Лебедь умирает последним

Танец был для меня всем. Я надеялась, что умру танцуя, как птица, лебедь, которого я исполняю в театре. Что умру под аплодисменты, летая, очнусь уже в раю.
Мне стоило огромных усилий попасть в театр. Мне всегда говорили: «у тебя нет такой грации», «недостаточно сильные ноги» или «безобразная осанка». Не то, что у сестры.
Она младше меня всего на год, но лучше на целую ступень эволюции. У нее и достаточно сильные ноги, и великолепная осанка, и лебединая грация. Ее сразу приняли в балетное, говорят, даже комиссия аплодировала. А я поступила с третьего раза.
Может поэтому она белый лебедь, а не я?
Изначально, она не танцевала эту роль. Она пробовалась на Спящую Красавицу. На белого лебедя пробовалась я. А взяли ее. Позвали. Пригласили. Как никогда не пригласят меня.
До ее появления в этой, новой (моей) труппе, я танцевала с Александром. Он понимал меня с полуслова и мне казалось, что мы выглядим вдвоем превосходно, как Тристан и Изольда. На сцене мы были воплощением отрешенно-литературной любви. И я надеялась, что так станет и в жизни. Не то, чтобы я как-то сильно лелеяла эту мечту, но он мне нравился, нравился больше, чем кто-либо.
Но пришла сестра и его взгляд тут же обратился в ее сторону. Они были как два магнита и все недостатки, которые Александр скрывал во мне на сцене, сменились всеми достоинствами моей сестры, которые он подчеркивал.
А ведь балет нравился и вполовину не так сильно, как мне. Ее приоритеты постоянно менялись, мои же были стабильны, а потому я была удивлена и расстроена, когда узнала, что сестра тоже идет в балетное училище. Я уже чувствовала, как она затмит меня.
Так и вышло. Меня поставили ей в качестве запасной на партию белого лебедя, хотя постановщик, не таясь говорил, что мне до нее не допрыгнуть. У меня не было выбора.
Все очень удивились, когда моя сестра стала чувствовать себя хуже и хуже с каждым днем. Она таяла на глазах, становилась слабее и быстрее уставала. Не удивилась только я. Все это – пагубное влияние яда гадюки, который я микроскопическими порциями подсыпала ей в чай. Все ради сцены.
За две недели ей стало так плохо, что постановщик велел мне усерднее репетировать, так что я поняла – меня выпустят на сцену или, по крайней мере, рассматривают такую возможность. Хотя и Александр продолжал пускать воздушно-влюбленные взгляды на ее хрупкую фигурку.
Сейчас моя сестра вместе с мамой сидят в зале. А я на сцене, исполняю партию белого лебедя. Мышцы мои уже горят, пот катится по лицу, но я держусь. Я никогда не была такой сильной, как сестра, но рвения у меня явно больше. Я выдержу.
Александр подходит сзади и поворачивает. Сейчас он отойдет, и я должна буду сплясать самое длинное свое соло в балете.
Музыка подходит к нужному моменту, я уже задыхаюсь, кружится голова. Потолок, сцена, зал и взгляды людей смешиваются в одну массу. Я делаю финальный прыжок, стопы легко касаются дерева.
Я встаю в позу, слышу аплодисменты, свет бьет в глаза. Мышцы ослабевают, я чувствую, как мгновенно я теряют над ними контроль, как молниеносно слабеет мое тело, будто рушится на кусочки. Я падаю быстрее, чем закрывается занавес и бархатные шторки ползут по моей спине.