мышь.

Податливым волновым движением занавески вспорхнули вверх, но, потеряв поддержку воздушного потока, медленно спланировали к месту своего постоянного расположения, попутно обласкав нежным прикосновением стоящую у большого зеркала обнаженную юную девушку. Но последняя не заметила этого внимания к себе, т. к. была увлечена созерцанием своей девственной фигуры. Ее сосредоточенный взгляд напряженно искал недостатки в своем собственном отображении, то высматривая изъяны в нежных очертаниях ровных и слегка наполненных возвышениях грудной клетки, мерно подымающихся и опускающихся в магическом танце самого красивого па в мире. То устремляясь к тонкому соединению хрупкой гармонии прямых плеч и еще детской шеи, и не найдя искомого недостатка, ее строгий взгляд безжалостно срывался к запрещенным низинам долины мужских мечтаний, и придирчиво, разбивая на крохи самые возможные варианты, выискивал, выискивал, выискивал. Но, в очередной раз, не найдя ничего лишнего, взгляд ее сурово и без признаков любви возобновлял поиски того, что могло бы ей объяснить ту не справедливость, которой она была подвержена. В ее взгляде всплеснула искра надежды, и она приступила к тщательному поиску недостатков в конечностях, вспомнив чье-то высказывание об обязательной красоте женских ног. Но и тут она не нашла, уже желаемых ею, искривлений, удлинений или укорочений, все было в соответствии с необходимыми пропорциями. Она грустно выдохнула и тихо произнесла:
-Ну почему-же «серая мышь»?
Быстро накинув одежду, уже не проявляя интереса к своему отображению, она взяла брошенную на пол сумку с книгами и вышла из пустой комнаты, оставив там свое одиночество, идя на встречу унижению и всевозможным оскорблениям, ежедневность которых ей стала привычным образом жизни.
Задержавшись на секунду в коридоре не большой квартиры, она крикнула нежно любящим ее родителям обычное «Я ушла.», и, выдохнув последние остатки сопротивляющегося нежелания действительности, спокойно вышла в мир не прекращающегося зла, горделиво подняв голову и закрепив на лице улыбку безразличия к неизбежному.
А улица встретила ее шумом проснувшегося города, желающего растрат накопленной за ночь энергии, и радующегося наступающему яркому солнечному дню. Божественный свет растопил страхи и дурные предчувствия холодной ночи, и подарил надежду на защиту от всего плохого, от этого у каждого выходящего на улицу появлялась неожидаемая искренняя улыбка.
Являясь участником этого всеобщего парада ликования, она тоже несла их печать на своем лице, но без признаков хоть какой-нибудь толики радости, и от этого ее мимика дразнилась показательной непривлекательностью. А ей это было безразлично, она уже подняла перчатку намеченной дуэли, и была готова только к худшему сценарию наступающего дня.
Первый выстрел не заставил себя долго ждать, когда она быстрым шагом проскочила между смежными домами, то услышала знакомый голос своей ровесницы:
-Смотри, смотри, Аллюсик, вон побежала уродина из параллельного класса,
согласись, что ну просто «серая мышь», слушай, ну как можно такою быть, я бы на ее месте-бы давно удавилась, а эта идет и улыбается!
-Да, Кирочка, я тоже поражаюсь ее наглости, может сговориться с девчонками, и устроить ей «ледовое побоище», а?
-Да оставь ее, не надо марать руки, а то еще заразимся от нее уродством…
Дальнейший разговор остался за пределами ее слуха, да ей и не интересен был этот диалог двух хорошеньких дур, но первая пощечина от общественности ей была нанесена, и воспринята ею с достоинством настоящей и сильной личности.
А дальше пошло обычным чередом, привычное шипение девочек и молчаливая неприязнь мальчиков соединялись с полным одиночеством в переполненном учениками выпускном классе среднеобразовательной школы. Оскорбления были ей на столько знакомы, что она даже предугадывала каждый очередной выпад в свой адрес, и молча все терпела. Но в этот день был укол неожидаемый ею.
Все произошло на уроке химии, молодой преподаватель, недавний выпускник института, вызвал ее к «доске» для ответа по новой теме. В предчувствии болезненного удара сердце ее забилось так часто, что слабость обрушилась на все ее тело, ослабели ноги, и побелели губы.
-Ну, Фаина, не надо так бояться, выходите смелее, я Вам помогу, -ласково поддержал ее преподаватель, и она, собрав все силы, переборола страх и вышла на лобное место класса, попутно отметив единый и дружный презрительный взор ее одноклассников.
А дальше доброта преподавателя уже не проявлялась, наоборот, каждую ее ошибку в ответе он показательным образом высмеивал, доставляя тем самым радость всему классу, и чувствуя эту поддержку абсолютного большинства, преподаватель еще сильнее наносил колкие удары по своей жертве, совершенно не обращая внимание на застывшие слезы в глазах молодой и беззащитной ученицы. А когда она замолчала, он решил завершить эту казнь назидательной речью:
-Вам должно быть стыдно за такой ответ! Химия, это, наверное, единственная наука, в которой женщины преуспели на равных с мужчинами, проявите должное уважение к этому предмету, и, возможно, Вы получите от судьбы заслуженную награду, если уж природа обошла Вас в распределении других щедрот…
Дальнейшую слово блудливость преподавателя она уже не слышала, все происходило как в тумане, шаги до своей парты были ей как удары колокола, а в ушах звенел шум от бессловесной радости довольных услышанным одноклассников, и льющаяся из их глаз злая радость от провозглашения с трибуны ими установленной истины. Большинство получило акт признания своей правоты, и им было все равно, что этот акт был самым настоящим орудием пытки, причиняющим нестерпимую боль невинному. Самое главное было в провозглашении правоты их поведения, и если прав, значит действия их по унижению и уничтожению слабейшего были в рамках допустимого изобличения, а значит и каяться не в чем. Действительно, раскаяние в провозглашении истины выглядит абсолютной бессмыслицей, все знают то, что ложь должна быть причиной раскаяния, но не правда. Хотя все забывают о том, что причиной главного предательства в христианской истории всего человечества являлась правда о месте нахождения Учителя всех времен и народов, и любой человек в такой ситуации возжелает только одного- лжи! Но в классе в это время была другая ситуация, и размышлениям тут не было места.
Бедная девочка с трудом дотерпела окончания урока, не поднимая головы скинула учебники в сумку, и медленно прошла к выходу из каземата уничтоженных надежд. По пути следования ее несколько раз кто-то толкнул, кто-то ударил по спине портфелем, кто-то подставил подножку, но она молча переступила через подставленную ногу, и не обращая внимания на всеобщее ликование злорадства вышла из школы. В этот день этот урок был последним, и она могла прервать пытку своим бегством.
Маленькая комнатка ее одиночества с радостью приняла израненную душу своей хозяйки, и преданно укрыла от постороннего внимания ее человеческие переживания. А Фаина привычным движением уткнулась в подушку и, без звуков всхлипывания, в очередной раз намокрила ее своими слезами, защитив таким образом свою психику от блуждающих в искореженном сознании глупых мыслей. Она была действительно сильной личностью, и слезы в абсолютном одиночестве для таких людей являются лучшим лекарством от полученных душевных ран.
«Зачем, зачем я живу на этом свете, только для того, чтоб быть объектом унижения и оскорбления, это не справедливо! Если я такая противная и уродливая, то почему моя жизнь продолжается? Тысячи хороших и красивых людей гибнут преждевременно, а я, источник негатива, продолжаю ходить и раздражать всех своей безобразностью, это так не справедливо, — рассуждала она, не вытирая текущие по мокрым щекам слезы,- для восстановления справедливости необходимо уничтожить такую мерзкую тварь как я! Конечно, можно совершить самоубийство, но это будет только на радость тем, кто и так жаждет от меня этого. И это будет только одностороннее действие, а я хочу того, чтоб моя ничтожная жертва стала причиной для спасения другой жизни, более нужной этому миру,- и она, встав на колени, сложила крестом на груди руки, и подняв лицо к потолку, с закрытыми глазами, обратилась с прошением к невидимому, но вездесущему,- я знаю, ты добр и справедлив, пожалуйста, услышь меня. Я, находясь в здравом рассуждении, прошу тебя, забери мою жизнь, но позволь продлиться другой жизни на земле!» — и рухнув, как подкошенная на постель, она опять залилась беззвучными слезами, уже не утруждая себя выводами, находясь в кротком ожидании выбранной самой себе участи.
Мягкий бархат ночи накрыл гудящий улей человеческих эмоций, и все, успокоившись, предались ее умиротворяющему влиянию, забыв о тех раздражающих накоплениях дня, которые кажутся человекам важными и судьбоносными, но на самом деле не имеющие к реальности никакого отношения,- ошибки для заблудших и ослепших, осознание которых приходит только в краткий миг предсмертного прозрения.
Вот и Фаина забылась в захватившем ее тревожном сне, а поднявшаяся на небосводе огромная луна, ласково осветила ее не стандартное, но очень милое личико. А потом было опять холодное яркое утро, сомнения и надежды, обязательные разочарования, и не прекращающаяся череда оскорблений, унижений, и властвующее надменное презрение общества…


… Огромный крытый стадион, переполненный перевозбужденной толпой, гудел разными звуками единого существа, именуемого публика, и эта безликая сущность изрыгала все более мощные громыхания, которые понуждали мощные укрепляющие колонны здания стыдливо дрожать пред непомерной силой проявления любви.
-Слушай, слушай, Фан, это все тебе, ты захватила их чувства, и они все любят тебя, и жаждут тебя видеть и слышать.
-Перестань, Жан, концерт уже закончен, да и я устала, а публика успокоится и разойдется.
Вся комната была заставлена цветами, и благоухание различных ароматов царственно наполняло пространство ощущением райского блаженства.
-Нет, Фан, это все-таки триумф, я давно не видел такого проявления чувств у зрителей, это не просто дань уважения к услышанной музыке, они все просто влюблены в тебя и не скрывают этого, а ты опять плакала на сцене, почему?
-Это просто нервы, так сказать переживания из моего далекого, еще не забытого ужасного прошлого.
-У тебя могло быть ужасное прошлое? Ты знаешь, не могу поверить, мне кажется, ты специально обманываешь меня! Ты сама нежность и королева красоты, и обожание окружающих, наверное, преследовало тебя с детских пеленок.
-Если б ты не был мне верным другом, доказавшим свою бескорыстность, то, Жан, за излишнюю пылкость фраз был бы наказан удалением.
-Прости, Фан, но я повторил только то, что было написано во всех газетах, и ни коем образом не хочу порушить твое одиночество, хотя с написанным полностью согласен. О, слышишь, как гудит многотысячная толпа, они, мне кажется, не успокоятся, и тебе придется к ним выйти еще раз.
-В пятый раз?
-Ну…
Жан не успел выговорить еще не подготовленную фразу, как в комнату без стука ворвался мужчина в потрепанном костюме, ярким украшением на шее которого был красный шарф с длинными свисающими концами, первое впечатление о вошедшем складывалось как о хулигане, но седеющая и ухоженная голова свидетельствовали о другом. Не обращая внимание на возгласы возмущения, мужчина сразу обратился к молодой и очень красивой женщине:
-Душечка, Вы слышите, что творится за стенами Вашей комнаты! Если Вы к ним не выйдите, то они разрушат здание, и мы все погибнем.
-Не драматизируйте, Юрий, это здание выдержит и гораздо более мощные овации, — холодно и принципиально деловито ответила женщина, но несмотря на это ее обаяние было столь пронизывающим, что вошедший невольно засмотрелся на ее лицо.
-Звездочка моя, я опять на Вас засмотрелся, а мы знакомы уже не первый год, все-же Ваша красота не поддается описанию.
-Перестаньте Юрий, Ваша непосредственность мне известна.
-Ласточка моя, я Вас умоляю, выйдите еще раз на сцену, ну спойте еще раз свою «Услышь…», и может публика успокоится и разойдется.
-Юрий, Вы сами прописали в нашем контракте это количество выходов, и даже мотивировали свое решение невозможностью большего, а сейчас требуете это невозможное, что случилось?
-Ну дурак я, каюсь, дурак и бестолочь, завтра же внесем все необходимые изменения в контракт, а сейчас, умоляю, спасите, не дайте погибнут глупому и преданному Вам другу, — простота в его словах была столь искренней, что невольно толкала к совершению доброго поступка.
-Ну хорошо, Юрий, объявляйте, но только это мой последний выход сегодня, Вы мне это обещаете?
-Да, да, моя красавица, я Вам это лично обещаю, спасительница моя,- и он также быстро и бесцеремонно удалился, как и пришел.
Певица медленно встала со своего мягкого сиденья и нежно потянулась. Жан невольно засмотрелся на эту магическую сцену, но, побоявшись разоблачения своих чувств, решил нарушить свое молчание глупым вопросом:
-Послушай, а зачем тебе такой неприятный псевдоним, «Серая мышь»?
-Зачем? Что за глупый вопрос, хотя, может тебе я когда-нибудь и расскажу, а сейчас скажу только то, что это дань тому что было, и больше не мучай меня глупыми вопросами, лучше налей себе коньяку из моих подарочных запасов, и успокой свое любопытство,- и она грациозно вышла из комнаты на встречу с обожающим ее обществом.
Всем случалось испытывать неприятные ощущения от пристального взгляда бесстыдного наблюдателя, но только единицы знают на сколько опасна сила соединения тысячи пар глаз, устремленных в беззащитное сознание их жертвы. И если этот диктат несет негативное влияние, то последствия для атакуемого могут быть самыми печальными. Но если соединение пристальных взглядов основано на принципах бескорыстной любви, то в точке суммирования гипнотического огня может возникать особое поле райского блаженства, утерянного людьми в результате бессмысленной борьбы во имя борьбы. Те, кто испытал на себе действие этого чудотворного поля, не могут найти в обыденной жизни что-либо подобное по ощущениям, и впадают в лихорадочный синдром поиска уже испытанного ими наслаждения. Но появление желаемого не зависит от земных принципов логического корыстолюбия, и поиски эти не имеют положительного результата.
Несколько десятков тысяч влюбленных пар глаз застыли в завороженном ожидании
выхода на сцену той единственной, ради которой в этот миг все было предначертано и завершено. Неестественная тишина выгнулась напряжением готового к прыжку дикого зверя, и только звучание зрительских сердец отбивало ритмичный такт неслышимого единения всех. Первые шаги Фан по сцене разразились единым и радостным выдохом восхищения, а потом нарастающая волна не удерживаемых эмоций превратилась в гул всеобщего ликования, в котором каждый был всеми, и все были каждым. Приблизившись к середине сцены, Фан ощутила электрическое потрескивание в небольшом круге пространства, в которое она вступила с началом звучания первых нот ее песни. Взяв в руки микрофон, она почувствовала небывалое ощущение радости в каждой клеточке своего тела, и эта радость была не земного свойства, все естественные человеческие страхи о неминуемом конце и сопутствующих муках в жизни и после жизни вдруг исчезли, истина о жизни на всегда и исчезновении боли на всегда взыграли в ее сознании вселенской музыкой справедливого бытия, и в каждой нотке этого звучания была только любовь бескорыстная и вечная. Фан, не поняв сути происходящего, приступила к выполнению своей работы, но голос ее в этот раз звучал как-то особенно ласково и нежно, так, что огромный зал с многотысячной толпой затих в страстном поглощении того, что им повезло услышать. А когда звуки ее голоса утихли, слезы умиления выступили на лицах всех и каждого, и они теперь молчали, молчали даже тогда, когда она медленно стала уходить со сцены, молчали и тогда, когда сцена опустела, и молчание это длилось долгое время, а потом все разошлись, неся на своих лицах отпечаток радости от приобщения с чем-то великим и недосягаемым, и они все знали, что более в жизни ничего лучшего им не услышится.
Огромный лимузин увозил Фан от странно затихшего дворца. Напротив сидел Жан и странно ее рассматривал, а она не могла успокоить текущие слезы, и это были слезы радости. Наконец Жан не выдержал и тихо спросил:
-Скажи, Фан, что это было?
-Ты, о чем, Жан?
-Я никогда не слышал ничего подобного, что произошло, ты преобразилась, и я даже боюсь теперь тебя…
-Не бойся, Жан, я осталась прежней, только теперь мне уже никогда не достичь того совершенства, которое мне было подарено некоторое время тому назад.
-Да, ты права, это было совершенство, но мы простые люди, и наши пороки является необходимым условиям для существования на этой земле, и такое совершенство может быть губительно для нас.
-Мне очень жаль, но, мне кажется, больше такого не повторится.
-Может быть и жаль, но мне лично ты больше нравишься обыкновенным земным существом…
-Закроем эту тему, Жан, пусть это событие будет еще одним моим эпизодом из прошлого, хотя я не забуду этот самый счастливый момент в моей жизни.
-Хорошо, тогда давай займемся рутиной, я, как поверенный в твоих делах, должен тебя уведомить о новых претендентах на право быть твоим мужем. Среди них есть очень достойные и богатые, есть, как это не смешно звучит, принц, есть банкиры, и нет, как ты этого хотела, ни одного твоего сверстника. Есть много приглашений: вот, например, на обед у короля одной из нефтедобывающих стран, сам король посчитал нужным остаться не узнанным, но платят за твой визит очень щедро, а вот приглашение на официальное празднество в президентском дворце…
-Это приглашение отложи, к своим властям надо относиться с уважением.
-Согласен, а вот еще около сотни приглашений на сомнительные вечеринки, и все обещают хорошие вознаграждения…
-Все эти приглашения выброси.
-А королевское приглашение?
-Туда-же.
-Зря ты так, пока тебе платят, надо пользоваться моментом и зарабатывать деньги, такое будет не всегда.
-Я это знаю, Жан, но все они мечтают попасть в мою постель, за это и готовы платить большие деньги. Ты что, хочешь такой жертвы с моей стороны?
-Нет, солнышко, ты что, я уничтожу любого, кто осмелится совершить насилие над тобой! Но ты сама проговорилась об устрашающем одиночестве, и желании быть матерью.
-Это так. Мне стыдно признаться, но в свои тридцать лет я еще девственна. И меня страшит мое одиночество, но это не означает о наличие у меня желания избавиться от этого недостатка любым способом.
-Милая, Фан, нет в мире такого преимущества, которое могло-бы сравниться с твоим недостатком, сохраненная тобою чистота возводит тебя в ранг царственных невест, и ты достойна сказочного принца. Но, к сожалению, в этом мире нет места для сказки, а проза жизни очень жестока. А число претендентов на твое сердце и ложе возрастет многократно, если только твой драгоценный «недостаток» станет известен. Мужчины, как мне в этом не стыдно признаваться, мечтают о праве первенства. Так может провернуть такую информационную операцию?
-Нет, я жалею о нахлынувшей на меня откровенности, дай слово чести о том, что сохранишь эту тайну!
-Как ты старомодна. Я даю тебе слово в том, что скорее умру, чем причиню тебе вред разглашением твоей тайны, можешь спать спокойно, я уже забыл о твоем секрете.
-Спасибо, ты настоящий друг, — улыбнулась она.
-Так что с женихами?
-Я устала, Жан, у меня нет сил и настроения на обсуждение достоинств претендентов. Давай отложим это дело на потом, может у меня вновь появится желание расстаться с своим одиночеством, и я буду готова придирчиво оценивать предложенный товар,-еще раз улыбнулась она,- а пока мне хочется побыть одной, во мне еще бурлят эмоции от переживаний на концерте. Ты меня понимаешь?
-Конечно, Фан, я сам еще нахожусь под впечатлением от того, что мне довелось услышать и увидеть. И тебе, конечно, необходимо отдохнуть в приятном одиночестве. О, мы как раз подъехали к твоему дому, тебя проводить?
-Нет, — и более ничего не говоря, она вышла и молча прошла до дверей дома, сопровождаемая горячими взглядами всех мужчин, которые стали случайными или запланированными свидетелями ее грациозного шествия. А ее безразличие к ним, только разжигало пламень мечтаний в их зараженных любовью сердцах.
Фан долго занималась бытовыми делами в своей огромной квартире, а когда эмоции утихомирились под нажимом уставшего от труда тела, она прошла в маленькую спальню, взяла свою старую и застиранную подушку, сохранившую горечь от пролитых слез в ее несчастном прошлом, нежно прижала ее к своей девственной и белоснежной груди, и, укрывшись от мира в постели, быстро уснула. А взошедшая на звездном небе огромная луна ласково осветила счастливую улыбку на ее не стандартном и очень красивом личике.
Потом был день, наполненный множеством положительных эмоций, было много таких дней, было бесконечное множество впечатлений, дарующих радость в жизни. И слава Богу, что он не пожелал ее услышать в ту минуту ее отчаянья.

Не спрашивай зачем и почему, эти два вопроса не имеют ответа. Найди в себе силы и верь, и тогда ты получишь то, что соответствует твоим заслугам, как бы это абсурдно не звучало.