ЛИЧНОЕ

Во дворе, где расположена галерея «Восточная» припаркована лодка. Старый, черный дерматин скрывает ее угловатые формы.
ЛИЧНАЯ, ЛОДКА, СПРЯТАНА?
 Я зашел в галерею, выпил стаканчик вина и вышел опять во двор.
Возле лодки копошился старичок. Маленький. С острой седой бородкой — клином.
«Доктор»? — подумал я, — на пенсии.
В руках доктор держал толстую длинную самодельную отвертку и палку. Прохаживаясь вдоль объекта, он вдруг принялся приподнимать подол чехла.
НУ? ЛОДКА ЖЕ?
 Доктор на меня не смотрел. Отвечал на вопрос действием, не торопясь.
Сначала появилось пыльное колесо, вросшее ободом вместе с резиной в асфальт. Затем бок с дырявым желобом. Желоб — гнездо молдинга, но молдинг отвалился, сгнил, исчез. Сразу стало ясно — под чехлом «Волга».
Та самая — припухшая, легендарная.
 Я опять спустился в подвал и выпил вина.
Большая мокрая клякса расплылась возле переднего колеса, когда я вернулся. Мелкие ручейки потянулись к «Восточной». Доктор безучастно разглядывал эту кляксу, силясь вспомнить, для чего он вышел из квартиры.
— Вот, лужа на чехле образовалась, — сообщил он мне виновато, когда я приблизился.
— Зачем, извините за глупый вопрос, вы соорудили этот каркас над машиной?
 Доктор отложил в сторону отвертку с палкой, обеими руками задрал дерматин чехла на крышу, обнажив конструкцию, сваренную из железных трубок:
— Вот, смотри. Она держит чехол над автомобилем. Это для вентиляции. Вода все равно попадает на полировку. А так быстрее сохнет.
Я заглянул внутрь через разбитое окно — салон оказался забит грязными досками и старыми коробками.
— Хорошая машина?
— Лучшая. Вот глянь на эти, — доктор брезгливо ткнул коротким пальцем на припаркованную рядом Мазду, — в них и железа-то нет. Картон. Один картон.
— Вы, наверное, любите ее?
— Я? — встревожился доктор. — Это не просто машина — это, моя ЛИЧНАЯ собственность. Шестьдесят седьмой год, последний выпуск. Вот сейчас мне восемьдесят — сорок лет ей владею.
— Восемьдесят лет говорите… А сколько вам было лет когда...?

 Передо мной веером развернулась вся жизнь старичка. Иннокентия Михайловича эвакуировали прямо из этого двора в десятилетнем возрасте куда-то за Рязань. В конце эвакуации родители не смогли его забрать. Поэтому следующие два года мальчик провел в трудовом лагере. После войны самостоятельно вернулся в родную коммуналку. Дворовые дружки учиться не хотели и не советовали этого делать Иннокентию. Кеша пошел в ремонтники. Жизнь у Иннокентия наладилась — до пенсии просидел в заводской мастерской и прожил в этом дворе. ЛИЧНЫЙ автомобиль «Волга», горьковского автозавода (главная мечта жизни) осуществилась сорок лет назад. По знакомству ему продали б/у машину из гаража Наркомпросвещения.
Любил он автомобиль особенной, ЛИЧНОЙ ЛЮБОВЬЮ.
Ухаживал, мало ездил.
Мыл, чинил. Нашел специальный дерматин — черный, от какой-то трубы. Потом состарился, слегка спятил, но занятия своего не бросил. По прежнему — любит, следит, заботится.
Правда уже не чинит.