Баклажан судьбы

Пётр Ильич Чайковский (не композитор и не его родственник) лето провёл у дочери на даче в качестве отца и деда. Дочь жила отдельно с тех пор, как вышла замуж. Она забрала его (по-старому — выписала) на всё лето, так как они с мужем затеяли грандиозный ремонт в своей квартире. А детей, чтоб не путались под ногами, отправила вместе с дедом на дачу. И дед при деле, и дети под присмотром. Несчастный Пётр Ильич и не предполагал, что ждёт его по возвращению в родную коммуналку после отбывания повинности. Но прежде, чем мы перейдём к важным событиям, давайте познакомимся со здешними обитателями. Их, кроме самого Петра Ильича, было двое: Зинаида Павловна Полуянова, вдова лет шестидесяти и Поликарп Дмитриевич, почётный пенсионер. Отношения между ними были типа «ну привыкли уже – куда от них денешься». Остальные же обитатели некогда густонаселённой коммуналки давно поумирали либо разъехались. В освободившиеся комнаты периодически кто-то вселялся, но надолго новых жильцов, как правило, не хватало – район-то не престижный, да и с удобствами было туговато. И по большей части комнаты пустовали. Две из них снимали студенты, но на лето они разъехались. Итак начнём.

Зинаида Павловна Полуянова, женщина хозяйственная и нервная. Рано потеряла мужа, но повторно замуж так и не вышла. Детей поднимала сама. Они давно разъехались и жили своими семьями. Она являла собой ось всей инфраструктуры квартиры, вокруг неё вращалось всё. Хозяйка и блюстительница общей кухни, единственная обладательница ключей от кладовки в подвале. Именно она и явилась причиной тех кардинальных перемен, произошедших в квартире. Натура противоречивая, подверженная частым сменам настроения: сегодня одно, а завтра – другое. С ней лучше было не спорить. Да никто в общем-то и не собирался. Все привыкли к её переменчивому характеру. Всем даже интересно было: что она выкинет на этот раз? Любимое занятие – готовка с утра до вечера и выбивание на улице половиков. Ходила всё время в полувере. Тут даже каламбур напрашивается: «Полуянова в полувере выбивает половики в сквере». Иногда к ней приезжали внуки — два мальчишки-одногодки. Больше набегами заскакивали – пожрать да денег выклянчить на безделушки.

Поликарп Дмитриевич. Сосед Зинаиды Павловны. Тяжёлый и грузный. Этакий человечище. Основательный такой мужчина. Бывший директор какого-то комбината. Самобытностью от него, можно сказать, так и пёрло. Разведён. Детей не нажил. У него всё было большое и массивное. Например, дубовый стол посреди комнаты с огромным самоваром. Он любил пить чай из блюдца, громко прихлёбывая. На стене висела большая медная туба – ещё со времён заводской самодеятельности. Он почти не разговаривал. Только трубил губами себе в усы, будто дует в тубу «тпру-тпру-тпру-у-у-у, тпру-тпру-у-у-у, тпру-у-у-у». Кстати, его соломенные усы были выдающиеся во всех отношениях. Они были густые и свисали вопреки законам физики не вниз как у всех, а торчали вперёд параллельно полу. А появлялся на кухне он в следующем порядке: сначала из проёма появлялись усы, потом выглядывал живот, потом — слюни от губ, сами губы, трубящие «тпру-тпру» губы, и наконец, — выплывал на свет божий сам Поликарп. Он очень был не равнодушен к мясным деликатесам. Особенно уважал карбонат. Поликарп Карбонатыч, — звали его за глаза соседи, а внуки Зинаиды Павловны в шутку называли Поликарпа — МегаКарасём, что в общем-то было не далеко от истины. Он был весь как литой. Массивной шеей никогда не вертел, а оборачивался сразу всем телом. Зинаида же Павловна очень веселилась, когда слышала «МегаКарась», это, по её мнению, было очень по молодёжному. И внуки ей казались не такими уж безнадёжными – какие-то познания в лингвистике у них всё-таки прослеживались. Телевизор Поликарп смотрел редко, предпочитая газеты и радио. У него был гараж во дворе, в котором покоился автомобиль «Москвич». Периодически Поликарп, выгуливал своего питомца: выгонял его перед гаражом на солнышко и садился на лавочку возле гаража. Иногда заботливо мыл. Вынесет из дома пару вёдер с водой и тряпочкой протирает. Всё это напоминало доброго бегемота из мультфильма «Ну, погоди!». К нему приходили в гости бывшие сослуживцы, которые по-дружески величали его Поликарбонатом: сыграть партейку-другую в шахматы. В общем приличные люди.

И вот однажды Зинаида Павловна Полуянова по утру собралась на базар. И так там разнервничалась, так напереживалась…- Всё никак не могла выбрать между двумя баклажанами: несколько раз даже возвращалась обратно менять. Прямо хоть разорвись между ними! – думала она, — и этот вроде ничего, и тот – просто заглядение! Как бы не прогадать! Металась она, металась бедная… И в результате сильнейшего психического потрясения произошло расщепление некогда цельной Зинаиды Павловны на две с половиной сущности. На две полу-Зинаиды и одну недо-Зинаиду. Так что вернулись домой уже трое. Такая вот произошла метаморфоза.

Полу-Зинаиды по отдельности были вполне себе самостоятельными личностями. Они были наделены каждая своим полу-я и имели на всё своё мнение. Могли существовать как по отдельности, так и сосуществовать вместе, не мешая друг другу. Благо опыта жития в коммунальной квартире им обоим было не доставать. А вот недо-Зинаида (или по-научному – квази-Зина) своей индивидуальностью не обладала. Она представляла собой сгусток тяжёлых и низших зиноидальных вибраций и вынуждена была витать рядом с хозяйками, подпитываясь их низменными чувствами и редкими в силу возраста непотребными мыслями.

К тому времени студенты, снимавшие две комнаты, вернулись с каникул. Два парня и две девушки. До начала учёбы оставалось дней десять, и молодые люди отрывались по полной. Пропадали ночами неизвестно где, а днём отсыпались. Первыми перемену, произошедшую с Зинаидой Павловной, заметили внуки. Бабушка как-то быстро стала забывать то, что произошло только что. И не преминули этим воспользоваться: по нескольку раз на дню заскакивали якобы попить чаю, а сами клянчили немного налички на проезд. Они и не догадывались, что общаются с двумя полу-Зинаидами. То с одной, то с другой. И, понятное дело, первая полу-Зинаида не могла знать, что часом ранее полу-Зинаида Вторая уже давала хитрым внучкам денежку. Этим и пользовались. Однако они в силу возраста не могли знать, что общаются с разными ипостасями одной и той же бабушки. Думали, что у неё просто склероз начался.

Между тем каждая из полу-Зинаид стала замечать за собой некие странности. Деньги куда-то стали пропадать. Вещи вдруг оказывались не там, куда она их положила. Поначалу грешила на студентов, даже наорала на них как-то раз (а может и не раз). И чего это они стали только по ночам приходить? – думала она, — что я им готовить что ли на кухне запрещаю? Даже чайник свой стали в комнату забирать, боятся не подсыплю ли я чего? Но постепенно стала догадываться, что дело не в мнительности жильцов, и не в простой забывчивости. – С ней происходит что-то нехорошее. То, чего она всегда страшилась и о чём лучше никому не говорить. Особенно – детям. Сдадут ещё в психушку на старости лет. И обе Зинаиды решили за собой всё записывать, но от этого стало ещё хуже – путаница только усилилась! Ещё бы – почерк-то одинаковый, и блокнотик – один на двоих!

Между тем полураспад Зинаиды Павловны негативно сказался и на, казалось бы, непоколебимом Поликарбонате Дмитриевиче. Однажды на кухне одна из полу-Зинаид нечаянно вслух назвала его МегаКарасём. Чем обескуражила несчастного. Поликарп, поджаривавший горячо и бескорыстно любимый им карбонат на сковородке, даже дудеть перестал. Так и замер с яйцом в руке над сковородкой. Воспользовавшись замешательством и временной беззащитностью Поликарпа, квази-Зина тут же вцепилась в него как клещ. И постепенно под воздействием радикально настроенной квази-Зины он стал морально разлагаться. Ведь она подобно междометию сновала сквозняком по квартире, сея вокруг себя заразу и контрреволюцию. Поликарп стал втихаря посматривать центральные телеканалы, пристрастился к передачам т. Соловьёва и К°, и стал просто невыносим в быту. Даже частенько соревновался с телевизором в красноречии… Чего уж тут и говорить: Поликарп, подстрекаемый квази-Зиной, орёт у себя в комнате, стараясь перекричать телевизор, студенты в страхе прячутся по комнатам, а полу-Зинаиды бегают по квартире и прячут друг от друга деньги… Ужас просто! Во что превратилась квартира!?

А теперь настало время сказать несколько слов и о самом Петре Ильиче. Человек тончайшей организации, интеллигент до мозга костей, скромный пьяница и пенсионер. Дочь воспитывал один. Жена бросила их двоих ещё в младенчестве. Очень хороший человек, но бесконечно одинокий в своих поисках истины. Ему предстоит сыграть главную роль в этой истории. Вынужден на старости лет заниматься (не при детях будет сказано) древнейшей профессией. Нет-нет, вы не то подумали! — Охотой и собирательством! Охотой — потому что ему всегда было охота. А охота ему было именно «Охоту». Он крепкое пиво очень уважал. А собирательством – и приходилось, и доставляло некое удовлетворение, ибо денег на «Охоту» не всегда хватало. Вот и выходил он по утрам и по вечерам на промысел. Специализировался в основном на банках из-под напитков. Был профессионалом узкой специализации. Своё занятие ото всех скрывал. И уходил на промысел подальше от дома. Не сказать, что уж он очень нуждался: деньги-то у него были, да и дочь помогала. Но… Как бы это сказать-то? — Как вышел на пенсию, так его и стало клинить в этом направлении. На свою пенсию он не пил, считал это постыдным, а все деньги откладывал. Себе оставлял по минимуму. Остальное добывал собирательством.

И вот настал тот день, когда загоревший и пышущий здоровьем Пётр Ильич наконец вернулся из летней ссылки. В квартире на тот момент никого не оказалось. А ему страсть как не терпелось похвастаться перед домочадцами своими летними подвигами. Точнее их полным отсутствием. Ведь всё лето он провёл совершенно трезвым, занимаясь с внуками и ухаживая за огородом. Об «Охоте» и собирательстве пришлось забыть: магазин-то был только на станции, в пяти километрах от дома. Особо не находишься.

Пётр Ильич походил, походил по пустой квартире и решил прогуляться по своим «местам боевой славы». И только он вышел, как тут же ему стали попадаться пустые банки, причём в таких количествах, о которых он и мечтать-то раньше не мог. Он вернулся домой, взял сумку побольше и пошёл на промысел. Банка за банкой, банка — за банкой… Его просто охватил азарт грибника, и он забыл о времени. Уже вечером, подсчитывая выручку у приёмного пункта, он отметил, что за сегодня выполнил полуторамесячный план работ. «Распустились тут без меня!» — удовлетворённо бормотал он. И как не старался, а удержаться от «Охоты» всё-таки не сумел.

Уже в сумерках Пётр Ильич обнаружил себя на кухне с полторашкой «Охоты» и огромным баклажаном подмышкой. Он стоял и курил у окна. За спиной послышались шаги, Пётр Ильич обернулся и увидел в проёме Зинаиду Павловну. Сразу двух Зинаид. Вот это я дал сегодня, — подумал он, — уже в глазах двоится. Боже, как стыдно-то! – Пётр Ильич смущённо опустил глаза и ничего не нашёл лучше, как заслонить своё лицо полторашкой «Охоты». Он сделал вид, что увлечённо читает этикетку на бутылке. — Что же делать-то? Всё лето не виделись, и тут предстать в таком непотребном виде… Стыдоба-то какая! – думал он. И обратил внимание, что Зинаида Павловна двоится как-то неправильно. Слишком очевидно двоится, что ли. Одна из них застыла в проёме двери, а другая наблюдает за ним из коридора, выглядывая из-за плеча первой. Так не бывает, — испугался Пётр Ильич, неужели допился? – быстро соображал он…

Но тут что-то произошло, и в голове Петра Ильича просветлело. Он машинально призвал не только высшие, но и не очень высшие – в общем все, находящиеся в пешей доступности силы на помощь. Он со скрипом стал наводить резкость, соединяя оба образа в один… И так старался, так старался, что от чудовищного психического напряжения баклажан выпал из подмышки на пол и подкатился к ногам Зинаиды Павловны…

Оба полуночника стояли на кухне и смотрели друг на друга уже совершенно другими глазами. Зинаида Павловна чудесным образом воссоединилась и больше уже не двоилась. А Пётр Ильич пусть и менее чудесным образом, но полностью протрезвел — и теперь уже навсегда.

А квази-Зины, к счастью, по близости не было. И она оказалась в пролёте: так и осталась жить за спиной Поликарпа. Ещё бы – поорать-то перед телевизором куда как веселей, чем разрываться между двумя полу-хозяйками.

Спустя некоторое время Пётр Ильич переехал жить к Зинаиде Павловне. Их дети за них очень рады. А комнату Петра Ильича новоиспечённые супруги теперь сдают хорошим людям. А по вечерам, когда Зинаида Павловна разливает чай, Пётр Ильич нет-нет, — подставляя свою чашку, да и выдаст что-то типа «мне двойную Зинаиду, пожалуйста!». И оба потом долго смеются, вспоминая былое.
Они и Вам желают Удачи…

14 августа 2020 г.