Человек леса, рассказ

МАЗ-лесовоз с трудом увернулся от выскочившего из беспросветной пурги, машущего руками человека.
— Ты что, твою мать?! Жить надоело?!
— Чего! Не слышу! Подвезите меня, пожалуйста!
Водитель Павел Гуреев тоже не слышал ничего, кроме воя ветра, поэтому ухватил человека за воротник и втащил в кабину.
— Хватит мне кабину выхолаживать! Закрывай дверь. Рассказывай: кто такой, почему полез под колёса?
— Я Коля Широких, за мать сейчас лесником работаю. На 182 километре у нас дом стоит, там от дороги в лес еще семь километров.
— Это Бергамакское лесничество Муромцевского лесхоза, что ли?
— Оно самое.
— А мать где? И как ты здесь, возле райцентра оказался, да ещё в такую пургу и мороз?
— Мать – в центральной районной больнице. У неё сломан позвоночник, вообще много переломов, состояние тяжёлое.
— А, если тяжёлое, что ж ты оставил её, почему уходишь?
— Я ненадолго. На дворе у нас живность осталась некормленая. Лошадь, овцы, свинка, куры и две собаки. Я им на двое суток оставлял кормов. Надо напоить, накормить – и обратно.
— Как же ты обратно пойдешь? Машин ещё долго не будет. Пурга, мороз лютый. Погода нелётная.
— Обратно пойду на лыжах. Я и сюда на лыжах шёл. Но в темноте не видно ничего, сломал одну лыжу на кочках. А Вы как же тут оказались?
— Случайно. Повезло тебе, паря! Еду за дровами для Вставского дома престарелых. Не замерзать же людям и не умирать с голоду?!
— Так что ж для них летом дрова не заготовили?
— Заготовить-то заготовили. Но кто-то из обслуги крутанул эти дровишки налево. Сейчас милиция этим делом занимается. А моё дело – обеспечить стариков дровами. И как можно скорее. Ладно, ты лучше расскажи, как это твоя мать пострадала?
— Долгая история…
— А я не тороплюсь. Ползти будем черепашьим шагом, в пурге всё равно ничего не видно. А то так с дороги можно в канаву угодить.
— Началось всё четыре года назад. Я тогда в шестом классе учился. Борька, старший брат, закончил восьмилетку, поехал в райцентр учиться на тракториста. Отец лесником работал. Объезжал наш участок и застал трёх браконьеров, которые проверяли свои силки и капканы на соболя. Много зверя уничтожили. Отец их пытался задержать. Ему оказали сопротивление и застрелили.
— Постой – постой! Иван Широких – так звали твоего отца? Я слышал про это дело. Браконьеров вскоре задержали, суд был. Помню, что убийце вышку дали, остальным – большие сроки.
— Да. Браконьеры – все родственники были. Убийца, он же и главарь этой шайки, дважды судимый Фёдор Кургин. Около недели назад нам из прокуратуры сообщили, что приговор привели в исполнение: расстреляли его. А родственники его еще после суда угрожали нашей семье, что отомстят за Фёдора. А за что мстить-то нам? Мы – не суд, не прокуратура. У нас отца они убили… Водички нет у Вас?
— Да ты мне не выкай! У нас разница с тобой лет восемь. Да и не велика я персона! В бардачке термос с горячим чаем, достань, пей. Согреешься!
— Спасибо! А как Вас… тебя зовут?
— Павел я. Баранку ещё до армии начал крутить. Живу в Муромцеве. Там же на автобазе работаю… Продолжай рассказывать-то.
— Ну вот. После смерти отца мать стала на его месте работать. Хотя раньше всегда ссорилась с отцом из-за того, что живём мы в лесу, что до ближайшей восьмилетней школы в Бергамаке – девять километров лесом. А до ближайшей десятилетки – двадцать пять. Говорила, что потому, мол, нам с братом учиться нет возможности, что живём, как лешие лесные, вдали от людей. Даже света нет. Только дизель, который по крайней нужде включаем: тарахтит и солярки много сжигает. Но отец, всё равно, не хотел уходить из леса. Накануне убийства они всерьёз поругались. Мать уходить решила в райцентр, к подруге детства, меня собирала. Но смерть отца всё переменила… А позавчера она верхом объезжала участок, выбраковывала и отмечала деревья. И прямо посреди тропы угодила в замаскированную волчью яму.
— Это кто же на тропе догадался волкам ловушку устроить?
— Да не для волков эта ловушка была, а для человека. Для нас. Глубокая яма с кольями внизу. Прикрыта жердями, а них – плотный холст, присыпанный снегом. Не иначе, как Кургины это устроили в отместку за расстрел… Мать выжила только потому, что на колья напоролась лошадь, на которой она ехала. Но сама вылезти из ямы не могла. Долго лежала без сознания. Меня к ней привела собака, наша лайка Портос.
— Это, как мушкетёр, что ли?
— Нет. Просто многим браконьерам этот кобель портки порвал.
— Ну и как сейчас мать-то?
— Тяжёлая она. Заведующий отделением Валерий Никифорович Свидерский сделал ей уже две операции. В себя она пока не приходила.
— Постой! А как она у тебя в Тарскую больницу попала? Это ведь соседний район, а наша-то больница — Муромцевская.
— Это верно. Но так директор лесхоза Фома Петрович распорядился. Потому что на доктора Свидерского надеется. Он ещё после войны, в молодые годы был осуждён, потом освободили, но в Москве и Ленинграде запретили ему жить и работать. Вот он и остался здесь. К нему на операции даже из Москвы и Ленинграда сами сюда приезжают. Поэтому, директор похлопотал за мать. Сказал, что только он может помочь.
— Слыхал я про этого доктора. Он одного нашего водителя после аварии по частям собрал. Да, таких в нашей округе больше нет. Это точно. Слушай-ка, по спидометру мы уже должны вот-вот подъехать к твоему 182-му километру. Как ты пойдёшь через лес-то? Снегу сейчас по пояс. Хоть пурга маленько стихла, а всё равно – темно. И мороз. А фонарей в лесу нету. Только сам фонарей себе набьёшь в темноте. Вот что, возьмёшь мой фонарь и лыжи. Там за сиденьем. Термос тоже забирай. Машине к твоему дому хода нет. А то бы я подвёз. Да и дрова, сам понимаешь, ждут. Обратно буду возвращаться часа через два – три. Постою полчаса посигналю. Если успеешь – заберу до больницы.
— Спасибо. Без Вас…, без тебя трудно б мне пришлось!
— Да что там! Погоди-ка! Глянь-ка — там из леса дым валит. Видишь?
— Вижу. Там и есть наш дом.
— Постой! Куда ты? Надо пожарку вызывать! Ты ничем не поможешь!
— Живность надо хоть спасти! Побегу я.
— Зря, паря! Пока добежишь – спасать будет некого. Ну, смотри. Я пожарку из лесхоза вызову. В огонь только не лезь!.. На вот – огнетушитель возьми…
Директор лесхоза с участковым старлеем Лепёхиным и рабочими подъехал через час, а еще минут через двадцать – пожарные. Шофёр был прав: спасать было некого. Все постройки превратились в пепелище. Портос сгорел прямо на цепи. Лошадь с обгоревшей холкой и гривой каким-то чудом сумела выбить ворота сарая, но выскочив из них в снег, скакать больше не могла, упала и хрипела. Страдания животного участковый Лепёхин прервал двумя выстрелами из табельного оружия. Несколько обгоревших кур бегали неподалёку от пожарища. Вторая собака Марта, выла где-то неподалёку.
— Не иначе, как с четырёх сторон дом подпалили, — заметил Лепёхин, — канистра пустая из под бензина. Не ваша это?
— Нет. У нас солярка была для дизеля. В бочке хранилась. А снегоход у нас давно неисправен. Есть еще «Урал» с коляской. Но он тоже не на ходу.
— Найдём мы этих гадов, Коля, не сомневайся! Из под земли достанем! За всё ответят перед законом!
— Вот что, Николай, беда пришла к тебе не одна, — подключился к разговору директор лесхоза Фома Петрович, — чуть больше часа назад из больницы сообщили, что мать твоя скончалась, так и не приходя в сознание. Брату твоему Борису на службу в часть мы уже телеграфировали. Проводить в последний путь лесхоз поможет. Дом ваш весной восстановим. Как раз, чтобы брат из армии уволился – было, где вам жить. И свет к дому подведём… Пока будешь жить в комнате для командировочных при правлении лесхоза. На работу оформим лесником. Потом подучишься. Или у тебя другие планы?
— Мои планы – в лесу работать. В лесу все свои семнадцать лет живу. Менять свою жизнь и раньше не хотел. А теперь – тем более…
Сказав так, Николай не спеша побрёл вглубь старого леса. Его никто не окрикивал, не останавливал. Все понимали, что ему надо побыть одному…

Калуга. 2014 г.