Сухарь

«Привет, Искорка! Ищет Тебя Полное Одиночество, желающее вспыхнуть радостью в общении с Тобой. Мужское Ты или женское, на первых порах значения не имеет, предлагаю элемент неизвестности, буду разгадывать Тебя постепенно. О себе: русые волосы, но я предпочитаю блонд, поэтому блондинка; серые глаза миндалевидной формы, брови натуральные, естественного вида; нос не любопытный, средней продолжительности; губы полные и розово-коралловые; излишних жировых отложений нет; мне тридцать с „хвостиком“, рост метр шестьдесят восемь. Я новичок в этом сайте знакомств, раньше висела на некоторых, но особых плодов это не принесло. Сюда же вышла по какой-то ссылке. Интересны два основных требования сайта: строго для лиц от тридцати до сорока лет включительно и только виртуальное общение. Задаёшь вопрос самой себе, действительно ли я настолько одинока, что выбираю исключительно сеть. Наверняка есть подвох. Рискну. Иду на авантюру ради Тебя, Искорка.»
Вита ещё раз перечитала послание, оставленное ею в интернет-«ловушке» уже пару месяцев назад. Никто так в неё и не попался. Выдавила горькую слезинку, растёрла капельку по щёчке, встала и подошла к зеркалу, треснувшему однажды от случайного удара по нему тупым увесистым предметом. Вита помнит, каким, но набирать его мобильный не желает. Как и приобретать новое, не искажённое в кусках, отображение. «Сама себе противоречишь». Кривая ухмылка в мгновение исчезла из раскрывшегося рта. В дверь однокомнатной квартирки, в коей разыгрался страшный бытовой беспорядок, дважды позвонили.
-Кто там?-Вопрос, слетевший с уст машинально и направленный, скорее, к самой Полянской. Раннее время, всего-то четыре утра. Ветер завывает за окошком, сучья ветхие ломает, непогода, снег с дождём, срабатывает сигнализация припаркованных во дворе автомобилей — кошмар, да ладно, ведь сон и так не приходил. Ещё одна настойчивая трель. Девушка, единственный жилец на унаследованных со смертью родственника метрах, прижимается вниманием к «глазку». В подъезде ужасное освещение, гаснущее постоянно, но сейчас устойчиво светло, лампа даже не моргает. И не видно никого. Вита вздрагивает от четвёртого звонка, не бросая, однако, наблюдательный свой пункт. Соседская дверь отворяется, оттуда выбегает белый кот, направляющийся к лестнице; останавливающийся и меняющий направление на вход в её квартиру. Пушистик подходит с поднятым хвостом, садится рядышком и явно чем-то заинтересован, тем, что выше его и слева от плеча Виты. Кошачья усатая морда делает полукруг, с лева, по верху и на право, там и останавливается. Что за ерунда? Резкое затемнение. Шорох и возня. Глухой стук по облезлым стенам подъезда. Наблюдающая не может оторваться от происходящего снаружи, приклеенная страхом за судьбу кота, который ей очень нравился своим ласковым ко всем подряд отношением. Снова вспыхнул свет. Там пусто, животное куда-то делось. Спустя секунды возникнув перед смотровым отверстием в качестве подвешенного за шкирку, гневно сопротивляющегося, шипящего субъекта. Кто его держит, непонятно, рука огромная и в чёрной перчатке. Полянская почти готова броситься на помощь. Пальцы незнакомца разжимаются, бедное создание выскальзывает; не коснувшись лапами пыльной бетонной поверхности, страдалец ловким движением схвачен в падении издевательской конечностью за шею. Жертва трясётся мучителем и пытается высвободиться, отчаянно извиваясь и цепляясь когтями за ткань этой, видимо, жёсткой перчатки. Человек выходит из зоны зрительной недосягаемости. Мокрый, довольный представленным зрелищем, противный знакомый и бывший владелец её растворившихся в воздухе громких скандалов, истерзанных чувств. Виктор прислоняется к двери, заговаривая через «глазок» хрипловатым голосом и сокрушительным тоном.
-Открой мне, Вита. Даю слово, убью свидетеля, если не впустишь. Он уже задыхается, трепыхается не так активно.
Полянская по-тихому завыла. Войдёт — без перебранки не уйдёт. Отказаться — выполнит угрозу. Она не сомневается, Есин ненавидит кошек. На сколько замков от него ни запирайся, всё равно общий ключик отыщется. Боль и опасение поддаться его жести вновь переступают порог маленькой загаженной квартирки. Кот зажат в мужских клешнях, Виктор даже и не собирается расставаться со столь действенным способом управления женской сущностью. Есин снял ботинки и уселся на старенький диванчик, положив ногу на ногу. Теперь он поглаживает зверя, собирая шерсть на горько-шоколадное пальто.
-Иду на авантюру ради тебя, Искорка.
-Чего?-Лохматая и непричёсанная Витка, в мятой пижаме с голубыми сердечками, никогда нигде не повзрослеет, так и будет мечтательницей-крошкой, беспечно доверяющей другим свою печаль. А Витя похудел, оброс и чуть не загубил невинного собрата с большими дикими зелёными глазами.
-Соображай в темпе, детка. Ты же оставила объявление на сайте, что я, твой ящик не знаю?
Полянская приподнимает верхнюю губу, подобной мимикой выдавая назревающие отрицательные эмоции.
-Виртуальное общение. И точно не с тобой. Зачем заявился? Да ещё и в реале. Меня разбудил…
-Ты не спала…
-… звонками достал просто.
-Какими звонками, крошка? Мой сотовый вообще в ремонте.
-В дверь, какими.-В остеклённую пластиком лоджию попадает оторвавшаяся ветка; бушующий стихийный дух вырубает электричество; кот выскакивает из капкана человеческих страстей и мчится на кухню, залезая в спасительную щель между стеной и гарнитуром. Есин, ты обезоружен, можно нападать.
-Убирайся отсюда.
Носок ступни Виктора и кучерявая шальная голова покачиваются удивительно одновременно, оказывая на Виту прежний раздражающий эффект. За этим «ансамблем» обычно следует словеса штампующая пасмурность.
-Твой кокон наигранного одиночества личность всецело поглощает. Выберись ты уже из него, войди на стадию имаго…
-Мне тебя физически вышвырнуть за дверь? Ты не мой тип, Есин, прими это за факт. Пожалуйста, беги из моей жизни.-Полянская не врёт, ей хочется иного приключенья, а Витя — просто нудность. Пусть и заводящая местами конфликтами на почве интересов.-Я не хочу твой стиль. Ни в каком качестве.
Насильственно проникший поднялся, сделав шаг к девчонке из сети, где он с ней и повстречался год назад. Вита отступила, убрав ладони в подмышки, закрывшись с диалога проверенным неоднократно методом.
-Хорошо, я уйду. Сиди в своей раковине и дальше, слушай шум бессмысленного моря, омывающего только твою комфортабельную форму жалостливой жизни. Пока, крошка, я вернусь к тебе не раз, зеркало ты так и не сменила, значит, перспектива есть.
Полянская хлопнула, в пределах разумного громыхания, за ним дверью, соседей злить не нужно, засопела, сжала кулаки и побрела к окну, глядеть, как он на улице стоит и мокнет, засунув руки в карманы, слепляя веки из-за обильности осадков, в течение целых десяти минут не отводя заплаканного непогодой взора от рам на третьем этаже. Потом разворачивается и ложится, дурень, на скамейку, надеясь возвратиться в спящий дом. «Может, ты ему действительно важна.»
-Нет, я не позволю себе клюнуть на это позёрство. Умираешь — умирай. Истребляешь — истребляй. Окати меня, одиночество…
Кот ткнулся влажным носом в её щиколотку. Витка улыбнулась. Супружеская чета как-то предлагала девушке «усыновить» порядком надоевшую животинку. Почему бы и нет? Пора бы, наконец, закончить бултыхаться в опостылевшем таинственном мирке и впустить в себя чуть-чуть живого. Полянская взяла мурчащего котика на руки, забралась под одеяло, усадив на грудь кошачью грелку. Уснула она быстро и легко, сказки кот рассказывал умело. Животное же не торопилось предаваться сну, только зевало, широко и продолжительно, дабы чёрный глаз с горящим огонёчком посредине смог вдоволь полюбоваться из кошачьей пасти на новую, пригревшую блуждающую нежить, изолированную от радостей совместного общения жертву, с каждым вздохом которой тварь просачивалась внутрь неё, пожирая проклятое одиночество и даруя взамен проклятие обжорства на взаимность… Вита проснулась счастливейшим человечком примерно через час, вскружила кота, сбежала по ступенькам, огрела промёрзшего до костей Есина страстным поцелуем и… до конца своих одержимых влечением к плодотворному контакту дней разбила немало людских сердец, «избавляя» их самым изощрённым способом от замкнутого состояния. Перед смертью нежить предстала перед ней в чудовищной, чужой и объясняющей неугомонное стремление на паразитическое содействие, красе, и Полянская с последним вдохом поняла, насколько одиночество коварно и… бессмертно. Никто его не нарушит. Никто и никогда не истребит. Особенно ты, влюбившись в него бессознательно.