Капустная рассада

1
Если коротко – человеческий разум окостенел. Замуровался в бетонную скорлупу с единственным окошком, да и его оставили, пожалуй, только для выдоха. Постоянно перемываем косточки друг-другу, не спросив у озадаченного владельца. Всегда найдется совет для несведущего, порицание для циничного, ругательство для непонимающего.
Намедни прошла Пасха:
— Христос воскрес, — вместо приветствия восклицает сотрудник, заходя в кабинет.
— Доброе утро, — обычный мой ответ знакомым второй руки.
— Пошел ты на хер со своим добрым утром. Воистину воскрес.
И сидишь себе облитый помоями. И уважаю я Анатольевича, да и старше меня он лет на двадцать. Но, по должности, говорим всегда на равных. И мнение обоюдное выслушаем обо всем на свете. А тут «пошел на хер». Ведь чистосердечно же сказал. К кому тепла в душе нет, просто же говорю – здравствуйте. Раскрылся навстречу как к хорошему человеку, а получил удар под дых. Подлый и неожиданный. Почему так? Весь год люди как люди. Сплетни да бредни. И уверен же почему-то, что веры в них ни на йоту. Откуда вера в нем если слово сектант воспринимается как масон. А крещеный значит христианин. Но среди христиан в Украине, по-моему, верующих мало. Только среди сектантов.
Вера для иеговиста, действительно регулирует отношения между людьми, и устанавливает ответственность перед богом. За свою жизнь мне довелось встречаться с десятками свидетелей Иеговы. И по отношению к труду, к людям они выгодно отличались от православных, так называемых, христиан. Не хочу сказать, что наши христиане все пропащие, и среди них есть достойные. Но среди свидетелей я не встречал ни злостных матерщинников, ни сплетников. Все отличались ответственностью в работе, и меньшей вспыльчивостью в обыденном разговоре. То, что они время от времени пропагандируют свою религию, меня не обижает. Сильно они не навязываются. А нести свою веру в мир их долг. Ну стоят они себе парочками на обочинах тротуаров со своими книжечками, но за руки то не хватают, проклятия в спину не посылают. Зато не раз в личном разговоре замечал по их взгляду сожаления по поводу своего неведения. Хотя черт его знает, что творится у них в головах.
Но православные! Ё, моё! Не вера, а сплошное лицемерие. Чуть новость – так посплетничать. Чуть обидели – так оскорбиться. В храм ни ногой. Регулярно посещают храмы в основной массе прихожан у нас одни евангелисты да иеговисты, и это не мои наблюдения, а данные статистики. И хоть и толерантно относятся к сектантам, хоть и хвалят их за трудолюбие, да как-то с закавыкою. Чувствуется какое-то пренебрежение к ним что ли. Благо, в отличии от веков инквизиции, еретиками не обзывают и на кострах не сжигают. Из двунадесятых праздников наши православные, знают лишь два, чтоб объяснить, что отмечает церковь в этот день – пасха да рождество. Четыре знают по названию, и знают – работать в этот день грех. Остальные вообще мимо проходят. Или так:
— С праздником, — вместо обычных приветственных слов говорит Иван Дмитриевич
Все глазеют друг на друга – кто первый вспомнит:
— Сретение, — догадалась Елена
— Так работать нельзя!
— Да, грех большой, — прояснилось у остальных в головах.
Вот и вся вера, и к работе вдохновение пропало. И винца бы после обеда жахнуть – праздник все-таки. А то, что в церковь сходить нужно, освященную громничную свечку домой принести, воздерживаться от злословия, зависти в голову если и приходит, то лишь, каждому десятому – это тоже данные статистики.
Как кому, а мне на это смотреть тошно. Уж лучше такую религиозность заменить хорошим воспитанием. Если я при встрече всегда говорю: здравствуйте, добрый день, вечер. То квазихристиане в ответ и послать могут. Или в обычные дни и такое отчебучить могут:
— Хай Гитлер.
На, что просвещенным полагается отвечать:
— Хай два, — имея ввиду Гитлер – Литер (Литр Водки). Интересно понравилась бы такая шутка чьему-либо прадеду, погибшему сражаясь за Харьков, или выжившему на волжских обрывах Сталинграда.
С поучениями ни к кому не лезу. И не то чтобы не вижу смысла в попытке изменить чей-либо внутренний мир. Да и как можно своим ничтожным субъективным опытом противостоять веками сложившимся заблуждениям. Единственно усматриваю в этом уважение к сформировавшейся личности. Если выражаю уважение к старшим, так не по заповеди Адама, а просто потому, что меня так воспитывали. Хотя осмотреться внимательнее: не уступишь место вполне себе крепкой старушке в троллейбусе, шум и гам поднимут невообразимый. А в Берлине, Риме или Токио никаких проблем — ни у кого из пожилых людей нет желания проявлять свою слабость. В некоторых племенах, до которых еще не добралась цивилизация, старика, застрелившего на охоте крупную дичь, оставят с хрящами да костями, чтоб не повадно было не старости лет у костра отлеживаться. У всех народов свой менталитет, и мы поступаем как мы обучены, как общество от нас ожидает. Но в цивилизованном демократическом обществе, нужно уметь уважать чужое мнение, непонятное мировоззрение, и научится этому можно вполне и без религии. Или без религии только этому и можно научиться.
Если христианство не учит добру, вежливости, смирению – то грош цена этой религии. Если учит, так видать плохо учит, раз у паствы не наблюдаются подобные добродетели. Если хорошо учит – значит мы пропащие.
Если мусульманство объявляет священную войну неверным – ценности ей это также не добавляет. Христианин, принимая право мусульман на священную войну должен сменить веру. Христианин способный понять другую веру не христианин. Основная личностная цель любой религии оправдать бессмысленное пребывание в бренном мире, помочь избавиться от животного страха смерти.
2
Бывают такие мечты, которые имея виртуальное существование, никогда не спешат сбываться. Сначала откладываются до завтра, затем – начну в понедельник, вот получу зарплату, воспитаю детей, после выхода на пенсию, наверное, уже никогда. Такая мечта была и у Завадского Сергея Петровича. Он созерцатель. Такая созерцательность хорошо развита у некоторых народов, например, японцев, возведших любование цветением сакуры, или восходом солнца в культ. Сергей же Петрович часто выезжал в лес, в поле и мог часами наблюдать как колышутся травы, бегут облака, замирают деревья. В этом он находил покой, умиротворение, радость. И жила в нем мечта: продать однажды свою городскую квартиру на Луганщине и заиметь домик с огородиком где-то в Карпатах – Украинских Альпах. Но сначала его держала жена, привязанная к городской жизни, затем дети, расставание с которыми хотелось отсрочить на как можно позже, в конце концов работа, обеспечивающая если, не праздную, то беззаботную жизнь.
Он представлял, как он будет весь день работать на своем огородике, доить свою козочку, делать брынзу и какой-нибудь сырок с белой плесенью; осенью делать вино и бренди со своего винограда; к нему будет ходить в гости сосед, сидя с которым на веранде, они под интересную беседу будут уплетать карпатский сыр запивая его домашним вином; как он будет заходить к соседу на послеобеденный кофе — одним словом всё как в идиллических фильмах. Мечтал завести подвальчик с одной стороны на подставке десяток бочонков с вином и бренди. Дальше, вдоль той же стены, стеллажи с разлитым по бутылкам вином, в следующем помещении сыры, и дальше консервация. Хотя нет в первом помещении консервация, а дальше все сокровеннее и сокровеннее.
Одни психологи утверждают, что человек сам творец своей судьбы; хватит рассуждать – действуй. Под лежачий камень вода не течет. Пока один мечтал о машине, другой заработал на неё деньги. Пока один хотел путешествовать, другой путешествовал. Или прочитанное где-то: оглядываясь назад на прошедшую жизнь будешь жалеть не о том, что сделал, а о том, чего не сделал. Довольно мотивирующая психология, она мне всегда нравилась. Но недавно она вступила в конфликт с другой установкой, тоже имеющей право на существование: свершившаяся мечта перестает быт мечтой. И это ещё пол беды. Иногда можно разочароваться в свершившейся мечте.
Встретил я Завадского недавно в «Соли», одной из многих не так давно начавших появляться современных столовых. Современные столовые отличаются от, оставшихся в наследство, советских ярким, стильным интерьером, уникальным меню, возможностью придать веселости обеду бокальчиком вина или стаканчиком виски. Я был рад узнать, в ставшем за мной в очереди на раздачу, давнего знакомого:
— Добрый день, Сергей Петрович. Где это вы пропадали? Больше года не слышал, не видел вас на нашей спортивной площадке, — что за привычка, еще не услышав ответного приветствия, засыпать собеседника вопросами?
— Привет Дмитрий. Сядем за столик, расскажу. Плов здесь, по-прежнему, на высоте?
— Да плов отменный. Но я бы посоветовал вам тако с телятиной, перца в него кладут не жалеют, как вы любите.
— В следующий раз обязательно, попробую. Я здесь ещё неделю харчеваться буду. У них что новый повар? – сказал Петрович, ставя на поднос тарелку с душистым пловом, удобренным обязательной зирой и барбарисом.
Мы выбрали столик возле высокого окна, за которым тянулась вечнозеленая самшитовая изгородь.
— На дачу, что ли окончательно перебрались? – спросил я, снимая прищепки со своих тако.
— Плюнул на все, и уехал в Карпаты, капусту выращивать…
— Ух, не ближний свет, у мамы и здесь, вроде неплохо, растет, — удивился я – и как там Карпаты?
— Решил, что дальше откладывать поздно скоро будет. Жизнь та вот она какова, — Сергей Петрович рассказал, что приехал ненадолго на похороны свояка:
— Сестра младше меня на три года, а Андрюха как я, мы с ним на одном факультете учились.
Седая, ухоженная борода, и растрепанная шевелюра – таким я всегда помнил своего знакомого. Те же добрые складки возле глаз. Подвижные руки – в свои пятьдесят восемь Сергей Петрович совсем не растратил жизненной энергии. С женой разошлись давно – лет пятнадцать назад. Сын уехал в Польшу, сварщиком на строительство теплиц.
— Говорил всегда шалобону, учись. Мозоли на руках, трудом, всегда натереть успеешь. Учись, в тепле сидеть будешь, бумаги перебирать – чем холодные железяки на морозе перекладывать. Вон бабка твоя на заготовке льда руки себе загубила. Не то, что ведро, чашку без боли взять не могла, суставы болели. А он все одно заладил, «не хочу быть начальником, я сварщиком на заводе всю жизнь проработаю. Посменно, с переработками, ночными, праздничными, я больше чем некоторые инженеры получаю». Как бы не так. Война грянула, завод стал, и остался на голой ставке, да и та с задержками. Я друзей одноклассников ему в пример ставил, вон Сергей Калабашкин твой, велосипедист, диплом получил, в проектном сидит, не меньше тебя получает, и в тепле, и рост карьерный намечается.
Приучился как-то я в «Соль» ходить чуть после обеденного времени. Людей меньше, в рот никто не заглядывает, когда мол доешь, перерыв на обед не резиновый. Так, зато и кофеек на десерт в удовольствие. Никто не торопит — до пяти ещё далеко, когда студенты на пивас заваливаться начнут. Никто нас не торопил и Петрович не спеша вел свой рассказ, сбиваясь с одного на другое.
— Жизнь-хохма. Друг то его с высшим образованием, разнорабочим на тех же теплицах в Польше работает за тысячу евро – не нужны им там магистры с дипломами. – продолжал Сергей Петрович, — зато сынок по специальности, хоть и в училище полученной, за полторы. Хотя жизни-то они их все равно не видят: шесть дней в неделю рабочий день по двенадцать часов, да в воскресенье сокращенный. Куда там в город вырваться, за полгода, все что в Польше видел – вид с окна автобуса.
Дети ушли в свободное плавание. Чего было ему тосковать самому в трехкомнатной квартире, да на даче летом. Продал все, и уехал на старости лет Петрович в село Мали Забобоны на западной Украине. И понравилась ухоженность подворий, домиков, все чистенько, подстрижено, ни лесенки кривой к дому приставленной, ни груды пней гнилых да старых трухлявых рам оконных во дворах. Не то что земляковские плюшкины. Всё во двор тянут и скидывают в кучу, а разбирать лень да недосуг.
— На Пасху вот, понятное дело, не ходил, родители здесь похоронены. А на красную горку в моей семье никогда и не ходили, — лил свое Петрович.
— Хотя, последнее время все больше и больше людей начали на красную горку на кладбище ходить, мол души родных на Пасху к нам домой приходят, а мы им через неделю ответный визит делаем, — поделился я своими наблюдениями.
— Чушь это все. В христианстве никакие души по домам не ходят. Все ждут себе на небесах второго пришествия, пока господь решит кому в царствие небесное, кому – в адском пламени гореть. А духи предков – все язычество, странно вплетенное в идиому православия. И изжить этого, пожалуй, что никак.
— Выросла значит у меня рассада капустачки, — задумчиво сказал мой знакомый, — сочная, зелененькая, и погода то, что надо, не жарко — не холодно, и судя по небу, к вечеру дождик маленький должен бы собраться. Посажу думаю – хай приживается. Да в голову даже не пришло, что праздник у людей. Я первый рядок не успел посадить, а чего уж о себе не выслушал от прохожих. Мол грех та какой на праздник работать.
— На красную горку что ли садили? – не понял я
— Да на нее ж. И пожеланий наслушался: и чтоб руки отсохли, и рассада завяла.
— Ну не бросать ж мне работу, — не унимался Петрович, — прям праздник какой, никогда не праздновал. А буддисты, мусульмане как же? Они работают и греха никакого нет за ними. Они за праздник такой и слыхом не слыхивали.
Досажу, думаю, пол часа пройдет, взбрызну из леечки. И на веранде отдыхать буду. Чего народ раздражать лишний раз. Посадил, приниматься хорошо должна была, лелеяная. К вечеру ни один листик не завял. Был бы бог к вечеру повяло все, или градом побило, так нет стоит красавица.
— Правильно и сделали Сергей Петрович. В газете недавно читал батюшка какой-то разъяснял, что церковь отлично понимает, что в современном мире, не всегда есть возможность посвятить день богу. Это можно сделать и при ближайшей возможности. Главное, чтобы помыслы были чистыми, и добро в сердце. А на суде все зачтется. При пятидневной рабочей неделе на заводе, на домашние хлопоты только выходные и остаються.
— Как бы не так. Встаю поутру, не умылся еще, первым делом на капустачку свою полюбоваться. Пол ночи дождичек по крыше шуршал. Как там моя красавица. И, знаешь. Сам в бога не верю. А тут усомнился. Вся рассада выдернута, и следов никаких. Неужели наказал думаю. Глядь на забор, а там краской проклятие выведено. Ну думаю Бог то, если он есть, мог заставить капусту самой из земли выскакивать, но уж, чтобы алкидной краской, ругательства на заборе писать это уж вряд ли.
— Да ну, — расхохотался я, — алфавиту, думаю господь точно обучен.
— Какой там господь, к чертовой бабушке. Сосед повыдергивал, чтоб не повадно было по праздникам работать. Как оскорбление личное понимаешь ли воспринял труд мой. Вот так и живи как ни кланяйся, ни доброжелай ближнему. А ненароком на мозоль, любимую не так глянешь, мигом проклянут.
Долго потом без смеха не мог вспомнить своего знакомого. Вот и говори потом, что на западной Украине менталитет ближе к Европе чем наш восточноукраинский. Вот и впитанное с молоком матери осознание прав человеческих. Тут и свобода совести, и вероисповедания, и право на труд, на частную собственность. Одинаковы в этом отношении украинцы что на западе, что на востоке.
Завадский Сергей Петрович вернувшись в ныне уже родные Мали Забобоны, помирился с соседями. По большим праздникам не работает. Разве что дома, скрытый от посторонних глаз, стараясь делать можно меньше шума. И поведением своим начал вписываться в принятые там обычаи. Хотя про себя, мне кажется, тихонько посмеивается над всеми ихними маленькими забобонами.