Бой местного значения

Удар страшной силы сотряс все здание. Снаряд, пущенный артиллерией Вооруженных сил Украины, ударил в бойлерную детского садика города Донецк. Дом, построенный в 40-х годах прошлого века, сооруженный из кирпича и дерева, вспыхнул как спичка в сухую, жаркую погоду, и густой дым войны снова затмил голубое небо Донбасса. В этом здании дети только пообедали и готовились к дневному сну. Взрыв ошеломил их. Все очень сильно испугались. Некоторые начали кричать. Елена Николаевна, заведующая детским садом, быстро взяла эвакуацию детей под свое управление и в считанные минуты все находившиеся на первом этаже выбежали во двор на безопасное расстояние и с ужасом смотрели, как языки пламени охватывали здание. Мария Алексеевна или тетя Маша, как ее называли дети, была воспитательницей младшей группы садика. Тут же находился и ее сын Миша. После начала гражданской войны на ее попечении оставалось восемь малышей, включая ее собственного ребенка. Все они находились на втором этаже вместе с воспитательницей. Сейчас воспитательница велела детям взять одеяла, бежать в угол комнаты, где было два окна, лечь на пол и ждать ее. Мария быстро взяла двух девочек на руки и ринулась к лестнице выхода. — Мама! – Позвал ее сын. Женщина быстро повернулась: — Мишенька! Надо потерпеть, детишек много! – на ходу бросила она. Она выбежала во двор и, поставив девочек на ноги, обернулась, чтобы бежать назад, но тут вспыхнула нижняя часть лестничного пролета, а черно-серый дым с проблесками пламени закрыл видимость обратного пути. Мария обреченно смотрела на разгорающееся здание, и сердце ее в испуге заколотилось.
«Господи! Помилуй и спаси детей!» – тетя Маша перекрестилась и бросилась в дым. Глаза защипало, едкая гарь проникала в легкие, вызывая мучительный кашель, рвущийся наружу. Мария пригнулась к самому полу и подумала: «Надо торопиться! Осталось еще шестеро!» – эта мысль прибавила ей силы, толкнув вперед, в жар огня. Она быстро нашла комнату. Все уже было в дыму, кроме места возле каменной стены у окон. Дети лежали на полу, скованные страхом. Одна девочка рыдала и звала маму. Увидев Марию, заплакал и Михаил. Воспитательница строго сказала сыну: «Терпи! Ты здесь единственный мужчина! Остальные – малые дети!» Она серьезно смотрела на него. Миша кивнул и прижался к полу. Мария снова взяла двоих – плачущую девочку и нервно вздрагивающего мальчугана. Почти бегом с двумя детьми на руках она рванулась по горящей лестнице вниз. Преодолевая сильный жар, едкий дым, собственный страх и боль ожогов, Мария выбралась на свежий воздух. Опустив своюношу подумала: «Еще четверо!» И снова шагнула в ад пожара. Все ее тело, весь молодой организм сопротивлялся, требуя вернуться в безопасное место. Но мысль о спасении своих погибающих, испуганных, беззащитных малышей была сильнее любого страха, любой боли, любых сомнений. Мария двигалась уже на ощупь, обжигая руки и легкие. Ее одежда начала тлеть. Воспитательница прорвалась на второй этаж и, почти теряя сознание, упала на пол, где еще оставалось немного воздуха. Вдохнула. Выдохнула. Зашлась в кашле. Услышала крик своего сына: «Мамочка!» Вскочила, подхватила двоих кашляющих взахлеб мальчиков и метнулась к выходу. Когда Мария оказалась на свежем воздухе, то была практически без сознания от боли горящего тела и отравления черным дымом. Одежда ее дымилась, паленые под тлеющей косынкой волосы жгли голову, руки, обнимавшие малышей, закоптились.
32 Николай Брест
Но через помутившийся от жара, дыма и внутренней борьбы рассудок, пробивалась, пульсируя громкая, кричащая мысль: «Еще двое!» На воспитательницу плеснули водой, остужая. Кто-то набросил мокрый кусок брезента. Вокруг кричали. Мария, не слыша и не видя громко выдохнула: «Еще двое осталось! Надо идти!» И скрылась в огне. Через минуту она снова вышла из пламени. На ее почерневших руках, накрытый брезентом лежал мальчик. Он потерял сознания от угара, но был без ожогов. Мария положила его на траву и сняла брезент. Мальчик задышал. Женщина обрадованно кивнула, и в этот момент раздался треск рушившихся перекрытий. Мария развернулась к пожару, вскинув дымящиеся руки: «Н-е-е-е-е-т! М-и-и-и-ш-а-а-а!» – закричала она и бросилась в огонь. Мария зашла в объятое пламенем, рушившееся, умирающее здание. Боль, ужас и сильное горе сковывали женщину. Но Мария двигалась к месту, где остался ее сын, зная, что никакая сила не остановит ее. Она перестала реагировать на жар, дым, вспыхнувшие волосы, треск ломающихся перекрытий. Внезапно Мария почувствовала облегчение дыхания. Дым перестал выедать глаза и выворачивать внутренности. Жар ощущался, но не было той нестерпимой боли, которая терзала ее тело раньше. Женщина просто поднялась сильно горящей, но еще целой лестницей, прошла по раскаленной стальной балке перекрытия, взяла лежащего на чудом уцелевшем куске пола бездыханного ребенка и тем же путем возвратилась на двор. Сколько это заняло времени, она не знала. Часы, минуты и секунды уже не имели никакого значения. Важна была только жизнь оставшегося последним ее родного сына. Мария несла его, обожженного, стараясь защитить от огня, спасти, накрыть собой. Она шла, и пламя отступало от нее, смиряясь перед силой жертвенной любви матери. Неожиданно мальчик открыл глаза и, глядя на маму, радостно улыбнулся.
Мать Донбасса 33
Мария улыбнулась ему в ответ и поняла, что спаcла его, что теперь он будет жить. В этот момент пламя отпустило ее, полностью ушло, и женщина оказалась на открытом пространстве, выйдя из пожара. Она увидела пожарных, разворачивающих рукава, группу столпившихся людей, глазеющих на пылающее здание, своих детей, которых привычно пересчитала и машину скорой помощи. Мария с ребенком на руках шла к врачам, а те бежали ей навстречу. Медики взяли ребенка, как-то странно поглядев на женщину. Она улыбнулась им и сказала: — Все! Этот последний! С ним все будет хорошо! – на ее обгоревшем, черном лице радостно заблестели глаза и белые зубы. Мария вздохнула, почувствовав сильнейшую усталость и прилегла спиной на траву. Она сложила руки, прикрывая нагую, обгоревшую до черноты грудь: — Слава Богу! – сказала женщина, и взгляд ее устремился ввысь. Радость победы, проникнув в сердце, охватила ее. А душа Марии, ликуя, вспорхнула как птица, поднялась высоко-высоко в небо. Она летела над пожаром, над страдающим городом, над ненавистью этой странной и страшной войны, над злобой и суетой, над меркантильностью и предательством, возвращаясь к истинной любви, тихому миру и вечной радости. Доктор наклонился к женщине, тронул ее за руку, и та рассыпалась сгоревшим пеплом. Стоявший рядом пожарный снял шлем и, вытирая лоб изумленно спросил: — Как же она его вынесла? Она же полностью сгорела! Вся! Доктор показал на шею Марии, где блестела серебряная цепочка с крестиком, рядом с которым сверкал золотом маленький кулон с изображением иконы Богородицы «Неопалимая купина»