Герой не "Нашего времени", повесть

1.

Дело происходило 25 мая 1974 года, в поселке Сарана Свердловской области, в квартире Градовых, в два часа ночи. В старом двухэтажном доме только у Градовых на кухне в это время горел свет. Отец, бывший литейщик, а сейчас – слесарь на хлебозаводе, учил сына-«волосатика» уму-разуму…
— Тебе 21 год! Армию отслужил. За год так не разу и не подстригся! Пора бы одуматься, не шататься по ночам, заняться делом!
— А я и так занимаюсь делом, причем любимым.
— Это что же за дело такое любимое: в кабаке на гитаре бренчать?
— А хотя бы и в кабаке! За неполный год, что я в кабаке лабаю, я в квартиру новый диван купил, цветной телевизор, холодильник, магнитофон…
— Ты еще свои «дженсы» вспомни, которые дороже магнитофона обошлись! А через пару месяцев полиняли.
— Ну, уж это мое дело, отец. А что джинсы вытерлись, так я уже объяснял: мода такая. И, потом, кабак для меня – это не любимое дело, а средство заработка. А любимое дело в клубе – ансамбль и гитарный кружок.
— Эх, Коля! Знали бы мы с матерью, что такое будет, ни за что не отдали бы тебя в музыкальную школу. У мужика профессия настоящая должна быть!
— Что значит – «настоящая»? Вот ты, например, двадцать лет литейщиком на заводе отпахал. А, когда производство сократили, ведь не знал куда податься. Спасибо, дядя Жора помог: пристроил на хлебозавод. А я хочу музыкой заниматься. Меня и в армии в музыкальную роту определили, а туда не всех брали. А второй год в ансамбле песни и пляски Группы Советских войск в Германии играл. Предлагали остаться на сверхсрочную. Да ты и без меня это знаешь. Просто хочу, чтоб ты понял, что все это для меня не случайно, а вполне серьезно. И в клуб меня без диплома тоже взяли не за красивые глаза.
— Ну, каким ты музыкантом станешь здесь, в нашем захолустье?! А в Москве, думаешь, тебя ждут с распростертыми объятиями. Сопьешься ты со временем в своем кабаке. Вот и весь сказ!
— Если бы захотел, то давно бы уж спился. А у меня другие планы. Да и на Москве свет клином не сошелся. Давай лучше спать ложиться. Завтра мне к девяти утра в клуб, на репетицию, а вечером – танцы…

2.

Градообразующими предприятиями поселка стал расположенный на его окраине завод кузнечно-прессовых машин. Правда, заказы на продукцию завода в последние пять лет заметно снизились, почти половину персонала пришлось сократить… Сарана находилась на окраине Свердловской области, в Красноуфимском районе, почти за триста километров от областного центра. В поселке имелись: средняя и музыкальная школы, кафе-ресторан на железнодорожной станции, клуб с библиотекой, два продовольственных и один промтоварный магазин, участковая больница, одноэтажная гостиница, пожарная часть, почта с телеграфом, отделение милиции, лесо-торговая база с пилорамой, рюмочная, учебно-производственный комбинат на базе расформированного ПТУ, парикмахерская, баня, ателье по пошиву и ремонту одежды и обуви, небольшой хлебозавод, две котельных: угольная и мазутная, футбольный стадион на 500 мест, кладбище… По выходным в баню и в ресторан на станции привозили свежее пиво из райцентра. Также ставили пивную бочку неподалеку от станции. Пиво было главной статьей досуга для более зрелых жителей Сараны, а молодежь проводила время на танцах в клубе, где играл ансамбль «Тройка» под управлением Николая Градова. Футбольный стадион давно зарос бурьяном и кустарником, став местом паломничества поселковых забулдыг…
Клуб построили еще в начале пятидесятых, был он типовым, двухэтажным. Как любое другое учреждение культуры в стиле «Сталинский ампир», он имел несколько оштукатуренных колонн, высокие окна на первом этаже и гипсовую лепнину под крышей в виде колосков. В конференц-зале клуба, рассчитанном на 250 мест, по воскресеньям показывали кино (10 копеек за билет – для детей, 25 копеек – для взрослых). А в фойе по субботам проходили танцевальные вечера, стоимость билета на которые составляла 50 копеек. Работали духовой оркестр, хоровой, драматический, танцевальный кружки, студия домоводства, а также кружок игры на гитаре, который вёл Николай Градов. Сюда и стекались все основные «битломаны», «рокеры» и «хипаны» из Сараны. И не только, и не столько, чтобы обучиться гитарному искусству, как послушать новые записи запрещенных зарубежных рок-групп или советского полуподпольного ансамбля «Наше время». Ни на какую аппаратуру от клуба ансамблю особенно рассчитывать не приходилось. Им дали три списанных тульских микрофона, старый большой барабан и тарелки из оркестра и вышедшие из строя «кинаповские» колонки с также нерабочим ламповым усилителем. Пришлось юным поселковым «кулибиным» доказывать, что их руки не для скуки. Весь этот «хлам» был восстановлен в лучшем виде, исправно работал и даже приносил постоянный доход клубу, ведь на танцы фойе всегда было переполнено, даже перед входом в клуб умудрялись танцевать…
Что касается гитар, то одну из них – соло-гитару «Джибсон», Николай купил еще в Германии, незадолго до своего «дембеля». Необходимую сумму ему помогли собрать его коллеги по военному оркестру. А на бас-гитару собирали деньги уже сами, от выступлений в местном кабаке. Купили в Свердловске через нескольких знакомых подержанный, но вполне еще рабочий «Фендер», там же приобрели и несколько новых барабанов «Амати». Николай (он же – Град), естественно, занял место худрука, гитариста и вокалиста. На бас-гитаре играл и подпевал Саша Лисович (Лис), за барабаны определили Гену Баратова (Брат). Над названием ансамбля долго ломали голову, пока вечером их не стал выгонять сторож Ринат по прозвищу Стакан-Налейкум:
— Ну что, тройка! А ну марш по домам! Сейчас я клуб обесточу и все двери закрою!
Точно – «Тройка»! Ведь их было именно трое, а, кроме того, в самом этом названии слышалось что-то русское, стремительное, неудержимое, как и сама жизнь этих двадцатилетних парней…

3.

Пассажирский поезд «Новосибирск – Москва» стоял на станции «Саранинский завод» семь минут. Но бас-гитарист столичной группы «Наше время» Алексей Крутиков убедил своего коллегу Андрея Маркевича, что он успеет сбегать за пивом. Благо, бочку было видно с перрона, а местные мужики, как он доказывал, пропустят музыканта без очереди, учитывая стоянку поезда и тридцатиградусную жару. В джинсах, тапочках, майке и с бидоном в руке Крутиков пулей выскочил на перрон и понесся к заветной бочке, не заметив при этом, как задел локтем дежурившего сержанта линейного отделения милиции. К такому отношению страж порядка не привык. И через несколько секунд бедолага-музыкант с заломленными руками и в наручниках следовал в отделение, сопровождаемый толчками в спину.
В отделении Крутикова встретил дежурный офицер с милой и никак не вяжущейся с его грозным обликом фамилией – Ласточкин. Старший лейтенант был тучен, краснолиц, плешив, носил большие рыжие усы и постоянно вытирал пот со лба вафельным полотенцем.
— А это ты, Байков. Опять алкаша притащил! Я же говорил тебе, что «обезьянник» уже под завязку утрамбован!
— Палыч! Это борзый клиент, сам напал на меня на перроне, чуть не повалил, а при задержании сопротивлялся, ругался и угрожал.
— А, ну-ка, покажись! А! Хипуешь, значит?! Документы!
— Да нет у меня с собой документов. Я уже сержанту говорил. В поезде они остались, в куртке. Бляха-муха! А вот и мой поезд отъехал.
— Складно излагаешь. Я так понимаю, что ты с шабашки, опохмелиться нужно было, за пивом шел, а пассажиром прикинулся, чтобы без очереди пропустили? И даже тапочки надел!
— Да с какой еще шабашки?! Я – музыкант, в «Нашем времени» играю, в Свердловский политех ехали с концертом. Я Крутиков.
— Никита Крутиков, герой «Первой перчатки»?
— Да не Никита, а Алексей. Алексей Викторович, пятьдесят второго года рождения. Можете запросить Москву, проверить.
— Щас проверим! Обыщи его, Байков!
— Палыч, у него тут денег рубля полтора – два. Сигареты не наши, зажигалка импортная, какая-то хреновина из пластмассы…
— Это медиатор. Я же говорю, что я – музыкант, товарищ старший лейтенант!
— Я тоже музыкант. Люблю играть на нервах у таких, как ты. В последний раз спрашиваю: кто ты, откуда, зачем напал на сержанта?
— Да не нападал я. Бежал за пивом, не заметил. Я пытался извиниться… Хорошо, если Вы мне не верите, позвоните по московскому телефону: 220 -52-02.
— Я тебе сейчас так позвоню! Постой-постой! Как ты сказал?
— 220-52-02.
— Откуда знаешь этот номер? Где подсмотрел?
— Это номер моего дяди, младшего брата матери, Сергея Николаевича Красавина, генерал-полковника внутренней службы, заместителя министра внутренних дел СССР.
— Хочешь сказать, что у замминистра такой обормот-племянник, который шакалит на пиво?
— Ну позвоните, что Вам стоит? Там из приемной ответить должен майор Скоробогатов. Скажите ему, что Вы от Леши Крутикова.
— Ну, смотри, не дай Бог, сбрехал! Здоровым ты отсюда не выйдешь! Алло! Говорит дежурный по Саранинскому ЛОМ старший лейтенант милиции Ласточкин. Да. Никак нет, товарищ майор. Я по поручению Алексея Крутикова. Да, он здесь. Никак нет, товарищ майор. Не задерживали. Он отстал от поезда. Понял. Так точно. Даю. Вас просят, товарищ Крутиков!
— Здравствуйте, Александр Васильевич! Да отстал. Документы в поезде остались. Случайно задел локтем сержанта. Пытался извиниться. Да. А дядя где? Понял. Матери и дяде не сообщайте, пожалуйста, не стоит их волновать. Понял. Даю! Вас, товарищ старший лейтенант!
— Старший лейтенант Ласточкин слушает. Виноват! Так точно! Да! Сержант будет наказан. Так точно, рядовой будет наказан. Отправим ближайшим поездом в лучшем виде. Сразу доложу. Никак нет, больше не повторится! Уфф!
Ласточкин положил трубку и вытер еще больше раскрасневшееся лицо полотенцем.
-Байков! Снимай лычки! Завтра проверяющий из Свердловска, из ГУВД к нам приедет. Что с поездами на Свердловск? Когда ближайший скорый будет?
— М-м… Товарищ …м-м…
— Да не мычи ты, а дай расписание. А Вы, товарищ Крутиков, проходите в дежурку. Сейчас свежий чаёк с пряниками организуем.
— Я бы и от бокала пива не отказался. В такую жару.
— Понял. Байков! Срочно за пивом. Бидон возьми. Да таранку возьмешь у Егорыча в бане. Одна нога здесь… Так. А ближайший на Свердловск у нас только завтра, в восемь тридцать утра. Могу машину организовать, но дорога плохая. Поспать на ухабах не придется.
— Не надо машину. Дождусь поезда. Успею к концерту. Только, просьба: позвоните в Свердловский политехнический институт председателю студкома Георгию Смолову, скажите, чтобы он передал Маркевичу, что Крутиков прибудет к концерту, что со мной все в порядке. А я переночую здесь. Скажите лучше: у вас тут учреждение культуры имеется? Ну, дом культуры или клуб?
— Так точно. Клуб есть. Только он в посёлке. А здесь станция. Четыре километра от нас. Сегодня суббота. Там в восемь вечера танцы будут. Наш местный ансамбль играет. А у нас – усиленное дежурство.
— Ну и замечательно. Сейчас – начало седьмого. Поехали в клуб. Познакомимся с музыкантами. Да и пиво туда же захватите…
— А ночевать в гостинице будете?
— Ну, если поселите меня туда без документов и оплаты, то не возражаю…
— Всё будет сделано в лучшем виде, товарищ Крутиков. Правда, у нас там удобства на улице…
— Ничего. Одну ночь как-нибудь перекантуюсь. Главное, чтобы номер был одноместным.
— Одноместных там нет, но для Вас сделаем.
— А вот и пиво. Какой быстрый у вас сержант! Поехали в клуб!

4.

Сержант (теперь уже бывший) проводил Крутикова до комнаты ансамбля. Из-за двери слышались аккорды электрогитары. Крутиков постучал.
— Я же сказал: не мешайте нам репетировать! Какого хрена надо?
— Невежливо вы гостей принимаете!
— Да кто там? Крутиков? Алексей? Откуда?
— Узнали? От поезда я отстал. Решил вот у вас время скоротать, если не прогоните.
— Будем рады. Располагайся, где удобно. Мы, кстати, на танцах несколько песен «Нашего времени» исполняем. Не возражаешь?
— Даже бы, если я и возражал, все равно бы вы пели. По всему Союзу магнитофонные катушки ходят. Главное, чтобы тексты и мелодию не перевирали. А то я слышал, как в Новосибе «Сосны» пели «Ты можешь ходить, как запущенный Маркс, а можешь, как Ленин все сбрить…» За такие кренделя и в психушку можно загреметь. А что вы будете сегодня из нашего петь?
— «Там, где будет новый день», «Ночь», «Миллионеры», «Ты или я», «Марионетки», «Флаг над замком», «Продавец счастья», «Замок в небе»…
— Ого! Это почти половина нашего концерта! А что еще поете?
— «Криденс», «Битлы», «Роллинги», «Веселые ребята», три свои песни… Алексей, раз уж ты здесь, может, выйдешь вместе с нами на ваши песни?
— Выйти можно, но прикид у меня не тот. Да и, бас-гитары нет.
— Бас-гитару Лис уступит. У него «Фендер», хоть и не новый. А рубаху мы найдем. И кеды. Для поселка праздник будет. Да и деньжат немного срубишь. Много не обещаю, но червонец – реально.
— Деньги для меня не главное. Оставьте их себе. А вот как у вас будут принимать наши песни – это мне интересно.
— Что ты! Принимают «на ура». Просят по несколько раз исполнить. Даже «Битлы» и «Роллинги» так не «катят».
— Раз так, то давайте начнём спеваться. Но только не спиваться! Начнем с «Миллионеров»… А бас у вас – ничего. У меня тоже «Фендер». Ну что, поехали?..

5.

— Вечер добрый всем, кто нас любит! Сегодня мы вам приготовили настоящий сюрприз. Впрочем, полтора часа назад для нас это тоже был сюрприз. У нас в гостях бас-гитарист, вокалист и автор песен легендарного ансамбля из Москвы «Наше время» Алексей Крутиков! Прошу любить и жаловать! Алексей согласился сегодня выступить на нашем вечере и исполнить вместе с нами несколько песен из репертуара «Нашего времени».
— А ты не гонишь? Как он попал в наше захолустье?
— Я отстал от поезда. Ехал с группой в Свердловск на концерт. Завтра утром первым поездом уеду.
— Да, это Крутиков. Он у меня на фотке вместе с Марком и Кавой.
— Здорово, Леха!
— Здорово, Сарана! Ну что, подпоёте нам? Надеюсь, вы знаете слова. Начнем с «Марионеток»…
Набитое битком фойе клуба не столько танцевало, сколько подпевало Крутикову и Градову, которые впервые вместе вышли на сцену, но, не смотря на это, пели и играли довольно слаженно. Да и Баратов за барабанами не оплошал…
Новость о заезжей «звезде» в какие-то 15 – 20 минут облетела посёлок и станцию. Теперь молодежь десятками толпилась возле клуба, подтанцовывала, лезла на подоконники и в тщетно охраняемую милицией основную дверь. Когда зазвучала песня «Там, где будет новый день», в едином порыве в зале зажглись десятки зажигалок и начали раскачиваться в такт музыке и всеобщего пения. Такого местный клуб ещё не видел. Милицейский наряд на всякий случай срочно вызвал к клубу пожарную машину. Вместо положенных полутора часов музыкантам пришлось выступать на час больше, причём некоторые песни исполнялись дважды, а «Марионетки» — три раза. Требовали и в четвёртый раз, но администрация клуба совместно с предводителями комсомольского оперотряда пригрозила обесточить помещение. Пришлось уступить. Тем более, что и у музыкантов уже не было никаких сил. Разве что, уставший Крутиков смог дать десятка два автографов. А потом с помощью добровольных помощников, желающих получить автограф, убирали аппаратуру в каморку, отведённую «Тройке»…
— Ну что, Алексей, какие планы будут на ночь? Во сколько твой поезд?
— Поезд в восемь сорок утра, если мне не изменяет память. А ваши местные полисмены обещали мне зафрахтовать одноместный номер в гостинице.
— Не советую. Все удобства в этой гостинице на улице. Да и клопы не дадут спать. Здесь у нас, как видишь, имеется собственный диван. Умывальник и туалет в пяти метрах от нас. Клопов нет. А с ментами мы договоримся. Они утром разбудят и заедут. Окей?
— Окей. Если ты ещё портвешку добудешь – будет совсем окей. Под портвешок будет интереснее общаться, да и сон будет крепче.
— С портвешком сложнее. Но попробую достать в нашем кабаке. Только машина нужна, иначе не успею. Скоро закроют.
— Менты меня ждут. Сейчас договоримся. Заодно, насчёт ночлега и побудки. Я готов составить компанию до кабака. И насчёт закуски – не забудь. С утра ничего не ел.
— Закуска и пара-тройка флаконов будет. Ну что: вперёд?
— По коням!..

6.

В эту ночь Крутикову, Градову и его друзьям из «Тройки» спать совсем не пришлось. Волей судьбы оказавшийся в Саране столичный гость из популярного ансамбля тоже бодрствовал, удивленный музыкальным уровнем и познаниями своих провинциальных коллег. Пели и пили, спорили и соглашались, слушали «подпольные» магнитофонные записи отечественных, а по большей части зарубежных исполнителей. Под утро уже стали было клевать носами, но разбудил гудок милицейской машины и стук Стакан-Налейкума в окно. Надо было собираться. Крутиков, расчёсывая обломком расчёски длинные волосы, неожиданно предложил:
— А, вот что, Коля! Сегодня – воскресенье. Может, махнёшь со мной в Свердловск? К утру понедельника будешь в своей Саране. Я договорюсь.
— И хочется, и колется. Мне же сегодня в кабаке вечером играть.
— А что: никто не сможет заменить?
— В принципе, есть кому. Хотя это и будет не полноценная замена. Директор может обидеться.
— Договоримся и с директором. С ребятами нашими познакомишься. Может быть даже немного поиграешь с нами на концерте?
— Об этом даже и мечтать не могу.
— А что мечтать? Поехали! И мечты сбудутся!
— Ну ладно, поехали. Только надо сделать пару звонков. Да и домой бы заскочить: переодеться, денег взять.
— Нету времени на переодевание. Ты и так хорош. А о деньгах не беспокойся. Всё будет в лучшем виде. Должен же я ответить на ваше гостеприимство?!
— Ну ладно. Рискнём. Где наша не пропадала!
— Наша пропадала везде! Вперёд! Не забудь гитару!

7.
Часы, проведённые Градовым в Свердловске, как он считал, были лучшими во всей его прежней жизни. Его даже не выбили из колеи две бессонные ночи, ведь он играл на одной сцене с самим «Нашим временем», хотя и совсем недолго! Подтверждением тому стали две небольшие чёрно-белые фотки, оперативно сделанные местным студентом…
Градов ещё не знал, что после его краткосрочного побега в Свердловск, его уволили с работы в клубе, направили дело на дисциплинарную комиссию в райком комсомола. Увольняя его, новая заведующая клубом почему-то сказала: «Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево!» «Тройка» была теперь в Саране вне закона. Но даже эти неприятные известия не могли омрачить главного события: «Новое время» пригласило его на запись своего очередного альбома в качестве сессионного музыканта! В Москву надо было ехать в конце июня. А связываться с Крутиковым по поводу репрессий в отношении «Тройки» было как-то неловко. Решил рассказать об этом при встрече. И то, лишь в том случае, если Крутиков сам об этом заведёт речь, расспросит об их ансамбле…
В семье тоже были проблемы. Отец постоянно заводился на скандалы, мать плакала. Из ресторана тоже турнули. Умели тогда закручивать гайки по полной программе. Даже статейку в Красноуфимской районной газете подготовили о тлетворном влиянии западной культуры на нашу молодёжь и проводниках этой чуждой пропаганды в лице «Тройки» и её лидера Градова…
— А, может, послать всё подальше, податься с ребятами в столицу?! С голоду, надеюсь, не помрём. Руки, ноги есть. Головы тоже на месте. Уж в Москве-то кабаков не то, что в Саране, не говоря уже про ДК и танцплощадки! – такие мысли в последние дни постоянно захватывали Сергея. Но везти друзей на неподготовленную площадку он не мог. Надо было вначале всё разведать самому…
Очень кстати позвонил Крутиков, напомнил, что в конце июня ждут Градова в Москве, сообщил, что «Наше время» снимается в какой-то комедии Георгия Данелия вместе с Леонидом Куравлёвым и Евгением Леоновым. Про свои беды Николай пока ничего не сообщил, но поинтересовался, где в Москве можно будет остановиться. Алексей заверил, что с жильём никаких проблем не будет, сказал также, что выслал бандероль с записями нескольких концертов «Нашего времени», в том числе и того, Свердловского. Вот это подарок! Значит, не всё так мрачно!..
Участники «Тройки» собирались на подпольные репетиции в гараже у Гены Баратова. Про идею с Москвой Николай пока рассказывать не торопился. Не хотел выглядеть трепачом в глазах друзей. Выступать они теперь ездили в другой район. Там шеф-поваром в одном из ресторанов работал родственник Лиса, он и помог пристроиться «Тройке», которая теперь стала именоваться «Современниками», чтобы сбить с толку организаторов своих репрессий. Заработки упали, потому что больше половины их уходило на переезды и гостиницы. Но, всё равно, на поездку в Москву деньги накапливались…

8.

В поезде на Москву Градову попался необычный попутчик – Платон Александрович Алексеев, сорокатрёхлетний саксофонист, джазмен, сосланный из столицы в Норильск накануне фестиваля молодежи и студентов в начале 1957 года. Платон Александрович был худ, высок, сутуловат, с большой залысиной на лбу. Лебедев был выслан из Москвы именно за свою любовь к джазу. Про таких тогда говорили: «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». В Норильске, по словам джазмена, его коллег, да и вообще любителей джаза было немало. Правда, и там «разгуляться» столичным и питерским «лабухам», особенно не давали. Выступления их проходили в ресторанах и второразрядных клубах под прикрытием «музыки советских композиторов». Благо, что пропагандисты из горкома в джазе не разбирались, поэтому выдать Дюка Эллингтона или Луи Армстронга за Исаака Дунаевского было проще простого.
— В конце пятидесятых – начале шестидесятых на наши концерты приезжали любители джаза из Новосибирска, Свердловска, Горького и даже из Москвы и Ленинграда, — рассказывал Платон Александрович, — сейчас в Москву мне приезжать разрешают, чтобы навестить дочь Юлию. Но выступать там и постоянно проживать – по-прежнему запрещено. Первый раз я вернулся в Москву три года назад, когда дочери было уже 15 лет. Меня она, конечно, не помнила. Тем более, что воспитывал её уже другой отец. Хотя я и не давал права на её удочерение. Сейчас она учится в МАрхИ на втором курсе.
— МАрхИ?! Так в этом же институте учится Андрей Маркевич, лидер ансамбля «Наше время». К ним-то в Москву я и еду по приглашению на запись нового магнито-альбома.
— «Наше время»? Знаю, слышал. Талантливые ребятки. В прошлом году Юля мне про них все уши прожужжала. Включала записи. Свой стиль у ребят, никого не перепевают. Это хорошо. Думаю, что напрасно из своего звучания они исключают духовые. Это могло бы обогатить музыкальную палитру ансамбля…
— Может быть, Вам стоит с ними познакомиться?! Вдруг, вы будете полезны друг другу?
— Нет. Выступать на молодёжных вечерах мне уже поздно. Заваривать новую кашу по поводу моего возвращения в Москву тоже не целесообразно. Да и к Норильску за эти 18 лет я привык, прикипел. Там столько талантливых, творческих людей!
— Но и бывших зэков тоже хватает?
— Этого добра везде в достатке. СССР стал большой тюрьмой. Или психушкой. Кстати, меня и туда пытались направить.
— Про тюрьму — это точно. У нас в Саране почти каждый третий имеет судимость. Посёлок и завод строились руками зэков. Да и психов тоже везде хватает, как и зэков…
— Я тоже в какой-то степени зэк. По крайней мере, именно так смотрит на меня милиция и органы госбезопасности. Я же лично ничего не имею против самой страны, её народа. Но наша власть меня далеко не устраивает. Впрочем, власти свойственно меняться. Поэтому я отказался выезжать из СССР. Тем более, что и выезжать мне некуда: родственников за границей не имею. Поэтому, был выслан в Норильск.
— Что же Вы так и проживёте до конца жизни в Норильске?
— А что ж в этом плохого? Вот, Вадим Козин, например, уже 30 лет живёт в Магадане, а его песни по-прежнему знает и поёт вся страна… Конечно, я не Козин. Но несколько раз имел удовольствие аккомпанировать ему в составе ансамбля на его концертах. Однажды он даже спел одну из моих песен. Она называется «Русалка».
— Так Вы и музыку пишете?
— Да, музыку пишу еще со времен учёбы в музыкальном училище. Написал много, но большинство моих творений остаются достоянием крайне ограниченного круга моих слушателей. Так что, я музыкант и композитор широко известный в узких кругах… Хотя, несколько своих песен я продал известным советским композиторам: испытывал большое стеснение в средствах. Не буду говорить – кому конкретно. Теперь эти песни поёт вся страна. Но знают об этом только я и мои покупатели.
— Я тоже пробую сочинять. Написал пока пять песен. Или, точнее сказать – композиций.
— Интересно было бы послушать.
— У меня с собой переносной магнитофон «Романтик» и мои записи. Батарейки новые. Тянуть не должен. Правда, качество записи – не очень. Включать?
— Вы ещё спрашиваете!..
Дальнейшая дорога почти вся проходила под музыку. Алексеев что-то напевал, Градов что-то наигрывал на гитаре. У Николая был с собой любимый «Портвейн-777» («Три топора»), у Платона Александровича – спирт (шило).
— На северах другие напитки не пьют, — пояснил Алексеев, — правда, к спирту я привык не сразу. Да и сейчас употребляю умеренно, чтобы не потерять творческую форму. Шило может крепко уколоть…
За четыре дня пути они стали почти друзьями, обменялись адресами, договорились о встрече в Москве, в Нескучном саду, где летом в Зелёном театре иногда выступает джаз-банд, в составе которого несколько старых друзей Алексеева…
Но до их приезда в Москву произошло ещё одно странное и необычное событие. Произошло это в обед, за день до окончания поездки. Их соседи по купе (супружеская пара), как обычно, отправились в вагон-ресторан. Алексеев раскладывал пасьянс и мурлыкал про себя какую-то песенку. Градов начал этот разговор:
— Как Вы считаете: получится у меня что-нибудь с Москвой?
— Думаю, что в Москве ты впустую потеряешь время. Чтобы там попасть на музыкальный Олимп, нужны большие связи. На помощь «Нашего времени» особенно не надейся. Ты им нужен временно, не более. Думаю, что тебе надо делать ставку на Свердловск. Это крупнейший город на Урале с населением более миллиона. Слышал, что даже метро там собираются строить. Кроме того, это центр музыкальной культуры Урала. Что касается современной музыки, то мне думается, что она пойдет в Свердловске по собственному пути, не зависимому от Москвы и Ленинграда. Там уже сейчас появились первые ансамбли, исполняющие собственные песни. Но все они разрознены, нет объединяющего начала. Выступают подпольно. У исполнителей зачастую нет музыкального образования. Думаю, тебе следует учиться на кафедре струнных инструментов Уральской консерватории. У меня там есть знакомства. Могу походатайствовать. Серьёзное музыкальное образование тебе необходимо, поверь!
— А как же быть с «Нашим временем»? Ведь я же им обещал!
— Конечно, обещания надо исполнять. Да и самому тебе это впоследствии может пригодиться. Поработай с ними недельку. Но не больше. А то не успеешь в консерваторию, потеряешь год.
— Но, откуда Вы всё это знаете про меня и вообще?
— Долго объяснять. Да, боюсь, что ты неправильно можешь меня понять. В двух словах могу пояснить, что в ссылке я стал видеть фрагменты будущей жизни некоторых людей, которые меня окружают. Не могу объяснить, откуда это взялось, потому что и сам не знаю. Но многое из того, что мне когда-то виделось, сбывалось. Только не пытайся объяснить это свихнувшимся у меня рассудком. Надеюсь, что в психиатрическом отношении я вполне здоров, несмотря на то, что прошёл через горнила «психушки». А в твоей судьбе я решил принять участие ещё и потому, что судьба нас свяжет крепче, чем ты думаешь. Ты будешь моим зятем.
— Как же так? Ведь я совершенно не знаю Вашей дочери!
— Вы встретитесь с ней в Москве. Дальше всё узнаешь сам. Я и так сказал тебе много лишнего. Давай лучше обедать. У тебя, помнится, ещё оставался приличный кусочек копчёного сала. У меня есть яблоки, хлеб, чеснок и вяленый лещ. Ну и пара рюмок шила здесь не будут лишними…

9.

Москва встретила гостей тёплым дождём. Алексеев и Градов ещё раз уточнили время встречи в Нескучном саду, попрощались. Тут же, на вокзале, Николай позвонил Крутикову. Тот обещал через полчаса приехать на машине. Это время Градов провёл возле привокзальной студии звукозаписи, изучая её каталог, он обнаружил несколько «хитов» «Нашего времени», «Битлз», «Роллинг стоунз», «Криденс», «Лед цеппелин» и многое другое. Но особенно его удивила такая строчка в каталоге: ансамбль «Сонанс» (г.Свердловск) – песня «Марианна». А он-то до сих пор ничего и не слышал про «Сонанс»! Значит, Алексеев был прав, говоря про уральские ансамбли! Надо бы с ними состыковаться. Может быть, Крутиков знает их координаты?
— Запишите мне, пожалуйста, песню «Марианна» в исполнении «Сонанса». Сколько это будет стоить? 80 копеек? Пожалуйста!
Пока записывалась песня, даже при всём скверном качестве, угадывалось мастерство музыкантов, их неповторимый, романтический стиль исполнения.
— А есть у Вас ещё что-нибудь в исполнении свердловских ансамблей?
— Нет. И эта запись случайно попала. Её Тёма Тройницкий принёс. Сказал, что народу понравится. Но пока что, Вы – второй, кто заказал эту песню.
— А кто был первый? И кто такой Тёма Тройницкий?
— Много вопросов задаёте, гражданин. Вот Ваша запись. Всего хорошего!
Киоскёр передал Николаю гибкую пластинку в бумажном конверте и закрыл окошко. Как раз и полчаса прошли. У входа в зал ожидания стоял Крутиков…

10.

Прошли три дня, в течение которых Градов и «Наше время» в дневное время репетировали в доме культуры железнодорожников, а ночью записывались в студии радио иновещания на Пятницкой (подпольно). Спали часов по пять, не больше. Николай записал с «Нашим временем» партию ритм-гитары и бэк-вокал трёх новых песен: две написаны Маркевичем, одна – Крутиковым. Конечно же, Николай попросил скопировать себе оригиналы песен с его участием, что и было сделано…
Наступил вечер встречи с Алексеевым в Нескучном саду. Градов созвонился с ним по оставленному телефону (Платон Александрович все эти дни обитал на квартире у своего друга-музыканта). Алексеев сообщил, что придёт с дочерью. Впрочем, Градов в этом и не сомневался. А сомневался он в другом: стоит ли идти на эту встречу? А, может быть, испытать судьбу, изменить весь её ход, предсказанный Платоном? Он ещё раз позвонил Алексееву, сказался очень больным и уставшим (про усталость не соврал, репетиции и записи вытянули все жизненные силы). Извинился за то, что не сможет прийти, сообщил, что завтра утром уезжает домой. Платон Александрович огорчился, сообщил, что тоже уезжает завтра утром, пожелал скорейшего выздоровления и договорился о встрече в Свердловске через пять дней. На том и распрощались…
Всё ещё сомневаясь в правильности своего поступка, Градов заснул очень рано, где-то около семи вечера. Ему даже не помешала музыка, громко звучащая в соседней комнате на квартире Крутикова…

11.

Алексей Крутиков довёз Градова до вокзала, засунул ему в карман «четвертной», несмотря на протесты Николая, дал также пакет с едой и бутылкой портвейна «Колхети».
— Такой ты ещё не пил, наверное. Это у нас в группе любимый «порт». Счастливо! Звони, когда будешь в Москве!
Николай пообещал и побежал к поезду, до отправления которого оставалось восемь минут. Обернувшись, он помахал рукой Крутикову, продолжая двигаться спиной вперёд. В этот самый момент он не заметил, как кого-то толканул. Это оказалась миловидная девушка, лет двадцати.
— Осторожнее, молодой человек! Вот и пакет с фотографиями рассыпался!
— Ради Бога, извините! Не видел. Сейчас я помогу Вам собрать. Ой, а откуда у Вас это фото?
— А почему Вы интересуетесь? Это мой папа. Я его только что проводила. А разве Вы его знаете?
— Конечно, мы вместе ехали с ним в поезде. И про Вас он мне много рассказывал.
— Значит Вы – Николай Градов? Музыкант?
— Он самый. А Вы – Юля?
— Да, я Юля. Про Вас мне папа тоже рассказывал.
— Простите, нужно торопиться. Мой поезд скоро отходит. Мне было бы очень приятно, если бы Вы эти оставшиеся несколько минут меня проводили.
— Пожалуйста. Мне это не трудно. А кто это махал Вам рукой на перроне? Очень похож на Крутикова.
— Это он и был. Провожал меня. Я участвовал в записи нового альбома «Нашего времени». Но об этом подробно уже не успею рассказать. Надеюсь, что мы ещё увидимся?
— Всё может быть, хотя я и не люблю загадывать.
— Я тоже. А вот и мой вагон.
— Счастливой дороги! До свидания!
— Спасибо! А когда оно будет, это свидание?
— Это больше зависит от Вас, а не от меня. Удачи!
Вот так: судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Точнее – на гитаре…

12.
Дни до встречи в Свердловске пролетели незаметно. Николай собрал все необходимые для консерватории документы. Кстати, на работе он был восстановлен после вмешательства Крутикова. Так что, в Свердловск он ехал не каким-нибудь дилетантом-школяром, а профессиональным музыкантом. С Алексеевым встретились в кафе «Уральские пельмени». Градов рассказал о встрече с Юлей.
— А я знал об этом заранее. И о том, что ты не придёшь в Нескучный сад – тоже знал…
— Значит, нашу встречу Вы и устроили?
— Ни в коем случае. Да я и не знал времени отправления твоего поезда. Произошло всё так, как и должно было произойти. Кстати, Юля сейчас работает над проектом нового фойе Свердловского Дома молодёжи. Летом она приедет сюда на практику. Под крышей этого дома приютились три лучших свердловских ансамбля: «Сонанс», «Пилигрим» и «Бумеранг».
— Я кое-что о них узнал от Крутикова и Маркевича. Они даже дали мне пару телефонов.
— Это всё хорошо, но главное для тебя сейчас поступить в консерваторию. Я уже рекомендовал тебя, как весьма способного гитариста. Так что, постарайся в полной мере оправдать мою рекомендацию. И ещё: хоть это тебе будет неприятно, но всё же придётся сделать. Я имею ввиду стрижку и замену одежды на более скромную. Надеюсь, кроме этих джинсов что-то найдется в твоём гардеробе? А длинные волосы будешь носить, когда станешь известным. Уж такие в консерватории требования.
— Я это всё понимаю. У меня с собой костюм есть, рубашка, галстук. Но постригаться, надеюсь, не наголо придётся?
— Конечно, нет. Просто то, что у тебя свисает до плеч нужно укоротить до уровня шеи. И перстни тоже придётся снять. Музыканты этого не любят. Любые украшения на пальцах только мешают игре…Двух часов на стрижку и переодевание тебе будет достаточно?
— Вполне.
— Тогда встречаемся через два часа у консерватории. Кстати, это самое старое здание в Свердловске. В 18 и 19 веках в здании консерватории находилось главное управление горных заводов Урала…

13.

Шёл 1982 год, последний год правления «дорогого Леонида Ильича», второй год ППП («пятилетки почётных похорон»), открыл которую самый авторитетный премьер-министр советской эпохи Алексей Косыгин, а продолжил Михаил Суслов, «серый кардинал». Прошло восемь лет с момента поступления Николая в консерваторию. Ему исполнилось 29. Теперь он уже сам преподавал в Свердловском музыкальном училище, вёл класс гитары. Помимо этого возглавлял пока еще полуподпольный Свердловский рок-клуб, место дислокации которого приходилось постоянно менять. Рок-клуб Николай создавал вместе со своими более молодыми коллегами Ильёй Горнильцевым и Александром Перетыкиным. К 1982 году в рок-клуб входили такие, впоследствии известные команды, как: «Урфин Джюс», «Отражение», «Р-клуб», «Наутилус Помпилиус», «Чайф», «Трек» и другие. Николай нередко пересекался с участниками группы «Наше время», ставшими в СССР мега-звёздами. Но контактировал в основном с Крутиковым, а Маркевич, почему-то, делал вид, что не знает Градова. Но Николай от этого вовсе не страдал, ведь и сам он был уже известен далеко за пределами Свердловска, его знали в Москве, Ленинграде… Он также был лидером и фронт-меном свердловской рок-группы «Трек» (созвучно с «Тройкой»). В «Треке» за барабанами прочно прописался Гена Баратов, которого Градов уговорил на переезд в Свердловск. Гена здесь обзавёлся семьёй, работал в оркестре Свердловского театра музыкальной комедии. А с Лисовичем дело обстояло хуже: погорел на фарцовке, получил срок, был смертельно ранен при попытке побега. Даже место его захоронения родным и близким не указали…
В составе группы «Трек» Градов записал три магнито-альбома со своими песнями, написал музыку для двух фильмов, снятых на Свердловской киностудии (записала его группа). Песни из этих кинофильмов вышли на отдельных пластинках фирмы «Мелодия». Как сольный музыкант, Градов выступал в престижных концертных залах на Урале и за его пределами, являлся солистом большого эстрадного оркестра Свердловской филармонии…
Юля (теперь уже Градова) шестой год жила в Свердловске и работала в городском управлении архитектуры и градостроительства. У супругов Градовых была двухкомнатная квартира в девятиэтажке, в новом микрорайоне. Градовы воспитывали сына Платона, названного в честь своего деда, убитого в Норильске в 1977 году при невыясненных обстоятельствах. Николай всё время размышлял о том, как Алексеев не смог предвидеть собственную гибель, предсказывая будущее окружающим его людям? Он часто вспоминал об этом человеке, круто изменившем его судьбу, но не сумевшим или не захотевшим изменить собственную жизнь…
г.Калуга 2014 г.