КОНТРАСТИВНАЯ ЛЕКСИКОГРАФИЯ

Я человек нервный, дерганный и хамоватый. Если выпью, ко мне лучше вообще не подходить. Могу вцепиться в ухо, а это неприятно. Люди такое чувствуют, поэтому сторонятся сами.
Живу на струнах. Хожу по улице ровно, стараясь никого не задевать. Иногда, надеваю наушники, и слушаю «Релакс радио». Музыка помогает, но не лечит. По вечерам смотрю кино с Мастрояни. Так можно успокоиться и уснуть.

Недавно стоял на платформе железнодорожного вокзала того городка, который у нас числится центральным в географическом смысле, и разглядывал новенький пешеходный мост через четыре колеи.
Мысли гуляли вокруг него, и далеко не уходили. Обычный мост, каких много. Старики обходят это сооружение стороной, переходя железку по шпалам. Их, на рельсах, иногда сшибают поезда. Пожилые люди гибнут просто так, но на мост карабкаться не желают. Зато его освоила молодежь. В прошлом году один «герой», по имени Кирюха, сиганул на грузовую платформу с песком. Мечтал стать десантником, наверное. Тренировался… следовал правилу – «никто кроме нас». А, может, товарищи подначили. Падая, зацепился за высоковольтный провод электрички. Утром на перилах ограждения, правее трафарета «НЕ ВЛЕЗАЙ! УБЪЕТ!» появилось граффити с рифмой:

КИРЮХА, БРАД, ТЫ ВЕЧНО ЖИВ…
ТЫ ВЕЧНО МОЛОД И КРАСИВ…
ГОРЯД ОТ БОЛИ, ДРУЗЕЙ СЕРЦА…
ЗАПОМНИ ДРУГ ТЫ НАВСЕГДА…

Кто кому в чиновничьей среде навалял неважно, но дорогу отгородили от города простым железным забором, а мост реконструировали. Теперь местечко своим переходом может гордиться: застеклен, как лоджия, камеры наблюдения висят над макушкой и, даже, лифты имеются. Правда, они не работают. Ну – это правильно, народ у нас диковатый… кнопки обязательно сожжет.

— Бл-дь, что за слово такое выдумали «СЕКС»!!! Хрень, а не слово! Вот пое-ться, это я понимаю. Слышь? Калистрат, П-О-Е-ТЬСЯ!!! Это — по нашему!!! – хрипнули сзади.
Лето, сейчас, жаркое и тягучее. Платформа раскалена. В тени от столба прячутся женщины и пьяный грозный мужик с велосипедом. Он, игнорируя гражданок, втолковывает плюгавику, красному от вина и солнца, идею, что не только слово «секс», а и вся английская лексика — полнейшее дерьмо.

Положение объектов в окружающем пространстве — мягких и твердых, одушевленных и не совсем – складывалось не в мою пользу. Крепленое «Райское яблоко» плескалось в желудке, барабаня в висок и вены кулаками: «Надкусил уже? Не удержался»?
Простое хриплое зековское – ПОЕ-ТЬСЯ, резануло слух, и я вмазал велосипедисту словом:
— Эй! Ты! Плешь крысиная! Шорох красный, чего здесь материшься? Никто твою мордаху в этом году еще не царапал?
Мужик тут же завелся:
— Чо! Хрен собачий! Сейчас твою голову в эту урну засуну! Не драли тебя на нарах…
Трудно перечислить весь тот набор лексических значений, который вывалил на меня алкаш. Они были разнообразны, топтали самолюбие, и вызывали на бой.
В конце длинной тирады он, ухмыльнувшись лицевой мышцей, задал ключевой вопрос: «Ты, ху-ло мелкое, на каком языке со своей бабой трешь»?
— Вот на этом наречии, — бросил я в него свое «Райское яблоко», в виде нелепо выпростанной вперед руки. Это был жест начинающего психопата. За таким ударом последовала целая серия гораздо более мелких, быстрых и не слишком болезненных. А в конце – попытка оторвать зубами ухо.
Все кто стоял в тени, выскочили на солнце, вместе с ней… с тенью. Мы, включая велосипед, покрылись ржавой железнодорожной пылью и ссадинами.
Вышло – нехорошо.
Прибежали полицейские, и всех – меня, велосипедиста, велосипед, Калистрата (пытался ударить меня ногой) повели в отделение.

Окрест, мелкие детали станции: железная ограда, песок в пожарном ящике, все пассажиры… до самой последней старухи, провода столбы крыша голуби – товарняк вдали, оскалились. Я превратился в многозарядный фейерверк, у которого запалы трясутся от возмущения. Этот тип заехал мне по губе, и она распухла. Два психолога, сержанты Рыбаков и Жуков, повели нас на сеанс психотерапии в свой кабинет, придерживая за локти. Оба – профессионалы своего дела – олицетворяли собой покой и безмятежность. Мне, даже, показалось, что на радужной оболочке глаза у Жукова плещется голубая волна и растет пальма. Но это был кактус в кадке, который рос в углу, возле скамейки. Отражаясь в голубых глазах сержанта, он озеленял кабинет линейного отдела.

Возле тропического растения, ожидая своей очереди, которая на самом деле – участь, пытался себя успокоить. Я представил себе Мастрояни. Выражение его лица на всю жизнь отпечаталось в моей памяти, ведь я – фанат актера. Когда Мастрояни закуривает, он как бы говорит: «Да брось ты эту хрень… братишка». Курящий Мастрояни, это вообще – сила сильная. Он, когда чиркает спичкой, делает такое лицо… словом, мир вокруг расцветает ландышами, а табачный дым плывет куда-то равнодушно. Остается только сдвинуть шляпу на глаза и заснуть.
Но у меня ничего не вышло. Мастрояни, вместо того, что бы спокойно закурить, стал перечислять мне мои тревожные симптомы:

1. Сердцебиение
2. Потливость
3. Тремор
4. Удушье
5. Тошнота
6. Головокружение
7. Страх сойти с ума
8. Страх смерти
9. Онемение конечностей
10. Путаница в мыслях…

— Эй! Дружище, погоди. У меня что? Панические атаки?

Сержант Жуков подозвал меня к столу и потребовал паспорт. Забив в программу имяфамилияотчество, дежурный поинтересовался: «Где это вы, И Ф О, так нализались»?

Того велосипедиста, вместе с Калистратом, уже куда-то увели, поэтому я смог сержанту доверительно сообщить, стараясь убрать дрожь в голосе: «Пил «Райское яблоко» за продуктовым, в парке возле аптеки. Всего четыре стакана. Понимаю, перебрал, наверное… но, на законных основаниях: от меня ушла жена».

Заливать про бабушку, маму, детей, отца – глупо. Жена – самая подходящая тема для вранья. Это знает каждый, кто бывал в отделении. Любой мужик, хоть и в форме, сочувствует такой тематике.
Что бы как-то смягчить возможный гнев работника правопорядка, я виновато добавил: «Вообще-то там обычно торгуют «Обыкновенным чудом». Кто знал, что я нарвусь на «Райское яблоко». И, да – этот тип грязно матерился при женщинах».

Сержант Рыбаков сидел за другим столом и заполнял бланк. Он не верил, что от меня могла уйти жена, так как, по его мнению, у такого типа как я жены не может быть в принципе. На это указывал его вид – подозрительный и неприятный, поэтому и спросил он как-то – неприятно: «И Ф О, вы тому гражданину чуть нос не сломали. В жизни, чем, вообще, занимаетесь»?

Это был скверный вопрос. Все мои тревожные симптомы зашевелись как груда червяков. Последний, десятый пункт – путаница в мыслях, которые заметались в голове и я превратился в стоячий проблесковый маячок: какая у меня профессия? бездельник я, кто я? чем я занимаюсь? е-мое, сейчас меня отправят на какую ни будь овощную базу капусту чистить…

Больше минуты не мог придумать себе профессию. Мялся. Настоящая казалась ерундовиной – стыдобой, бессмыслицей и позором человечества. Таких профессий, как у меня — быть не должно. Лихорадочно подыскивая подходящую, в голове сначала мелькнул падающий на провода авторитетный десантник Кирюха, потом — машинист, кассир, менеджер и, закономерно, геолог. Да-да, меня везде принимали за геолога.
Я уже хотел было пафосно заявить, что работаю в области туриндустрии, как неожиданно рубанул правду и определил свой род деятельности так: «Художник я».

Рыбаков перестал писать, глянул на меня кратко и расхохотался: «Ха-ха, Ха-ха, Ха-ха, Ха-ха-ха-ха-ха»! Жуков от окна разразился тем же: «Ха-Ха-Ха-Ха-Ха-Ха-Ха»!!! Оба даже покраснели от смеха.
— Да вы, И Ф О, наш коллега, — заявил Рыбаков, — Мы с сержантом тоже – художники. Слыхали про Хохлому? Кабы она была кому нужна, мы бы синяков по углам не разводили. Вот, распишитесь. Там, где галочка. И… это, как бишь его?… с вас десяточка».