Розовый человек
Лео Возрастные ограничения 18+
Однажды в красном городе, он был сложен из туфа, который на заре приобретал красный оттенок, как впрочем и все без исключения, что освещалось восходящим солнцем, появился розовый человек. Откуда он взялся и куда шел — никто доподлинно сказать не может. Было ясно одно, что он несет с собой страшные потрясения красному, до тех пор городу, и здесь нужно отметить, что Красный город уже пережил и наводнения и землетрясение и, даже, отставку его, красного города, законновыбранного главы. Был розовый человек среднего роста, уютно сложен, и всякий, кто мельком глянул на него не отметил бы для себя ничего необычного, кроме странного цвета его кожи. Это был тот насыщенный цвет, которым любящие отцы красят кукольные домики для девочек. Кто-то красит чуть более ядовито, но обычно разум побеждает и выбирается цвет на который можно смотреть в солнечную погоду без рези в глазах. Наверно это близко к цвету японской сакуры, на который все жители островов весной съезжаются в парк императорского дворца в Киото. В общем цвет приятный, но не совсем присущий человеку. Итак. Розовый человек на пороге Красного города, но нам не понятно день, это или ночь? Что за погода. Какие поют птицы? И не собирается ли самая неразумная часть из них лететь на юг. Много вопросов, которые требуют разъяснений.
Красный город стоит на небольшой реке, которая, по странному стечению обстоятельств, тоже называется Красной. Иногда по весне она разливается и тогда жители левого берега Красной, которых и за полноценных горожан никто не считает, сносят все свои пожитки на чердаки, туда же лезут сами, вместе с живностью и сидят там неделю. Впрочем некоторые обзаводятся лодками и вполне вольготно плавают по улицам Красного города. Понятно, хотя и не очевидно, что на улице весна и половодье уже прошло, но некоторая грязь, вынесенная рекой, ещё лежит разводами по сторонам дорог, как впрочем и некоторый, особо слежавшийся снег, так покрытый своеобразной броней из высохшей грязи, что не каждый сможет признать в нем веселые белые хлопья, летевшие ещё в январе.
Розовый человек стоял на пороге Красного города, хотя это сложно определить, ведь дорожный столб с восточной стороны подрыли кроты и он упал по направлению к огромному оврагу, ровно по границе города и губернии. По причине этого происшествия случилось несколько писем из губернских и городских управ, впрочем таких же вялых, как и остальная чиновничья жизнь. Наш герой видит и овраг и столб, который уже принял форму шпалы и первые, если смотреть с его стороны, а со стороны города последние дома горожан. Впрочем здесь от селян их отделяет только четырежды и последний раз, упомянутый столб. Розовый человек смотрит на город и видит то же, что увидел бы любой путник, доведись ему пешком зайти в наш город: дорогу, по обе стороны которой дома, дощатый тротуар на две доски, по которому с ведрами от оказавшегося по близости колодца шла баба, но если приглядеться и отбросить одежду, намотанную невпопад, то вовсе не баба, а упругая девица, вполне сладких лет. На середине тротуара доски прогибались так, что лужа, а точнее уже просто грязь плескала с хлюпаньем во все стороны и бабе-девице приходилось соотносить амплитуду и частоту своих шагов с собственной частотой тротуара и не допускать возникновения прямой связи. Учёный человек бы увидел в этом ещё одно подтверждение мировых законов, но для девицы важнее чистый подол, хотя и путник ей тоже видимо интересен, так как соблюдая амплитудно-частотный баланс она уже несколько раз умудрилась посмотреть на розового человека.
Отметив про себя его уютность, она не могла не удивиться цвету кожи, но тут же вспомнила про негров, которые черны и китайцев. Впрочем не видела она ни тех ни других, зато часто видела Никанора, цвет кожи которого был настолько вне светового спектра что ему не придумали отдельного названия. Впрочем для всего Никанора, вместе с его цветом было название «Битень». Так звали его толи потому что сбил его проезжающий ямщик, то ли из-за того, что сбил он на ярмарке с двух городских картузы одним случайным ударом, никто не помнит. Цвет его был таков, что в любое время года, если он напившись ложился отдохнуть, то сливался с землёй до невидимости. Была ли она после дождя или сухая, песок, суглинок или бурьян, упав на нее — Битень растворялся напрочь. Таким образом розовый человек сразу имел определенную привлекательность для девицы, кою звали Натальей, раз уж мы так пристально ее рассматриваем. Уж розового человека потерять в нашей серости пол-года, да и в буйстве зелени, оставшуюся половину — невозможно. А когда пойдет снег, что не так и часто в последние зимы, то и вовсе он заметен, хотя может и покраснеет от мороза. Наталья, коей муж был, что само собой разумеется, Никанор, уже подходила к самым воротам своего дома, когда краем глаза приметила странное движение. Розовый человек не шёл сам по себе, передвигая ноги, а каким-то непостижимым образом перемещался свободно по дороге. Сегодня можно было бы заподозрить у него хитроумное колесо с моторчиком, где наклонившись вперёд, до максимального угла уже не совсем трезвого Никанора, можно ехать вперёд. Но никакого колеса не было, человек стоял ровно, а про моторчик, Наталья и не слышала, да и не стала бы слушать, если бы ей кто-то начал объяснять. Однако факт в том, что человек, стоявший у столба — снова не обошлось без него — мгновение назад вдруг переместился и оказался в пяти шагах от Натальи. Будь это в сумерках она бы не выдержала и закричала, но белым днём кричать было странно, да и не к чему. Все вокруг было обычно, собака у канавы пыталась найти мясо на вчерашней кости, матерился за забором сосед, дымила печь в доме напротив — опять топили сырыми дровами. Но розовый человек стоял прямо перед ней и смотрел, улыбаясь. Наталья мысленно перекрестилась и также мысленно сплюнула три раза через левое плечо. Человек, конечно же, никуда не исчез, но, как ей показалось, стал ещё ближе к ней. Возможно, не улыбнись она в ответ, ничего бы не произошло и розовый человек прошел бы весь город насквозь и, выйдя у такого же оврага с западной стороны направился дальше, но улыбка сама собой растянула губы Натальи и, хорошо, что не видел Никанор, что на ее щеках появился подозрительный румянец. Забыв про ведро в руке смотрела она улыбаясь, в глаза розовому человеку, а он все ближе и ближе становился к ней, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки.
— Здравствуйте, товарищ, — о боже, какой ещё товарищ, подумала про себя Наталья, что я говорю!
Однако розовый человек нисколько не удивился и произнес:
— Geh und rasiere seine Achseln, Freundin!
Рука Натальи, державшая ведро, разжалась и оно, чавкнув погрузилось в грязь, подол платья, который она только что берегла был безнадежно испорчен, но девушка, не обращая внимания на происходящее вокруг, бросилась в дом, вспоминая где она видела мужнины помазок и бритву. Вспомнив, намылила она перед небольшим, треснутым в двух местах зеркалом, свои подмышки и ловкими движениями, коим бы позавидовал любой самурай, сбрила черную поросль волос, подняв сначала левую, а затем правую руку. Почувствовав небывалую лёгкость захотелось ей вдруг выйти с флагом на улицу, но сначала побежала она в их с Никанором спальню, чтобы обрадовать мужа, который спал после ночной смены, приняв для приятности сна бутыль соседского самогона.
— Вставай, Никанорушка, — сказала Наталья и плеснула ему в лицо мыльной водой.
— Вставай, пора!
Никанор сел резко в кровати и, сначала немного отклонившись назад, ловко спрыгнул на пол. Был он свеж, трезв и даже цвет лица его стал чище. Наталья уже подавала ему белую праздничную рубаху. С улицы послышались голоса и супруги вместе бросились к окну. Из всех домов люди выходили на улицу. Были они нарядно одеты, лица светились от радости. Кто-то нёс уже кумач, обернуть наспех сколоченную трибуну, на которой стоял розовый человек. Показалось Наталье, что стал он выше ростом, да не показалось, а так оно и было. Был он уже на две головы выше любого, кто стал бы рядом.
— Camarades, vous devez vous garder propre, — уже по-французки говорил с трибуны розовый человек. С каждым новым звуком становился он больше, летели из его губ, которые впрочем и не открывались вовсе, разные слова на всех языках мира и становилось всем слышавшим его радостней на душе. Вот вынес уже кто-то гармонь, растянул меха, сам собою образовался хоровод из баб, мужики пустились вприсядку, пытаясь перепрыгать друг дружку. Голос розового человека становился громче, говорил он все быстрей, а если бы кто-то попытался записать то что он говорил, то понадобилось бы ему знание всевозможных алфавитов, в том числе клинописи, иероглифов и ещё бог весть каких значков, придуманных людьми для того, чтобы записывать все, что вылетает у них изо рта. В один момент даже пропел он сольфеджио отрывок из Марсельезы, но так как звуки он издавал все быстрее, то через некоторое время слились они в один сплошной гул, разобрать что-то в котором было решительно невозможно.
Наталья с Никанором давно уже присоединились ко всеобщему веселью, где давно были и чиновники из присутственных мест, студенты, санитары, больные, в том числе неизлечимые, цирковая труппа, дававшая в городе представление, фабричные рабочие, несколько татар, поручик, лодочник, кузнец. Каждый шёл услышать розового человека и нес с собой кто самовар, кто бублики, куриную ногу, окорок, орехи, огурцы, мед или ещё что из съестных припасов, как-то сами собой появлялись столы и стулья к ним, лавки, сундуки, табуреты, все, кто не плясал, рассаживались за столами. Людей прибывало все больше и больше и вскоре улица вся была занята горожанами, вновь прибывшие сначала лезли на деревья, потом на крыши окружающих домов. Несколько мастеровых разобрали ворота в доме Никанора и Натальи, и тут же во двор хлынула толпа, немедля накрывшая столы. Места этого не хватило и также быстро были разобраны ворота во всех ближайших домах, но и этого показалось мало, так что начали они снимать крыши и раскатывать дома. Кровать Натальи и Никанора вынесли на улицу и сели на нее три старухи, немного уставшие от пляски, но весьма довольные собою. Гудение розового человека становилось все громче, сам он уже вырос до невероятных размеров, заметно округлился и местами начал светиться, впрочем казалось, что люди не замечают его вовсе. Вскоре казалось, что уже весь город здесь, на улице, впрочем от улицы мало что осталось: дома поблизости все дома были разобраны, деревья спилены, огороды вытоптаны, засыпана канава и таким образом получилась огромная площадь, названная много позже Розовой. Тем временем смеркалось и розовый человек все явственней наливался светом, округлялся, увеличиваясь в размерах. Сложно уже было определить, где у него голова или руки. Похожий на воздушный шар он оторвался от земли и парил в паре метрах от земли, освещая розовым светом все вокруг. В какой-то момент, особенно пронзительно загудев, он начал вращаться, вспыхнул невыносимым светом и ускоряясь, по большой дуге направился через небольшой лесок в сторону левого берега. Горожане замерли, все повернув свои головы в сторону розового человека. На глазах их показались слезы, кто-то взмахнул рукой с платком, прощаясь. Долго они стояли так, глядя на запад, где догорал в небе розовый шар. В какой-то момент они вдруг очнулись и не глядя друг на друга начали разбредаться в полной темноте по своим домам. Никанор посмотрел на то место, где ещё утром был его дом, увидел свою кровать под открытым небом, лег на нее, не снимая сапог, и уснул. Наталья же села у стола посреди улицы на оставленный кем-то стул и всю ночь проплакала, страдая по утраченному скарбу, а наверно ещё больше по улыбке розового человека, улетевшего без неё.
Площадь, образовавшуюся в результате странного инцидента, замостили, водрузив аккурат на том месте, где Наталья бросила ведро, постамент, на который хотели поставить памятник кому-нибудь из почтенных жителей города, или даже какой-то знаменитости проезжавшей через Красный город, но никак не могли решить кто же более достоин этого, так что стояла площадь пустой. Никанору и Наталье выделили место под новый дом на левом берегу и, когда окончательно отстроившись и переехав в него, зажили они обычной своей жизнью брала иногда Наталья в руки опасную бритву и, вспомнив слова розового человека, точными движениями сбривала все до единой волосинки у себя под мышками.
--
Красный город стоит на небольшой реке, которая, по странному стечению обстоятельств, тоже называется Красной. Иногда по весне она разливается и тогда жители левого берега Красной, которых и за полноценных горожан никто не считает, сносят все свои пожитки на чердаки, туда же лезут сами, вместе с живностью и сидят там неделю. Впрочем некоторые обзаводятся лодками и вполне вольготно плавают по улицам Красного города. Понятно, хотя и не очевидно, что на улице весна и половодье уже прошло, но некоторая грязь, вынесенная рекой, ещё лежит разводами по сторонам дорог, как впрочем и некоторый, особо слежавшийся снег, так покрытый своеобразной броней из высохшей грязи, что не каждый сможет признать в нем веселые белые хлопья, летевшие ещё в январе.
Розовый человек стоял на пороге Красного города, хотя это сложно определить, ведь дорожный столб с восточной стороны подрыли кроты и он упал по направлению к огромному оврагу, ровно по границе города и губернии. По причине этого происшествия случилось несколько писем из губернских и городских управ, впрочем таких же вялых, как и остальная чиновничья жизнь. Наш герой видит и овраг и столб, который уже принял форму шпалы и первые, если смотреть с его стороны, а со стороны города последние дома горожан. Впрочем здесь от селян их отделяет только четырежды и последний раз, упомянутый столб. Розовый человек смотрит на город и видит то же, что увидел бы любой путник, доведись ему пешком зайти в наш город: дорогу, по обе стороны которой дома, дощатый тротуар на две доски, по которому с ведрами от оказавшегося по близости колодца шла баба, но если приглядеться и отбросить одежду, намотанную невпопад, то вовсе не баба, а упругая девица, вполне сладких лет. На середине тротуара доски прогибались так, что лужа, а точнее уже просто грязь плескала с хлюпаньем во все стороны и бабе-девице приходилось соотносить амплитуду и частоту своих шагов с собственной частотой тротуара и не допускать возникновения прямой связи. Учёный человек бы увидел в этом ещё одно подтверждение мировых законов, но для девицы важнее чистый подол, хотя и путник ей тоже видимо интересен, так как соблюдая амплитудно-частотный баланс она уже несколько раз умудрилась посмотреть на розового человека.
Отметив про себя его уютность, она не могла не удивиться цвету кожи, но тут же вспомнила про негров, которые черны и китайцев. Впрочем не видела она ни тех ни других, зато часто видела Никанора, цвет кожи которого был настолько вне светового спектра что ему не придумали отдельного названия. Впрочем для всего Никанора, вместе с его цветом было название «Битень». Так звали его толи потому что сбил его проезжающий ямщик, то ли из-за того, что сбил он на ярмарке с двух городских картузы одним случайным ударом, никто не помнит. Цвет его был таков, что в любое время года, если он напившись ложился отдохнуть, то сливался с землёй до невидимости. Была ли она после дождя или сухая, песок, суглинок или бурьян, упав на нее — Битень растворялся напрочь. Таким образом розовый человек сразу имел определенную привлекательность для девицы, кою звали Натальей, раз уж мы так пристально ее рассматриваем. Уж розового человека потерять в нашей серости пол-года, да и в буйстве зелени, оставшуюся половину — невозможно. А когда пойдет снег, что не так и часто в последние зимы, то и вовсе он заметен, хотя может и покраснеет от мороза. Наталья, коей муж был, что само собой разумеется, Никанор, уже подходила к самым воротам своего дома, когда краем глаза приметила странное движение. Розовый человек не шёл сам по себе, передвигая ноги, а каким-то непостижимым образом перемещался свободно по дороге. Сегодня можно было бы заподозрить у него хитроумное колесо с моторчиком, где наклонившись вперёд, до максимального угла уже не совсем трезвого Никанора, можно ехать вперёд. Но никакого колеса не было, человек стоял ровно, а про моторчик, Наталья и не слышала, да и не стала бы слушать, если бы ей кто-то начал объяснять. Однако факт в том, что человек, стоявший у столба — снова не обошлось без него — мгновение назад вдруг переместился и оказался в пяти шагах от Натальи. Будь это в сумерках она бы не выдержала и закричала, но белым днём кричать было странно, да и не к чему. Все вокруг было обычно, собака у канавы пыталась найти мясо на вчерашней кости, матерился за забором сосед, дымила печь в доме напротив — опять топили сырыми дровами. Но розовый человек стоял прямо перед ней и смотрел, улыбаясь. Наталья мысленно перекрестилась и также мысленно сплюнула три раза через левое плечо. Человек, конечно же, никуда не исчез, но, как ей показалось, стал ещё ближе к ней. Возможно, не улыбнись она в ответ, ничего бы не произошло и розовый человек прошел бы весь город насквозь и, выйдя у такого же оврага с западной стороны направился дальше, но улыбка сама собой растянула губы Натальи и, хорошо, что не видел Никанор, что на ее щеках появился подозрительный румянец. Забыв про ведро в руке смотрела она улыбаясь, в глаза розовому человеку, а он все ближе и ближе становился к ней, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки.
— Здравствуйте, товарищ, — о боже, какой ещё товарищ, подумала про себя Наталья, что я говорю!
Однако розовый человек нисколько не удивился и произнес:
— Geh und rasiere seine Achseln, Freundin!
Рука Натальи, державшая ведро, разжалась и оно, чавкнув погрузилось в грязь, подол платья, который она только что берегла был безнадежно испорчен, но девушка, не обращая внимания на происходящее вокруг, бросилась в дом, вспоминая где она видела мужнины помазок и бритву. Вспомнив, намылила она перед небольшим, треснутым в двух местах зеркалом, свои подмышки и ловкими движениями, коим бы позавидовал любой самурай, сбрила черную поросль волос, подняв сначала левую, а затем правую руку. Почувствовав небывалую лёгкость захотелось ей вдруг выйти с флагом на улицу, но сначала побежала она в их с Никанором спальню, чтобы обрадовать мужа, который спал после ночной смены, приняв для приятности сна бутыль соседского самогона.
— Вставай, Никанорушка, — сказала Наталья и плеснула ему в лицо мыльной водой.
— Вставай, пора!
Никанор сел резко в кровати и, сначала немного отклонившись назад, ловко спрыгнул на пол. Был он свеж, трезв и даже цвет лица его стал чище. Наталья уже подавала ему белую праздничную рубаху. С улицы послышались голоса и супруги вместе бросились к окну. Из всех домов люди выходили на улицу. Были они нарядно одеты, лица светились от радости. Кто-то нёс уже кумач, обернуть наспех сколоченную трибуну, на которой стоял розовый человек. Показалось Наталье, что стал он выше ростом, да не показалось, а так оно и было. Был он уже на две головы выше любого, кто стал бы рядом.
— Camarades, vous devez vous garder propre, — уже по-французки говорил с трибуны розовый человек. С каждым новым звуком становился он больше, летели из его губ, которые впрочем и не открывались вовсе, разные слова на всех языках мира и становилось всем слышавшим его радостней на душе. Вот вынес уже кто-то гармонь, растянул меха, сам собою образовался хоровод из баб, мужики пустились вприсядку, пытаясь перепрыгать друг дружку. Голос розового человека становился громче, говорил он все быстрей, а если бы кто-то попытался записать то что он говорил, то понадобилось бы ему знание всевозможных алфавитов, в том числе клинописи, иероглифов и ещё бог весть каких значков, придуманных людьми для того, чтобы записывать все, что вылетает у них изо рта. В один момент даже пропел он сольфеджио отрывок из Марсельезы, но так как звуки он издавал все быстрее, то через некоторое время слились они в один сплошной гул, разобрать что-то в котором было решительно невозможно.
Наталья с Никанором давно уже присоединились ко всеобщему веселью, где давно были и чиновники из присутственных мест, студенты, санитары, больные, в том числе неизлечимые, цирковая труппа, дававшая в городе представление, фабричные рабочие, несколько татар, поручик, лодочник, кузнец. Каждый шёл услышать розового человека и нес с собой кто самовар, кто бублики, куриную ногу, окорок, орехи, огурцы, мед или ещё что из съестных припасов, как-то сами собой появлялись столы и стулья к ним, лавки, сундуки, табуреты, все, кто не плясал, рассаживались за столами. Людей прибывало все больше и больше и вскоре улица вся была занята горожанами, вновь прибывшие сначала лезли на деревья, потом на крыши окружающих домов. Несколько мастеровых разобрали ворота в доме Никанора и Натальи, и тут же во двор хлынула толпа, немедля накрывшая столы. Места этого не хватило и также быстро были разобраны ворота во всех ближайших домах, но и этого показалось мало, так что начали они снимать крыши и раскатывать дома. Кровать Натальи и Никанора вынесли на улицу и сели на нее три старухи, немного уставшие от пляски, но весьма довольные собою. Гудение розового человека становилось все громче, сам он уже вырос до невероятных размеров, заметно округлился и местами начал светиться, впрочем казалось, что люди не замечают его вовсе. Вскоре казалось, что уже весь город здесь, на улице, впрочем от улицы мало что осталось: дома поблизости все дома были разобраны, деревья спилены, огороды вытоптаны, засыпана канава и таким образом получилась огромная площадь, названная много позже Розовой. Тем временем смеркалось и розовый человек все явственней наливался светом, округлялся, увеличиваясь в размерах. Сложно уже было определить, где у него голова или руки. Похожий на воздушный шар он оторвался от земли и парил в паре метрах от земли, освещая розовым светом все вокруг. В какой-то момент, особенно пронзительно загудев, он начал вращаться, вспыхнул невыносимым светом и ускоряясь, по большой дуге направился через небольшой лесок в сторону левого берега. Горожане замерли, все повернув свои головы в сторону розового человека. На глазах их показались слезы, кто-то взмахнул рукой с платком, прощаясь. Долго они стояли так, глядя на запад, где догорал в небе розовый шар. В какой-то момент они вдруг очнулись и не глядя друг на друга начали разбредаться в полной темноте по своим домам. Никанор посмотрел на то место, где ещё утром был его дом, увидел свою кровать под открытым небом, лег на нее, не снимая сапог, и уснул. Наталья же села у стола посреди улицы на оставленный кем-то стул и всю ночь проплакала, страдая по утраченному скарбу, а наверно ещё больше по улыбке розового человека, улетевшего без неё.
Площадь, образовавшуюся в результате странного инцидента, замостили, водрузив аккурат на том месте, где Наталья бросила ведро, постамент, на который хотели поставить памятник кому-нибудь из почтенных жителей города, или даже какой-то знаменитости проезжавшей через Красный город, но никак не могли решить кто же более достоин этого, так что стояла площадь пустой. Никанору и Наталье выделили место под новый дом на левом берегу и, когда окончательно отстроившись и переехав в него, зажили они обычной своей жизнью брала иногда Наталья в руки опасную бритву и, вспомнив слова розового человека, точными движениями сбривала все до единой волосинки у себя под мышками.
--
Рецензии и комментарии 0