ЗВЕЗДА УДАЧИ

Утро блеснуло солнцем.
Широкое лицо младенца распласталось по всей длине рекламного щита. Клей от ночного дождя разбух, и бумага мелкой волной побежала по черной щеке годовалого крепыша. Чуть выше пушистой челки местная коллективная мысль выдавила фразу шрифтом без засечек — СМЫСЛ ЖИЗНИ. Розовый цвет лица, призванный природой подтвердить нехитрый статус вытек из типографского станка в виде красной краски и стал вредоносной ацетоновой лужей, которая, испаряясь, растворила часть мозга специалиста по цветокоррекции. Поэтому почерневший бутуз, приклеенный к деревянному прямоугольнику, свое объяснимое недовольство обратил к равнодушным прохожим, и был больше похож на морщинистую китайскую лялечку.
Лялечка орала посреди улицы Советской, которую грубо оборвали две другие – Октябрьская и Ленинская. Улица Октября не пускала Советскую на железнодорожную станцию, а Ленинская, с помощью площади, Дома культуры и сквера съела изрядную ее часть, выбросив в частный сектор, лишенный асфальта хвост-обрубок.
Город Марьина Горка оборонял свое социалистическое прошлое, используя легкую артиллерию: старую сорокапятку установили на въезде в город, а свежевыкрашенную самоходку на вокзале. Если бы у самоходки вращалась башня, она бы своим дулом снесла цветочный павильон, который затеяли строить в двух метрах от ее правой гусеницы.
Летом сорок первого, в жизни захудалой станции Либаво-Роменской железной дороги случилось заурядное по тем временам событие, проясняющее природный характер местных жителей: колонна почти таких же, правда, немецкого производства самоходок закатилась сюда с запада. Следом пришла немецкая армия. В тот момент по городу бродили бездомные собаки и беспартийные горожане. Они сбились в кучу и робкой толпой вышли навстречу войскам. Самый смелый из них, как только сообразил кто у оккупантов главный, вежливо поинтересовался о планах нового начальства относительно стратегического продовольственного склада, который советы не успели подвергнуть бомбардировке. Вермахт на первых порах не очень интересовала пищевая составляющая завоеванных территорий, поэтому горожане смело бросились грабить продовольствие, а бродячие собаки им помогли.
Я шел за новой дверью для сарая которую заказал два месяца назад на лесопилке лишенной имени, статуса и места на карте. Правда место было и называлось оно так:
ПОРОСШИЙ БУРЬЯНОМ ПУСТЫРЬ ЗА ЦЕРКОВЬЮ АДВЕНТИСТОВ СЕДЬМОГО ДНЯ
На улице Октябрьской, прислонилась спиной к железной дороге старая голубая изба крытая серым шифером. С карниза сползал картонный тепловоз, который волочил за собой шестнадцать букв:
М И Н И К А Ф Е Э К С П Р Е С С

Она давно бы уже рухнула, но ее заботливо поддерживает на своих плечах все годы напролет бодрый перегар местных нищебродов.
На подходе к избе стоит стела. Она смахивает на ценник бензоколонки. Издалека можно подумать, что в кафе Экспресс по стаканам разливают солярку и бензин.
Но надпись на стеле опровергает подобное предположение:
ЗАВОД «АВГУСТ-БЕЛ»

эй! алкашня заходи на огонек!

КРУПНАЯ КОМПАНИЯ,

поработайте у нас!

ДОСТОЙНАЯ РАБОТА

месить химикаты мечта любого забулдыги!

ПРОИЗВОДСТВО СРЕДСТВ

в наших стерильных цехах

ЗАЩИТЫ РАСТЕНИЙ

мы подберем ваше последнее здоровье!

В такое время заведение оказалось неожиданно безлюдным. Клиенты с трясущимися руками еще не подошли. Витрина холодильника хранила одинокий бутерброд с сыром. Сыр побледнел и высох по краям. Цвет краев совпадал с цветом линии губ продавщицы, выбитой на ее лице косметическим карандашом.
Продавец – пышная бортпроводница – рылась в упаковках с плодово-ягодным вином, пересчитывая товар вслух:
— «Над Сожем лайт» — пять бутылок;
«Зятек» — четыре;
«Пяшчота» — одна, две, три… ага, яшчык.
На прилавке (она же стойка) стояли початые флаконы. За прозрачной водкой пряталась редкая разновидность белорусского алкогольного пищепрома. На этикетке фотография золотой рулетки и текст:
вино плодовое крепленое

специальной технологии

“КОЛЕСО ФОРТУНЫ”

изготовлено из яблочного и

черносмородинового

сброженно-спиртованных соков

с применением экстракта дуба 0488105

Я спросил у румяной бортпроводницы, кивая на противоположную сторону улицы:
— Столовая Малиновка нынче працуе?
— Не працуе, — зло отрезала продавец, сбитая со счета.
— А что так?
— Дык, уси паразбягалися.
— Можно стаканчик вина?
— Якого?
— “Колесо фортуны”.
— Фартуны?
— Да. Она мне сегодня понадобится.
За улицей Калинина трава росла высоко.
Подсохшая было на прошлой неделе лужа, наглоталась ночью воды, разлилась на всю ширь дороги и требовала теперь у прохожих резиновые сапоги.
Я пнул промокшей ногой ржавую калитку.
Из будки вышел охранник и «пнул» меня. К нему присоединился вылезший из-за груды опилок чумазый пес.
(А я-то думал, что мне вынесут поднос со сладким печеньем, зазвучит фанфара и толпа веселых девушек запоет: «Виват! Виват! Стотысячный клиент!»)
У охранника был вид семейного человека: жена – кафе «Экспресс», дочь – соседняя канава.
Узнав в чем дело, он мотнул небритым подбородком в сторону дальнего кирпичного барака.
Там, в кабинете, от двери которого не так давно отвалилась цифра четыре, сидела та самая Антонина. Эта женщина два месяца назад выдала мне документ, согласно которому неопределенным осенним днем я получу столярное изделие под названием «ДВЕРЬ САРАЙНАЯ».
Два месяца назад цифра висела на месте. Тогда я постучал и вошел:
— Здравствуйте.
— Добры день.
— Как вас зовут?
— Антонина.
— Вы двери делаете?
— Делаем. А вас, какой тип интересует?
— Дверь для сарая.
— С коробкой?
— Без.
— Сейчас не можем.
— Почему?
— Столяр в отпуске. А он у нас один.
— И какая у него производительность?
— Одна дверь в день.
— Ну, так примите заказ заранее.
По лицу Антонины последовательно пробежали испуг, растерянность и тоска. Причем тоска особенно наследила на лбу:
— С коробкой?
— Без.
— Какой размер?
— 80х120
Теперь, спустя два месяца, на лбу Антонины хозяйничал испуг, растерянность висела на щеках, а тоска нырнула в пищевод.
Я достал квитанцию, улыбнулся и спросил:
— Здравствуйте, Антонина. Могу я забрать дверь?
— Не можете.
— Почему.
— Она не сделана.
— Не сделана !?
Рядом с ней стоял щербатый детина и блестел золотым зубом.
Антонина дернула носом: «У нас всего один столяр, он загружен дверьми для школы. Мы не успеваем…»
Я представил себе школу без дверей, по коридорам которой ветер носит осенние листья, а в классах чирикают воробьи. В голове мелькнула догадка:
— Так вы что? Размер забыли записать?
Щербатый хотел чихнуть, но вышло так, что он хрюкнул.
Придется делать дверь самому.
Надо купить соответствующие доски.
За переездом улица Калинина скидывает пальто и напяливает бурку. Теперь она Чапаева.
На Чапаева жалкая промзона прикрылась фанерным сараем с добротной дверью, как раз такой, какая мне нужна. Там сидела женщина похожая на сову и нервно поглядывала в окно. У нее в руках мобильный телефон. Она продает доски. Об этом говорит надпись на стене. Ну, или намекает.
В сарае представлены образцы досок, брусков и балясин. Пока я рассматриваю товар, в помещение заглядывают робкие посетители – местные строители и прорабы. Они хотят доски, но доски им просто так не даются: Сова опрокидывает покупателей, используя колючий взгляд и очки с толстыми линзами. Она говорит: «Звоните». Покупатели мнутся некоторое время у входа, потом уходят. Сова приобретает расслабленно-бессмысленный вид. Она меня спрашивает относительно вежливо, подозревая во мне приезжего:
— Вам чего надо?
— Мне нужна вот такая доска.
— Надо звонить на производство. Может еще осталось. Вам сколько метров?
— А какой они длины?
— Не знаю, но можно узнать.
— Так позвоните и узнайте.
— Не могу, они сейчас загружают грузовик.
— А мне какое до этого дело, мне нужна доска, — отреагировал я, по привычке полагая, что покупатель всегда прав.
Сова поправила очки и ласково сообщила:
— Молодой человек, у нас уже неделю действует железное правило: отпуск товара с пятнадцати до шести.
— Вы шутите?
— У нас с розницей разговор короткий.
— То есть меня зовут Розница?
В сарай заглядывает голова:
— А у вас есть…?
Сова обрывает голову как яблоко: «Звоните».
Ах, вот оно что!
Производство распихивает излишки, остатки и брак вот таким дурацким способом.
Я вышел из сарая.
У входа топтались покорные работяги.
Вдали виднелся высокий дощатый забор с колючей проволокой на голове. Накатанные валиком на обрезное дерево, словно сбежавшие зеки, метались гигантские буквы – З В Е З Д А У Д А Ч И. За сушилкой дымила ржавая труба.
Ворота открылись, и мимо нас проехала первая фура.
— Гляди, кашачьи прыбиральни павезли. Нашыя апилки падалися да палякау, — обратил внимание товарища на грузовик худой хлопец.
Опилки уехали в Польшу, а я пошел на станцию.
Дома отдеру доски от крыльца и с их помощью починю старую дверь. «В конце концов, эти доски больше ей подходят — и по форме и по содержанию», — успокаивал я себя.
На вокзале было подозрительно безлюдно. Платформы молчали, пересчитывая от скуки свои фонари. Редкие прохожие поглядывали на меня с интересом.
— Мужчына, усе электрычки адмянили. Наступная у пяць сорак, — хрипнули в кассе.
Звезда удачи заурядной каменной глыбой сгорела в нижних слоях атмосферы. Теперь от нее невозможно было даже прикурить. Золотое колесо фортуны расплавили и продали стоматологам.
Дело шло к обеду. Надо было как-то выбираться из города. Улица Октябрьская вышла в поле.
Возле бензоколонки стоял человек с большой картонной коробкой. Вид у него был озабоченный. Иногда он вскидывал правую руку. Рука нервно отлетала в сторону, жалуясь на хозяина попутным автомобилям. Я понял – его проблема, моя проблема. Но это нас совсем не роднило. Он смотрел на меня с тоской и норовил отвернуться.
Мне пришлось дедуктивно пофантазировать:
в коробке лежит электрокосилка — значит, он ее купил или ездил в город чинить. Это селянин, но есть в нем что-то городское – опрятность горожанина. Профессия – рабочий. Он беден, прост, имеет дом в деревне. Ездит туда на огород, на рыбалку, на отдых когда хозяин дает отпуск. Хозяин предприятия, конечно, жадный и наглый, поэтому у Селянина напряженное страдальческое лицо. Это сложившаяся за долгие годы гримаса — ему уже под пятьдесят и он все понимает.
Он понимает, что жизнь прошла, а у него сломалась косилка.
Сейчас Селянину обидно, что отменили поезда, косилка отняла целый день его короткого отпуска, а у друга сломалась машина и он не может его подвезти.
Я у него спросил:
— Вы где работаете?
— Слесарю в «Удел Лиге».
Через полчаса остановился старый Опель. Мы устремились к водителю и хором крикнули: «Нам до Осиновки». Водитель сказал: «Поехали».