Танец мёртвого паука (Глава 1)

Дождь стучал по крыше «Роллс-Ройса> упругой, монотонной дробью, словно торопливый телеграфист отбивал одно и то же сообщение: «Поздно. Поздно. Поздно». Лео Брандт глядел в замызганное стекло, по которому ползли извилистые, как шрамы, потоки воды. Город за окном был размыт в грязно-желтую акварель уличных фонарей. Он ненавидел такие вызовы — глубокой ночью, в непогоду, на самый край света, куда цивилизация добралась лишь в виде асфальта и проводки. Особенно когда звонил не начальник, а прямой провод из самого министерства. Голос в трубке был сухим и безличным: «Господин фон Лихтенштейн скончался. Обстоятельства требуют вашей экспертизы. Только вашей. Машина уже выехала».
Лукас фон Лихтенштейн. Легенда и миф. Коллекционер, чье собрание диковинок, раритетов и артефактов сомнительного происхождения будоражило умы и сводило с ума аукционистов. Он не появлялся на публике лет двадцать, превратив свою виллу «Валькирия» в неприступную крепость на скалистом берегу.
Машина свернула с шоссе на узкую, как нож, дорогу, вьющуюся меж черных сосен. Вскоре в разрыве туч бледной луной высветились очертания особняка — угрюмое нагромождение готических шпилей, стрельчатых окон и каменных горгулий, впившихся в карнизы. Это была не вилла, а мрачный замок, перенесенный прямиком из какой-нибудь готической повести.
Двери открыл немолодой, прямой как палка мажордом в безупречном фраке. Его лицо было маской вежливого отчаяния.
—Господин Брандт? Я Отто. Прошу вас. Происшествие… в Кабинете редкостей.
Они миновали холл с парадной лестницей, где с портретов сурово взирали предки фон Лихтенштейнов в париках и мундирах. Воздух пах стариной, воском и… чем-то еще. Сладковатым и тяжелым. Знакомым. Запахом смерти, еще не успевшей стать невыносимой.
Кабинет редкостей оказался не комнатой, а двухсветным залом под стеклянным куполом. Даже в ночи угадывались причудливые очертания: чучело белого медведя в боевой стойке, стеллажи с минералами, мерцающими таинственным блеском, витрины с монетами и кинжалами. В центре, под куполом, стоял массивный письменный стол из черного дерева. За ним, в кресле с высокой резной спинкой, сидел хозяин «Валькирии».
Лукас фон Лихтенштейн был одет в темно-бордовый бархатный халат. Его тонкие, почти прозрачные руки лежали на столе, ладонями вниз. Голова запрокинута, рот приоткрыт в безмолвном удивлении. На его высоком лбу, чуть сдвинув седые пряди, красовался маленький, изящный предмет. Лео подошел ближе, не веря своим глазам.
Это была нэцкэ. Резная фигурка из темно-зеленого нефрита. Паук. Каждая волосатая лапка была выточена с ювелирной точностью. Он сидел на лбу покойного, как тронный венец, неестественно контрастируя с бледной кожей.
— Кто его нашел? — спросил Лео, не отрывая глаз от паука.
—Я, — отозвался голос из темноты. Из-за чучела пеликана вышла молодая женщина в простом черном платье. Лицо ее было бледным, но слез на глазах не было. Только холодная, отстраненная ясность. — Я Анна, племянница и личный ассистент дяди Лукаса. Он велел не беспокоить его после десяти. Но в полночь мне позвонил из города аптекарь — привез лекарство. Дядя не отвечал на звонки внутреннего телефона. Я вошла… и увидела это.
Лео кивнул, включая профессиональное восприятие. Он был не просто следователем. Он был кинестолог — специалист по микродвижениям, непроизвольным мышечным реакциям, языку тела, который говорит правду, когда язык человека лжет. А сейчас его «опрашивало» тело мертвеца и вся комната.
Поза была слишком спокойной. Не было признаков борьбы, судорог, попыток встать. Смерть пришла мгновенно и, вероятно, неожиданно. Яда? На столе стоял хрустальный бокал с остатками коньяка. Рядом — книга в старинном кожаном переплете, открытая на странице с гравюрой какого-то хищного растения.
Лео обвел взглядом комнату. Окна — заперты изнутри массивными латунными засовами. Единственная дверь — та, через которую он вошел. Замок электронный, с кодовой панелью снаружи. По словам Анны и Отто, код знали только они двое и сам фон Лихтенштейн.
«Комната, запертая изнутри. Классика. Но жизнь редко читает детективные романы».
Его взгляд упал на ковер — персидский, с густым ворсом. И на нем, в трех шагах от стола, он увидел. Не отпечаток, нет. Слабый, едва заметный намек на нарушение симметрии узора. Как если бы кто-то очень легкий стоял там, не двигаясь, долгое время. Или… не стоял, а висел?
Он поднял глаза к куполу. Стекла чистые, проемы между стальными перекладинами слишком узкие. Никаких люков.
—Ваш дядя коллекционировал нэцкэ? — спросил он Анну.
—Да. У него была одна из лучших коллекций в Европе. Он хранил ее в сейфе. Но этот паук… — она сделала шаг вперед, всматриваясь. — Этого паука я никогда не видела. Он не из коллекции.

Лео осторожно, в перчатке, взял со лба фигурку. Она была холодной и невероятно гладкой. Перевернув, он увидел на брюшке крошечную, искусно врезанную в нефрит печать: стилизованный иероглиф, напоминающий падающую каплю.

— Позовите, пожалуйста, мажордома, — тихо сказал Лео.

Когда Отто появился в дверях, Лео спросил, не нарушая паузы наблюдения:
—Кто еще был сегодня в доме?
—Никто, господин. Кроме вас и барышни Анны. Повар и горничные уехали в город после ужина, как всегда по субботам.
—А помощник? Архивариус? Я слышал, у господина фон Лихтенштейна был человек, который помогал упорядочивать коллекцию.
Анна и Отто переглянулись.В их взгляде мелькнуло что-то… смущенное.
—Грегор, — наконец сказала Анна. — Грегор Зиммер. Он… исчез. Три дня назад. Дядя был очень взволнован, но сказал, что Грегор уехал по срочным семейным обстоятельствам. Без предупреждения. Это на него не похоже.

В кармане бархатного халата Лео нашел единственную вещь: клочок плотной бумаги от блокнота. На нем было выведено одним нервным, колючим почерком: «Он танцует в темноте. И слышит музыку сфер».

Лео положил бумагу в пакет, снова посмотрел на нефритового паука в своей ладони. Хитиновое тельце будто подрагивало в отблеске лампы. Иллюзия. Конечно, иллюзия.

Внезапно с глухим стуком погасла люстра. Комната погрузилась в темноту, нарушаемую только слабым ночным светом из-под купола. Анна вскрикнула. Отто пробормотал что-то о старом предохранителе.

Но Лео не слушал. Он смотрел на полку у дальней стены. Туда, где в стеклянной колбе, заспиртованная, плавала редчайшая бабочка Мертвая голова. И в темноте, в глубине колбы, на секунду мелькнул крошечный красный огонек. Как светодиод. И погас.

Сердце Лео Брандта, холодное и расчетливое, сделало один громкий удар. Это не была простая смерть старого коллекционера. Это было послание. Начало какой-то сложной, вычурной игры. И нефритовый паук на лбу мертвеца был лишь первой фигурой, которую противник выставил на доску.

Дождь забарабанил по стеклянному куполу с новой силой, и в этом стуке Лео уже слышал не слово «поздно», а другое, более страшное и манящее.

«Началось».