Литературная штудия сочинения Пастернака.

Рассмотрим « Сирень » сочинение Бориса Пастернака.

Положим,— гудение улья,
И сад утопает в стряпне,
И спинки соломенных стульев,
И черные зерна слепней.
И вдруг объявляется отдых,
И всюду бросают дела.
Далекая молодость в сотах,
Седая сирень расцвела!
Уж где-то телеги и лето,
И гром отмыкает кусты,
И ливень въезжает в кассеты
Отстроившейся красоты.
И чуть наполняет повозка
Раскатистым воздухом свод,—
Лиловое зданье из воска,
До облака вставши, плывет.
И тучи играют в горелки,
И слышится старшего речь,
Что надо сирени в тарелке
Путем отстояться и стечь.

Начинается стихотворение с парентезы – вводного слова.
… Положим …
Этим вводным словом художник достигает особенного оптического
обмана: оно заменяет ему жест. Пастернак обращается к своему
читателю, приглашая его в стихотворение, в пейзаж, в поэтическую
картину.
… Или же картинку, если хотите. Это придает авторской речи живость,
создает особенную атмосферу дружелюбия и доверия. Одним словом,
располагает к себе читателя, как зрителя.
Сотворив это действие, сделав читателя соучастником, соавтором
своего стихотворения, автор обращает его внимание на целый
ряд прелестнейших поэтических деталей и эпизодов. Эти находки
слетаются к нему, как пчелы:

… гудение улья,
И сад утопает в стряпне,
И спинки соломенных стульев,
И черные зерна слепней.

Стихотворение Пастернаку навеяла дачная обстановка в Мутовках,
у живописного обрыва, где он летом 1927 года вместе с семьей
проводил свое время, сочиняя стихи, целый цикл пейзажной лирики.
Особенные, окаянные заросли сирени неоднократно привлекали его
внимание, приглашая в свой изумительный, замечательный мир
поэтической красоты.

Разумеется, в стихотворении задает тон сочинение Мандельштама
на эту же тему, ставшее камертоном в раскрытии поэтичнейшего
образа сирени.
Заочно, Пастернак как бы соревнуется с ним.

Вот оно, то самое стихотворение Мандельштама:

Импрессионизм

Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст как струпья положил.

Он понял масла густоту, —
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.

А тень-то, тень все лиловей,
Свисток иль хлыст как спичка тухнет.
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.

Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом сумрачном развале
Уже хозяйничает шмель.

Стихотворение Мандельштама трактует импрессинисткое видение мира,
что для автора преобретало особые качества поэтизма, в более современном,
модернистском значении, называемом акмеизмом, то есть
в том художественном явлении, к которому он в то время примыкал.
Поэтому все здесь красочно – живописно.
Этого же художественного метода придерживается и Пастернак.
Предаваясь своему вдохновению, этой живописи словами, автор – создатель
действует не спонтанно, а расчетливо, прибегая к точности глазомера
и непосредственным свойствам математической линейки.
Первая же строфа подтверждает нам это:
Гудение улья перекликается в образном соотношении с черными
зернами слепней, а кулинарный образ сада в стряпне (мы можем
сравнить с идентичным у Мандельштама, где на поэтической кухне
готовят жирных, белых голубей), дополняется спинками соломенных
стульев, расставленных в ожидании у дачного столика, приготовленном
где – то на веранде для вкушения пищи – и это на свежем деревенском
воздухе.
Миролюбивый пейзаж ожидания (с многоточиями слепней) внезапно
сменяется предчувствием тревоги:

И вдруг объявляется отдых,
И всюду бросают дела.
Далекая молодость в сотах,
Седая сирень расцвела.

Образный параллелизм – гудение ульев и молодость в сотах образует
единый метафорический комплекс, как бы рифмует образность.
Это не только утверждает гармоничность творения, но и служит
к созданию единого настроения, как бы художественного порыва.

И ливень вьезжает в кассеты
Отстроившейся красоты.

Стоп! Что – то не то! Сразу же останавливает на себе взгляд вот это
сугубо чужеродное: слово «кассеты». Оно выглядиг чужим, каким то
посторонним в интимных моментах самовыражения этой пейзажной лирики.
Это, как выражаются на современном литературном сленге, явный
«спотыкач»!
Позволю себе предложить собственную редакцию:
Слово кассеты поменять на слово – «кюветы».
Тогда это место могло бы выглядеть так:

И ливень въезжает в кюветы
Открывшейся всем красоты.

Не правда ли, так несколько лучше? Появляется интереснейший образ:
… кюветы красоты!

… А тень то, тень все лиловей …

Соревнуясь с Мандельштамом, художник прибегает к изысканному обороту:
лиловое зданье из воска. Седая сирень приобретает лиловатые тона.
… Ранее сирень уже уподоблялась сотам. Поэтому, подготовленные, мы
уже понимаем, о чем здесь речь. Лиловое здание сирени, намокшее,
набравшее воды и влажного воздуха, набухает и растет, как кулинарное
изделие. Его влажная прическа, полурастворившись в признаниях дождя,
уходит куда – то ввысь, под облака, напитавшись влаги, она вырастает,
как пудинг.
И грандиозно, и поэтично!
Образ причудливый, распустивший свою величественную крону, свою кустистость
над почвой имажинизма. Вообще художественные явления литературы того времени
как бы существуют в отражениях многих стилей, многих зеркал.
Жизнь феерично динамична, и искусство подтверждает это.
Пастернак трансформирует свои художественные образы в сторону
переносного смысла. Его ассоциативный ряд в простом пейзажном произведении
отличается сплетением, сплочением весьма далеких явлений,
представлений и образов. Они как бы перетекают, переливаются друг
в друга, растворяясь и теряя свои естественные очертания и границы.

… И тучи играют в горелки …

Горелки – давняя детская игра. То же, что и «догонялки».
Этот образ, взывающий к детской непосредственности, необходим художнику,
чтобы подчеркнуть естественность явления.
Раз мы можем наблюдать такие шалости природы, значит,
ливень уже истек и закончился.
Атмосферные явления продолжаются, а с ними и динамика авторских
выражений.

И слышится старшего речь,
Что надо сирени в тарелке
Путем отстояться и стечь.

Ученик Пастернака – Андрей Вознесенский со временем создаст свою
сирень – еще динамичнее, всю на колесах, в атмосфере мчащего вагона
выглядевшую голубоватым пламенем газовой горелки. Ацетиленовой!
Вот так поколения поэтов, сменяясь, дополняют друга друга,
всегда выражаясь по – своему.