СИЛА ЖИЗНИ

Когда я начинаю рассказывать о тех городах, собеседники меня забалтывают уже в районе Сианя… ну, или, не доезжая Гуаньжоу. До Фуджоу слово добиралось редко.
Дело в том, что вспоминая о той поездке в Китай при каждом удобном случае, я порядком всем поднадоел своими россказнями. История эта всегда начиналась одинаково, и давно уже набила оскомину моим слушателем везде, где только это было возможно. Дело дошло до того, что друзья начинали расходиться, когда слышали:- Я, Гарик и Петька сели в плацкартный вагон летом 2000 года и укатили в сторону Караганды. Через двое суток вышли в Караганде и прошлись по окрестностям. Прилегающие к вокзалу улицы хором заявили нам: «Вам здесь делать нечего»; железнодорожные кассы сообщили: «Билетов в Алма-Ату нет»; прохожий на платформе развел руками: «Отдайте несколько бумажный тенге проводнику».
Проводник устроил нас в свое купе, которое оказалось таким тесным, что всю ночь в коридор вываливалась моя голова вместе с подушкой.В Алма-Ате на вокзале обнаружились международные кассы. Расписание состояло из двух направлений:
Алма-Ата – Урумчи
Урумчи – Алма-Ата.
Там продавали самые дорогие билеты, потому что Урумчи – это заграница.Так мы ехали, а города выстраивались в цепочку: Москва – Караганда – Алма-Ата – Урумчи – Ланьджоу – Сиань – Гуаньджоу – Шеньжень – Фуджоу…Я не очень понимал, как нам удавалось покупать билеты на очередной поезд, ведь китайского языка мы не знали. Этим занимался Петька. Он говорил на английском и всю дорогу жаловался, что у китайцев такое произношение, что хрен поймешь.Устраиваться в отель было куда проще. Каждый раз, когда толпа пассажиров нас, словно щепки, выносила на привокзальную площадь многочисленные агенты, справедливо полагая, что мы их клиенты обступали нас как настоящая банда, целясь в глаза гостиничными буклетами, на страницах которых можно было обнаружить standart всего за три доллара.Фуджоу город, по своему, выдающийся. После Шеньженя выглядел настоящей дырой: от вокзала в разные стороны расползались по улицам невероятно грязные едальни, а прохожие казались не только неопрятными, но и дикими.
Наша карта Китая, выдранная из советского путеводителя, напоминала детский рисунок, покрытый мелкими кляксами. Город Фуджоу, согласно одному черному мелкому пятну располагался на южном побережье, как раз напротив Тайваня.Поскольку мы доехали до южного моря, необходимо было найти пляж и искупаться за наших приятелей. Мы обещали это двум мелким вымогателям, Абдулу и Толику еще в Урумчи, где познакомились с ними на городском рынке. За всю свою жизнь уйгурские пацаны видели только одно море – то самое, что покрыто песком и колючками.В пыльной мешанине из малоэтажных сооружений, которая начиналась сразу за центральными кварталами было непросто разобраться, где паркуется нужный нам транспорт.
Автобус, разукрашенный жидкой дорожной глиной, приехал с опозданием и оказался забит публикой с побережья. Таких низкорослых и темных представителей народности «хань» я видел только в дизельных поездах, которые попадались на станциях за Хуанхэ, вверх по течению. Эти люди, как я помню, смотрели на нас с изумлением, а мы на них широко открытыми глазами.
Единственное, что нам было доподлинно известно – автобус должен подвести нас к пляжу. Судя по бумажному огрызку из советского путеводителя, до моря от Фуджоу рукой подать. Но этот общественный транспорт не сильно напоминал городской. Я уже не говорю о пассажирах.Из Фуджоу выехали около часа дня. Поезд в Шанхай отправлялся в 23.00 Справедливо полагая, что запросто успеем поплескаться в Тайваньском проливе и вернуться вовремя на вокзал Я, Гарик и Петька разглядывали пригороды и сухие холмы с ленивым интересом.
Беспокойство заблудившегося в лесу человека посетило нас через два с половиной часа: автобус петлял по склонам, низинам и долинам между населенными пунктами, а вожделенное море так нигде и не промелькнуло. Появилась легкая паника: неужели китайцы решили над нами посмеяться.Конечная станция случилась в конце очередного поселка, на площадке запруженной шумной толпой, где самыми крикливыми оказались моторикши. Извозчики сгрудились вокруг нас, и руки их мелькали перед глазами, напоминая танец «Лебединое озеро».Ни Петька, ни Гарик, ни Я совсем не понимали, что происходит.
А ГДЕ ЖЕ МОРЕ? Один, самый энергичный рикша вдруг заорал: «Хайтан!!! Хайтан»!!!
Петька, всю дорогу учил китайские иероглифы, поэтому «хайтан» показалось ему знакомым. Он, используя странную жестикуляцию, спросил у рикши: «И? Почем твой хайтан»? Старая самокатка тарахтела по проселку километра четыре, затем неожиданно выкатилась на пляж. Тот самый — вожделенный.
Пахнуло морской водорослью, и свежий ветер чуть не вырвал из рук Гарика банкноты, на которых счастливые ученый, врач и сталевар позировали восходящему солнцу.Ровное поле простиралось до самого горизонта… от скалы до горы. На скале торчал белый гигантский клык – маяк, напоминающий ракету. Волны, будто заводской конвейер, исправно доставляли на берег шипящую пену. Суше, эта пена была не нужна, и она возвращала ее океану. По ровному и твердому темному песку бегали крабики размером с муху. Сам пляж можно было измерять футбольными полями – их там было, штук сто.Рикша взялся нас подождать на стоянке, а мы пошли купаться.

Поля откровенно пустовали. Вдали, кто-то в оранжевом жилете катался на мопеде; неподалеку молодая китаянка расхаживала по жирной пене прибоя. Ее ядовито розовый костюмчик на таком расстоянии казался оперением фламинго.Сдирая на ходу одежду, мы, будто возбужденные юноши, побежали к широким волнам, тем самым красавицам, которых давно не видели. Они, не слишком ласковые, сдирали трусы у всякого, кто встретится с ними лицом к лицу, крутанув с силой по часовой стрелке в своем лоне и, швырнув на песчаное дно, торжественно удалялись.Жилет и мопед, неожиданно, превратились в пожилого китайца. Он тормознул неподалеку от нас и стал махать руками, имея ввиду: «давай, давай греби сюда, братва». Вид у него был озабоченный. Тыкая в сторону океана ладошками, работник береговой службы отправлял их дальше по кругу напоминая дирижера.
Пытаясь сообразить, что он имеет ввиду, я заметил исчезновение розовой китаянки и нашу большую бутылку вермута, которая плыла вместе со штанами, майками и рюкзаками в сторону прибрежных ресторанов.
Прилив оказался нешуточным. Не прошло и пяти минут, а вода уже плескалась чуть ли ни под столиками террасы ближайшей харчевни.Мы распили китайский вермут, выжимая носки, штаны и майки прямо на дороге.

Солнце клонилось к закату.
Я подумал: «А где народ? Где отдыхающие»? Перед пустыми харчевнями ветер теребил красные флажки и помятые бумажные иероглифы. Петька сказал:
— Пойдем, сожрем какую-нибудь гадину.Посреди ресторана, в бочке из нержавейки плескались мрачные черные рыбы. Их извлекли из далеких океанских глубин, поэтому они лежали на дне емкости, в ужасе шевеля усами и костистыми плавниками. Отдельно, в большом стеклянном аквариуме, томился здоровенный моллюск. Обстановка общепита угнетала: казалось, мы случайно зашли на мясобойню где зачем-то расставили столики. Но зверский аппетит (а мы с утра почти ничего не ели) подавал в мозг особые сигналы. Он, в свою очередь, диктовал глазному яблоку, на что ему следует смотреть с вожделением.Пожилая семейная пара бросилась нас обслуживать. Их лица лучились и сверкали от подобострастия. Наверное, мы были первые сегодня едоки.
Мои друзья заинтересовались осьминогом. Хозяин достал животное из стеклянного застенка и дал подержать Петьке. Тот потряс щупальцами перед фотоаппаратом, показывая всем своим видом, что это то, что ему нужно. Я полез за калькулятором, протестуя: «Эй!!! Эй!!! Погодите. Сколько это стоит»?
Повар, гадко улыбаясь, уже крошил осьминога на плахе тесаком, а повариха тыкала мокрыми пальцами по клавиатуре. Кнопки жалобно пищали, рисуя на экране серую цифру, от которой у меня мгновенно пересохло в горле.
— Эй! Вы чего? – промямлил я, хотя и выпил до этого немало вермута.
Ушлые рестораторы сосчитали все присоски и умножили на количество щупальцев: если мы заплатим эту сумму, то уже в Пекине начнем голодать.Возникла пауза.
Как раз такая, какая встречается в кино для того, что бы вставить поясняющую реплику вроде этой:
КИТАЙСКАЯ ЖИЗНЕННАЯ СИЛА ПРЕДПОЛАГАЕТ ДЕЙСТВИЕ, КОТОРОЕ НЕВОЗМОЖНО НИКОГДА ОСТАНОВИТЬ.Мы попятились к дверям, давая понять рестораторам, что мы это не заказывали. Те перестали улыбаться. Их подобострастие смыло волной прилива. Мысленно, повара уже схватились за тесаки. Между нами возник невразумительный диалог, больше напоминающий крики о помощи посреди орущих чаек. Из подсобных помещений, вдруг, набежала группа поддержки – низкорослые юноши в дырявых майках и две старухи.
Китайцев в помещении стало чересчур много. Когда мы двинулись на поиски нашего рикши, вся эта братия устремилась за нами.
По дороге попалась прибрежная гостиница. Наивно полагая, что там можно отделаться от преследователей, сунулись в холл. Но, в тот вечер нас не спас бы даже «Хилтон»: толпа увеличилась вдвое и запрудила все пространство перед стойкой. Кондиционеры не работали, а рестораторы дышали нам в лицо негодованием, вместе со всеми своими родственниками.
Сотрудник гостиницы никак не мог понять, в чем дело. Когда ему пояснили, показал всем на стеклянную дверь и крикнул: «Пошли вон все, отсюда»! Я не буду утверждать, что благодаря нам пляж стал людным, но часть дороги, которая во время прилива превращалась в набережную, покрылась публикой багровой от возмущения примерно наполовину. Хотя, в данном случае лучше сказать: «Пожелтевшей от обиды». Наш рикша никак не ожидал увидеть такую делегацию. Вид он имел растерянный, ведь его мото-байк- будку окружила злая толпа, готовая линчевать клиентов, за которых он совсем недавно так боролся.До этого толпу вокруг себя, нам удавалось собрать всего три раза.

В Ланьчжоу Гарик присел на бордюрный камень поменять стельки в кедах. Я посчитал зрителей: поклонники носков друга пришли в количестве сорока человек.
В Сиане, фотографируя на площади танцующих женщин, между делом собрал небольшой митинг; можно было запросто произнести волнующую речь, знай я китайский. Еще – не помню уже где – взялись покупать танцующих бамбуковых человечков. Те прыгали между пальцев у двух парней на тротуаре и были марионетками. Ну, дурака сваляли – да, как дети. Но на сделку решил поглазеть весь соседний переулок.Сидя в тесной будке у рикши Я, Гарик и Петька лихорадочно соображали — что делать? В квадратном окошке, перед самым носом крутилась на воле голова извозчика, который предлагал на выбор разнообразные жесты выкрикивая цену, которую ему еще предстоит заплатить за восстановление упавшей, вдруг, собственной репутации. Жесты носили отрицательный характер: было ясно, что никуда он нас не повезет.
Толпа китайцев угрожающе увеличивалась, всеобщий ор проглотил сумерки, тьма подошла совсем близко и мелькала в глазах каждого.
Так бывает: когда перед тобой бушует стихия, люди бегут неведомо куда. Без оглядки. Душа убиенного спрута увеличилась в размерах и двинулась за нами, шевеля своими присосками – круглыми злыми лицами. Мы шли по дороге, а в соседних кустах резвились красные драконы. Не хватало еще молнии возмездия в небесах, но там спокойно светились звезды.
Шестая рука головоногого схватила руку Гарика за ближайшим поворотом: стало ясно – уйти нам не дадут.

Сплоченные граждане южного побережья доставили пленников в сверкающее меж черных пальм теплым электрическим светом помещение и, довольные разошлись. Остались только пострадавшие рестораторы, да пару активистов.
Комната на первом этаже с крыльцом и ступеньками выглядела, как прихожая в туристическом офисе: журнальный столик, работающая плазма на стене, черный дерматиновый диван и красный флаг, как картина, в углу которой повис желтый серп и молот светился над диваном.Покой и тишина хозяйничали в комнате. Чай нам не предлагали, а усадили на диван… до выяснения.
Время шло. Людей в форме не наблюдалось, работников чиновничьего вида тоже. В контору вообще никто не заходил. Какой-то малый сидел в углу и ковырялся в носу. Он показал нам, где туалет. Выяснение затягивалось. Стрелка на часах угрожающе подобралась к восьми: следовало что-то предпринять.
Петька вышел покурить на крыльцо. На ступеньках сидел крепко сбитый, мускулистый высокий парень в зеленой майке и поигрывал брелком с ключами, вертя их на большом пальце, как трещотку. Его нос оказался разбит, смешно топорщась под ватой и пластырем синевой. Поигрывать ключами он мог только правой рукой, так как левая кисть, забинтованная до локтя показывала гипсовый лайк ступенькам и предплечью. Однако китаец имел довольный вид и от петькиной сигареты отказался. Но Петька почуял, что побитый знает чуток английский, поэтому осторожно у него осведомился: «Не подскажете, где нам найти полицию? Нам нужна туристическая».
Человек на ступеньках, имея вид гопника-драчуна, спокойно заявил: «Полиция — это я. А в чем дело»?
Петька стал объяснять, но тот ничего не понял. Он слушал пострадавшего с интересом, недоумевая: откуда тут взялся этот беляк. Разумеется, Петькой Заклеенный заинтересовался, поэтому пошел разбираться с нами в дом.Под красным флагом сгрудились пострадавшие по обе стороны стола — мы от них, они от нас. Осьминог, снова всплыл из морской пучины: возникла перебранка, точь-в-точь, как на базаре. Я – главная базарная баба – орал больше всех. Полицейский, до этого ни разу не слышавший русских воплей, смотрел на нас если не с вожделением, то с интересом точно. Он слушал, и голова его пухла от речитатива.Посреди этого бессмысленного препирательства, во дворе скрипнул тормозами хромированный байк: в комнату вошел красавец похожий на Брюса Ли с шлемом в руке. Этот полицейский разительно отличался от забинтованного коллеги гладкой смуглой кожей, модной майкой, джинсами «Levis» на поджарых чреслах и сверкающим кольцом на том пальце, которым обычно показывают «фак». Сразу видно, пришел начальник Заклеенного.
Брюс Ли сунул главный палец в переносицу, переместил черные стекла оправы на макушку и выдал фразу, будто три раза мяукнул. Ее можно было перевести так: «Какого хрена тут происходит»?
Заклеенный обошелся двумя звуками. Брюс Ли кивнул, спокойно уселся за стол и дал слово рестораторам. Те разразились проклятиями: «Начальник, моллюска пустили в расход, а те не платят. Это же разорение. Как есть, разорение».
Мы же твердили: «Незаконная обдираловка».
Брюс Ли, недолго думая, постановил: «Фифти-фифти, ребята».
Так мы лишились тех самых юаней, на которые собрались повечерять, и остались с пустыми желудками. В довесок, Брюс Ли содрал с нас сто монет за доставку к поезду. Его серебристый «хюндай» оказался к нашим услугам.
Прощаясь с Заклеенным, Петька невзначай спросил:
— Где это вас так разукрасили?
— Сегодня наркодилеров брали с поличным. Пришлось малость помахаться, — открыл страшную тайну полицейский. Его белый нос светился в темноте вместе с черными глазами.Брюс Ли доставил нашу компанию на вокзал вовремя.
Те самые едальни, что расползались по переулкам от вокзала и днем казались такими чумазыми, после заката преобразились благодаря гирляндам цветных огней ласкающие горы разнообразных закусок.
— Рис с мясом, креветками, свининой, баклажанами, перцем, соусом и еще курицу. Три раза товарищи, три раза. И – цифру, – сказал я, протягивая ближайшей барышне калькулятор.
Та нашлепала цифру, равную двухсот пятидесяти юаням.
— Э-э-э нет, так не пойдет! Мы что? Похожи на лаоваев? Давай, клади за сотенную, — я схватил палочки с прилавка и стал барабанить ими нервно по столу, скорчив, как мне казалось, максимально злобную гримасу.
Три повара и пять поварих, по совместительству менеджеры, на мгновение напряглись, а потом дружно стали смеяться. Их круглые потные лица лоснились от счастья. Улыбки прыгали по стенам как зайчики: «Ха-ха-ха!!! Ну а кто же вы еще, как не лаоваи»!?