Последний финт капитана

Было это в начале благополучных нулевых. Я, будучи режиссёром-документалистом, приехал в маленький, но уютный приволжский городок. Мне нужно было снять небольшую документалку о местных художниках по заданию одного из федеральных каналов. И я бы и снял, если бы не произошло то, о чём я и хочу вам поведать. Потому, что больше — некому. Одни мертвы, другие запуганы, а третьи в том числе и ваш покорный слуга – просто выключены из жизни.

В одном из местных прибрежных баров, располагавшемся в дебаркадере на набережной, ко мне подсел не молодой уже мужчина. Пожаловался на умирающий речной флот, предложил выпить за это, так сказать, помянуть. Мы выпили, разговорились. Оказалось, что мой собеседник – аж капитан сухогруза «Волго-Балт». И у него послезавтра последний рейс. А через месяц – на пенсию.

Слово за слово, бокал за бокалом… Он узнал, что я режиссёр и вхож, так сказать… Отвёл меня в сторонку и прошептал, что хотел бы мне передать свои наблюдения, которые он записывал, документировал много лет. И они могут быть полезны. Столько необъяснимого происходило с ним на речных просторах, и он боится, что это всё так и останется только в его записях. А как бы хотелось, чтобы об этом хоть кто-нибудь да узнал.

Капитан поведал, что есть тут на реке одно странное место. Между мостом через Волгу и насыпью с подъездом к бывшей тут некогда пристани: что-то с ним не так. Этот участок как-то неестественно себя ведёт. И когда он проходит между этой насыпью и мостом по фарватеру, его неизбежно клонит вправо. Что за многолетнюю практику ему, собственно, и сонар-то не нужен: глубины он и так чувствует задним чувством. Видит уже сам без приборов, куда можно, а куда не стоит и приближаться.
— А что не так с этим местом? – поинтересовался я.
— Как вам сказать… Там — нет дна. Совсем нет. Понимаете? По картам вроде бы всё нормально… Но я-то чувствую, что дно – гуляет. Сегодня есть, как положено, а завтра его нет совсем. Совсем нет дна. Это чудовищно! И страшно. Как-то не по себе становится. И главное, никто мне не верит – пальцем у виска крутят. Пора, мол, на пенсию. Я хочу доказать. Мне выходить послезавтра в рейс, в свой последний рейс… Ухожу с грузом фосфорной муки в полчетвёртого утра…
— Вы извините, но мне как дилетанту не очень-то понятно. Что значит «нет дна»? Совсем? Или это метафора какая-то?
— Молодой человек! Я далёк от этих… Как вы сказали? Метафор. Мне не до них. Я вижу то, что вижу. В отличие от вас. И я намерен это доказать, чёрт возьми! Вы давно в нашем городе? Тогда вы должны знать нашего известного краеведа Антона Дынина. Он журналист краевой газеты. Так вот, я передал ему все свои записи. Вы режиссёр? Значит у вас есть камера? Очень хорошо! Снимите просто фантастические кадры. Прошу вас, уже как душеприказчика, будьте на мосту в половине пятого утра с видеокамерой. Увидите нечто. И снимите такое! Уверяю — до вас никто ни чего подобного не снимал. Спилберг – отдыхает! Может, прославитесь… посмертно… Хи-хи-хи-хи! – весело засмеялся капитан, — не обращайте внимания – шучу я. Только камеру не забудьте! Дынин тоже там будет. На лодке с фотоаппаратом. Договорились? Вот и отлично! Я на вас рассчитываю.

Капитан попрощался и ушёл. Я отправился к себе в гостиницу поразмыслить над услышанным.
Потом зашёл в редакцию местной газеты и справился о журналисте Дынине. Я нашёл его в местной пивнушке. Ничего примечательного – худощавый долговязый тип в очках со старомодным портфелем. С первого взгляда он показался мне каким-то напуганным что ли. Я представился, рассказал о разговоре с капитаном.
— Тише, говорите тише! – шикнул он на меня, испуганно озираясь по сторонам, — за нами могут следить… И у стен есть уши! Пойдёмте лучше на воздух от лишних глаз.

Мы вышли на улицу. Я, понятное дело, был удивлён этой игре в секретность:
— Слушайте, Антон, чего вы боитесь? Кому мы с вами нужны? Или я чего-то не понимаю? – улыбнулся я.
— Вы приезжий, вы уедете, а мне здесь жить. У нас тут свои порядки, понимаете? Да, капитан передал мне свой архив. Я даже пытался почитать… Но там всё так таинственно и странно. Мне право даже становится страшно. Зашифровано, замаскировано под всякие якобы повседневные документы, бумажки там разные. Это специально он так сделал. Наверное, чтобы обезопасить себя. Предстоит долгая и скрупулёзная работа по расшифровке архива. Я уже голову сломал. Чую – не к добру это. Ох, на-беду я за всё это взялся… — грустно выдохнул Дынин и махнул рукой.

Мы договорились встретится в положенное время. Он обещал добыть лодку, сказал, что возьмёт с собой фотоаппарат. Гордился своим раритетным «ФЭД». Мы уже по-дружески распрощались и разошлись.
Через день около четырёх утра мы встретились возле насыпи. Дынин сидел в деревянной лодке и курил. Поздоровались. Он достал из-за пазухи бутылку водки и предложил мне. Я сделал внушительный глоток, крякнул и закурил. Дынин последовал моему примеру.
— Ну, как вы думаете, что мы с вами увидим сегодня? – поинтересовался я.
— Даже и не знаю… Я подплыву ближе к фарватеру, а вы ступайте на мост и приготовьте камеру. Посмотрим, во что это всё выльется, — сказал Дынин и взялся за вёсла.

Я поспешил к мосту. С него открывался потрясающий вид на Волгу и окрестности. Пирс был метрах в трёхстах от моста. Я остановился напротив и приготовил камеру. В столь ранний час, понятное дело, на мосту никого не было. Машин – тоже. Предутренняя тишина, за исключением пения птиц, которые только начали просыпаться.

Ровно в половину пятого раздался гудок. Из-за мыса показался нос сухогруза. Надо сказать это было внушительное судно, длиной более ста метров и шириной метров пятнадцать. Сухогруз медленно приближался. Где-то в километре от моста он стал менять курс. Стал сворачивать с фарватера. Я понял, что капитан собирается направить судно прямиком в насыпь. Чёрт возьми, он идёт на таран! Что это? – пронеслось у меня в мозгу, — он что – спятил? Или это изощрённый способ самоубийства? Показательное самоубийство на камеру? А как же команда? – пронеслось у меня в мозгу.

Насыпь представляла собой подъездную дорогу к пристани. Около пятидесяти метров длиной и в ширину метров десять. Кое-где ещё угадывались бетонные плиты, давно проросшие травой и кустарником. Над водой пирс возвышался метра на полтора. Местами ещё сохранились ржавые ограждения.

Сухогруз уверенно шёл на таран. До удара оставалось каких-то пара сотен метров… Дынин по другую сторону насыпи, метрах в двадцати от неё, всё время фотографировал на свой «ФЭД», стоя в лодке. Когда до столкновения оставалось каких-то двадцать метров, он вдруг прекратил снимать и обернулся ко мне. Он смотрел на меня молча и всё время показывал мне пальцем на неминуемую катастрофу. Он был в совершеннейшем ступоре. Я со всей дури заорал ему с моста и замахал руками, чтобы он немедленно убирался оттуда. Тот пришёл в себя и с остервенением погрёб к мосту неотрывно смотря на приближающийся сухогруз.

Я ожидал мощного удара, сопровождаемого громким скрежетом металла… Но вышло всё иначе. Такого я и предположить не мог. Сухогруз тихо без каких-либо усилий плавно въехал в насыпь и стал врезаться в грунт подобно ножу, которым режут торт! Абсолютно бесшумно! Был только звук раздвигаемых плит, будто он продолжал плыть в грунте, как ранее плыл по воде. Нос корабля стал задираться к верху, и вся эта махина на брюхе вползла на насыпь. Сухогруз остановился на днище ближе к надстройке, балансируя навесу. На какое-то мгновение замер и стал крениться носом к воде. Тут раздался мерзкий и зловещий скрежет металла по бетону. Корабль зачерпнул носом воду и стал сползать в пучину. Он погружался до тех пор, пока не встал вертикально над водой как поплавок. Он погрузился в воду процентов на семьдесят так, что над водой оставалась только задняя часть корабля с надстройкой. Я видел вращающиеся винты. Дынин стоял в своей лодке покачиваясь на волнах и молча взирал на это завораживающее зрелище.

Так продолжалось минут пять, как мне показалось. Потом раздался душераздирающий прощальный гудок, и сухогруз плавно стал погружаться в бездну. Тихо и печально махина скрылась под водой. Мне почему-то вспомнился фильм «Титаник». Уже потом, по прошествии некоторого времени я искренне недоумевал, почему это тогда, когда сухогруз уходил под воду, Дынина не затянуло в след за ним. А должно же было…

Мы встретились на берегу. Молча стояли и смотрели на то место, где ещё совсем недавно торчала над водой рубка сухогруза. Оба не понимали, как эта огромная стометровая махина всего в пятидесяти метрах от берега… О трагедии напоминал лишь развороченный пирс и плавающий на месте катастрофы скарб.

Оказывается, мы были не единственными свидетелями происшествия. На мосту несколько десятков машин резко тронулись с места, послышались звуки захлопывающих дверей. Люди явно спешили скрыться, будто боясь, как бы их не записали в свидетели.

Мы договорились так: Дынин пойдёт к себе проявлять и печатать фотографии, а вечером я зайду к нему, и мы обсудим план дальнейших действий. На том и порешили. Я же отправился к себе в гостиницу смотреть отснятый материал.

Далее события развивались стремительно. В гостинице я первым делом включил телевизор и радио, стал слушать местные новости. Но не через час, ни через два – никаких сообщений о кораблекрушениях не последовало. Странно, всё это, — думал я, — будто ничего и не было. А ведь там были свидетели. К чему бы всё это? Видео получилось вполне пригодного качества, даже Дынин на своей лодке на нём зазвездился. А как эффектно сухогруз вошёл в воду! Не соврал капитан – действительно круто получилось.

Я плотно позавтракал и отправился к реке. А там – ничего. Ни спасателей, не оцепления. Пусто! Далее дошёл до речного порта и попытался разговорить местных работяг.
— Да, утром сухогруз ушёл с грузом удобрений. Какая авария? Да вы что! Тут бы давно уже кипеш был! Всё тихо, — отвечали они на мои вопросы.

Я ещё больше насторожился. Пошёл в редакцию, к которой был прикомандирован. Рассказал об утреннем происшествии, свидетелем которого мне пришлось стать. Меня внимательно выслушали. Главный куда-то стал названивать. Вскоре появился наряд милиции. Меня подробно обо всём расспросили, записали показания. Все забегали, засобирались куда-то. Про то, что я всё это заснял, рассказывать не стал. Но, как выяснилось потом, они и так уже всё знали из других источников: капитан не только нам с Дыниным об этом рассказывал. Он, зараза, умышленно слух распустил, но тогда видимо никто не придал этому значения. А мне настоятельно рекомендовали отправляться в гостиницу и ни с кем об утреннем инциденте не заговаривать.

Я пообедал в кафе и пошёл в редакцию местной газеты справиться о Дынине. А там – ещё один сюрприз. Мне заявили, что журналист Антон Дынин с сегодняшнего дня у них не работает! Вот ещё новости! Интересно, а он-то сам знает об этом?
Между тем приближался вечер. Я пошёл навестить Дынина. Он жил на окраине городка в деревянном доме. Калитка оказалась открытой, дверь – тоже. И я вошёл.

Дынин сидел в трусах на полу, на нём была тельняшка. Рядом стояла початая бутылка водки. Он мотал головой и орал дурным голосом:
— … На палубу вышел… сознанья уж нет. В глазах его всё помутилось!..
Увидев меня, он замолк. Я помог ему подняться и усадил на диван.
— Можешь не рассказывать. Уже всё знаю. Я теперь для них нерукопожатный. Ото всюду уволили, гады, даже из музея! Стоило заикнуться о сухогрузе! Слушай, вот фотографии – забери их от меня, будь другом! Они придут за ними! И архив забери от греха подальше, увези с собой, тебя они трогать побоятся. Только скорее, слышишь, у тебя мало времени! — он достал из-под дивана несколько здоровенных подшитых бумажных папок, перевязанных бечёвкой, — на вот, держи и беги отсюда со всех ног! – проговорил он заговорщическим тоном.

Я принял папки и фотографии. Дынин дал мне рюкзак и помог засунуть ценные артефакты. Постучал меня по плечу на прощанье. Я вышел на крыльцо.
— … Увидел на миг ослепительный свет… Упал… Сердце больше не билось… — орал Дынин истошно.

Я быстро дошёл до гостиницы. Достал кассету с отснятым материалом, сунул в рюкзак и отправился на почту. Отснятый материал и архив капитана ценной бандеролью я отправил на адрес матери. И как оказалось – не зря! Придя в гостиницу, я обнаружил полнейший разгром в своём номере. Тут явно что-то искали. Всё было вверх дном, сумки выпотрошены, все кассеты пропали. Ладно хоть аппаратуру и камеру не забрали.

На следующий день я отправился в редакцию. В кабинете у главреда сидел крупный милицейский чин.
— А-а, проходите, вас-то мы и поджидали… — заискивающе заулыбался главред, — Как спали? Вы весь город на уши подняли!
— Но ведь я сам всё видел. И не один я…
— Да знаем, знаем. Три раза водолазы спускались! Там ничего нет! Там глубина – четыре с половиной метра, чёрт побери! Ни следов, ни разводов от горючего. А ведь у него должно быть тонн сто дизеля. Да и мне очень жаль, что так получилось, мы с товарищем полковником сожалеем и сочувствуем вам…
— По поводу чего? – поинтересовался я.
— Ну, что вас уволили с телевидения. Как вы ещё не в курсе? Ну вам позвонят. Так что ваша работа в нашем городе окончена, билет вместе с деньгами заберёте в бухгалтерии. До свидания. Да, а что там говорят про какой-то таинственный архив? Прям с ума все по сходили – все за ним гоняются. Вы что-нибудь об этом знаете?
— Какой ещё архив? Мне теперь не до архивов, до дома бы добраться без приключений.

Я получил всё мне причитающееся в бухгалтерии и отправился к Дынину. По дороге взял коньяку и закуски благо до поезда оставалось часов двенадцать. Самого его я не застал, но у него наблюдалась та же картина, что и вчера в моём номере: всё перерыто-перевёрнуто. Видимо тоже что-то искали. Я покричал-покричал его. Он не откликнулся. Нет дома, – решил я и отправился на реку пить коньяк.

Это я потом уже узнал, что Дынин и не мог никак откликнуться – он уже часов десять как висел в сарае. А сам он это сделал или ему помогли, мы никогда уже не узнаем.

Перед отъездом я зашёл на телеграф и позвонил по межгороду своему сослуживцу. Начальству звонить было как-то неудобно. Тот поведал, что готовят приказ о моём увольнении, мол – директива свыше. Начальство само в шоке, но ничего сделать не могут – у них руки связаны.

Уже дома я распаковал папки с так называемым архивом капитана и всё понял. Ну капитан! Ну сукин сын! Шутник хренов! Там действительно была всякая чепуха: счета за коммунальные услуги, инструкции по пожарной безопасности, какие-то старые письма, правила пользования микроволновкой, сборники разгаданных сканвордов, чеки и прочая ничего не значащая муть. Ну надо же – всех надул, скотина! Надо отдать ему должное — за чувство юмора. Уважаю. Вот только людей жалко. Что ж! Они жаждут заполучить архив? Нет проблем! Отправлю им в завтра-же по почте – пусть порадуются!

24 января 2021 г.