингтона. Один фонд, «Американский вектор», фигурирует и в финансировании его избирательной кампании, и в отмывке портовых денег по схемам из тетради.
Это было уже слишком масштабно для простой мести. Это пахло системой.
— Значит, мы тронули не просто коррумпированного судью, а винтик в большой машине, — пробормотал я.
— Машина не любит, когда её винтики начинают скрипеть, — холодно констатировал Торрес.
Именно в этот момент я почувствовал старый, знакомый зуд между лопаток. Инстинкт. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Подворотня была пуста. Но на противоположной стороне улицы, в тени вывески сгоревшего магазина, стоял тёмный седан. Без огней. Его точно не было здесь, когда мы приехали.
Почему я его не заметил раньше? И я не слышал, как он подъехал!
— Эл, — тихо сказал я, не меняя позы. — Ты никому не говорил, куда мы едем?
Он на мгновение оторвался от планшета, встретил мой взгляд.
— Нет. А что?
— У нас компания. Чёрный седан, в сорока метрах, в тени вывески «Луис Авто».
Торрес, не оборачиваясь, поправил зеркало на своей стороне. Его лицо стало каменным.
— Вижу. Один в машине?
— Похоже, что да. Но почему он здесь?
Ответ пришёл мгновенно и неприятно. Возможностей было две:
1. Меня выследили.
2. Нас выследили через Торреса. Через его планшет, телефон или… потому что он сам привёл их сюда.
Я посмотрел на его планшет. Светящийся экран в темноте салона был как маяк.
— Выключи это, — резко сказал я.
Он нажал кнопку. Но было поздно. Дверь седана со стороны водителя тихо открылась. Вышел человек в тёмном плаще, движения собранные, профессиональные. Он сделал два шага в нашу сторону и замер, поднеся руку к уху. Он докладывал!
В этот момент из-за угла выехал ещё один автомобиль, перекрыв единственный видимый выезд из подворотни.
— Врёшь ты, Торрес, — выдохнул я, и моя рука уже сама потянулась к «Кольту» в кобуре под мышкой. — Ты их привёл.
В его глазах не было ни удивления, ни страха. Была лишь холодная концентрация. Он не стал отрицать.
— Это не личное, Рик. Ты полез не в своё дело. Ты вскрыл гнойник, из которого течёт не гной, а радиация. Меня наняли, чтобы локализовать заражение.
— Чистильщик, — прошипел я. Всё встало на свои места. Его идеальная выдержка в перестрелке, его доступ к архивам, его слишком удобное появление именно тогда, когда всё пошло под откос.
— Сдавайся, — сказал Торрес, и его рука тоже исчезла из виду, наверняка сжимая рукоять пистолета. — Отдашь тетрадь и девочку — можешь уйти. С новым лицом и в новую жизнь.
— Как Дюваль? — я фыркнул. — Нет уж. Я уже видел, как ваша «новая жизнь» выглядит со стороны.
— Выхода нет, — констатировал Торрес, но в его голосе я уловил странную нотку. Не триумфа, а… усталости? Или это был приём?
Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Человек в плаще уже был в нескольких шагах от нас. Вторая машина развернулась в нашу сторону ослепляя фарами. Игра в кошки-мышки закончилась.
Внезапно, откуда ни возьмись, в лобовое стекло первого седана ударил ослепительный луч мощного фонаря. Откуда-то сверху, с крыши соседнего здания. Затем свет ударил прямо в лицо вышедшему оперативнику, ослепляя его. Одновременно с крыши в сторону новоприбывшей машины полетела дымовая шашка, с шипением разбрасывая едкое облако.
Кто бы это ни был. Я мысленно поблагодарил бога о его своевременном появлении.
Хаос был моим единственным шансом.
— А вот и нет! — я рванул рычаг КПП и, включив заднюю передачу, вдавил газ в пол.
«Шеви» взвыл и рванул назад, в глубь тупиковой подворотни, прямо на забор из сетки-рабицы. Старая, ржавая конструкция с треском поддалась под напором бампера. Мы выкатились на небольшой пустырь, усеянный хламом.
— Держись! — крикнул я Торресу, разворачиваясь, хотя сейчас меньше всего хотел, чтобы он держался. Но он был в моей машине, и его пуля в спину мне была не нужна.
Мы мчались по пустырю, подпрыгивая на кочках. В зеркале я видел, как из подворотни выскакивает седан, объезжая дымовую завесу. Погоня началась.
Я нырнул в лабиринт узких проездов между складами, где у моего юркого «Шеви» было преимущество перед их более крупными машинами. Пули щёлкнули по металлу крыши, разбили боковое стекло с пассажирской стороны. Торрес, пригнувшись, достал свой пистолет, но выстрелил не в меня. Он выстрелил в преследующий седан, пытаясь попасть в шину. Или делая вид.
— Поворачивай налево на следующем перекрёстке! — скомандовал он неожиданно.
— Что?!
— Я знаю этот район! Там старая пожарная лестница на крышу. Они не проедут! ДОВЕРЯЙ МНЕ!
В его голосе была такая отчаянная убедительность, что я, проклиная себя, повернул. Он мог вести нас в ловушку. Но альтернатива — быть расстрелянным в тупике — была хуже.
Мы вылетели на более-менее освещённый проезд и резко свернули в очередной — и тут упёрлись в высокий забор. Тупик. Предатель!
Я повернулся, чтобы всадить ему пулю между глаз, но Торрес уже распахивал дверь и выскакивал наружу.
— На крышу! Быстро!
Он побежал к забору, где и правда висела полу-оторванная пожарная лестница. Это не было похоже на бегство. Это был… план? Секунду я колебался, слыша за спиной рёв двигателей преследователей. Потом вывалился вслед за ним.
Мы вскарабкались по шатающейся лестнице на плоскую крышу одноэтажного склада. Снизу уже раздавались крики, хлопали двери машин. Торрес, как только мы оказались на крыше, развернулся и выстрелил, отстрелив верхние крепления. Конструкция с грохотом рухнула вниз, отрезая нас от погони на несколько драгоценных минут.
Мы стояли на крыше, каждый в своей игре, глядя друг на друга и тяжело дыша. Со всех сторон нас окружали складские здания. Мы были, как на ладони.
— Зачем? — спросил я, не опуская пистолет.
— Потому что я не чистильщик для таких, как ты, — выдохнул Торрес, и в его глазах впервые мелькнуло что-то человеческое. Раздражение? Усталость? — Я — спец по утечкам. Моя задача была наблюдать за Домеником. Он наш актив, который вышел из-под контроля. Твоё расследование вскрыло его, и это было на руку моим работодателям. Но теперь… — он махнул рукой в сторону улицы, где мелькали огни. — Теперь они хотят зачистить всё. Включая тебя, девочку и меня, если я не справлюсь. Я не веду их к тебе, Варгас. Я пытаюсь выжить. И для этого мне нужна тетрадь и девочка как козырь.
Он говорил правду? Или это была идеальная ложь, чтобы завладеть и тем, и другим? В его глазах читалась искренность загнанного в угол профессионала.
Снизу донёсся звук выстрелов и звук разбитой двери, что вела в склад и на крышу изнутри здания. Они не стали ждать.
— Бежим, — сказал я. — Разберёмся потом.
Мы перебежали на соседнюю крышу по импровизированному мосту из старой железной балки. А потом на следующую. Мы были двумя крысами в каменных джунглях, а за нами охотились кошки с тепловизорами и автоматическим оружием.
Наш побег прервало рычание мотороллера, внезапно вынырнувшего из-за угла здания внизу. На нём, в чёрном капюшоне, сидела девушка. Она скинула его, и в свете луны я увидел её лицо — не испуганное, а яростно-сосредоточенное. Лиза!
— Прыгайте! На балкон! И за мной! — крикнула она, указывая на старый аварийный балкончик в двух метрах ниже нас.
Это было безумие. Но безумие было нашим единственным союзником. Мы прыгнули, с грохотом обрушившись на прогнившие доски. Лиза, не теряя ни секунды, рванула вперёд. Мы бежали за ней по тротуару, пока она не заглушила мотороллер в тёмном проёме, ведущем в систему ливнёвок.
Спустившись в сырой, пахнущий плесенью коллектор, мы остановились, чтобы перевести дух. Грязные, в синяках, но живые. Теперь нас было трое: детектив-неудачник, мстительная дочь и перебежчик из системы, в правдивости слов которого нельзя было быть уверенным ни на грош.
Лиза смотрела на Торреса с таким ледяным презрением, что, казалось, воздух покроется инеем.
— Он с ними, — сказала она сухо.
— Возможно, — согласился я. — Но сейчас он с нами. И у него есть информация. И, кажется, общие враги.
Торрес вытер с лица грязь.
— У нас нет времени выяснять отношения. Они используют все ресурсы. Это не полиция. Это контрактники из частной военной компании, которые работают на моих бывших хозяев. Они не остановятся. Нам нужно не просто прятаться. Нам нужно нанести ответный ощутимый удар. И для этого нужна ваша информация, — он посмотрел на Лизу. — И ваши отцовские архивы.
Мы стояли в темноте, трое самых неожиданных союзников, которых только мог породить этот проклятый город. Доверять было нельзя никому. Но и выбора не было. Охота вступила в новую фазу — не просто за правдой, а за выживанием против машины, которая только что показала свои истинные масштабы и беспощадность.
ГЛАВА 6: НЕВОЛЬНЫЕ СОЮЗНИКИ
Мы выбрались из коллектора через полуразрушенный дренажный люк на окраине промзоны.
— Мне нужно срочно проверить одну догадку — соврал я, прощаясь — буду осторожен, чего и вам желаю, раз уж мы волею судьбы оказались в одной подводной лодке. Встречаемся завтра в пансионате для престарелых актёров «Сансет Виста» в 10 утра. Там и обсудим план нашей орлиной атаки.
Это было место, где прошлое всегда ярче настоящего, а странности списывались на возраст. Старая подруга моей бабушки, миссис Элси, всё ещё жившая там, за небольшую плату и пару бутылок хорошего бренди всегда была готова предоставить мне пустующую комнату покойного супруга.
На самом деле мне было нужно поскрипеть своими уставшими извилинами без помех со стороны. В мой офис было идти опасно.
Моим новым временным убежищем стал заброшенный мотель «Сан Палмс», чьи вывески давно потухли, а бассейн зарос тиной. Я занял номер на втором этаже, с выбитым окном, занавешенным грязным брезентом.
Итак, что же делать дальше?
Это был не вопрос. Это был вызов. И ключ от ответа лежал не в прошлом, а в цифрах, которые я до сих пор игнорировал, считая бухгалтерской мутью. Присев на полуразвалившуюся кровать, я снова раскрыл фотографии страниц тетради на телефоне. Не суммы и не списки контрабандного товара. Колонки с датами, номерами судов, контейнеров. И странные, ни к чему не привязанные пометки на полях: «Гроза», «Патриот», «Феникс-2», «Восход-17». Слишком поэтично для Робертса. Системно для обычного отката. Я чувствовал, что разгадка очень близка, но она меня пугала еще больше.
После сумасшедшей ночи скрипучая кровать показалась мне периной, я и не заметил, как уснул.
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Неизвестный номер, но с кодом 202. Вашингтон.
— Варгас, — сказал я, отключая всякие эмоции.
— Мистер Варгас, — голос был вежливым, гладким, без единой шероховатости. Голос человека, который привык, чтобы его слушали. — Меня зовут Эдриан Фостер. Я представляю интересы одной группы лиц, весьма заинтересованных в сохранении… общественного спокойствия.
— Поздравляю, — проворчал я. — А я представляю интересы своего желудка, и ему сейчас очень неспокойно.
Лёгкий, почти искусственный смешок в трубке.
— Остроумно. Я ценю прямоту. Поэтому буду прям: вы и ваша юная подруга заполучили некий предмет. Дневник капитана Робертса. В нём содержится информация, которая в неверных руках может быть истолкована превратно и причинить вред национальной безопасности.
— Национальной безопасности? — я не сдержал саркастического фырканья. — Вы хотите сказать, что контрабанда сигар и китайских подделок в порту Лос-Анджелеса — это дело ФБР и ЦРУ?
— Я хочу сказать, что некоторые операции под прикрытием, связанные с контролем над цепочками поставок, могут иметь широкий контекст, — его голос не дрогнул. — Контекст, который вам, мистер Варгас, не нужно понимать. Нужно лишь принять решение.
— Какое? — хотя я уже знал ответ.
— Передать оригинал дневника и все копии. В обмен вам и мисс Дюваль будет предоставлена новая идентичность, переезд в другой город или даже страну и сумма, достаточная для комфортной жизни вдали от… всего этого.
— А Доменик? Робертс? — спросил я, уже играя роль простака.
— Правосудие найдёт свой путь. Но оно должно идти своим, зачастую закрытым, курсом. Вы же не хотите помешать правосудию?
Угроза повисла в воздухе, сладкая, как сироп, и удушающая, как петля. Они предлагали не сделку. Они предлагали капитуляцию. Стирание.
— Мне нужно подумать, — сказал я.
— Конечно. У вас есть двадцать четыре часа. После чего предложение теряет актуальность, а ваши проблемы могут… умножиться.
Кстати, ваше упрямство уже привело к печальным последствиям, мистер Варгас. Капитан Робертс, к сожалению, не смог жить с грузом своей вины. Его вчера нашли в кабинете с пистолетом в руке и предсмертной запиской о признании в коррупции. Надеюсь, вы и мисс Дюваль окажетесь благоразумнее. Ожидаю звонка на этот номер.
Связь прервалась. Я сидел, глядя на телефон. «Операции под прикрытием». «Контроль над цепочками поставок». Ложь. Хорошо сшитый, дорогой костюм лжи. Но под ним проглядывал ужасающий силуэт правды: Робертс уже мертв. Доменик — всего лишь пешка. Может, и важная, но пешка. А тетрадь была ключом не к его падению, а к чему-то большему. И я со все большей тревогой начал догадываться к чему.
Мне нужна была Лиза. Не как союзник, а как расшифровщик. Её отец был параноиком-архивариусом. Если, где и была ниточка, то у неё.
Найти её оказалось проще, чем я думал. Я пошёл от противного. Куда сбежит умная девушка, которую все ищут? Туда, где её искать не будут. Город уже накрывал настырный вечер, когда я поехал в самую престижную библиотеку города, в тихий зал редких книг и микрофильмов. И нашёл её там, за терминалом в дальнем углу, в очках и парике, из-под которого выбивалась знакомая рыжая прядь. Она изучала оцифрованные архивы таможенных деклараций за последние пятнадцать лет.
— «Мятная прохлада» вредит зубам, — сказал я тихо, садясь рядом.
Она не вздрогнула. Лишь медленно повернула голову. В её глазах была усталая решимость.
— Вы медлительны, мистер Варгас. Я думала, вы придёте раньше.
— Меня отвлекли. Звонили из Вашингтона. Предлагали турпоездку с пожизненным обеспечением «Все включено».
Она слабо улыбнулась и, словно отвечая на мой немой вопрос, продолжила:
— «Феникс-2». Кодовое название для серии контейнеров, которые проходили таможню без досмотра с 2008 по 2012 год. «Восход-17» — это не судно, это маршрут через порт Окленда. Отец не просто снимал преступления. Он вел свое расследование. Он подозревал, что Робертс и Доменик — лишь клапаны. Насос работает где-то в столице.
Она передала мне листок. На нём были распечатаны строки из тетради, связанные стрелками с именами компаний-однодневок, политтехнологов из Вашингтона и номерами предвыборных фондов.
— Они не просто воровали, — прошептала Лиза. — Они финансировали. Избирательные кампании, лоббистов. Это машина, Варгас. И мы с вами пытаемся остановить её, сунув ногу между шестерёнок.
В этот момент в дальнем конце зала появились двое в деловых костюмах. Слишком подтянутые, слишком внимательные. Они не походили на бандитов Доменика. Они походили на аудиторов из ада.
Одним движением я схватил Лизу за локоть, не давая ей обернуться и привлечь внимание.
— Не смотри. Иди спокойно к выходу через отдел картографии, — прошептал я, делая вид, что изучаю корешок старого фолианта. Моя спина горела от воображаемого прицела. — За нами прислали эскорт.
«Аудиторы из ада» двинулись к нам. Их шаги были беззвучны на толстом ковре, но я чувствовал их ритм — ровный, неспешный, неумолимый. Они не ускорялись. Они сокращали дистанцию, просто выбирая оптимальную траекторию между стеллажами.
Мы свернули в лабиринт узких проходов между стеллажами с географическими атласами. Здесь пахло пылью и старым переплётом. Я рискнул бросить взгляд назад. Один из них, с лицом бухгалтера, подсчитывающего чужие долги, говорил что-то в манжет. Вызывал подмогу к другим выходам.
— План “Б”? — выдохнула Лиза, и её глаза метнулись к красной табличке «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД» в конце ряда. Но там нас наверняка уже ждали.
— Нет. Наверх, — я толкнул её к чугунной винтовой лестнице, ведущей на антресольный ярус с кабинками для микрофильмов. Лестница зазвенела под нашими ногами. Снизу донёсся сдавленный крик:
— Они на втором уровне!
Антресоль была полутемной, заставленной старыми проекторами и стеллажами с архивами прессы. Идеальное место для засады. Для нас.
— Тележка! — Лиза указала на ржавую металлическую тележку с папками. Мы толкнули её к единственному проходу между стеллажами, создав временную баррикаду. Раздался звук быстрых шагов по лестнице.
Время кончилось.
И тут Лиза сделала то, чего от неё я не ждал. Она разбила защитное стекло щитка аварийного освещения, находящийся в углу, и дернула рычаг. Основной свет погас. Включилось тусклое пульсирующее аккумуляторное аварийное освещение, что используется при пожарной эвакуации. А затем по антресоли поползли струйки едкого белого дыма. Дымовая шашка. Одна из «игрушек» её отца, всегда лежавшая у неё в рюкзаке на такой случай. Сирена промолчала — только визуальный хаос.
В наступившей темноте, разорванной только мигающими аварийными лампами и ядовитым дымом, я услышал её голос прямо у уха: «В окно!»
Она уже отодвигала тяжёлую старую штору. За ней было огромное арочное окно, а за окном — покатая крыша над входной группой библиотеки, а с неё напрашивался прыжок на тент остановки общественного транспорта.
Это было безумием. Но позади, в дыму, уже звучал сдержанный кашель и осторожные шаги профессионалов, не теряющих голову.
— Пошли! — я снял с ноги тяжёлый башмак и ударил им в угол окна. Стекло, старое и толстое, треснуло паутиной, но не рассыпалось. Лиза, не колеблясь, обернув руку курткой чтобы не пораниться, ударила локтем. С треском окно поддалось.
Холодный ночной воздух ворвался в дымное пекло. Я пропустил Лизу вперёд. Она скользнула на крышу, как тень. Бросив последний взгляд в дымную тьму зала — там мелькнули два нечётких силуэта — я вывалился следом.
Крыша была скользкой от вечерней росы. Мы скатились по ней, цепляясь руками за водосток, и прыгнули на натянутый над остановкой синий брезентовый тент. Он прогнулся, жалобно заскрипел, но к счастью, выдержал.
Внизу на освещённой улице, стоял автобус. Двери только что закрылись, и он начал медленное, тягучее движение, набирая скорость.
Не было времени думать. Мы сползли с тента на асфальт и сделали несколько бешеных шагов вдогонку с криками «Стой!» Водитель, увидев в зеркале две неистовые фигуры, жестикулировавшие в ночи, нажал на тормоз. Двери с шипением открылись.
Мы ввалились внутрь, запыхавшиеся, с дикими глазами. Двери захлопнулись. Автобус тронулся.
Я пробежал в конец салона и через грязное заднее стекло увидел, как из парадных дверей библиотеки выбегают те двое. Они остановились, смотря на уезжающий автобус. Один из них поднёс руку к уху. Они не побежали за нами и даже не выглядели взволнованными, просто отметили наш вектор. И от этого стало ещё холоднее.
Лиза, тяжело дыша, уткнулась лбом в холодное стекло.
— Они вызовут машину. Перехватят на следующей остановке, — прошептала она.
Я кивнул, опускаясь на свободное сиденье. Автобус был нашим ковчегом на десять, может, пятнадцать минут. Потом охота продолжится. Но пока мы двигались. И этого было достаточно.
Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел, чтобы у города не осталось ни одного не промокшего греха. Я сидел в своем офисе, совершая утренний ритуал — цедил кофе, который был настолько безвкусным, что мог сойти за слезы бухгалтера, подсчитавшего мои долги. Пятно на потолке моего офиса, смутно напоминавшее мне профиль бывшего шефа, сегодня казалось особенно зловещим, будто старик, наконец, решил сплюнуть на меня с того света.
Внезапно дверь скрипнула, и на пол бесшумно упал конверт. Без марки, из плотной, дорогой бумаги. Такие используют адвокаты, когда хотят, чтобы ты понял: дело пахнет не только трупом, но и деньгами. Я выглянул за дверь. Кроме дождя, никого. Кому я мог понадобиться в такую погоду? Я вскрыл конверт кортиком — подарком от одной благодарной клиентки, чьего мужа я нашел в обществе двух стриптизерш.
Внутри лежала одна-единственная потрёпанная фотография. Два молодых парня в дешёвых костюмах, ухмылялись у стены, исписанной граффити в портовом районе. Моя рука непроизвольно потянулась к ящику с антацидами — верными спутниками моей работы. На снимке были я и Джек Гаррисон. Мой первый напарник. Его убили десять лет назад. Официально — случайная пуля в перестрелке с контрабандистами. Неофициально — день, когда моя полицейская карьера отправилась на свалку.
К фото была приколота записка, напечатанная на машинке: «Его смерть не случайна. Ищите того, кто смотрит со стороны». Анонимки — моя слабость. Особенно когда бумага пахнет деньгами, а текст — большими проблемами.
Мой «Роллс-Ройс» — а точнее, потрёпанный «Шеви», который скрипел всеми болтами, — привез меня к дому Леона Дюваля. Его квартира напоминала лабиринт из картонных коробок, сдобренных ароматом фотобумаги и старого одиночества. Леон был хроническим пакрэтом — он скупал фотоархивы умерших коллег, делающих фото из окон своей квартиры или дома, на улице, везде, где и когда возможно. Он коллекционировал чужие моменты, как маньяк.
— Леон, мне нужно взглянуть на твою коллекцию портовых зарисовок, — сказал я, кладя на стол несколько зелёных банкнот, от которых у старика загорелись глаза.
— О, месье Варгас! Для вас — всё! — он засуетился, и через полчаса я уже рассматривал серию снимков той роковой ночи.
И один из них, несколько размытый, был тем самым. На снимке был капитан Фрэнк Робертс. Он стоял в тени, вполоборота к месту, где только что убили его офицера. Но его поза не выражала ни шока, ни скорби. Он был сгорблен над телефонной трубкой, его костюмный пиджак натянут так, что вот-вот лопнут швы. Он смотрел не на горящий склад, а куда-то в сторону, с таким животным страхом и злобой, будто видел там призрак, который вот-вот материализуется и назовёт его по имени.
Время: Согласно времени, отпечатанному на краю снимка, это было через три минуты после начала выстрелов. Робертс по официальному отчёту прибыл с подкреплением через десять. Значит, он уже был рядом. Очень близко. И ждал.
И главное — он говорил по личному, дорогому мобильному телефону, а не по служебной рации. Капитан на месте перестрелки делает личный звонок в ту самую минуту, когда его подчинённый мёртв?
Это был портрет не командира на месте трагедии, а преступника, понимающего, что контроль ускользает.
Выйдя от Леона, я почувствовал на спине знакомый зуд. Старая привычка, которая редко подводила. Хвост. Я сделал пару лишних поворотов, но тень отстала не сразу. Кто-то очень не хотел, чтобы я копал это прошлое.
Следующая остановка — портовый бар «Треска», место, где пахло дешёвым виски и разбитыми надеждами. Мой свидетель, бывший боцман по кличке Барсук, оказался на удивление разговорчивым после того, как я пригрозил рассказать его новой подружке о его былых подвигах в контрабанде антиквариата.
Барсук в ту ночь был ночным сторожем на соседнем причале — распространённая подработка для мелких жуликов, чтобы быть в курсе всех перемещений в порту. Он не был главным игроком, но видел и слышал всё.
— Варгас, не втягивай меня в это! — он залпом выпил. — Я же мелкая сошка был! Ну да, я видел… Видел, как твой напарник, Гаррисон, перед самой заварушкой встретился с какой-то женщиной. Быстро, в тени склада №4.
— Почему же ты не рассказал полиции? — едко спросил я.
— Кому я нужен? Кто мне поверит? Но я запомнил. Потом я шмыгнул в свою будку. И оттуда видел, как капитан Робертс подъехал ещё до того, как началась вся эта канонада. Он вышел из машины, поговорил с двумя парнями из своей команды, и они пошли не на склад, а куда-то в обход. Будто знали, откуда будет удар. А потом… потом уже стрельба. И они все, как по команде выскочили из-за угла, якобы на помощь.
Барсук был свидетелем не самого убийства, а свидетелем подготовки к нему. Он видел, что Робертс и его группа находились на месте заранее и заняли позиции, не соответствующие стандартному протоколу операции. Они не пошли на помощь, они ждали сигнала. А его показания про встречу стали последним пазлом. Гаррисон не просто шёл на встречу. Он успел что-то кому-то сообщить. Он готовился к предательству и подстраховался.
— Гаррисон накопал на Робертса! Капитан крышевал все нелегальные схемы в порту! Джек нашёл тетрадь с чёрной бухгалтерией. Шёл на склад, чтобы вывести Робертса на чистую воду, но это была ловушка.
— А тетрадь? — прищурился я. — Её же так и не нашли.
— Потому что он её не брал с собой! — Барсук понизил голос до шепота. — Я видел, как он перед самой операцией встретился с той рыжей прокуроршей, Шоу. Он ей ничего не передавал. Он что-то сказал ей на ухо. Она кивнула, и они разошлись.
И тут до меня дошло. Это было гениально. Гаррисон и Шоу использовали систему «ключ-пароль». Джек мне намеками пытался рассказать, но я тогда не понял. Он, как умный человек, поместил тетрадь в одну из сотен автоматических камер хранения «ЛокерПоинт». Для доступа нужны были не физические ключи, а всего две вещи: номер ячейки и шестизначный код. Номер ячейки Шоу могла знать заранее. А код — это то, что он ей продиктовал на ухо в последний момент. Гаррисон шёл на встречу с этой комбинацией цифр в голове. Его обыскивали, но как найти то, что спрятано в памяти мертвеца?
Возможно, план Гаррисона был такой: Он идет на склад, чтобы провести обыск и, возможно, найти дополнительные улики на месте. Если операция пройдет успешно и Робертс не сможет ему помешать, он потом, с помощью Шоу, использует найденные улики и оригинал тетради как главное доказательство против капитана. Если же с ним что-то случится — у Шоу есть ключ и тетрадь, чтобы продолжить дело.
Наверное, Гаррисон сделал копии. Самые важные, компрометирующие страницы он фотографировал или ксерокопировал. Оригинал тетради он прятал в надежном месте — например, в автоматической камере хранения «ЛокерПоинт». Ключ-код от этого места — вот, что было его главным козырем.
Перед основной операцией он тайно встречается с Шоу, единственным человеком в прокуратуре, кому он пока может доверять.
Робертс был старомоден. Он даже не подумал, что всё доказательство его вины годами лежало в пластиковой ячейке, доступ к которой стоил пару долларов.
Теперь была ясна и роль Шоу. Она знала номер ячейки, но не могла сама пойти за тетрадью. Ей была дорога жизнь. Нужен был тот, кто сможет достать тетрадь и обрушить всю мощь этого доказательства на капитана в нужный момент. Ей был нужен я. Почему сейчас через десяток лет? Ответ пришел сразу. Робертс закончил службу и собирался баллотироваться в шерифы.
И тут снова щёлкнуло в голове. Именно Шоу прислала конверт.
Во-первых, кто ещё мог иметь доступ к таким старым уликам и был напрямую связан с делом?
Во-вторых, элегантная бумага и намёк «смотрит со стороны» — это почерк юриста, умного и осторожного.
В-третьих, она исчезла, испугавшись Робертса, но сейчас он собирается в шерифы. Её тихая жизнь под чужим именем повисла на волоске. Она решила действовать, используя меня как таран, но пока сама оставалась в тени.
Я снова поехал к Леону, но его квартира была уже разгромлена, а сам он лежал в луже крови. Быстро и профессионально. Значит, моя «тень» доложила, что я был здесь, и они решили подчистить следы.
Леон еще дышал.
— Они… забрали не всё… — прохрипел он, суя мне в руку ключ от камеры хранения. — Для дочери… снимок…
Камера хранения на вокзале пахла пылью и чужими путешествиями. В папке лежали нежные, почти лиричные фото. Среди них был тот самый, последний кадр — Джек Гаррисон, уходящий в темноту складских построек. И еще — маленький, ничем не примечательный листок бумаги, на котором твердой рукой было написано: «ЛокерПоинт. 118. бульвар Сансет, 1654. Для Рика».
Это был номер ячейки. Не хватало кода.
Я нашел свой старый, потрёпанный блокнот десятилетней давности и пролистал его до дня гибели Джека. И там, в углу страницы, рядом с пометкой «Встреча с Робертсом в 22:00», стояло шесть цифр, которые я всегда считал номером дела. 478231.
Почему я их запомнил? Потому что Джек, выходя из машины перед складом, хлопнул меня по плечу и сказал с какой-то странной улыбкой: «Запомни цифры, партнёр. Пригодится в будущем.». А потом зашёл в темноту, из которой не вышел.
Я всегда думал, что это была шутка. Оказалось — это было завещание.
Выйдя на улицу, я зажёг сигарету. Где-то в городе была Эвелин Шоу. Где-то разгуливал капитан Робертс, готовящийся к выборам в шерифы. И был я — Рик Варгас, частный детектив с щемящим чувством под ложечкой и цифровым ключом, который десять лет ждал своего часа.
«Ну что ж, капитан, — подумал я, затягиваясь. — Посмотрим, кто кого переиграет в этой игре. Вы боретесь за кресло шерифа, а я — за то, чтобы офис с пятном на потолке не стал моим последним пристанищем».
Я сел в свою тачку и направился к отделению «ЛокерПоинт». Игра началась. И на кону была не только правда о погибшем напарнике, но и будущее этого проклятого города, который я, чёрт побери, всё-таки любил.
ГЛАВА 2: НАЧАЛО ОХОТЫ
Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел смыть город в канализацию, чтобы хоть там навести порядок. Я сидел в своей «консервной банке» — потрёпанном «Шеви», который скрипел всеми болтами в унисон моим мыслям. На пассажирском сиденье лежала она. Не дама сердца, а папка с грязно-коричневой обложкой, от которой пахло деньгами, проблемами и моей былой глупостью. Тетрадь Робертса.
Я уже пролистал её. Цифры, имена, схемы. Портовый оборот в миллионы, из которых нескромный процент оседал в карманах доблестного капитана. И вот я долистал до раздела «Активы». Мой палец, привыкший листать отчёты о разбитых сердцах и пропавших кошках, замер на знакомом имени. «Варгас, Рик. Наёмный транспорт. Регулярные выплаты, сопровождение грузов. Код: «курьер».»
Мой желудок, верный спутник всех моих неприятностей, подавил сигнал тревоги. Я сунул в рот две таблетки антацидов, разгрыз их с хрустом, напоминающим перелом собственной самооценки, и резко дернул ручник. «Шеви», протестуя, взвыл и замер у входа в порт, у того самого проклятого склада №4.
«Курьер». Вот оно как. Десять лет я считал себя борцом за правду в мире, где её нет, а оказался всего лишь идеально замаскированным ослом, возившим товар мафии под видом разбитного частного детектива. Мой «Шеви» — не символ упрямства, а каморка на колёсах для перевозки грязного белья мафии.
Мне нужен был виски. Или пуля. Или то и другое сразу. Я направился в «Треску». Бар не изменился: всё тот же запах дешёвого виски, пота и разбитых надежд.
— Рик, — бармен, толстяк Луи, смахнул со стойки невидимые крошки. — Вижу, у тебя лицо, как у бухгалтера, обнаружившего, что его счета ведёт шестилетний ребёнок. Как обычно?
— Сделай двойное, Луи. Сегодня я не просто пью, а провожу аудит собственной жизни. И, кажется, я банкрот.
— А ты что думал? Что честность в нашем городе — это валюта?
— Я думал, что хоть в своём дерьме я буду честен, — мрачно буркнул я. — Ан нет. Оказалось, я и в нём всего лишь логистическая единица.
Я залпом осушил первую порцию. Огонь в глотке был приятнее, чем огонь стыда в душе.
— Слушай, Луи, а помнишь, почему меня поперли из копов? — спросил я, глядя на пятно на стойке.
Луи вздохнул, как бык, вспоминающий о бойне. Он потер стаканом по стойке, будто стирая моё прошлое.
— Как же, Рик. Все помнят. Но не все знают, что именно произошло в тот день.
Он налил себе стопку, решив, что эта история требует сопровождения.
— Ты пришёл на разборку по тому делу, по Гаррисону. Весь в отчаянии, злой, как голодный пёс. А капитан Робертс — весь такой благостный, с официальным заключением: «Трагическая случайность, героическая гибель».
— Он назвал это «героической гибелью», — мой голос прозвучал хрипло. — Моего напарника, который шёл на встречу, чтобы развалить его схему, он назвал героем. А потом начал рассказывать, как мы все должны гордиться и «не пятнать память Джека беспочвенными подозрениями».
Луи кивнул, осушил стопку.
— А ты встал посреди этого цирка и указал на Робертса. Прямо пальцем. И сказал… что ты сказал-то? Я уже забыл.
— Я сказал: «Капитан, вы либо идиот, который не видит, что его операция была подставой, либо подлец, который эту подставу и организовал. Вам какой вариант для отчёта удобнее?»
Луи фыркнул.
— Да, вот так. А потом ты подошёл к нему вплотную, и все слышали, как ты шипел что-то ему на ухо. И после этого он тебя и вышвырнул.
Я помолчал, глядя на золотистую жидкость в стакане.
— Я сказал ему: «Я знаю, что ты был там, Фрэнк. Я знаю. И я докопаюсь до правды. А потом приду и за тобой».
— Вот это да! — Луи снова вздохнул. — И что он?
— Он побледнел. Потом, конечно, нахмурился и закричал о «неподчинении приказу и оскорблении старшего по званию». Но в его глазах был чистый, животный ужас. Меня выкинули не за истерику, Луи. Меня выкинули за то, что я был слишком близко к правде. День гибели Джека стал последним днём моей карьеры, потому что в тот день я поклялся его тени, что найду убийцу. А Робертс это понял. И решил, что уволить меня — безопаснее, чем оставить в рядах и иметь у себя за спиной того, кто знает слишком много.
Я думал, что ушёл сам, не вынеся лицемерия. Но на самом деле меня вытолкали в дверь, потому что я начал раскачивать лодку, в которой капитан был главным гребецом. И эта лодка плыла прямиком в тёплые, коррумпированные воды.
— Ну, а теперь-то ты что? — спросил Луи. — Докапываешься?
— Луи, — я отпил свой виски. — Я уже не копаю. Я докопался до гроба. И сейчас пытаюсь понять, что делать с тем, кто в этом гробу лежит.
Я вернулся в машину и зачем-то снова взял в руки тетрадь. Цифры, имена, схемы. И тут мои пальцы наткнулись на нечто особенное. Вшитый в корешок потайной кармашек из тонкой кожи. Внутри лежал маленький, старомодный ключ от почтового ящика с выцарапанной цифрой «7» и буквами «СВ».
Последняя страница тетради была с детскими рисунками. Подпись: «Для папы. Любимый порт». Капитан-кровопийца хранил рисунки дочки в одном фолианте с отчетами о контрабанде. Ирония была
в гуще моего утреннего кофе.
Внезапно знакомый зуд между лопаток дал о себе знать. В зеркале заднего вида — чёрный «Форд». Хвост.
«Прекрасно. Робертс ждал, когда я достану тетрадь».
Я рванул с места, начав петлять по городу.
Я сделал пару неожиданных поворотов, проверяя реакцию. «Форд» повторял все мои манёвры с профессиональной, почти полицейской точностью. Эти ребята были не из дворовой шпаны. Они были дисциплинированы. И опасны.
Мне нужно было время и место. Таким местом оказалась сеть круглосуточных прачечных «Супер-Вош» со старыми железными шкафчиками, которые запирались на тот самый ключ из тетради.
Только в третьей прачечной ключ подошел к дверке. Сам шкафчик был пуст. Я быстрым движением вырвал несколько ключевых тетрадных страниц, предварительно сделав фото на телефон. И сунул их в шкафчик №7. Теперь у меня были копии, а оригинал нужно убрать в безопасное место.
Выйдя на улицу, я увидел, что чёрный «Форд» припарковался в полусотне метров, глухо работая на холостых. Я направился к своей машине, делая вид, что ничего не заметил и прошёл мимо грязного фургона с разбитой фарой, припаркованного между нами.
И тут они пошли в атаку.
Дверь «Форда» распахнулась, и двое крепких парней в тёмных куртках быстрым, решительным шагом двинулись ко мне. Они шли не как бандиты, а как оперативники — без лишней суеты, чётко перекрывая пути отхода. Руки у обоих были свободны, но я не сомневался, что под куртками припрятано что-то серьёзное.
Мой «Шеви» был ещё в десяти шагах. Бежать — значило подставить спину. Оставаться — означало получить пулю или удар током и быть бесшумно упакованным в багажник.
Расчёт был на секунды. Я рванулся не к своей машине, а обратно к входу в прачечную, сделав вид, что что-то забыл. Это был обманный манёвр. Как только я скрылся из их прямого поля зрения за тем самым грязным фургоном, я резко опустился на корточки и, пригнувшись, бросился обратно, но теперь на другую сторону фургона.
Они потеряли меня из виду. Этой секунды мне хватило.
Я вскочил в свой «Шеви». Двигатель, верный своей привычке капризничать в самый неподходящий момент, лишь надрывно кашлянул. В зеркале я увидел, как двое уже оправились и бегут ко мне.
— Заводись, проклятая железяка! — прошипел я, снова выжимая сцепление и бросая взгляд на бардачок, где лежал мой «Кольт». Он был бесполезен — перестрелка на людной улице была билетом в камеру или на тот свет.
Двигатель с рыком ожил. Я вдавил газ в пол, и мой «Шеви» рванул с места, визжа изношенными шинами. Я не стал сразу скрываться. Вместо этого я резко вывернул руль и направил свой автомобиль прямо на «Форд», намеренно проехав по касательной так, чтобы снести его боковое зеркало с характерным хрустом.
Это не было вандализмом. Это был месседж. «Я вас вижу. И я не собираюсь просто так бежать».
Пока они отпрыгивали в сторону, я рванул в узкий переулок, куда их широкая машина вряд ли бы протиснулась. Мой «Шеви», узкий и юркий, пролетел там, задевая зеркалами и боками мусорные баки. В зеркале я увидел, как «Форд» попытался сунуться за мной, но не рискнул, почти уткнувшись бампером в кирпичную стену.
Я выехал на следующую улицу и растворился в потоке машин. Сердце колотилось, но на лице была ухмылка. Я их обвел вокруг пальца. Но теперь я знал наверняка — Робертс перешёл от наблюдения к активным действиям. Игра в кошки-мышки закончилась. Началась охота.
ГЛАВА 3: ПРАВИЛО ДЕТЕКТИВА
Но как сделать так, чтобы эти копии сработали? Как заставить кого-то в них поверить?
Я направился к офису старого Макса «Типографа» Кормана, криминального репортёра-параноика. Его привычка — никогда не брать информацию из рук. Только через анонимные каналы. И он знал один секрет о Робертсе, о котором мало кто догадывался.
В соседнем кафе я воспользовался бесплатным wi-fi. Но не стал отправлять просто копии страниц. Вместо этого я написал короткое сообщение:
«Макс. Проверь счета в порту. Столбцы 4B, 7C, 7D и 11F. Строки 13M, 14М и 21N. Сравни с отчётами о поставках за последние 10 лет. Ищи «Зонтик». Тот самый.»
«Зонтик» — это был старый, ещё наш с Джеком, оперативный псевдоним Робертса. Мы называли его так за привычку прятаться от ответственности. Макс это знал — я сам продал ему эту информацию за бутылку дорогого виски лет пять назад.
Фото самих страниц я не отправлял, отправил только намёк. Путеводную нить. Такой опытный журналист, как Макс, увидев код «Зонтик», понял бы, что это серьёзно. А цифры и буквы — это координаты в финансовых документах порта, которые он мог проверить самостоятельно. Если он найдёт нестыковки — а он найдёт, я в этом не сомневался — у него появятся вопросы. И тогда он начнёт копать. Уже без меня.
Выйдя на улицу, я набрал номер Робертса, предварительно скрыв свой номер телефона.
— Капитан, — сказал я. — Макс Корман скоро получит интересную информацию. Анонимно. И у него уже есть ниточка, чтобы распутать весь клубок. Оригинал тетради в надёжном месте. Тронешь меня — и он станет достоянием общественности. Ты в клетке, Фрэнк.
Я положил трубку. Теперь Робертс не мог просто уничтожить тетрадь. Потому что угроза исходила не от физического предмета, а от информации, которая уже начала утекать. И остановить эту утечку он мог, только убрав меня, но это лишь ускорило бы развязку. Ему было хорошо известно Правило детектива: «Страховка и еще раз страховка» или «Убей Рика — и завтра эту информацию напечатают все газеты». Робертс не может рисковать. Мое убийство не уничтожит тетрадь, а, наоборот, станет спусковым крючком для её обнародования. Мёртвый Рик становится для него гораздо большей угрозой, чем живой.
Робертс не знает наверняка, где оригинал. Активные поиски тетради с обысками и пытками создают много шума. Это привлекает внимание других копов, ФБР, прессы. Робертс готовится к выборам в шерифы, ему нужна тишина.
Пока я жив, есть хоть какой-то шанс выведать, где спрятан оригинал, или хотя бы понять, кому я его передал. Убив меня, Робертс навсегда потеряет эту нить и остаётся в подвешенном состоянии, в страхе, что в любой день может грянуть гром.
Я сел в свою тачку и поехал прочь. Важная часть тетради была в шкафчике в прачечной. Ключ — у меня в кармане. А семя сомнения о «Зонтике» было посеяно в голове у самого опасного журналиста города. Игра шла на моём поле.
Звонок раздался как раз в тот момент, когда я собирался залить в себя третью за день порцию кофе, по консистенции и вкусу напоминавшего жижу из радиатора моего «Шеви». Я посмотрел на номер. Неизвестный. Но кто же ещё?
— Варгас, — я не стал представляться полностью. Пусть гадают, застали они меня врасплох или я уже успел надеть чистые носки в ожидании их звонка.
— Наивный трюк, Рик, — голос Робертса был холодным и ровным, как лезвие гильотины. — Думаешь, какой-то алкоголик-журналист напугает меня? У Макса Кормана завтра утром не останется ни работы, ни зубов.
— О, Фрэнк, — я с наслаждением прихлёбывал свою бурду. — Я и не надеялся, что он тебя напугает. Он — просто дымовая завеса. Настоящий фокус в том, чтобы лев смотрел в другую сторону.
На другом конце провода повисла пауза. Я почти слышал, как шестерёнки в его голове, привыкшие к прямолинейному полицейскому насилию, скрипят, пытаясь понять, куда же ему надо смотреть.
— Что ты хочешь? — наконец выдавил он. В его голосе впервые зазвучала не злоба, а усталость. И это было музыкой.
— Я хочу сыграть с тобой в одну игру, капитан. Она называется «Правда или последствия». Я задаю тебе вопрос, а ты отвечаешь честно. За каждый честный ответ я не отправляю в редакцию очередной кусочек нашего с тобой общего пазла. Начинаем с лёгкого. Кто настоящий заказчик убийства Джека? Ты — исполнитель. Кто стоял за тобой?
Я мог поклясться, что услышал, как он сглотнул. Тишина затянулась. Я уже собрался положить трубку, решив, что он выбрал «последствия», когда он прошипел одно имя:
— Мэтр Доменик.
У меня в ушах зазвенело. Судья Лоренцо Доменик. Человек с лицом святого и репутацией белее белого. Он председательствовал на десятках процессов против портовой мафии. Он же и был её настоящим боссом. Вот это поворот. Джек накопал не на коррумпированного копа, а на самого святого-грешника в судебной системе города.
— Вот видишь, как просто, — сказал я, чувствуя, как у меня под ложечкой замирает знакомое щемящее чувство, предвещающее большие проблемы. — Спасибо за сотрудничество. Твоя тайна в безопасности. Пока что.
Я положил трубку и задумался. Шкафчик в прачечной был надёжным укрытием, но ненадолго. Робертс уже кинул все силы на его поиск. Нужно было переместить оригинал. Но куда? Все мои «надёжные» места были известны. Все, кроме одного.
Я сел в «Шеви» и поехал на старое кладбище «Эвергрин». Я поехал туда не для сентиментальностей. Я поехал по делу.
Ещё год назад я помог одному гробовщику, которого шантажировали. В благодарность он показал мне один из старых склепов семьи Вандербилтов, который не использовался с пятидесятых годов. Заброшенный, пыльный, с гробом, в котором уже давно никто не лежал. И с потайной нишей в полу, куда скорбящие родственники когда-то прятали фамильные драгоценности от мародёров.
Дождь лил как из ведра, когда я, озираясь, скользнул внутрь. Через десять минут тетрадь, завёрнутая в непромокаемый брезент и упакованная еще для надежности в полиэтиленовый пакет, лежала в той самой нише, придавленная парой кирпичей. Идеально. Кто станет искать доказательства против судьи в гробу его давно умершего тестя? Ирония ситуации была бы оценена по достоинству самим Джеком.
Выйдя на улицу, я почувствовал себя увереннее. Теперь у меня была настоящая страховка. Но этого было мало. Мне нужен был союзник. Не журналист, а кто-то внутри системы. Кто-то, кому Доменик перешёл дорогу.
И тут я вспомнил. Молодой, амбициозный помощник прокурора, которого Доменик публично унизил и «сослал» в отдел по мелким правонарушениям за то, что тот посмел задавать очень неудобные вопросы по одному из дел. Итанель «Эл» Торрес. Парень с горящими глазами и стальными кулаками.
Я нашёл его поздним вечером в спортзале, где он вымещал свою злость на боксёрской груше.
— Торрес, — окликнул я его. — Хочешь получить шанс расколоть орех, который ты даже не мечтал достать?
Он обернулся, неторопливо снял перчатки. Его взгляд был острым, как бритва.
— Варгас? Слышал, ты копаешься в старом дерьме с Гаррисоном.
— Не просто копаюсь. Я уже почти докопался до золотого слитка. И он пахнет судейской мантией.
Я не стал рассказывать ему о тетради, а показал ему ключ от шкафчика №7.
— В прачечной на 5-й авеню лежит конфетка. Возьми её, и у тебя будет достаточно фактов, чтобы отправить Доменика в камеру к тем, кого он сажал.
Торрес посмотрел на ключ, потом на меня. В его глазах загорелся тот самый огонь, который когда-то был и в моих. Огонь, который либо освещает путь, либо сжигает всё дотла.
— Почему я? — спросил он.
— Потому что ты единственный, кого он боится, — соврал я. — Он боится тех, кому нечего терять. А у тебя, Эл, карьера уже в дерьме. Тебе осталось только отомстить.
Торрес, молча, взял ключ. Я развернулся и пошёл прочь. Теперь у Доменика и Робертса было две проблемы: я, который постоянно ускользал от слежки, и Торрес, которого они не воспринимали всерьёз. Идеальная комбинация.
Через полчаса мой телефон снова завибрировал. Сообщение с незнакомого номера: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
Сообщение повисло в воздухе, словно запах дорогих духов после ухода незнакомки – маняще и опасно. Я посмотрел на телефон, потом мысленно на Торреса, который в этот момент должен был уже подъезжать к прачечной.
Мой собственный «Шеви» в этот момент издал особенно жалобный скрип, будто предупреждая: «Рик, друг, тут пахнет жареным, и это не твой вкусный тост с сыром» и по моему требованию притормозил у тротуара.
Я набрал номер Торреса.
– Эл, не суйся внутрь, – бросил я в трубку, не здороваясь.
– Слишком поздно, Варгас, – его голос был сдавленным. – Я уже здесь. И здесь пусто. Взломано.
Вот чёрт. Значит, сообщение было не блефом.
– Осмотрись, – приказал я. – Ищи хоть что-то. Окурок, пуговицу, жвачку наконец.
Я слышал, как он ходит по кафельному полу.
– Ничего… Стой. На полу возле шкафчика есть что-то.
– Что?
– Фантик. «Мятная прохлада». Обёртка лежит на полу.
У меня в груди что-то ёкнуло. Леон Дюваль… Его дочь, Лиза…
– Всё понятно, – проворчал я. – Возвращайся. Наша птичка улетела, и у неё наш червячок в клюве.
Я уже собирался положить трубку, как услышал в ней резкий, отрывистый вскрик Торреса:
– Черт! Варгас! — И еще пару непечатных выражений.
Звон разбитого стекла, и затем – неприкрытый, утробный рёв автоматной очереди. Не пистолет-пулемёта, а именно автомата. Калаш. Звук, который не спутать ни с чем. Профессионалы. Доменик не стал экономить.
– Торрес! – закричал я в трубку.
В ответ – лишь короткие, хлёсткие хлопки выстрелов. Ответный огонь. Эл не растерялся.
Я рванул с места, выжимая из «Шеви» все соки. Он визжал, как подстреленный кабан, но нёсся в сторону прачечной. Потерять Торреса сейчас – значит потерять всё или почти все. И, что важнее, похоронить последнюю каплю чести, которая во мне ещё оставалась.
– Держись, я уже близко! – крикнул я в телефон, бросив его на пассажирское сиденье.
Подъезжая, я увидел адскую картину. Чёрный фургон с затушенными фарами стоял наискосок, перекрывая выезд с парковки. Двое в чёрных балаклавах, пригнувшись, вели шквальный огонь по окнам и двери прачечной. Стеклянная витрина давно превратилась в кружево. Из-за груды развороченных стиральных машин изредка отвечал Торрес – видимо экономя патроны.
Мой «Шеви» врезался в их стройную операцию, как пуля в стену патоки. Я не стал останавливаться и резко вывернув руль, протаранил бампером открытую дверцу фургона, прижав одного из стрелков. Второй отпрыгнул, развернув ствол в мою сторону.
Окно моего автомобиля разлетелось осколками. Свинцовый шквал прошил боковину, разворотил приборную панель. Я рухнул на сиденье, чувствуя, как осколки стекла впиваются в щёку. Из динамиков послышался треск – пуля угодила в магнитолу. Она исполнила последнюю в её жизни песню.
– Варгас! – услышал я голос Торреса. Он воспользовался заминкой, чтобы сменить позицию.
Я распахнул дверь и вывалился на асфальт, достав из-за пояса свой «Кольт». Бежать было некуда. Позади – глухая стена. Впереди – два профессионала с автоматами. Лучшие условия для самоубийства.
Один из них, тот, что отскочил от фургона, двинулся ко мне, прицеливаясь. Его напарник, придавленный дверью, пытался выбраться. Я приподнялся и послал две пули в сторону идущего. Промах. Но он залёг.
В этот момент Торрес проявил себя. Он не стрелял. Он метнул что-то блестящее. Зажигалку. Она, описав дугу, угодила прямо в лужу бензина, растёкшуюся из пробитого бака фургона.
Огненный смерч с грохотом взметнулся к небу. Фургон окутало пламенем. Тот, что был придавлен, закричал – коротко, пронзительно, и потом умолк. Второй, швырнув в меня на мгновение взгляд, полный чистой ненависти, отступил в дымную завесу. Секунда – и его не стало.
Я поднялся, отряхиваясь. Торрес уже стоял рядом, его лицо было бледным, но руки не дрожали. Он смотрел на горящий фургон.
– Доменик не шутит, – произнёс он хрипло.
– Это была не шутка, Эл. Это – объявление войны.
Вдалеке уже завывала сирена. Мы посмотрели друг на друга. Двое банкротов у костра, который сами и разожгли.
– Поехали, – сказал я. – Пока копы не начали задавать глупые вопросы.
Мы втиснулись в изрешечённый, но всё ещё живой «Шеви». Он, к моему удивлению, завёлся. Видимо, смерть ему была не по карману. Впрочем, как и мне. Ночь обещала быть томной.
ГЛАВА 4: КУКЛА С ГВОЗДЯМИ
«Шеви», пыхтя и стреляя в потусторонний мир клубами сизого дыма, отъехал от места бойни на пару кварталов и вполз в тёмную подворотню за закусочной «Джимми». Запах гари, пороха и страха прочно въелся в салон, вытеснив привычные ароматы старых сидений.
Я заглушил двигатель. Наступила тишина, которую резало лишь наше тяжёлое дыхание и шипение дождевых капель на раскалённом капоте.
– Ну что, Эл, – я вытер с виска смесь пота, крови и дождевой воды. – Весело?
Торрес сидел, все еще сжимая с силой свой пистолет. Он смотрел прямо перед собой, но видел, вероятно, то пламя, что поглотило одного из нападавших.
– Они знали, Варгас. Они пришли именно за мной.
– Не льсти себе, – я достал из бардачка сплюснутую пачку «Тетон» и сунул одну уцелевшую сигарету в рот. Рука дрожала ровно настолько, чтобы это было заметно только мне. – Они пришли за тем, кто полезет в тот шкафчик. Ты был на крючке с той секунды, как взял ключ.
– Но как они узнали? – Торрес повернул ко мне взгляд, в котором бушевала смесь ярости и непонимания. – Мы встретились в спортзале, я никому не звонил… Это невозможно!
– Возможно, – я резко выдохнул дым. – Доменик – не уличный бандит. У него свои люди в прокуратуре, в полиции, черт возьми, может, даже в кафе на углу. Ты для него – гвоздь, который начал торчать не с той стороны. Он просто вбил его обратно. Молотком из плоти и крови.
– Значит, я был приманкой? – в голосе Торреса зазвенела сталь.
– Похоже на то, – кашлянул я. – Они надеялись, что я приду тебя выручать, и прихватят нас обоих. Но ключ… ключ был не билетом к правде, а пропуском на свою же похоронную церемонию. И его у нас кто-то вытащил из кармана.
Я показал ему на своём телефоне то самое сообщение: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
– Видишь? Человек не хвастается. Это не их стиль. Сообщение прислал кто-то другой. Тот, кто оказался умнее нас всех.
– Кто? – уставился на меня Торрес.
– Девушка. Лиза Дюваль. Дочь того фотографа, которого убили из-за этих чёртовых снимков.
– И как она...?
– Догадалась? – я горько усмехнулся. – Да очень просто. Она следила за мной. С того самого момента, как я пришёл к ним в квартиру. Она увидела во мне причину смерти отца. И когда ты, такой весь из себя решительный, понёсся к прачечной, она уже была там. Наверняка пристроилась где-нибудь в тени, с биноклем. Ждала.
– Ждала чего?
– Ждала, когда появится тот, кому этот шкафчик нужен больше жизни. Она не знала, что там внутри. Но она знала, что это как-то связано с отцом. И она просто… опередила тебя. Вошла, вскрыла замок – её отец был параноиком, наверняка научил её каким-то фокусам – и забрала всё. А потом оставила нам записку. Эту самую мятную обёртку. Она знала, что я пойму. Она играет с нами, Эл. Дочь старого фотографа, который пасся за всеми нами с телеобъективом, научилась кое-чему.
Торрес молча переваривал эту информацию.
– Значит… теперь у неё тетрадь? Или то, что от неё осталось?
– У неё – власть, – поправил я. – У неё – козырь, о котором никто не знает. И она, в отличие от нас, не связана никакими правилами. Она мстит всем сразу: и Доменику, и Робертсу, и мне. Она сталкивает нас лбами, как расшалившийся мышонок, который подложил свинью дерущимся котам.
– И что мы будем делать? Бежать?
– Бежать? – я фыркнул и завёл двигатель. «Шеви» вздрогнул, кашлянул, но подчинился. – Нет. Мы уже прошли точку невозврата, когда ты поджёг тот фургон. Теперь мы не бежим. Мы наносим ответный удар. Но сначала нам нужно найти её. Быстрее, чем это сделают Доменик или Робертс. Потому что, если они найдут её первой, эта история закончится ещё одним «несчастным случаем».
– И как мы её найдём?
– Её отец был фотографом-параноиком. У него должны были быть тайные убежища, лаборатория. Ты, – я слегка хлопнул Торреса по плечу — копни в своих архивах. Все старые дела, связанные с Леоном Дювалем. Все его адреса, все контакты. А я… я поговорю с людьми, которые знали его в те времена, когда он снимал не преступления, а свадьбы. Кто-то да должен знать, куда могла податься его дочь. А Доменику мы нанесем ответный удар.
– С чего? – он развёл руками. – У нас нет тетради. Нет оригинала. Есть только дыры в твоей машине и моя испорченная репутация.
– Ошибаешься, – я потушил окурок в переполненной пепельнице. – У нас есть кое-что поважнее. У нас есть имя. «Мэтр Доменик». И у нас есть понимание, что он нас боится. Достаточно, чтобы прислать отряд ликвидаторов. Мы тронули его за живое.
– И что мы будем делать с этим именем? Пойти и спросить у него?
– Именно так, – я встретил его изумлённый взгляд. – Только не спросить. Мы пойдём и предъявим счёт. Но не напрямую. Мы ударим по его репутации. Это для таких, как он, страшнее пули. У Доменика есть слабость. Он не бог. Он – федеральный судья. И его сила в том, что все думают, будто он безупречен. Мы должны показать всем, что это не так.
– Как? – Торрес смотрел на меня с новым интересом.
– Ты же помощник прокурора, черт возьми! – я ткнул пальцем в его грудь. – Вспомни! У него были дела, которые он замял. Подозрительные решения, которые все списали на его «безупречную логику». Найди их. Копни в архивах. Ищи всё, что связано с портом, с Робертсом, с делами десятилетней давности. Он не мог всё замести идеально. Должно же что-то остаться.
– А ты? – спросил Торрес.
– Я, – я вывел машину из подворотни и направился в сторону центра, – найду ту, кто сейчас держит в руках нашу бывшую страховку. Найду Лизу Дюваль. Потому что если Доменик боится нас, то её он, наверное, тоже боится, как чёрт ладана. И, возможно, именно она сейчас – самый опасный игрок за этим столом.
Мы ехали молча, каждый обдумывая свой путь в аду. Двое банкротов, один на колёсах, другой – с разряженным пистолетом и горьким прошлым, оба с пустыми карманами и призраком девушки с мятной конфетой в качестве проводника. Но впервые за долгое время у меня не было желания выпить. Ум был холодный, ясный. И было странное чувство – не надежды, нет. Но предвкушения финального раунда.
Охота продолжалась. Охота на самого опасного зверя в нашем мире – на призрака из прошлого, который решил, что теперь его очередь диктовать правила. Но сейчас охотники и жертвы поменялись ролями.
****
Тем временем, в заброшенной фотолаборатории на окраине города, куда отец когда-то водил её ребёнком, Лиза Дюваль при свете красной лампы листала те самые листы тетради. Её лицо, освещённое снизу, было серьёзным. Она не была ни на чьей стороне. Она была на стороне своего отца.
Она видела, как Рик Варгас пришёл к ним, и вскоре после этого её отца убили. Она видела, как тот же Варгас привёл к их разгромленной квартире полицию. Для неё цепочка была простой: Варгас -> смерть отца. И теперь у неё в руках было то, что так важно Варгасу и тем, кто за ним охотится. Это была её валюта. Её месть. Её способ заставить всех этих больших шишек плясать под её дудку.
Она достала и вставила одноразовую симку в телефон и отправила ещё одно сообщение, но на этот раз не Рику. Она отправила его на номер, который за большие деньги выудил для неё один ушлый хакер. На номер судьи Лоренцо Доменика.
«У меня есть то, что Вам нужно. Если хотите, чтобы Ваши друзья в порту не стали главными героями вечерних новостей, жду звонка. Цена – имя человека, который отдал приказ убить Леона Дюваля.»
Она сталкивала лбами всех: и Рика, и Робертса, и Доменика. Она была мышью, которая решила устроить бой между котами.
***
В своём роскошном кабинете Доменик получил сообщение. Его лицо, обычно бесстрастное, исказилось гримасой гнева. Он понял, что тетрадь не у Робертса и не у Варгаса. Появился новый игрок. Анонимный. И поэтому самый опасный.
Он набрал номер Робертса.
– Капитан, – голос его был тихим и шелковистым, как шепоток маньяка. – Похоже, на то, что кто-то новый и очень наглый пытается стащить главное блюдо с нашего стола. Найдите его. И убедитесь, что у этого «кого-то» не останется аппетита на всю оставшуюся короткую жизнь.
***
Предрассветный сумрак застал меня пьющим кофе в своём офисе и разглядывающим пятно на потолке. Теперь оно напоминало мне не бывшего шефа, а силуэт девушки с мятной конфетой в руке. Игра действительно продолжалась. Но правила изменились. Игроки поменялись местами. И теперь я, капитан Робертс и всесильный судья Доменик были всего лишь пешками в игре той, которая мстила за своего отца.
Я достал свою записную книжку и написал на чистой странице: «Леон и Лиза Дюваль. Привычка: мятные конфеты». И обвёл это в кружок.
Охотиться приходится за призраком. А призраки, как известно, самые опасные противники. Их нельзя пристрелить, нельзя посадить в тюрьму. Их можно только попытаться понять. Или присоединиться к ним.
ГЛАВА 5: ЧИСТИЛЬЩИК
Дождь, наконец-то, стих, оставив после себя город, вымытый до грязного блеска, но не способный отмыть ощущение, что я загнан в ловушку. «Шеви», припаркованный в тёмной подворотне, дымился, как загнанный зверь. Я сидел за рулём, а Торрес — на пассажирском сиденье, и между нами зияла целая пропасть невысказанных подозрений.
Наши поиски шли параллельно, как мы и договорились. Я искал Лизу, прочёсывая старые связи её отца среди гиков, фотографов и параноиков. Торрес, используя свой служебный доступ, поднимал архивы с информацией на Доменика и Дюваля. Мы назначили эту встречу, чтобы поделиться результатами. Место выбрал я — промышленная зона у заброшенного элеватора. Казалось, безопасно.
— Ничего, — мрачно сказал я, разминая онемевшие пальцы. — Старая лаборатория отца разгромлена. Но пара её знакомых говорит, что Лиза появлялась в городской библиотеке, штудировала микрофильмы и оцифрованные таможенные архивы. Не фотографии. Она ищет не людей. Девушка ищет схемы.
Торрес кивнул, не отрываясь от экрана своего защищённого планшета.
— По Доменику… есть интересное. За последние десять лет он трижды закрывал дела о контрабанде, которые курировал Робертс. Формально — за недостатком улик. Но в одном деле сгорел склад с вещественными доказательствами. В другом — пропал ключевой свидетель. Слишком много «совпадений» для одного судьи. И ещё… — он сделал паузу, как бы колеблясь. — Есть намёки на его связи не с местными боссами, а с лоббистами из Вашингтона. Один фонд, «Американский вектор», фигурирует и в финансировании его избирательной кампании, и в отмывке портовых денег по схемам из тетради.
Это было уже слишком масштабно для простой мести. Это пахло системой.
— Значит, мы тронули не просто коррумпированного судью, а винтик в большой машине, — пробормотал я.
— Машина не любит, когда её винтики начинают скрипеть, — холодно констатировал Торрес.
Именно в этот момент я почувствовал старый, знакомый зуд между лопаток. Инстинкт. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Подворотня была пуста. Но на противоположной стороне улицы, в тени вывески сгоревшего магазина, стоял тёмный седан. Без огней. Его точно не было здесь, когда мы приехали.
Почему я его не заметил раньше? И я не слышал, как он подъехал!
— Эл, — тихо сказал я, не меняя позы. — Ты никому не говорил, куда мы едем?
Он на мгновение оторвался от планшета, встретил мой взгляд.
— Нет. А что?
— У нас компания. Чёрный седан, в сорока метрах, в тени вывески «Луис Авто».
Торрес, не оборачиваясь, поправил зеркало на своей стороне. Его лицо стало каменным.
— Вижу. Один в машине?
— Похоже, что да. Но почему он здесь?
Ответ пришёл мгновенно и неприятно. Возможностей было две:
1. Меня выследили.
2. Нас выследили через Торреса. Через его планшет, телефон или… потому что он сам привёл их сюда.
Я посмотрел на его планшет. Светящийся экран в темноте салона был как маяк.
— Выключи это, — резко сказал я.
Он нажал кнопку. Но было поздно. Дверь седана со стороны водителя тихо открылась. Вышел человек в тёмном плаще, движения собранные, профессиональные. Он сделал два шага в нашу сторону и замер, поднеся руку к уху. Он докладывал!
В этот момент из-за угла выехал ещё один автомобиль, перекрыв единственный видимый выезд из подворотни.
— Врёшь ты, Торрес, — выдохнул я, и моя рука уже сама потянулась к «Кольту» в кобуре под мышкой. — Ты их привёл.
В его глазах не было ни удивления, ни страха. Была лишь холодная концентрация. Он не стал отрицать.
— Это не личное, Рик. Ты полез не в своё дело. Ты вскрыл гнойник, из которого течёт не гной, а радиация. Меня наняли, чтобы локализовать заражение.
— Чистильщик, — прошипел я. Всё встало на свои места. Его идеальная выдержка в перестрелке, его доступ к архивам, его слишком удобное появление именно тогда, когда всё пошло под откос.
— Сдавайся, — сказал Торрес, и его рука тоже исчезла из виду, наверняка сжимая рукоять пистолета. — Отдашь тетрадь и девочку — можешь уйти. С новым лицом и в новую жизнь.
— Как Дюваль? — я фыркнул. — Нет уж. Я уже видел, как ваша «новая жизнь» выглядит со стороны.
— Выхода нет, — констатировал Торрес, но в его голосе я уловил странную нотку. Не триумфа, а… усталости? Или это был приём?
Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. Человек в плаще уже был в нескольких шагах от нас. Вторая машина развернулась в нашу сторону ослепляя фарами. Игра в кошки-мышки закончилась.
Внезапно, откуда ни возьмись, в лобовое стекло первого седана ударил ослепительный луч мощного фонаря. Откуда-то сверху, с крыши соседнего здания. Затем свет ударил прямо в лицо вышедшему оперативнику, ослепляя его. Одновременно с крыши в сторону новоприбывшей машины полетела дымовая шашка, с шипением разбрасывая едкое облако.
Кто бы это ни был. Я мысленно поблагодарил бога о его своевременном появлении.
Хаос был моим единственным шансом.
— А вот и нет! — я рванул рычаг КПП и, включив заднюю передачу, вдавил газ в пол.
«Шеви» взвыл и рванул назад, в глубь тупиковой подворотни, прямо на забор из сетки-рабицы. Старая, ржавая конструкция с треском поддалась под напором бампера. Мы выкатились на небольшой пустырь, усеянный хламом.
— Держись! — крикнул я Торресу, разворачиваясь, хотя сейчас меньше всего хотел, чтобы он держался. Но он был в моей машине, и его пуля в спину мне была не нужна.
Мы мчались по пустырю, подпрыгивая на кочках. В зеркале я видел, как из подворотни выскакивает седан, объезжая дымовую завесу. Погоня началась.
Я нырнул в лабиринт узких проездов между складами, где у моего юркого «Шеви» было преимущество перед их более крупными машинами. Пули щёлкнули по металлу крыши, разбили боковое стекло с пассажирской стороны. Торрес, пригнувшись, достал свой пистолет, но выстрелил не в меня. Он выстрелил в преследующий седан, пытаясь попасть в шину. Или делая вид.
— Поворачивай налево на следующем перекрёстке! — скомандовал он неожиданно.
— Что?!
— Я знаю этот район! Там старая пожарная лестница на крышу. Они не проедут! ДОВЕРЯЙ МНЕ!
В его голосе была такая отчаянная убедительность, что я, проклиная себя, повернул. Он мог вести нас в ловушку. Но альтернатива — быть расстрелянным в тупике — была хуже.
Мы вылетели на более-менее освещённый проезд и резко свернули в очередной — и тут упёрлись в высокий забор. Тупик. Предатель!
Я повернулся, чтобы всадить ему пулю между глаз, но Торрес уже распахивал дверь и выскакивал наружу.
— На крышу! Быстро!
Он побежал к забору, где и правда висела полу-оторванная пожарная лестница. Это не было похоже на бегство. Это был… план? Секунду я колебался, слыша за спиной рёв двигателей преследователей. Потом вывалился вслед за ним.
Мы вскарабкались по шатающейся лестнице на плоскую крышу одноэтажного склада. Снизу уже раздавались крики, хлопали двери машин. Торрес, как только мы оказались на крыше, развернулся и выстрелил, отстрелив верхние крепления. Конструкция с грохотом рухнула вниз, отрезая нас от погони на несколько драгоценных минут.
Мы стояли на крыше, каждый в своей игре, глядя друг на друга и тяжело дыша. Со всех сторон нас окружали складские здания. Мы были, как на ладони.
— Зачем? — спросил я, не опуская пистолет.
— Потому что я не чистильщик для таких, как ты, — выдохнул Торрес, и в его глазах впервые мелькнуло что-то человеческое. Раздражение? Усталость? — Я — спец по утечкам. Моя задача была наблюдать за Домеником. Он наш актив, который вышел из-под контроля. Твоё расследование вскрыло его, и это было на руку моим работодателям. Но теперь… — он махнул рукой в сторону улицы, где мелькали огни. — Теперь они хотят зачистить всё. Включая тебя, девочку и меня, если я не справлюсь. Я не веду их к тебе, Варгас. Я пытаюсь выжить. И для этого мне нужна тетрадь и девочка как козырь.
Он говорил правду? Или это была идеальная ложь, чтобы завладеть и тем, и другим? В его глазах читалась искренность загнанного в угол профессионала.
Снизу донёсся звук выстрелов и звук разбитой двери, что вела в склад и на крышу изнутри здания. Они не стали ждать.
— Бежим, — сказал я. — Разберёмся потом.
Мы перебежали на соседнюю крышу по импровизированному мосту из старой железной балки. А потом на следующую. Мы были двумя крысами в каменных джунглях, а за нами охотились кошки с тепловизорами и автоматическим оружием.
Наш побег прервало рычание мотороллера, внезапно вынырнувшего из-за угла здания внизу. На нём, в чёрном капюшоне, сидела девушка. Она скинула его, и в свете луны я увидел её лицо — не испуганное, а яростно-сосредоточенное. Лиза!
— Прыгайте! На балкон! И за мной! — крикнула она, указывая на старый аварийный балкончик в двух метрах ниже нас.
Это было безумие. Но безумие было нашим единственным союзником. Мы прыгнули, с грохотом обрушившись на прогнившие доски. Лиза, не теряя ни секунды, рванула вперёд. Мы бежали за ней по тротуару, пока она не заглушила мотороллер в тёмном проёме, ведущем в систему ливнёвок.
Спустившись в сырой, пахнущий плесенью коллектор, мы остановились, чтобы перевести дух. Грязные, в синяках, но живые. Теперь нас было трое: детектив-неудачник, мстительная дочь и перебежчик из системы, в правдивости слов которого нельзя было быть уверенным ни на грош.
Лиза смотрела на Торреса с таким ледяным презрением, что, казалось, воздух покроется инеем.
— Он с ними, — сказала она сухо.
— Возможно, — согласился я. — Но сейчас он с нами. И у него есть информация. И, кажется, общие враги.
Торрес вытер с лица грязь.
— У нас нет времени выяснять отношения. Они используют все ресурсы. Это не полиция. Это контрактники из частной военной компании, которые работают на моих бывших хозяев. Они не остановятся. Нам нужно не просто прятаться. Нам нужно нанести ответный ощутимый удар. И для этого нужна ваша информация, — он посмотрел на Лизу. — И ваши отцовские архивы.
Мы стояли в темноте, трое самых неожиданных союзников, которых только мог породить этот проклятый город. Доверять было нельзя никому. Но и выбора не было. Охота вступила в новую фазу — не просто за правдой, а за выживанием против машины, которая только что показала свои истинные масштабы и беспощадность.
ГЛАВА 6: НЕВОЛЬНЫЕ СОЮЗНИКИ
Мы выбрались из коллектора через полуразрушенный дренажный люк на окраине промзоны.
— Мне нужно срочно проверить одну догадку — соврал я, прощаясь — буду осторожен, чего и вам желаю, раз уж мы волею судьбы оказались в одной подводной лодке. Встречаемся завтра в пансионате для престарелых актёров «Сансет Виста» в 10 утра. Там и обсудим план нашей орлиной атаки.
Это было место, где прошлое всегда ярче настоящего, а странности списывались на возраст. Старая подруга моей бабушки, миссис Элси, всё ещё жившая там, за небольшую плату и пару бутылок хорошего бренди всегда была готова предоставить мне пустующую комнату покойного супруга.
На самом деле мне было нужно поскрипеть своими уставшими извилинами без помех со стороны. В мой офис было идти опасно.
Моим новым временным убежищем стал заброшенный мотель «Сан Палмс», чьи вывески давно потухли, а бассейн зарос тиной. Я занял номер на втором этаже, с выбитым окном, занавешенным грязным брезентом.
Итак, что же делать дальше?
Это был не вопрос. Это был вызов. И ключ от ответа лежал не в прошлом, а в цифрах, которые я до сих пор игнорировал, считая бухгалтерской мутью. Присев на полуразвалившуюся кровать, я снова раскрыл фотографии страниц тетради на телефоне. Не суммы и не списки контрабандного товара. Колонки с датами, номерами судов, контейнеров. И странные, ни к чему не привязанные пометки на полях: «Гроза», «Патриот», «Феникс-2», «Восход-17». Слишком поэтично для Робертса. Системно для обычного отката. Я чувствовал, что разгадка очень близка, но она меня пугала еще больше.
После сумасшедшей ночи скрипучая кровать показалась мне периной, я и не заметил, как уснул.
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Неизвестный номер, но с кодом 202. Вашингтон.
— Варгас, — сказал я, отключая всякие эмоции.
— Мистер Варгас, — голос был вежливым, гладким, без единой шероховатости. Голос человека, который привык, чтобы его слушали. — Меня зовут Эдриан Фостер. Я представляю интересы одной группы лиц, весьма заинтересованных в сохранении… общественного спокойствия.
— Поздравляю, — проворчал я. — А я представляю интересы своего желудка, и ему сейчас очень неспокойно.
Лёгкий, почти искусственный смешок в трубке.
— Остроумно. Я ценю прямоту. Поэтому буду прям: вы и ваша юная подруга заполучили некий предмет. Дневник капитана Робертса. В нём содержится информация, которая в неверных руках может быть истолкована превратно и причинить вред национальной безопасности.
— Национальной безопасности? — я не сдержал саркастического фырканья. — Вы хотите сказать, что контрабанда сигар и китайских подделок в порту Лос-Анджелеса — это дело ФБР и ЦРУ?
— Я хочу сказать, что некоторые операции под прикрытием, связанные с контролем над цепочками поставок, могут иметь широкий контекст, — его голос не дрогнул. — Контекст, который вам, мистер Варгас, не нужно понимать. Нужно лишь принять решение.
— Какое? — хотя я уже знал ответ.
— Передать оригинал дневника и все копии. В обмен вам и мисс Дюваль будет предоставлена новая идентичность, переезд в другой город или даже страну и сумма, достаточная для комфортной жизни вдали от… всего этого.
— А Доменик? Робертс? — спросил я, уже играя роль простака.
— Правосудие найдёт свой путь. Но оно должно идти своим, зачастую закрытым, курсом. Вы же не хотите помешать правосудию?
Угроза повисла в воздухе, сладкая, как сироп, и удушающая, как петля. Они предлагали не сделку. Они предлагали капитуляцию. Стирание.
— Мне нужно подумать, — сказал я.
— Конечно. У вас есть двадцать четыре часа. После чего предложение теряет актуальность, а ваши проблемы могут… умножиться.
Кстати, ваше упрямство уже привело к печальным последствиям, мистер Варгас. Капитан Робертс, к сожалению, не смог жить с грузом своей вины. Его вчера нашли в кабинете с пистолетом в руке и предсмертной запиской о признании в коррупции. Надеюсь, вы и мисс Дюваль окажетесь благоразумнее. Ожидаю звонка на этот номер.
Связь прервалась. Я сидел, глядя на телефон. «Операции под прикрытием». «Контроль над цепочками поставок». Ложь. Хорошо сшитый, дорогой костюм лжи. Но под ним проглядывал ужасающий силуэт правды: Робертс уже мертв. Доменик — всего лишь пешка. Может, и важная, но пешка. А тетрадь была ключом не к его падению, а к чему-то большему. И я со все большей тревогой начал догадываться к чему.
Мне нужна была Лиза. Не как союзник, а как расшифровщик. Её отец был параноиком-архивариусом. Если, где и была ниточка, то у неё.
Найти её оказалось проще, чем я думал. Я пошёл от противного. Куда сбежит умная девушка, которую все ищут? Туда, где её искать не будут. Город уже накрывал настырный вечер, когда я поехал в самую престижную библиотеку города, в тихий зал редких книг и микрофильмов. И нашёл её там, за терминалом в дальнем углу, в очках и парике, из-под которого выбивалась знакомая рыжая прядь. Она изучала оцифрованные архивы таможенных деклараций за последние пятнадцать лет.
— «Мятная прохлада» вредит зубам, — сказал я тихо, садясь рядом.
Она не вздрогнула. Лишь медленно повернула голову. В её глазах была усталая решимость.
— Вы медлительны, мистер Варгас. Я думала, вы придёте раньше.
— Меня отвлекли. Звонили из Вашингтона. Предлагали турпоездку с пожизненным обеспечением «Все включено».
Она слабо улыбнулась и, словно отвечая на мой немой вопрос, продолжила:
— «Феникс-2». Кодовое название для серии контейнеров, которые проходили таможню без досмотра с 2008 по 2012 год. «Восход-17» — это не судно, это маршрут через порт Окленда. Отец не просто снимал преступления. Он вел свое расследование. Он подозревал, что Робертс и Доменик — лишь клапаны. Насос работает где-то в столице.
Она передала мне листок. На нём были распечатаны строки из тетради, связанные стрелками с именами компаний-однодневок, политтехнологов из Вашингтона и номерами предвыборных фондов.
— Они не просто воровали, — прошептала Лиза. — Они финансировали. Избирательные кампании, лоббистов. Это машина, Варгас. И мы с вами пытаемся остановить её, сунув ногу между шестерёнок.
В этот момент в дальнем конце зала появились двое в деловых костюмах. Слишком подтянутые, слишком внимательные. Они не походили на бандитов Доменика. Они походили на аудиторов из ада.
Одним движением я схватил Лизу за локоть, не давая ей обернуться и привлечь внимание.
— Не смотри. Иди спокойно к выходу через отдел картографии, — прошептал я, делая вид, что изучаю корешок старого фолианта. Моя спина горела от воображаемого прицела. — За нами прислали эскорт.
«Аудиторы из ада» двинулись к нам. Их шаги были беззвучны на толстом ковре, но я чувствовал их ритм — ровный, неспешный, неумолимый. Они не ускорялись. Они сокращали дистанцию, просто выбирая оптимальную траекторию между стеллажами.
Мы свернули в лабиринт узких проходов между стеллажами с географическими атласами. Здесь пахло пылью и старым переплётом. Я рискнул бросить взгляд назад. Один из них, с лицом бухгалтера, подсчитывающего чужие долги, говорил что-то в манжет. Вызывал подмогу к другим выходам.
— План “Б”? — выдохнула Лиза, и её глаза метнулись к красной табличке «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД» в конце ряда. Но там нас наверняка уже ждали.
— Нет. Наверх, — я толкнул её к чугунной винтовой лестнице, ведущей на антресольный ярус с кабинками для микрофильмов. Лестница зазвенела под нашими ногами. Снизу донёсся сдавленный крик:
— Они на втором уровне!
Антресоль была полутемной, заставленной старыми проекторами и стеллажами с архивами прессы. Идеальное место для засады. Для нас.
— Тележка! — Лиза указала на ржавую металлическую тележку с папками. Мы толкнули её к единственному проходу между стеллажами, создав временную баррикаду. Раздался звук быстрых шагов по лестнице.
Время кончилось.
И тут Лиза сделала то, чего от неё я не ждал. Она разбила защитное стекло щитка аварийного освещения, находящийся в углу, и дернула рычаг. Основной свет погас. Включилось тусклое пульсирующее аккумуляторное аварийное освещение, что используется при пожарной эвакуации. А затем по антресоли поползли струйки едкого белого дыма. Дымовая шашка. Одна из «игрушек» её отца, всегда лежавшая у неё в рюкзаке на такой случай. Сирена промолчала — только визуальный хаос.
В наступившей темноте, разорванной только мигающими аварийными лампами и ядовитым дымом, я услышал её голос прямо у уха: «В окно!»
Она уже отодвигала тяжёлую старую штору. За ней было огромное арочное окно, а за окном — покатая крыша над входной группой библиотеки, а с неё напрашивался прыжок на тент остановки общественного транспорта.
Это было безумием. Но позади, в дыму, уже звучал сдержанный кашель и осторожные шаги профессионалов, не теряющих голову.
— Пошли! — я снял с ноги тяжёлый башмак и ударил им в угол окна. Стекло, старое и толстое, треснуло паутиной, но не рассыпалось. Лиза, не колеблясь, обернув руку курткой чтобы не пораниться, ударила локтем. С треском окно поддалось.
Холодный ночной воздух ворвался в дымное пекло. Я пропустил Лизу вперёд. Она скользнула на крышу, как тень. Бросив последний взгляд в дымную тьму зала — там мелькнули два нечётких силуэта — я вывалился следом.
Крыша была скользкой от вечерней росы. Мы скатились по ней, цепляясь руками за водосток, и прыгнули на натянутый над остановкой синий брезентовый тент. Он прогнулся, жалобно заскрипел, но к счастью, выдержал.
Внизу на освещённой улице, стоял автобус. Двери только что закрылись, и он начал медленное, тягучее движение, набирая скорость.
Не было времени думать. Мы сползли с тента на асфальт и сделали несколько бешеных шагов вдогонку с криками «Стой!» Водитель, увидев в зеркале две неистовые фигуры, жестикулировавшие в ночи, нажал на тормоз. Двери с шипением открылись.
Мы ввалились внутрь, запыхавшиеся, с дикими глазами. Двери захлопнулись. Автобус тронулся.
Я пробежал в конец салона и через грязное заднее стекло увидел, как из парадных дверей библиотеки выбегают те двое. Они остановились, смотря на уезжающий автобус. Один из них поднёс руку к уху. Они не побежали за нами и даже не выглядели взволнованными, просто отметили наш вектор. И от этого стало ещё холоднее.
Лиза, тяжело дыша, уткнулась лбом в холодное стекло.
— Они вызовут машину. Перехватят на следующей остановке, — прошептала она.
Я кивнул, опускаясь на свободное сиденье. Автобус был нашим ковчегом на десять, может, пятнадцать минут. Потом охота продолжится. Но пока мы двигались. И этого было достаточно.
Рецензии и комментарии 0